ПУТЕШЕСТВИЕ С ДЕКАБРИСТАМИ
УЛАН-УДЭ (ВЕРХНЕУДИНСК) – ПЕТРОВСК-ЗАБАЙКАЛЬСКИЙ
(ПЕТРОВСКИЙ ЗАВОД)
За пять вёрст до Верхнеудинска (Улан-Удэ) на Шевелёвой заимке декабристам и охране был отдан словесный приказ о том, как идти через город. Было велено: преступникам, изрядно потрёпанным в походе, принять смиренный вид и не «глазеть» на горожан. Солдатам с государственными преступниками не разговаривать и «показывать свирепый вид». Жёнам находиться от мужей на приличествующем расстоянии.
Однако этот приказ не помешал верхнеудинским дамам с любопытством встречать невольных путешественников и «зевать» на них.
Город Верхнеудинск, по образному выражению Ивана Якушкина, стал «границей» между «дикой страной» и «землёй, обитаемой человеком». «Меланхолическому» Якушкину, видимо, надоело спать в юртах с хахирхаем над головой.
«Из страны совершенно дикой мы вступили на почву, обитаемую человеком, деятельность и постоянный труд которого преодолели все препятствия неблагоприятной природы и на каждом шагу явно свидетельствовали о своём могуществе».
Почва эта «привела» потрёпанных «путешественников» в деревню Пестерёво, основанную русскими старожилами Пестерёвыми и населенную преимущественно староверами, которые гостеприимно и встречали декабристов.
«Часу в третьем пришли в Пестерёво. В первый раз остановились на квартирах».
Предки хозяев квартир, староверы, они же старообрядцы, они же семейские, не приняли реформу патриарха Никона и были объявлены раскольниками. Вместо терпеливого разъяснения в необходимости и сущности исправления церковных книг и обрядов их предали анафеме: сажали в тюрьмы, пытали, морили голодом, сжигали на кострах. Но мученики в своей старой вере были непоколебимы. Тогда решено было отправить раскольников в малонаселённую Сибирь. И потянулись за Урал обозы с семьями: некоторые ехали добровольно, другие в сопровождении солдат. Так преданные старым обрядам люди оказались в Забайкалье. И здесь в долине реки Селенги постоянный, упорный труд семейских преодолел все препятствия неблагоприятной природы. «Они камень делали плодородным», - восторженно отзывался о староверах иркутский губернатор Трескин. Наказанные за веру и бога старообрядцы с большим гостеприимством встречали на своей новой родине людей тоже пострадавших от власти, но за мечту о свободе.
И многие из декабристов в знак благодарности оставили самые тёплые воспоминания о гостеприимстве этих людей.
«Когда мы подходили к Тарбагатаю, нам навстречу вышла пропасть народа», - запомнил Александр Беляев.
«Столица» староверов Бурятии Тарбагатай, часто произносимая местными как Тарбатай, расположена на речках Куйтуне и Тарбагатайке, сливающихся у этого села и затем впадающих в Селенгу. Село это, впрочем, как и другие семейские поселения, чистое, опрятное и большое. Много новых домов. Избы старообрядцев – высокие деревянные дома, с «приподнятыми» окнами. Все постройки с фасада закрыты высокими, глухими заборами, для нас оказавшихся заплотами. Ворота и ставни изб, как правило, красиво украшены орнаментами и расписаны цветными красками. «Здесь, говорят, даже грязь чистая».
«Избы и дома не только красивы углами, но и пирогами. Хозяйка наша Пестунья Петровна угостила нас на славу щами, ветчиною, осетриною, пирожками и кашицами от всевозможных круп от гречневой до манной и рисовой», - вспоминал гостеприимство староверов Андрей Розен.
Иван Якушкин запомнил наряды семейских: «Жители староверческого села Тарбагатай вышли к нам навстречу в праздничных своих нарядах. Мужчины были в синих кафтанах, а женщины в шёлковых сарафанах и кокошниках, шитых золотом».
Владимир Штейнгель подметил, что их поход был чуть ли не праздником для местных крестьян. «Не случайно, несмотря на горячую пору, так как страда ещё была не завершена, семейские крестьяне из боковых деревень нарочно выезжали с бабами и девами разодетыми нас посмотреть. В Десятниково нам досталась хорошая квартира у радушного хозяина».
«В Мухоршибири женщины ходили мимо окон, чтобы посмотреть на нас».
Но бывали и не радушные исключения.
Однажды Михаил Бестужев, видимо, пожалел, что ночевал не в юрте. «В Мухоршибири была самая блистательная встреча. Весь живой люд толпился к нам и мы, смешавшись с толпою, вошли в деревню… После скорого перехода устали и для отдыха получили тесную дурную квартиру. Тараканов бездна. Тараканы сыпались, как дождь и один заполз в ухо – ужасно неприятно».
Но это однажды. А в целом это была лучшая и наиболее интересная часть «путешествия»: баловливая погода, внимание старообрядцев, вкусная еда и очарование окружающей среды, особенно в бассейне реки Селенги: виды, виды, виды!
«Особенно великолепны берега Селенги… Иногда глазам нашим представлялись развалины старинных зимовок самой фантастической архитектуры. Это были прибрежные скалы, до такой степени красиво расположенные, что мы невольно предавались обману зрения и, подходя к ним, старались отыскивать вопреки рассудку следы архитектурного искусства каких-нибудь древностей, может быть допотопных обитателей этих стран.
Бархатные луга по обоим берегам реки испещрены миллионами разного рода цветов, которым не отказали бы места в оранжереях, и ароматические травы распространяли повсюду благоухание в воздухе и казались обширным искусственным садом. Растительность была изумительная». Такими сказочными сравнениями запомнились берега Селенги Николаю Басаргину. Басаргина можно дополнить и тем, что бархатные луга Селенги не только были испещрены миллионами разного рода цветов, но «украшены» валунами и каменными нагромождениями самых причудливых фантастических форм, отполированных солнцем, ветром, дождём и снегом.
Этой реке, обеспечивающей половину притока воды в Байкал, повезло: она на всём своём протяжении и в Монголии, и у нас оказалась не перекрытой плотинами. Хотя попытки были. И, слава богу, что красоту здесь оценили дороже электроэнергии. Ведь такая красота, которой любовались и декабристы и мы, располагала к мечте, порождающей веру и воображение.
Красивые благодатные земли со всей своей богатой растительностью, животным миром и недрами; прозрачные речные, озёрные и морские воды со всеми её множественными ресурсами; целебный воздух и пейзажи Европы, Азии и Северной Америки – это всё Россия первой половины XIX века.
Россия первой половины XXI века поубавилась в территории и частично потравила землю, воду и воздух. Потравила основу жизни.
Но мечта в том и заключается, что и сейчас не поздно начинать политику красоты, здоровья, вдохновения и мира, которая на все времена стала бы бессмертной.
Продолжение курса на разоружение и конверсию. Это не только путь к миру и доверию, но и возвращение в упавшую экономику России внешних инвестиций и инноваций.
Лучшие в мире пути сообщения, которые и декабристы ставили на первое место.
Энергосберегающие безопасные технологии. Повсеместные очистные сооружения. Рекультивация полигонов и свалок промышленных и бытовых отходов на уровне австралийского Мельбурна, где на таких почвах построен комплекс олимпийских спортивных сооружений.
Постепенный отход от сырьевой экономики. Ведь мы даже не знаем, сколько же веков или десятилетий будут кормить российские недра наших детей, внуков и правнуков.
Мечты!? Так многие же из декабристов были мечтателями. А чтобы мечта о самой экологически чистой в мире стране стала явью: привлечь к руководству государством талантливых людей, которых декабристы называли «вашингтонами».
***
Для нас Улан-Удэ тоже стал некоей виртуальной границей. Но не между «страной дикой» и «землёй, обитаемой человеком», как у Якушкина, а между «страной гостеприимных пятниц», помогавших нам в путешествии, и «землёй настороженных робинзонов», к которым мы отнесли староверов. Спросите: причём здесь «пятницы» и «робинзоны»? А притом, что Даниэль Дефо, «пославший» в очередное путешествие Робинзона Крузо, направил его из Пекина домой вместе с караваном московских купцов именно через эти земли.
Берега Селенги, как и во время путешествия декабристов, по-прежнему великолепны. Они, также как и в то время, «покрыты» бархатными лугами, украшены скалами, валунами и каменными нагромождениями. Как и прежде берега насыщены изумительной растительностью. Но обитаемые на этой райской земле семейские уже не прежние: они утратили свою природную гостеприимность. Даже в Тарбагатае нам никто не открыл дверь.
Зато гостеприимным оказался учитель местной школы Болотников Константин Иванович. Он и пригласил нас к себе домой.
- Сейчас самовар поставлю. А вы пока сметаны с хлебушком покушайте.
И хозяин положил на круглый стол, стоящий посреди просторной комнаты, застланной цветными половиками, душистый пшеничный хлеб и поставил кринку со сметаной, в которой, как было видно, «ложка должна стоять».
- И полистайте альбом с фотографиями нашего села. Где, спрашиваете, хозяйка? Хозяйка с детьми на сенокосе.
Кипящий самовар принесён, и мы обратили к учителю и чаю всё наше внимание.
- Село Тарбагатай старинное и большое. У нас даже тюрьма своя была. А с середины прошлого века (XIX века) ежегодно проводилась Тарбагатайская ярмарка. У нас в школе есть уголок об истории Тарбагатая. Первоначально была возведена православная Зосима-Савватеевская церковь. А когда здесь поселились старообрядцы, они построили старообрядческую часовню.
В селе снимался эпизод фильма «Потомок Чингисхана». Поскольку здесь обитало исчезнувшее племя меркитов, входящее в империю монголов. - Константин Иванович замолчал, посмотрел в окно и спросил:
- Когда подъезжали к селу, гору «Спящий Лев» видели?
- Да, - хором ответили мы. - Гора действительно похожа на спящего льва.
- Так вот, «Спящий Лев» - памятник природы. Мимо него следовал в Даурию протопоп Аввакум. - И Болотников вернулся к истории Тарбагатая.
- В тридцатые – сороковые годы (XX столетия) у нас здесь было разрушено более восьмидесяти старообрядческих храмов и часовен. Сейчас осталась одна старообрядческая церковь в селе Новый Заган Мухоршибирского района.
Вон соседи мои Кондратьевы ходят теперь в молельный дом. Старые обряды соблюдают. Крестятся двумя перстами. В доме у них висит икона «Спасителя». По-прежнему ведут здоровый образ жизни. У них под иконой на полочке уже много лет стоит запечатанная бутылка водки…
От другого Кондратьева, священнослужителя, живущего на Аляске, я получил ответ на вопрос: почему староверы утратили свойственное им гостеприимство?
«С Забайкалья я, оттуда выходец. Рождения советского. Мне нынче 53. Родился в Амурской области в 1936 году. В сорок пятом большая беда на староверов обрушилась. Репрессировал Сталин всех мужиков деревни нашей. И отца моего – тоже. И вот мать с шестью ребятишками бросилась в Манчжурию, от погибели подальше. Так и начались наши скитания. Да ничего. Выжили, не пропали. Своих детей вырастили. Веру бережём…
Откупила община у штата 640 акров земли таёжной. Двадцать первый год уже и живём на ней. Рыбалкой занимаемся. Катера строим. Главное только – чтобы стремление к труду было. Тогда нигде человек не пропадёт. И чтоб вера была».
Результаты труда семейских и мы видели во время путешествия. Золотистые пшеничные поля. Ржаные поля «горячего» цвета. Розовые «ковры» гречихи с пасеками на краях. Добротные селения с запоминающейся архитектурой. Чистота и порядок. И всё как-то надёжно и в ладу с окружающей средой.
В Тарбагатае, как и декабристы в Чите, мы разделились на две группы. Одна группа на теплоходе поплыла вверх по Селенге в Новоселенгинск на «встречу» с Торсоном и братьями Бестужевыми. Другая группа - на велосипедах продолжила путешествие с декабристами в Петровск-Забайкальский (в Петровский Завод).
Пожалуй, эта часть путешествия и у нас, и у декабристов была самой приятной во всех отношениях: асфальтовое покрытие дороги, которого во времена декабристов, естественно, не было, волшебные места для отдыха, отлогие подъёмы в горы и спуски с них и часто встречавшиеся опрятные селения оставили впечатление лёгкой велосипедной прогулки. Я даже не обратил внимания на то, что на правой педали велосипеда Лерыча вместо гайки на клин намотан кусок медной проволоки.
Легко преодолели перевал Мулёвка. За перевалом въехали в село Десятниково, основанное крестьянами Михалёвыми и звавшееся ранее Михалёвкой. Перебрались через Барский перевал, оправдывавший своё название, так как наверху раскинулись богатый вековой лес и село Бар. Потом два перевала Заганского хребта. И Мухоршибирский перевал с селом Мухоршибирь, где нас «встретил» закрытый магазин с табличкой «хлеба не будет до семнадцати».
Мухоршибирь запомнилась и декабристам: «самой блистательной встречей с местным населением и впервые выпавшим снегом в ночь с 15 на 16 сентября».
Ещё одно на нашем пути семейское селение Хонхолой расположилось в очаровательной Тугнуйской долине Заганского хребта с её столбами, «гудящими» камнями и реликтовыми абрикосами.
Последнюю ночёвку перед Петровском провели за Хараузом у кустарника, через который протекал чистый шаловливый ручей. Из-за сопок показалась сонная луна. Поставили пахнувшую дорогой палатку, разожгли уютный костёр, попили чайку из кружек, в них напиток вкуснее, поболтали, как декабристы и забрались в спальники. Спали плохо. Всю ночь вокруг палатки ходили лошади. А пастуха не было слышно. По очереди высовывались из палатки и громко кричали «Но!». Но лошадям, видимо, пастись рядом с нами нравилось. Поэтому, во избежание неприятностей, мы все продукты, включая банки с тушёнкой, положили под головы.
Утром быстренько сварили рисовую кашу, поделились ею с лошадьми и покатились вниз в Петровск-Забайкальский по длинному спуску, зажатому с обеих сторон сопками и «охраняемому» рядами стройных «подмосковных» берёз. При въезде в город ориентировались на заводскую, кирпичную, четырёхугольную трубу, плотину и пруд, образовавшийся в результате перекрытия речки Мыкырт. Недалеко от них должен находиться декабристский некрополь.
Декабристы входили в Петровский Завод с пением Марсельезы. Из газет и журналов, выписываемых староверами, они узнали о революции во Франции.
Последняя запись в дневнике Михаила Бестужева:
«22 сентября. Днёвка (в селе Харауз – авт.). Трубецкая и Нарышкина приехали из Петровского Завода встретить мужей. Волконской ещё раньше разрешили сопровождать своего мужа.
23 сентября. Последний переход до Петровского Завода, 28 вёрст. Дорога вела в междугорие и теснины. При вступлении в Завод высыпало множество народа. У дома Александры Григорьевны (Муравьёвой) все наши дамы стояли у ворот.
С весёлым духом мы вошли в стены нашей Бастилии и побежали смотреть наши тюрьмы. Я вошёл в свой номер (№40), темно, сыро, душно. Совершенный гроб!»
***
По окончании перехода декабристов из Читинского острога в новую Петровскую тюрьму комендант Лепарский направил рапорт о примерном усердии во время перехода государственных преступников главного Тайши Хоринских бурят Джигжита Дамбою Дугарова и управляемого им племени.
Император приказал наградить Тайшу Дугарова золотою на Аннинской ленте медалью с надписью: за усердие, для ношения на шее, а Хоринскому роду бурят изъявить признательность начальства.