Три миниатюры

Александр Бруклин
***
Недавно были с супругой в гостях у её эстетствующей подруги. Сидели за столом, как полагается, пили чай.  Подруги делились накопившимся сокровенным. Я с нескрываемым любопытством разглядывал обои напротив.
- Ты представляешь, я своего тут спрашиваю, кто лучше выглядит – я или она?
Я повернул взгляд в направлении, указанном чашкой чая. Там на стене висел то ли постер, то ли календарь, на котором в задумчивой позе красовалась известная актриса, уже в годах и мудростью во взгляде. Подруга была ей почти ровесница. Немногим за сорок, но по-прежнему хороша. К чему за жизнь привыкла, да и старательно следила за собой, ухаживала за лицом, сохраняла фигуру.  И конечно тоже творила.
Я невольно стал разглядывать – то актрису на фото, то нашу подругу,  сравнивать двух красивых женщин, мысленно пытаясь тоже поучаствовать и определиться в этом вопросе.
- Так он, что ты думаешь, завис, помолчал с минуту, а потом начал мне говорить, что я моложе, и фигура у меня лучше, что я элегантнее, а у неё уже глубокие мимические морщины и взгляд потухший.
Чуть позже по пути домой я молча вел машину и смотрел на дорогу.
- Скажи ка мне, дорогой, и почему это ты весь вечер так пялился на Лену? Уж не влюбился ли ты, муженек?
- Ну, я так был увлечен вашей беседой, что тоже решил поучаствовать в том опросе. Про то – кто на свете всех милее? Вот и разглядывал - Лену и фото на стене. Так и не понял, муж ей столько комплиментов отвесил, и за что она его весь вечер идиотом обзывала?
Жена безнадежно вздохнула.
- Да, вы мужики, похоже, все идиоты! Он должен был сказать, что она – его любимая жена, что она единственная на свете, что он никого больше не замечает, и никакие актрисы даже рядом не стояли.
Когда она закончила свою гневную тираду, как-то так недвусмысленно повернулась ко мне. В салоне повис немой вопрос.
Я со всем вниманием уставился на дорогу и аккуратно вел машину. Мы ехали домой.

*** 
Выйдя из дома я опять увидел того пса, что вероятно жил в соседнем подъезде и часто встречался мне во дворе. Пес, как всегда садился и молча смотрел на меня. Он никогда не реагировал на мои слова, на призывы пойти со мной, не брал угощения. Игнорировал даже колбасу.
Сегодня, идя к машине, находясь в хорошем, никем еще не испорченном, утреннем настроении, я поприветствовал знакомого пса. Он по обыкновению сел и уставился на меня.  Я не особенно спешил, остановился.
- Ну, привет, как тебя? Шарик? Тузик?
Пес сидел молча почти без движения. Он смотрел на меня своим обычным странным взглядом, в котором читалось как будто, что это не я, выйдя из подъезда большого жилого дома, где по тротуарам постоянно ходят люди, встретил одинокого пса. А, что это он во дворе своего собственного многоэтажного дома вдруг опять встретил этого странного субъекта, постоянно пытающегося с ним заговорить на незнакомом собаке языке.
- Ну, Трезор! Нет. Тогда может быть Джек?
- Его зовут Мартин, - услышал я за спиной. Мимо прошел мужик из соседнего подъезда. Пес неторопливо встал на четыре лапы и неспешной, как у хозяина, походкой пошел рядом.
Отойдя несколько шагов, пес оглянулся на меня, задержав взгляд чуть дольше, чем чтобы просто оглянуться. Потом поднял морду к хозяину. Тот тоже посмотрел на своего пса и что-то ему сказал. Они удалялись. А мне представился их короткий разговор.
- Хозяин, этот тип постоянно пристает ко мне, то колбасу сует, то называет странными словами.
- А ты не общайся со всякими проходимцами, кто его знает, что у него на уме.

***
Наконец-то закончилась рабочая неделя. Проснувшись в субботу позже обычного, я некоторое время лежал и думал, как с удовольствием провести выходные. Вариантов было множество. Пить пиво, ничего не делать и смотреть телевизор. Пить пиво, смотреть телевизор и жарить свои любимые котлеты. Пойти в гараж и там с мужиками пить пиво.
В таком вот благостном настроении я вышел из спальни. Меня встретил необычно яркий дневной свет, и гостиная как будто была отчего-то пуста и неуютна. Да. У окна стояла стремянка, и на окнах не было штор.
Всем известна эта непонятная страсть женщин периодически стирать шторы и тюль.
- Дорогой, ты не поможешь мне их снять в спальне и в детской. Потолки такие высокие, я с трудом достаю. В гостиной я уже сняла и запустила в стиралку. Кстати, вытащи гладильную доску из шкафа,  она там – за пылесосом, мне тяжело.
Пиво, гараж и котлеты безнадежно рассеивались в бледном свете незашторенных окон.
- Слушай, да зачем их стирать-то? Висят себе и висят. Какая грязь?
- Ой, да ты не представляешь, сколько в них пыли скапливается.
- Ну, так стряхни пыль, пропылесось их в конце то концов. За каким чертом их снимать-то каждые полгода? А гладильная доска зачем? Машина отжимает хорошо, повесь их сразу влажные, отвисятся и все дела.
- Ты никогда не хочешь мне помочь. Тебе дай волю, ты грязью по уши зарастешь. А шторы, когда постираешь, в комнате такая свежесть!
- Да какая там свежесть? Это запах твоего стирального порошка, которым потом дышать всю неделю, пока не выветрится.
Лезть спросони на стремянку даже не позавтракав, очень не хотелось.
- Короче, не спорь, иди, снимай шторы. Первая партия уже достиралась. Пора следующие запускать.
- Ну, дай хоть чашку чаю выпью.
- Пока тебя дождешься, полдня пройдет. Мне еще гладить. Я что, до ночи должна с ними возиться?
Я по опыту знал, что после глажки, уже поздно вечером, когда начнется футбол или интересный фильм, мне придется вешать эти самые шторы обратно. Вешать, правильно развернув крючки. А если перепутаю, то перевешивать. Ну, вот какого же лешего всё это? В самый приятный выходной день – в субботу.
- Ладно, ладно! Уже иду.
Понимая неотвратимость и бесполезность происходящего, я полез на стремянку. Всё мое мужское сознание бунтовало. Нужно было как-то оправдать эту бесполезную работу, извлечь хоть какой-то здравый смысл. Выходной пропал однозначно.
- Иду уже, иду, - но сдаваться просто так без боя не хотелось. – Ну, хорошо, хорошо! Раз уж у тебя есть эта неизлечимая потребность в бесполезной регулярной стирке этих штор, то можно я хотя бы иногда – ну хоть иногда – буду вытирать о них руки?