Эта книга для людей любого возраста, профессии и верований. Религия не случайно отождествляется с миром культуры, по содержанию они неотличимы. Недаром легендарные посланники киевского князя, испытывая веру у разных народов, прониклись вначале красотою храма… Но в виде храма человек воплотил и мечту о бессмертии.
Храм – это образ мирового древа, о плодах которого бог с ревностью и предостережением сказал, что если сорвут их с ветки, то будут как один из нас, то есть, богами… Возможно, вкусить плоды удастся поколению, идущему за нами…
Смысл религии не в утешении и не в унижении, нов пробуждении мысли, чувства, деятельности, в доверии к жизни.
Каждая из религий дает свой вариант объяснения, но ни одна из них не претендует на владение всей истиной. И чем яснее будет понимание этого, тем терпимее, с большим состраданием мы будем относиться друг к другу.
То, что между холодноватыми безднами прошлого и будущего так упрямо и мужественно, с очевидным ощущением цели плывет ковчег человечества, разве не наполняет душу причастностью к великой тайне… К тайне, в которой как цвета радуги на небе так ясно различимы и счастье, и драма – весь спектр бытия.
И может быть, уже давно на борт ковчега вернулся голубь с миртовой ветвью в клюве, но нам не хватает ясности ума и времени, чтобы его заметить…
Время наши понятья не стерло,
Нужно только поднять верхний пласт,
И дымящейся кровью из горла
Чувства вечные хлынут из нас.
В. Высоцкий.
Как будто предки, создавая храм, и за себя и за нас перед будущим замолвили слово.
Хлеб, стр. 60
АЗБУКА ХРАМА
Любил я в детстве сумрак в храме,
Любил вечернею порой
Его, сияющий огнями,
Перед молящейся толпой.
Любил я всенощное бденье,
Когда в напевах и словах
Звучит покорное смиренье
И покаяние в грехах.
Безмолвно, где-нибудь в притворе,
Я становился за толпой,
И приносил туда с собой
В душе и радости и горе.
И в час, когда хор тихо пел
О «Свете тихом», – в умиленье
Я забывал свои волненья
И сердцем радостно светлел…
И.А.Бунин
Тема, которой посвящена эта книга, не проста. Размышлять о ней – трудная, но благодарная душевная работа, важная и для взрослых, и для детей. Книга написана музейным сотрудником, работающим в заповеднике «Танаис». Один из крупнейших на юге России, заповедник объединил в своих границах памятники истории и культуры нескольких тысячелетий многих народов. Камни палеолита, алтари античности, керамика средневековья, народная архитектура старинного хутора Недвиговки – пласт культуры на заповедной территории огромен, неисчерпаем, загадочен. И все в оправе изумительной по красоте природы…
Древние характеризовали подобные территории как гений места, полагая, что их отличает присутствие своего индивидуального природного бога – Genius loci. Я бы добавил и бога исторического: почти беспрерывное на протяжении тысячелетий биение пульса жизни здесь поразительно, разнообразие и бесконечность ее почти ощутимы…
Жизнь однозначна только в речах политиков, на страницах плохих учебников и в человеке, больном ненавистью. Реальность жизни – это фейерверк цвета, мимолетных мелочей и вечных тем, многим оттенкам которых человечество и слов-то для обозначения не придумало. Но то, что обрело имя в многовековом опыте цивилизации – песня, поэзия, искусство, архитектура, вещи в руках гончара – свидетельствуют о любви и чуде.
И общим для всех народов, передававших эстафету оптимизма из одной эпохи в другую, был образ храма.
Исторические традиции, преемственность ярче видны в культуре, всегда преисполненной страсти, открытости и добра. Политика же рядится в мундир, в лозунг, она не терпит полутонов и живого языка, и в отличие от культуры, обращенной к личности, она обращается к толпе. Отсюда язык…
Античный храм, православная церковь, католический костел, мусульманская мечеть, баптистский молельный дом, иудейская синагога, буддийская ступа… Нет в человеческой культуре образа, с большей полнотой воплотившего в себе драму и мужество человека. Человека, вдруг осознавшего, как необыкновенен и огромен мир, как исключительно бытие его на земле…
Образ храма в его историческом духовном и культурном аспектах чрезвычайно сложен. О нем не рассказать и в десятках изданий. Поэтому здесь изложены лишь общие принципы, доступная схема, помогающая тем, кто переступает порог храма, сориентироваться в его сложнейшей структуре.
Без этого знания для нас останется недоступной отечественная история и мировая культура, поэзия и музыка, традиции, предания, обряды и язык этого удивительного диалога человека о круге вечных тем…
Храм – это набросок великой тайны жизни и смерти. И когда внуки наши придут к простой мысли о единстве всего живого на корабле Земли, плывущей во Вселенной, – единстве по духу и крови, в прошлом и в будущем, набросок обретет ясность и смысл величественной картины.
Останется ли человек-личность главным ее героем, изменятся ли цвета любви, доброты и счастья? Не знаю! Пусть не покинет вас надежда.
Глава I.
И, переходя к человеку, как бы ума лишаюсь от удивления и не могу понять, откуда в таком малом теле столь высокая мысль, способная обойти всю землю и выше небес взойти. К чему привязан тогда ум тот?
Как исходя из тела проходит он сферы одну за другой, проходит воздух и минует облака, солнце, месяц и все пояса и звезды, эфир и все небеса, и в тот же час оказывается в своем теле?
На каких крыльях он взлетел? Каким путем прилетел?
Из Шестоднева Иоанна Экзарха Болгарского. IX в.
В одной из недавних экспедиций маленький наш отряд остановился поздним вечером на окраине поселка Несвитай у разрушенной церкви. До заповедника пути оставалось совсем немного, но поездка по накаленной солнцем степи, проселочные дороги и барахливший двигатель музейного автобуса вконец измотали нас, и, наскоро поужинав, не разбивая палаток, мы улеглись на спальниках среди пыльной звенящей травы.
Проснулся я ночью, долго лежал, прислушиваясь к тишине, не понимая, что же могло встряхнуть спеленатое усталостью тела.
Звездное небо было прозрачным, легко различимым до окраин вселенной. Мир жил своей загадочной для людей жизнью, и как мне представлялось – торжественной и праздничной…
Я подошел к храму. Под ногами хрустел битый кирпич и гравий, сквозь проемы окон и выщербленных стен видны были звезды. Вертикаль колокольни и огромный парус свода размывались лунным светом, громада храма казалась невесомой…
«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое…, – вспомнил я из далекого детства шепот бабушки, когда уложив спать внуков, она на коленях перед иконами о чем-то советовалась и рассказывала святым, – …хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши…» В зыбком свете лампадки я видел строгие внимательные лики и засыпал с уверенностью, что все будет хорошо.
Скользнула тень по звездной россыпи – с тихим звуком качнулась ажурная полуоторванная решетка оконного переплета… Почему нет в душе ни настороженности, ни страха, обычного, когда человек бродит по развалинам?!
«Может быть, жизнь храма, роднившая когда-то жизнь человека с вечностью, не ушла, – думал я, – а лишь отступила в сумрак сводов, в ниши кирпичных стен… Стоит зажечь свечу и произнести слова молитвы, и роспись монументальных фресок вспыхнет цветом, зазвучит музыка… Странное, недоступное достоинство этой архитектуры, и в развалинах сохраняющей величие, простоту, доверчивость и тайну.»
Средоточие духовной жизни: прод сводами храма крестили вступающих в этот мир, благословляли молодых и поминали умерших; здесь находило утешение горе и освящалась радость, и звучали в проповедях призывы к милосердию и святости хрупкого чуда человеческой жизни – ценности, которыми определяется гуманизм любого мировоззрения,
Иной мир, почти забытый нами, гонимый и презираемый долгие годы, но под пеплом таящий огонь многовековой культуры, способны обогреть надеждой, дать смысл существования и одному человеку, и целому народу.
Здесь вспомнишь, что мир жив не одним тобою, и то, что ты в нем есть, подготовлено трудом многих поколений, сохранивших трепещущее на ветрах бытия пламя жизни и мечту о бессмертии, воплотившуюся в образе храма.
Что за чувство?! Почему эти мгновения важны чрезвычайно? Чем важны? И как обрести человеческий масштаб этой тайны?
«Там, где прохожий видит лишь красивую часовню, я оставил память о светлом дне моей жизни. Этот хрупкий храм (никто об этом не знает) есть математический образ дочери Коринфа, которую я любил столь счастливо. Он верно воспроизводит пропорции ее прекрасного тела,» -писал Поль Валери.
Церковь – место, здание для христианского богослужения, храм, Божий храм.
Даль. Толковый словарь.
Кому Церковь не мать, тому Бог не отец.
Русская пословица.
Греческая этимология слова «храм» восходит к понятию «священная ограда»; «церковь» определяется как «собрание народное» или «место собраний».
Архитектура храма – универсальный язык культуры, за каждой его деталью опыт тысячелетних традиций, архитектурных кодексов разных времен.
Выбор места для строительства храма, его размеры, название, архитектурный образ, характер росписи и стиль интерьера определялись религиозными, политическими и художественными идеями времени. Для первых храмов Руси восточно-христианский и византийский прототип несомненен. И как чудо – та стремительность, с какой религиозное искусство (зодчество, иконография, музыка) развились в совершенно самобытные, удивительные художественные формы. Главный храм России, Успенский собор в Московском кремле, строился в 1485 г. итальянцем Аристотелем Фиорованти по образцу Успенского собора во Владимире – Владимирский собор был прославленной святыней, московский же государь Иван III считал себя прямым наследником владимирских великих князей. Возвели новый храм «высоко полуторою сажению выше Володимерской святыя Богородицы».Возвышение Москвы как политического центра Московского великого княжества диктовало масштабы и размах. Пятикупольный Успенский собор, соединивший в себе элементы древнерусского храма и итальянского ренессансного дворца («палатным образом построен» – отметил летописец), оказал огромное влияние на равитие русской архитектуры.
По летописным терминам деревянные церкви «ставили», а в отношении каменных летописи сообщают – «возведена», «создана», «заложена». «Той же 1471 года зимой повезли камень на Москву на создание церкви пресвятой Богородицы…», «задумали церковь воздвигнути».
Возможно, сосуществование местного деревянного плотницкого искусства с его многовековыми традициями на Руси и каменного зодчества, принесенного вместе с христианством из Византии, создало условия для столь необычной, удивительной храмовой архитектуры. К концу XVII века – времени возведения первых каменных храмов на Дону – композиционное многообразие храмов уже имело свои национальные традиции, корни и образцы.
Талант и вкус архитектора определяли и выбор образца: формы украинского барокко прочитываются в силуэте Войскового собора в Старочеркасске, с византийскими прообразами связан вознесенский кафедральный Войсковой собор в Новочеркасске; блестящий образец русского классицизма – церковь Успения Богородицы в станице Калитвянской, древнерусские традиции и каноны храмового зодчества запечатлены в образе церкви Успения Богородицы в хуторе Недвиговка.
Обязательная «типовая деталь» в церковной постройке – крестовый план со сводчатым или купольным покрытием. Символика креста повторяется и во внутреннем пространстве храма.
Внешний объем храма, составляя единый ансамбль, делится на несколько частей: апсида, храм, трапезная и колокольня. Хотя иногда бывает, что колокольня строится отдельно от церкви – рядом или чуть поодаль (колокольня собора в Старочеркасске, Ростовский кафедральный собор). В допетровской Руси такой порядок был правилом, позже – исключением.
В восточной части храма выступающая часть – апсида, место алтаря – святыни храма. Они могут быть полукруглыми или гранеными, одночастными или трехчастными и составлять порой значительную часть в общем объеме храма (например, в церквях Рождества Богородицы в Малом Мишкине, Марии Магдалины в Мелентьево). Академик Д.С. Лихачев замечает, что обращенные алтарями на восток, храмы как бы движутся навстречу солнцу. С востока встает солнце, оттуда ожидается второе пришествие Христа, там же находится рай. В могилу христианина положат головой на запад, в ногах водрузив крест, чтобы он по воскресении лицом мог встретить грядущего с востока Христа. В восточном «красном» углу дома развешивались иконы. Святая земля – центр мира с горой Голгофой, местом распятия Христа – находится на востоке, оттуда получили начало вера и церковь.
Среднюю часть храма покрывает купол – это небо, в обозначение того, что «в храме стоящие на небеси стояти мним». Купол – средоточие здания, главный архитектурный и смысловой акцент храма. Появление купола в христанских храмах в V в. н.э. в Малой Азии переориентировало развитие архитектурного пространства ранних церковных зданий – базилик с горизонтального в вертикальное, что более соответствовало идее триумфа новой религии, создавая, по определению философа Е.Н. Трубецкого, «идеал мирообъемлющего храма, в котором обитает Сам Бог и за пределами которого ничего нет».
В количестве куполов храма свой код, своя символика: один купол знаменует единство Бога, совершенство творения; два – соответствуют двум единствам Бога-человека Христа; три – Бог в своем троическом единстве; четыре – Четвероевангелие, четыре стороны света. Самый распространенный тип храмов – пятикупольный, где средний возвышается над четырьсмя другими; они – символ Христа и четырех евангелистов. Семь куполов знаменуют семь таинств Церкви…
Венчаются купола храмов крестами, чаще всего, четырехконечными с ладьевидными полукружиями в основании. Это древний вид креста, символика его идет от представления о храме как корабле в волнах первоначального хаоса – океана, полукружие означает якорь – надежды, успокоения в небесном царстве, он символ остановки, покоя, спасения в бурю. В целом архитектурная динамика храма – это стремление ввысь. Столетиями совершенствовалась форма от горизонтально воспринимаемых храмов античности до взмывающих в небо башен и куполов – прообраз живого Древа жизни. Взгляните, как сложны, дробны архитектурные формы верха храма: многоглавие, ярусы, декоративные кокошники, полуколонки, арки, вереницы окон, пламявидные символы… «Завершение храма – как бы огненный язык, увенчанный крестом и к кресту заостряющийся… над храмом есть иной, подлинный небесный свод, который напоминает, что высшее еще не достигнуто земным храмом, для достижения его нужен новый подъем, новое горенье, и вот почему снаружи тот же купол принимает поджвижную форму заостряющегося кверху пламени"» (Кн. Евгений Трубецкой. «Умозрения в красках».)
В дождливый холодный июльский вечер я увидел Кельнский собор. Поезд подполз к подножию храма и замер. Над переплетом из стали и стекла здания вокзала храм возвышался сказочным исполином, напомнив мне иллюстрации Г. Доре к путешествиям Гулливера, где добрый великан осторожно перешагивает кварталы, заглядывая в переулки и дворы…
Город Кельн – это Кельнский собор. Я бродил вокруг храма ранним утром, город еще спал, и храм на пустынной площади был похож на монаха, безнадежно ждущего подаяния от равнодушного человечества. Не для себя – он казался посланником иного мира, пытающегося о чем-то поведать… Ночью яркие огни и шум толпы сковывали его подножие, Храм поднимался в темное небо. Статуи апостолов и мучеников в нише портала были обращены взорами вверх, будто призывали вернуться…
Днем храм был богом – все пространство обращалось к нему: улицы, фасады домов, люди… Часть его была в решетке строительных лесов, слышны были стук молотков и голоса – казалось, что строители, начавшие возводить его в далеком средневековье, увлекшись, забыли о повседневных заботах и затерялись в высоте, продолжая заниматься своим вечным делом.
«Храм – это лестница в небо, – подумал я, – это жажда духа, порыв людей объясниться с богом или с небом на языке добра и надежды, моление о бессмертии... Нет, не об абстрактном бессмертии целого… В конце концов каждый обречен на одиночество. Любовь, работа и дети поддерживают в повседневности. Поддерживают, пока они связаны с надеждами. Но последние уходят, уводя с собой все… Ах, жизнь! Я молюсь чуду бытия на земле. Я жажду бессмертия детям своим. Адамов труд я продожу и у края могилы. Но не оставляй меня без любви. С нею я не замечу и смерти…»
х х х
«Чем ближе собор, тем звучнее, тяжелее, гуще и торжественнее гул соборного колокола. Но вот и паперть – «шапки долой!» – и, теснясь, расстраивая ряды, мы вступаем в прохладное величие широко открытого портала, и тысячепудовый звон ревет и гудит уже глуше, над самой головой, широко и благостно-строго встречая, принимая и покрывая тебя…» _ это из произведения И. Бунин.а«Жизнь Арсеньева».
В архитектурном ансамбле храма важную роль играет колокольня – высотной вертикалью она выделяет центральную ось постройки, а в целом, особенно в сельской местности, как бы организует все пространство хутора или станицы.
Вот вы подъезжаете к хутору Обуховка, что в донской дельте. Уже издалека ориентир хутора – силуэт церкви Преображения с голубым куполом и стройной высокой колокольней. Вблизи же на первый план выступает богатая архитектурная пластика храма: изящные боковые главки вокруг центральной главы, а яркий декоративный наряд трехъярусной колокольни – готовая иллюстрация к разнообразным стилям украшений. Проемы звонов всех ярусов колокольни открытые и широкие – далеко над дельтой должен был разноситься звук колоколов. Откуда ни смотреть – все гармония: не храм строили из тяжелого камня, а песню спели, давно забыты строители, а песня звучит…
Столп колокольни Воскресенского собора Старочеркасска словно уравновешивает приземистость многоглавого храма. Наклонные грани шатрового верха с рядами круглых оконцев-«слухов» вырастают изнутри башни. Широкие арочные звоны, а под ними пояс нарядных декоративных балясин – они облегчают некоторую массивность всего силуэта колокольни. Внешне она как будто нарушает симметричность общей архитектурной композиции, но этим вносит характерную для эпохи живописность, свободу настроения, динамику и, хотя колокольня строилась позже собора, кажется, что ансамбль создавался одновременно, что все так было задумано изначально – настолько талантливо разные мастера в разное время решили одну задачу.
В «Поучениях» Феодосия Печерского, писателя и публициста XI в., встречает строки: «когда ударит било и звук его раздастся, и не словами, но образом сим возвестит нам, призывая в святую церковь на божественное пение, то должны мы все прийти со страхом и стоять, пока не отпустит священник…»
Сегодня с большинства колоколен «звук не раздастся» и «не возвестит». Колокольня без звонов, что скрипка без струн. Возможно, пройдут годы, чтобы восстановить утраченную культуру колокольной музыки с ее характерной уникальной особенностью ритмической монументальной полифонии, стариннейшего отечественного искусства, звучавшего «во дни торжеств и бед народных».
В печальном, прекрасном рассказе А.П. Чехова «Архиерей» преосвященный Петр вспоминает детство, «родное село Лесополье… Скрип колес, блеянье овец, церковный звон в ясные, летние утра…» В восьми верстах от Лесополья село Обнино с чудотворной иконой. Из Обнина летом новили икону крестным ходом по соседним деревням и звонили целый день то в одном селе, то в другом, и казалось тогда преосвященнейшему, что радость дрожит в воздухе…»
Звон колоколов – важная часть музыкального сопровождения богослужения в православной церкви, так как в отличие от католической, в ней нет инструментальной музыки. Различают как бы разные основные жанры звонов: благовест – вступление к богослужению – ритмичные удары в один колокол; перезвон (или перебор) – удары в разные колокола поочередно; трезвон – удары в разные колокола одновременно в три приема с паузами между ними. В пасхальную неделю бытовал обычай свободных звонов.
В зависимости от характера служб меняются и звоны, и даже колокола в храмах именуются по-разному: праздничный, воскресный, полиелейный, простодневный, будничный, вседневный, постовой, подзвонник, перечастый, боевой и т.д. Собрание их на колокольне или звоннице составляет и колокольный музыкальный звон. В болгарском фольклоре колокол называют языком Бога.
Соборный храм в Ростове назван в честь праздника Рождества Богородицы, в Новочеркасске – Вознесения Христова, маленький храм в селе Покровском Неклиновского района – в честь Покрова Богородицы. Очень часть один храм объединяет несколько приделов. В соборном Ростовском храме три престола: Петра и Павла, Рождества Богородицы и Преображения Господня. Но главным является центральный престол, он располагается посереджине и по его имени назван и храм. Определить название храма легко по второй иконе, находящейся в иконостасе справа от царских врат (на первой по традиции изображен Христос Спаситель). На ней помещается образ того святого или события, во имя которого освящен храм или придел. Такая же икона находится над аркой входа в храм с паперти.
!!!! Храмы имеют разные названия, освящаясь при закладке фундамента во имя Христа, Богородицы, в честь церковных праздников и святых.
Глава II
Вот закон храма: на вершине горы все пространство его вокруг – Святое святых; вот закон храма!
Книга пророка Иезекиля. 43-12.
Вход в христианский храм – это всегда открытость, торжественность и праздничность.
Сравните: приниженность человека у входа в дренеегипетский храм с покатой непроницаемо тяжелой массой наружных стен, не дающих никакого представления о внутреннем пространстве. Жилище сурового, жестокого бога. И как бы вырастающие из этой массы фронтально-монументальные статуи богов и фараонов, призванных внушать ужас и страх, утверждающие величие мертвого над живым.
Открытость христианского храма идет от античности, оказавшей решающее влияние на развитие мировой архитектуры. Колонада Парфенона отождествляется с человеческими фигурами несущих перекрытие «божьего дома». Вспомните кариатид у входа в храм Эрехтейон в ансамбле афинского Акрополя или каннелюры на поверхности колонн в античных храмах – прямая аналогия вертикальным складкам женских одежд… Восприятие мира, в котором человек занимает центральное место, определило и универсальный характер греческой классической архитектуры, поэтому при всей торжественно-развернутой пространственной композиции вход в храм всегда сомасштабен человеку и очень выгодно отличается от однообразных «козырьков» в фасадах гражданских общественных сооружений.
Церковное крыльцо у входа называется паперть. Раньше здесь стояли кающиеся в грехах, прося входящих в храм помолиться за них. Одно из предполагаемых объяснений слова «паперть» от латинского «паупер» – нищий. Здесь и сегодня сидят просчящие подаяние.
Сейчас вы переступите порог храма – снимите головной убор, если вы мужчина, если женщина – покройте голову платком. Так принято. Возможно, истоки традиции в том, что обнажить голову для мужчины – это знак миролюбия, покорности; для женщины повязать платок – тот же смысл смирения.
С паперти вы входите в часть храма, называемую трапезной. Она знаменует область земного бытия, в отличие от алтаря и собственно храма, знаменующих области бытия небесного.
Во внешнем силуэте трапезная или совпадает по всей ширине с западной стеной храма, или, что чаще бывает, уже ее.
Вход в трапезную церкви является главным. Эти врата называют красными или церковными, они сделаны двустворчатыми и особо украшаются. В Византии их еще называли царскими, так как перед этими вратами царь снимал с себя знаки царского достоинства – корону, оружие – и входил в храм без стражи.
Трудно представить себе трапезную отдельно от церкви, особенно в храмах поздней постройки. Но исторически трапезная сложилась постепенно, составив единый ансамбль с храмом только в конце XVII в. Из потребности увеличить размер храма к нему пристраивалось открытое внутрь более просторное и низкое помещение, чтобы вместить больше молящихся. Название же пришло из монастырского обихода, где такая связанная с церковью пристройка служила монастырской столовой.
Здесь устраивались угощения для нищих по случаю праздника или поминовения усопших – трапезы, отсюда – трапезная.
Иногда в них устраивались дополнительные маленькие приделы.
В трапезной совершаются некоторые богослужения: панихиды по умершим, здесь дается очистительная молитва женщине по истечении 40 дней после родов, без чего она не имеет права входить в храм, стоят люди, получившие соответствующую епитимью – послушание от духовника, находится место для продажи церковных предметов – свечей, просфор, икон, крестиков.
Глава III.
А в церкви божьи всегда приходить с верою, не во гневе и без зависти, без всякой вражды, но всегда со смиренною мудростью, кротко и в чистоте телесной…
Домострой, XVI в.
В средней части храма – собственно церкви – где стоят прихожане, для богослужения предназначены солея, амвон и клиросы.
Солея (греч. – возвышение) – площадка перед иконостасом с полукруглым выступом в середине, обращенным внутрь храма, к западу – амвоном (греч. – восхождение).
На солею прихожане входят только для принятия святых тайн. Ее еще называют внешним престолом в отличие от внутреннего, что в середине алтаря. Таким образом престол внутренний (в алтаре) переходит в престол внешний (на солею), уравнивая всех перед Богом.
По обеим сторонам солеи находятся клиросы (от слова «клирик» – избранный по жребию), здесь во время богослужения певчие исполняют духовную музыку и песни.
Церковное пение – важнейшая часть богослужения, его музыкальный язык столь же выразителен, сложен и символичен, как и архитектура. Недаром церковь определяет пение как служение небесным силам, а в древнерусских певческих книгах церковный хор называют ликом, подобно ангельскому лику, и следуя византийской традиции, для верующего человека пение «богодухновенно», «ангелогласно».
В апокрифическом сочинении «Видение Исайи сына Амосова», широко известного на Руси с XII в., рассказывается о том, как Исайя, пророчествуя перед царем, внезапно увидел видение – сопровождаемый ангелом, он прошел шесть небес, видел ангелов разных степеней, и дойдя до седьмого неба, предстал перед Богом, его сыном и ангелом, олицетворяющим святой дух. И на каждом небе были хоры ангелов, они пели в один голос двумя хорами попеременно – антифонно. Песни обоих хоров были различны, и чем выше поднимался пророк, тем громче возносилась песнь к Божию престолу…
Пение в храме отличается от народной музыки и песни. Оно более абстрагированно, «небесно». Архитектура храма способствует полетности звука – голоса поющих уходят вверх, сливаются в высоком куполе, создается эффект «неземного», небесного «ангелогласного» пения.
Феодосий Печерский в своем поучении «О поведении поющих в храме» пишет, что как и пение, поведение должно подражать ангельскому. Прежде, чем начать пение, певцы должны взаимно друг другу поклониться в знак дружелюбия и кротости, подражая ангельской кротости, и призывает братию петь, как вещали о том пророки, видевшие поющих ангелов, предстоящих перед Богом.
Рядом с клиросами на длинных древках устанавливаются хоругви, напоминающие древние воинские знамена. Это иконы, увенчанные крестом с изображением Христа, Богоматери, святых. Они выносятся при крестных ходах, символизируя торжество православной веры.
Амвон – центр храма. С амвона произносятся проповеди и поучения, читается Евангелие, с него обращаются к народу; амвон – символ тех мест, с которых проповедовал Христос. «Увидев народ, Он взошел на гору… учил их…» (от Матфея, гл. V, I, 2). «Вошед в одну лодку, которая была Симонова, Он просил его отплыть несколько от берега, и сев, учил народ из лодки» (от Луки, гл.V, 3).
На площадке амвона полагается круглый коврик – орлец. На коврике выткан силуэт города и над нм орел с распростертыми крыльями. Символика проста: орел – знак высокой богословской мудрости в епархиальном (главном) городе.
В Ростовском соборе Рождества Богородицы вы увидите напротив амвона помост по форме квадратной площадки. Он носит название «архиерейский амвон». Во время богослужения на этой площадке ставится седалище – кафедра для епископа, только он имеет право здесь стоять и совершать службу.
В обиходе название «кафедра» перешло на весь архиерейский амвон, отсюда понятие «кафедральный собор» – как главный храм области.
В центре средней части храма постоянно находится высокий четырехгранный столик-подставка с пологим верхом – аналой. На него кладется икона празднуемого святого или события, его ставят на амвоне для чтения Евангелия и используют при таинстве исповеди. При совершении таинства венчания молодые обводятся священником трижды вокруг аналоя с лежащими на нем Евангелием и крестом.
Перед иконостасом на железной цепи из-под купола подвешено паникадило – многорожковый светильник. Если в храме есть боковые приделы, перед каждым из них нисходят светильники меньших размеров – поликондила, с двенадцатью и семью рожками для свечей.
Глава IV.
Свято место алтарь. И велика барыня, а в алтарь не лезь.
В. Даль. Толковый словарь.
Когда принесешь к алтарю свой дар, вспомни евангельское слово: «Если что-то имеет брат твой против тебя, оставь тогда дар твой перед алтарем, и пойди помирись прежде с братом своим, – и только тогда принеси свой дар богу от праведного добра своего: от неправедного стяжания неприемлемо дарение…»
Домострой. XVI в.
Алтарь – в переводе с латинского означает «высокий жертвенник». Это часть храма за иконостасом. Снаружи место алтаря обозначается апсидой – полукруглым или граненым выступом.
Алтарь – святыня храма, его духовное средоточие, он по православному канону знаменует «область бытия Триединого Бога, Божественную природу Христа Спасителя, дух человека, рай или царство Небесное».
Алтарь – прямой аналог той новозаветной горницы, в которой Христос собрал апостолов для тайной вечери: «И послал Иисус Петра и Иоанна, сказав: пойдите, приготовьте нам есть пасху… скажите хозяину дома: «Учитель говорит тебе: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими?» И от покажет вам горницу большую устланную; там приготовьте. Они пошли, и нашли, как сказал им, и приготовили пасху». (от Луки. XXII, 8, 10-12).
В сущности, от алтаря и формировался со времен первых христиан облик храма. Алтарь был местом погребения святых и мучеников, и почитание священных реликвий – мощей – составило со временем порядок и обряд богослужения.
В алтаре обязательно наличие частицы мощей святого – они вкладываются в антиминс. Без них храм не освящается.
В алтаре помещаются: престол в центре алтарного пространства, жертвенник при северной стороне алтаря, горнее место против престола – возвышение-седалище для архиереев и священников.
Престол – возвышение в форме равностороннего прямоугольника. Он знаменует собой гроб Господень, место присутствия Христа.. Престол покрывается двумя одеждами: катасаркой или, по-славянски, срачицей, особо освященной белой материей – символом плащаницы, в которую женщины обернули тело Христа при положении во гроб; и верхней, нарядной парчовой или шелковой индитиею, символизирующей одеяние царственной славы Христа, грядущего «судить живых и мертвых».
На престоле находятся обязательные и неотъемлемые от него священные предметы: антиминс, евангелие, напрестольный крест и дарохранительница.
В целом вся совокупность предметов в интерьере храма определяется общим названием – церковная утварь. Из древних летописей строки: «В церкви деисусы и местные их иконы и церковная утварь…», «А в той церкви и церковная утварь – ризы и книги, и колокола есть…»
«Утварь» – слово в абстрактном, лексическом значении – творение, мир, вселенная. Поэтому важно видеть кроме обиходного, служебного назначения церковных предметов их глубокий символический смысл.
В Троицком на Таганьем Рогу за городом две церкви деревянные строить начали июля в 16 числе, и попы к тем церквам в Троицком есть, а надобные в те церкви святые иконы, книги и ризы и вся церковная утварь и для освящения антиминсы…
(Из отписки азовского губернатора Ивана Толстова в Петербург 5 августа 1703 г.).
Антиминс – четырехугольный плат из шелковой или льняной ткани с изображением положения во гроб Христа, орудий казни его, и четырех евангелистов. В переводе с греческого смысл этого слова «вместопрестолье» – то есть такой священный предмет, который заменяет собой престол. На нем делается надпись, сообщающая, где, когда, для какой церкви и каким епископом он освящен. При освящении в антиминс вшиваются частицы святых мощей в воспоминание древнего обычая совершать богослужения на гробах мучеников за веру.
У Н.В. Гоголя в «Размышлении о Божественной литургии» так характеризуется антиминс: «Антиминс напоминает времена гонения Христиан, когда церковь не имела постоянного пребывания и не могла переносить с собою престола. Тогда стали употреблять сей плат с частицами мощей, и он остался как бы в возмещение, что и ныне Церковь Христова не прикрепляется ни к какому исключительно зданию, городу или месту, но как корабль, носится поверх волн сего мира, не водружая нигде своего якоря: ее якорь на небесах».
Напрестольное Евангелие обычно украшено драгоценным окладом с изображением по углам четырех евангелистов и в центре образом Воскресения Христова.
Напрестольный крест – символ присутствия Христа как искупителя, совершившего через крестную муку и смерть спасение людей. Им освящается вода, и при особо торжественных молебнах к нему прикладываются верующие.
В древности клялись целованием напрестольного креста… В 1153 году разгорелся спор между Владимиром Галицким и посланником Изяслава киевского боярином Петром Бориславичем. НА укоры последнего в нарушении крестоцелования Владимир с издевкой говорил: «сии ли крестец малый…». На что боярин с достоинством возражал: «Княже, сей крест мал, но сила великая его есть на небе и на земле».
Дарохранительница – особый сосуд из металла в форме храма или часовни. В нем хранятся Святые Дары, то есть частицы тела Христова, пропитанные кровью Его. Они освящены особой молитвой и употребляются для причащения на дому больных умирающих людей.
Горнее место устраивается в алтаре в знамение видения Иоанна Богослова: «…и вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий… И вокруг престола двадцать четыре престола, а на престолах видел я сидевших двадцать четыре старца, которые облечены были в белые одежды и имели на головах золотые венцы… и семь светильников огненных горели пред престолом, которые суть семь духов Божиих…» (Откровение Иоанна Богослова, IV, 2.4).
Против Горнего места перед престолом ставится особый светильник из семи ветвей с чашечками для лампад или свечей. Он знаменует семь таинств церкви: Крещение, Миропомазание, Покаяние, Причащение, Елеосвящение, Брак, Священство.
В ветхозаветной скинии, сооруженной Моисеем, и позднее в Ерусалимском храме тоже горели светильники из семи ветвей. В нише апсиды на некотором возвышении сооружается кресло для архиерея и ниже по сторонам скамьи для священников.
В богослужебных книгах жертвенник часто именуют предложением. Он находится у стены в левой части алтаря и по внешнему виду напоминает престол – на нем те же облачения, что и на престоле. Он знаменует собой Голгофу и вертеп, в котором родился Иисус, «нищету первого пришествия Христова – в особенности же сокровенную природную пещеру, где были и ясли», – пишет о жертвеннике блаженный Симеон Солунский. На жертвенник ставятся сосуды и предметы, необходимые для совершения литургии – богослужебных обрядов: дискос, потир, звездица, копие, лжица, грецкая губка и покровы для святых даров.
Глава V.
Иконостас – преиначенное в иконостав – преграда, отдел между трапезной и алтарем церкви; посреди иконостаса царские двери, по сторонам местные образа и двери северные и южные.
Даль. Толковый словарь.
К святым образам прикасаться лишь с чистою совестью, во время службы, при пении и молитве свечи возжигать и кадить благовонным ладаном и фимиамом. А образа святых расставляются по старшинству, сначала, как уже сказано, особенно почитаемые.
Домострой, XVI в.
Иконостас в том совершенном виде, каким он предстает в лучших своих образцах (Воскресенский собор станицы Старочеркасской) сложился к XVI столетию. В ранних храмах алтарная часть отделилась от подкупольного пространства алтарной преградой, характерной для византийских церквей. Это была невысокая кострукция из колонок и столбиков с поперечным перекрытием и трехчастной композицией «деисус» из фигур Христа, Богородицы и Иоанна Предтечи над святыми вратами. Из ростка деисусного чина за столетия сформировался торжественный многоярусный иконостас – молчаливая проповедь икон, обширнейшая дидактическая поэма.
Иконостас – образ мира невидимого – неба. Многоярусное строение небес – мотив, истоки которого в древнейшей месопотамской космологии; архитектурные модели образа мира – башни зиккурата, уступы которых возвышаются один над другим. В греческой мифологии – небесные сферы.
«Ограничение алтаря необходимо, чтобы он не оказался для нас как ничто, – писал священник Павел Флоренский. – Небо от земли, горнее от дольнего, алтарь от храма может быть отделен только видимыми свидетелями мира невидимого, живыми символами соединения того и другого, иначе – святыми тварями. Иконостас есть граница между миром видимым и миром невидимым, и осуществляется эта алтарная преграда, делается доступной сознанию сплотившимся рядом святых. Облаком свидетелей, обступивших престол божий… Иконостас есть явление святых и ангелов… явление небесных свидетелей и прежде всего Богоматери и Самого Христа во плоти, – свидетелей, возвещающих о том, что по ту сторону плоти».
Лицевой стороной иконостас обращен к средней части храма, к молящимся, и делится на пять ярусов или рядов. Схема расположения икон в нем традиционна и разобраться в ней несложно.
В центре нижнего ряда находятся святые царские врата, высокохудожественной работы двустворчатые двери. Они ведут в алтарь и когда они открыты, вы видите внутреннее пространство алтаря: престол, горнее место, жертвенник.
Царские врата изнутри задернуты завесой (катапетасмой). Во время богослужения завеса и царские врата открываются или закрываются, символизируя покров тайны, скрывающей святыни алтаря, открытие для верующих тайны спасения; иногда значение их более конкретно, символизируя камень, приваленный ко входу гроба господня или открытие ангелом гроба…
«И течет, течет святая мистерия. Закрываются и открываются царские врата, знаменуя то наше отторжение от потерянного нами рая, то новое лицезрение его, читаются длинные светличные молитвы, выражающие наше скорбное сознанье нашей земной слабости, беспомощности и наши домогания наставить нас на пути божии…» (И. Бунин, «Жизнь Арсеньева»).
На створках царских врат обычно изображено Благовещение – возвещение архангелом Гавриилом деве Марии о предстоящем рождении Иисуса Христа.
Спаситель был зачат в деве молнией святого духа как жемчуг, что рождается в раковине, когда она раскрывает створки и в нее упадает молния – таков поэтический образ события у одного из христианских авторов XI века.
В одном из апокрифических евангелий повествуется о пребывании Марии в храме. Была она там как голубица и ангелы приносили ей пищу, и с ними дева часто беседовала. Когда же вступила она в возраст невесты, архиерей по велению ангелов созвал холостых мужчин с жезлами, на которых бог должен открыть, кому из них взять Марию замуж. Из жезла, принесенного плотником Иосифом, вылетает голубь и расцветает лилия.
– Но я же стар, – сомневается Иосиф, – а Мария юна, не быть бы мне посмешищем…
– Побойся Бога, – сказал священник, предупреждая о гневе господнем за прекословие.
И взял Иосиф девицу. Однажды понадобилось прясть пурпурные нити для храмовой завесы и священник призвал Марию. Взяла она работу на дом. И за прялкой сидя, услышала глас:
– Мариам, обрела ты благодать от Бога – зачнешь во чреве и родишь сына и наречешь ему имя Иисус…
Богоматерь на створках царских врат изображается за книгой или прялкой, архангел с лилиями в руках.
Публицист XVI в. Максим Грек, «смелый инок пришелец», писал, что символ «крин» – белая лилия с тремя лепестками – более соответствует богоматери, чем роза у католиков, потому что «родон» – роза – хотя и «благоуханнейше есть и красна видением», но имеет шипы, символизирующие грех.
Вокруг Благовещения изображения четырех евангелистов – Матфея, Марка, Луки и Иоанна.
Справа от царских врат икона Христа Спасителя, за ней храмовая икона – образ святого или священного события, которому посвящен храм или придел.
Слева от царских врат изображение Богоматери. За иконами Богоматери и храмовой по обе стороны ставятся иконы наиболее чтимых в этом приходе святых, поэтому нижний ряд икон называется местным.
По краям этого ряда имеются боковые двери, также ведущие в алтарь. Они называются северными и южными. Последние еще называют диаконскими, близ них находится место, называвшееся диаконником, в котором хранятся ризы (одежды священнослужителей).
На дверях изображения архангелов – стражей входа – Михаила и Гавриила. Гавриил –ангел-благовестник. Это он сообщает Марии, что «огонь во утробе твоей яаися».
Михаил – архистратиг – предводитель ангелов. Это он, исполняя волю возмущенного бога, изгнал первых людей из рая, стал стражем у райских врат, доставил душу усопшей Богоматери на небо… С XIV века, времени борьбы за государственную независимость, на Руси складывается культ архангела Михаила. Ему посвящаются храмы. Один из самых величественных – кремлевский Архангельский собор, родовая усыпальница московских князей и царей династии первых Романовых. Изображения архангела помещаются на воинских знаменах. Дмитрий Донской перед битвой на поле Куликовом идет в Архангельский собор, где «есть гроб отца его и деда и прадеда», просить помощи у родителей «хотя и духом далече отсюда, но имеющих дерзновение ко господу» помолиться за живых, и бьет челом святому образу архангельскому. Летописец отмечает, что во время битвы помогает русским архистратиг Михаил во главе небесного полка святых мучеников и ангелов… Жена Дмитрия Донского Евдокия видит во сне ангела; трижды иконописец пишет ангельские лики, но она принимает икону только тогда, когда художник приносит изображение архангела Михаила. Михаил часто изображается с огненным мечом в руке, свидетельством огненной природы ангельской.
В псалме 103: «Ты творишь ангелами Твоими духов, служителями Твоими – огонь пылающий».
В колоритном памятнике ближневосточной литературы II в. н.э. «Повести об Иосифе и Асенеф» архангел Михаил является героине: «И подняла она очи свои, и узрела и се муж, во всем подобный Иосифу ризою, и венцом, и скипетром царственным; но лик его был как молния, и очи его как блистание солнца, и власы главы его как пламень огненный, и руки и ноги его как железо в печи раскаленное…»
В «Беседах трех святителей», популярнейшей энциклопедии Древней Руси, Василий Великий спрашивает собеседника:
• Из чего созданы ангелы?
• Из духа света и огня! – отвечает Иоанн Златоуст.
В ветхозаветной книге Даниила ангелы названы Бодрствующими, действия их мгновенны, они участвуют в повседневных делах человека – вспомните трогательный образ ангела-хранителя, сопровождающего человека от рождения. Из Библии известны ангелы, вступавшие в запретный плотский союз с «дочерьми человеческими» (Бытие, гл. 6). Это вызвало гнев и проклятия ветхозаветного бога, но не на ангелов, а на людей. В итоге – потоп, Ноев ковчег и с чистого листа написание истории… В «Книге Еноха Праведного» I в. н.э. Енох, ветхозаветный персонаж, прадед Ноя, восходит на небо и знакомится с его тайнами и ангельским управлением. На пятом небе встречает он Бодрствующих. Вид их как вид человеческий, но прискорбны обликом, так как наказаны за любовь к «женам человеческим». Енох призывает их взбодриться и восстановить прежнее служение. «Вняли они увещеванию моему и стали на небе по четырем чинам и когда еще стоял я там, вострубили в четыре трубы сразу, и начали Бодрствующие служение свое как бы гласом единым, и взошел глас их пред лицо Господне».
Над царскими вратами помещается образ Тайной вечери: Христос с учениками в ночь перед Голгофой, где он установил таинство Святого Причащения, центральной идеи всей русской иконописи.
Над полукруглым завершением царских врат изображение Евхаристии – причащения хлебом и вином на тайной вечере Христа с учениками, важнейшая по значению икона в композициях иконостаса. Последняя ночь перед Голгофой. Христос прощается с учениками и с миром. Он предвидит все, что его ожидает: «Что делаешь, делай скорее», – говорит он Иуде. Состояние Христа – это не мужество воина, не слабость смирившегося, не покорность перед неизбежным, его чувства сложнее – он принимает страдания во имя победы над смертью. «Смертию смерть поправ». Его страдания безмерны, он переживает смерть всего живого и в прошлом и в будущем. Преклонив колена, молится Христос в Гефсиманском саду, говоря: «Отче! О, если бы ты благословил пронесть чашу сию мимо Меня! Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет... И был пот его, как капли крови, падающие на землю».
На створках царских врат – Благовещение, над ними Тайная Вечеря. Две иконы – границы земного пути Христа, от возвещения миру о Его рождении до вечера прощания с миром… То, что произошло в холодную темную ночь Великого Четверга в большой горнице дома на одной из улиц Иерусалима, станет важнейшим звеном христианского обряда – Литургией, таинством Евхаристии или Благодарения с причащением верующих хлебом и вином…
Пришлось мне как-то разбирать бумаги и книги из разоренной в 30-х годах церкви Успения в станице Калитвянской. Сундучок с архивом сохранил местный житель – «ночью на санках вывез, что побросали в снег и потому не сгорело». Среди книг было старое Евангелие, судя по шрифту и фактуре бумаги, конца XVIII века. Ветхий бархатный переплет, закапанный воском, едва держался. Примечательным было то, что многие утраченные типографские страницы были заменены сиреневого цвета листами, в которых тщательно каллиграфическим почерком вписан текст, очевидно по памяти, так как на некоторых рукописных страницах содержание частично повторяло печатный текст. Автор спохватывался, но, видно, было жаль прекрасно исполненную работу, и он легким грифелем под линеечку проводил черту, отделявшую для читателя лишние строки. В книге сохранилось несколько листков, та же бумага, тот же почерк, но скорописью, небрежный. Судя по зачеркиваниям, это были или заметки для себя по ходу чтения, или чыерновик письма. Скорее последнее, так как на одном из листков я прочел: «Почтенный и любезнейший, друг мой! В рассуждениях о важности сего предмета, счел я подробнее изложить…». Я с трудом разбирал почерк… «Два явления во вселенной преисполнены совершенства – человек и хлебный колос… Оба образ божий. И причащается человек хлебом в жизнь вечную, ибо честныя и святыя тело Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа есть хлеб. И особенная честь и боголепное поклонение в таинстве причащения хлебом – есть поклонение Самому Господу… И смею уверить, что разуму человеческому нет никакой возможности самому собою открыть истинный образ свой, но через зерно, упавшее на землю, открываются для человека пути духовные…»
И еще несколько строк безымянного станичного философа я разобрал на обрывке бумаги:
«Читаю Евангелие – я есмь хлеб жизни. И думаю, любезнейший друг мой, что моление о хлебе насущном, это моление о вере, чтоб не потеряться человеку в вечности и в смерти…».
«И взяв чашу и благодарив, сказал: примите ее и разделите между собою… И взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается». (От Луки, XXII, 17, 19, 20). Образ Тайной вечери венчает второй ряд иконостаса, называемого праздничным. Сюжеты этого яруса икон, обычно небольших по размеру, посвящаются двунадесятым виликим праздникам, отмечаемым в богослужебных книгах знаком красного креста в круге.
В центре следующего ряда образ Христа Вседержителя на троне. По правую руку от него икона с образом Богоматери, по левую – Иоанна Предтечи. Они имеют общее название «деисус» – моление. По сторонам от них в этом ряду образы апостолов, в молитве обращенных к Христу.
Наряду с Тайной вечерей композиция «Деисус» важнейшая в иконостасе. Борогодица с Иоанном Предтечей предстают молящимися за весь род людской. Отсбда идет столь характерный и трогательный в христианской традиции образ Богородицы как покровительницы и заступницы за людей.
В книге XII века «Хождение Богородицы по мукам» она, видя страдания грешников в аду, готова пожертвовать собою. «И сказала Пресвятая архистратигу: – Единственную молитву обращаю к тебе, чтобы и я могла войти и мучиться с христианами, потому что они назвались чадами сына моего…». Она поднимает на ноги все небо, «воинство семи небес и все воинство ангелов», ветхозаветных пророков, апостолов и святых. «Где пророк Моисей, где все пророки и вы, отцы, которые никогда не грешили, где Павел, Божий любимец, где Воскресение, христианская похвала, где сила честного креста, которая избавила Адама и Еву от проклятия? …Где архистратиг Гавриил? …Где служители престола, где Иоанн Богослов? Почему не молитесь с нами Владыке за христианских грешников? Разве вы не видите, что я плачу о грешниках? Придите все ангелы и все, кто на небесах, придите все праведные, кого оправдал Господь, вам позволено молиться за грешников... всем припасть к невидимому Отцу, и не подымемся, пока не послушает нас Бог..."»Она призывает к состраданию и милосердию. «И сошел Господь с невидимого престола», с обидой перечисляет он все прегрешения людские, и «ради молитв матери моей, которая много плакала о вас», скупо ограничивает меру страданий, наделяя грешников покоем «от Великого четверга до Троицына дня»…
«Картины и смелость не ниже дантовских!» – сказал о книге Ф.М. Достоевский.
Четвертый ряд – пророческий. В центре его икона Богоматери Знамение – чаще всего поясное изображение Богоматери с младенцем Христом с молитвенно поднятыми руками. Этот иконографический образ воплощает рождение новозаветной, христианской церкви. По обеим сторонам Богоматери иконы ветхозаветных пророков, за столетия до рождения Христа возвестивших об этом событии.
Самый верхний пятый ряд – праотеческий. В середине его икона с образом Саваофа, Бога-Отца. Справа и слева – изображения ветхозаветных праотцев и святителей – Адама, Авеля, Сифа, Ноя, Еноха, Мельхиседека, Авраама и других, олицетворяющих ветхозаветную дохристианскую церковь. Из них самый знаменитый Авраам – он отец трех религий: иудаизма, христианства, мусульманства.
Внчается иконостас Крестом или иконой Распятия.
Ансамбль больших иконостасов невозможен без сложного резного орнаментального убранства (Воскресенский собор в Старочеркасске, храм Рождества Богородицы в Ростове), литургическая символика его для верующего человека ясна и отчетлива. В древности такой рельефный орнамент называли «травами разметными». Новгородский арзиепископ XVI в. Макарий, давая распоряжение об украшении Софийского собора, пишет, чтобы «древнее угодное различным начертанием с мудрыми подзоры устроити и украшати златом и серебром лиственным». «Мудрыми» – не случайно: орнаментальная тема иконостаса в храме определяется таинством литургии – спасения, приобщения к духовному бессмертию, совершающемуся в алтаре, отображает идею рая, его художественный образ.
Хотя «райский» растительный орнамент не только виноград. У ворот рая Адама и Еву встретил снег. День был холодным и первые люди, познавшие страх смерти, видели в нем грозное дыхание разгневанного бога. Те из снежинок, что касались Евы, соскальзывали с ее плеч прекрасными желтыми цветами – это барвинок, листья которого пробуждают в сердце любовь…
Но символическое значение этой бесконечной вязи «трав разметных» этим не исчерпывается – в теме виноградной лозы образ древа жизни – вселенной, и идея жертвенности – важнейшей новозаветной мысли. «Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец мой Виноградарь, – говорит Христос ученикам в ночь перед Голгофой. – Всякую у меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода. Вы уже очищены чрез слово…» (От Иоанна, XV, 1–3).
В народных преданиях древо добра и зла отождествляется не только с яблоней, но и с виноградной лозой. К тому же из текста Библии название древа неизвестно: «И произрастил Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла». (Бытие, гл. II, 9). И впервые люди, возможно, вкусили от плода виноградного, и бог, изгнав людей из Эдема, проклял и вино. Христос же, «новый Адам», снял с вина осуждение, претворив воду в вино на брачном пиру в Кане Галилейской, «положив начало чудесам…»
Многоярусный иконостас – важная и очень выразительная часть живописного оформления храма. Предполагают, что он свормировался в лесистых областях, там, где деревянные церкви обычно не расписывались. И вот сюжеты стенописей перешли в станковую живопись, составив постепенно к XIV в. необычную композицию алтарной преграды, столь же оригинальную в интерьере русского храма, как, например, хачкары – святые кресты – камни с ажурной резьбой – в армянском искусстве. Аналогов им нет. И при всей на первый взгляд непохожести этих двух шедевров художественной мысли, их несовпадении и географически, и по времени рождения, армянские хачкары и русские иконостасы роднит одна и та же тема орнаментальной вязи – тема виноградной лозы, декоративные символы библейских притч.
Глава VI.
«… в храме художник соприкасается с самой положительной стороной человеческого духа – с человеческим идеалом».
В.М.Васнецов.
(Из письма В.Д. Поленову, 1887 г.)
В выборе тем для росписи стен храма и икон церковный живописный канон достаточно широк и описать все разнообразие вариантов невозможно.
Но при этом главные фигуры и сюжетные изображения достаточно однотипны и легко узнаваемы, независимо от стиля живописной школы, места нахождения храма, его статуса – будь то богатый кафедральный собор, расписанный именитыми мастерами, или маленькая сельская церквушка, в которой гоголевский кузнец Вакула «выкрасил даром весь левый крылос зеленою краскою с красными цветами».
Объединяет их и общность местоположения изображений Христа, богоматери, ангелов, пророков, отцов церкви, библейских сцен, так как единство внутреннего пространства храма также подчинено определенному каноническому порядку: все составляющие это пространство части – купол, алтарь, жертвенник, диаконник, приделы, паперти – имеют устойчивый символический смысл и соответствующие этому смыслу изображения из истории библейского миростроительства.
По выразительности художественного решения лучшие из донских храмов, что сохранились на сегодня, это соборы в Старочеркасске, в Новочеркасске, в Ростове-на-Дону и церковь в хуторе Недвиговка. К ним в особенности применима характеристика Н.Ф. Федорова: «Храм с иконописью как бы одна картина». Здесь перед входящим в храм развертывается масштабное повествование из библейских сцен истории человечества и судьбы человека: зримое воплощение целостности бытия – изумительно-загадочной особенности жизни, столь трагично утраченной человеком.
Роспись интерьеров этих храмов как бы стирает геометрию плоскостей, углов и сводов, преобразуя объем внутреннего пространства, связывая в целостную систему живопись и архитектуру.
На внутренней стороне купола храма обычно поясное изображение Христа Пантократора (Вседержителя). Это традиция и общепринятое правило, так как Христос – духовный центр и вершина церкви. Реже – изображение Бога-Отца. Так, в Ростовском соборе в подкупольном пространстве – Бог Саваоф с Христом и на противоположной стороне Богоматерь с младенцем. Композиции даны в круге – символе единства вселенной.
По нижнему краю сферы купола традиционно изображаются летящие серафимы, в простенках окон барабана архангелы и херувимы – небесные чины.
В Ростовском соборе Рождества Богородицы ниже световых окон широкий пояс барабана расписан живописными композициями из жизни Марии – матери Христа. Их четыре: «Рождество Богородицы», «Введение во храм пресвятой Богородицы», «Благовещение» и «Успение Богородицы».
Не все сюжеты богородичного цикла формировались на основе канонических евангелий. Например, для сцены Рождества Богородицы почти единственный литературный источник – апокриф «Евангелие Иакова», где есть несколько строк об этом событии: «На девятый месяц родила Анна и спросила повитуху: что родила? Она сказала: женское». Поэтому в композиции росписей и икон Рождества Богородицы вы увидите Анну и Иоакима, родителей Марии, повивальную бабку с младенцем у чаши с водой, женщин с дарами… Иконографмческий извод Успения так же из апокрифических сказаний. В одном из них рассказывается, что вслед за апостолами, слетевшими на облаках к умирающей Богоматери, явилось множество ангельского воинства. У ее смертного ложа всегда изображается Христос с душой Богоматери в виде спеленатого младенца на его левой руке… Композиция окончательно сложилась к XIV веку. Икона Успения Богородицы обычно завершает праздничный чин второго ряда иконостаса.
«Кто на небесах большой после Христа? – пишет святой Димитрий Ростовский, – Богородица, после же Богородицы вместе с ангелами Иоанн Предтеча, затем апостолы и прочие святые. Почему Богородица выше всех святых и ангелов? – Потому что она есть Мать спасителя мира».
Соломон спросил: «Что такое четыре образа на земле?» Иоанн ответил: «Четыре евангелиста: на востоке Матфей в человеческом образе, на западе Марк в образе Тельца, на севере Иоанн в образе Орла, на юге Лука в образе Льва, все же крылаты».
Беседа трех святителей. XI в.
В подкупольном квадрате (там, где прямоугольный в плане храм переходит к окружности купола) треугольные сферические своды называются парусами. В них помещаются образы четырех евангелистов: Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Каждый со своим загадочным символом – заимствованным их видения Иоанна Богослова: «и вот престо стоял на небе, и на престоле был Сидящий… И пред престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное, подобно орлу летящему. И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей…» (откровение Иоанна, IV, 2, 6-8). Символы евангелистов как бы объясняют различные стороны искупительного подвига Христа: Ангел (Матфей) – мессианское посланничество в мир, предсказанное пророками; Лев (Марк) – могущество, царственное достоинство; Телец (Лука) – жертвенное искупительное служение Христа; Орел (Иоанн) – высоту евангельского учения.
Темы росписей северной и южной стен храма и алтарного подкупола – сюжеты событий истории Ветхого и Нового заветов. В Новочеркасском соборе это «Святая Троица» и «Тайная вечеря», в ростовском – Моисей у горящего тернового куста», «Жертвоприношение Авраама», «Голгофа», «Снятие с креста».
По обе стороны входных западных дверей принято помещать сюжеты из Нового завета: «Христос и грешница», «Спасение утопающего Петра»…
На столпах в средней части храма помещаются образы святителей, мучеников и святых, наиболее чтимых в данном приходе. В соборе Новочеркасска – князь Владимир и княгиня Ольга, митрополит Московский Петр, Тихон Задонский и Серафим Саровский,
монументальное изображение святого Димитрия Ростовского, знаменитого просветителя и публициста петровской эпохи – именем его в 1761 г. названа крепость, давшая начало городу Ростову-на-Дону.
В церкви Успения хутора Недвиговки на пилонах, отделяющих средний храм от трапезной, изображены Солунские братья, «мужи апостольской жизни», создатели славянской письменности святые Кирилл и Мефодий – «Первые наставники и учители славянского народа», как сказано в их житиях. (Кстати, один из братьев, Кирилл, весной 861 года с проповеднической миссией «сев на корабль, направился в Хазарию к Меотскому озеру» (Азовское море), поднялся по Дону до переволоки на Волгу. Он видел крутые береговые откосы, на которых через тысячу лет будет построена церковь).
Пространство между отдельными живописными композициями обычно заполняется орнаментами с геометрическим и растительным узором. Геометрические элементы – крест в круге, ромбы, восьмиугольные звезды. Растительный орнамент – символика той картины земного бытия, что рисуется в псалме 103 Псалтири, с перечислением различных созданий: «Ты послал источники в долины: между горами текут, поят всех полевых зверей… при них обитают птицы небесные, из среды ветвей издают голос… Ты произращаешь траву для скота, и зелень на пользу человека, чтобы произвесть из земли пищу».
Над входом, если позволяет место, изображается сцена «Страшного суда» (Новочеркасский собор). Над ним композиция из Бытия – шестидневное творение мира. Таким образом, сюжеты западной стены представляют начало и конец земной истории человечества.
У особо почитаемых икон стоят напольные подсвечники с ячейками для свечей. Такой же подсвечник ставится с восточной стороны аналоя, где лежит икона дня.
Символический и духовный смысл зажигания верующим свечи и установки ее на подсвечнике церковь объясняет «знаком добровольной жертвы человека Богу …, свидетельством веры, причастности человека к Божественному свету».
У И. Бунина в «Жизни Арсеньева» строки: «…озаряются ярче и теплее своды церкви многими свечами, зажигаемыми в знак человеческих упований на грядущего спасителя и озарения человеческих сердец надеждою…»
Обязательная принадлежность каждого храма – большой восьмиугольный деревянный крест с изображением Христа в рост человека. Это Крестное Древо – Голгофа или распятие с предстоящими. В чеховском рассказе «На страстной неделе» мальчик приходит в церковь и ему «Прежде всего бросается в глаза большое распятие и по сторонам его Божия Матерь и Иоанн Богослов. Паникадила и ставники одеты в черные, траурные чехлы, лампадки мерцают тускло и робко…
Богородица и любимый ученик Иисуса Христа, изображенные в профиль, молча глядят на невыносимые страдания…»
Существует множество ярких апокрифических легенд о происхождении Крестного Древа. Вот одна из них: Сиф, сын Адама, вынес из рая ветви масличного дерева. Адам перед смертью велел сплести венок из этих ветвей как память об утраченном рае, и был погребен вместе с ним. Над могилой первого человека земли выросло масличное дерево.
Прошло много лет. В тот время, когда Соломон начал строительство храма Господу, демоны перенесли дерево вместе с корнями, оплетшими голову Адама, в Иерусалим. Однажды некий отрок Соломона во время охоты попадает в пещеру и видит, что это не пещера, а череп Адама. По его велению в один день народ устраивает поклонение голове Адама как отца всех живущих на земле, а в другой день всенародное побитие камнями как ослушника, из-за которого проклята земля Богом. И такое множество людей участвовало в поклонении и в побитии камнями, что над черепом-пещерой выросла гора – Голгофа. Когда пришло время Иисусу принять смертные муки, из ствола масличного дерева был срублен крест и здесь же, над черепом-пещерой, водружено Крестное Древо. Так великое начало новозаветной истории получило продолжение и связь с историей ветхозаветной.
У подножия древа-креста согласно традиции изображение каменной горки – Голгофы, черепа и костей – останков Адама. Первый человек, ослушавшийся бога, был обречен на смерть, но Христос – «новый Адам» – «смертию смерть поправ», возвратил людям вечную жизнь. На перекладине распятия надпись: «Пилат же написал и надпись поставил на кресте. Написано было: Иисус Назарей, царь Иудейский… Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери своей: Жено! се сын Твой. Потом говорит ученику: се Матерь твоя!» (От Иоанна, XIX, 26-27).
Во время Великого поста (семь недель, предшествующих Пасхе) распятие с предстоящими выдвигается на середину храма, напоминая о смертных муках Христа.
Глава VII.
Есть книга, коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира; из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы мы наизусть, которое не было бы уже пословицей народов. Она не заключает уже для нас ничего неизвестного; книга сия называется Евангелием – и такова ее вечная прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению и погружаемся духом в ее божественное красноречие.
А.С. Пушкин.
Общественное богослужение состоит из чтения книг Библии, из молитв и песнопений, содержащихся в богослужебных книгах. Из них главная книга – напрестольное Евангелие, без которого, как и без антиминса, храм немыслим. В церковных и монастырских библиотеках Древней Руси напрестольные евангелия перечисляются вместе с остальными священными предметами храма, выделяясь особо даже в перечне церковных книг – «книги и евангелия». На одном из евангелий 1657 г. вкладная помета (запись человека, подарившего храму книгу): «Сию книгу, глаголиемую Евангелие напрестольное, из святой обители никому никуды не вынесть и не освоить, и не продать, и не заложить, и детей своих на ней не учить, и в дому своему никому нигде у себя и на малое время не держать…».
В практике церковной службы обычно используется два вида евангелий – Тетроевангелие, то есть, с полным текстом, и апракос – с текстом, составленным из выборок всех четырех евангелий для богослужебного чтения по дням года, начиная с Пасхи. Древнейшая рукописная русская книга «Остромирово евангелие» 1056 г. относится к апракос.
Особое место в практике богослужения занимает ветхозаветная книга псалмов – Псалтирь. Автором ее считается царь Давид – пророк и музыкант; личность весьма популярная в древнерусской литературе и иконографии. Псалтирь была не только книгой богослужебной, но и «четья», т.е. широко распространенная и вне богослужебного ритуала: существовали, например, специальные «гадательные Псалтири».
Полный же круг богослужебной литературы в храме довольно обширен, включая десятки названий. Есть предположение, что в древности для приходского храма минимум включал восемь книг: «Евангелие апракос», «Апостол апракос», «Служебник», «Требник», «Псалтирь», «Триодь постная», «Триодь цветная» и «Минея общая». Позднее круг литургических пособий расширился. Петровский «Духовный регламент» 1721 г., обозначив, что основание духовного управления – это «закон Божий в Священном Писании предложенный» о литературе церковной, подчеркивает, что список ее требует особой обширной книги, «а здесь не вмещается».
В одном из церковных уставов богослужебные книги разделяются на два разряда – неизменяемая часть и изменяемая. Деление довольно условное. К первому разряду относятся: Часослов или Часовник, содержащий порядок суточных церковных служб. Затем Служебник – в нем тексты литургий и молитв с указанием для священника, что он должен делать при совершении служб. Второй разряд книг: Октоих – Осьмогласник. В нем дополнительные к Часослову и Служебнику молитвословия и песнопения – стихари, тропари и каноны – в память чествования святых и священных событий. Особый круг молитв и песнопений на каждое число годового богослужения содержится в Минеях месячных, разделенных на 12 книг – по числу месяцев.
Книги, называемые Триодями (трипеснецы – то есть циклы, состоящие из трех песен) содержат песнопения на утренние богослужения. В свою очередь они делятся на Триодь постную, содержащую песнопения главным образом Великого поста, и Триодь цветную – песнопения Пасхи и следующих недель до Пятидесятницы.
Для чтецов и певцов на клиросах обязательны книги – Ирмологий и Типикон. Первый – песенный канон богослужений, обычно с нотами. Песнопения – ирмосы – исполняются на утреннем богослужении и входят в состав так называемого «Келейного правила» – суточного цикла молитв, обязательного для монашествующих. Во втором – правила и указания, в каком порядке и чине должны быть исполнены молитвословия и песнопения, – своего рода устав, определяющий содержание и ход церковной службы.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
А он говорил о храме Тела Своего.
(Евангелие от Иоанна, гл. II, 21)
«Сколько главных свойств имеет святая церковь?
–Четыре: едина, святая, соборная и апостольская; основное же свойство церкви быть телом Христовым…»
Св. Димитрий Ростовский. «Краткие вопросы и ответы о вере и о других важнейших для христианина предметах знания».
«Григорий спросил: – Из скольких частей был сотворен Адам?
Василий ответил: – Из восьми частей:
1) от земли взято тело, 2) от камня – кости, 3) от Красного моря – кровь, 4) от солнца – глаза, 5) от облаков – мысли, 6) от дыхания – волосы, 7) от света – душа, 8) сам Господь вдохнул в него душу и дал власть над всем видимым в водах и в горах, на земле и на небе…»
Беседа трех святителей. XI в.
Сложнейшая архитектурная и живописная композиция храма сопрягает в своей символике весь круг жизненных страстей человека, в то же время являясь моделью Вселенной: неба, земли, ада и рая…
Поразительное, может быть, главнейшее в истории открытие человеком самого себя – соединить крестом неразрывной связи вселенную и свой мир и воплотить это в слове, в музыке, в цвете, в камне, соединив все в гармонии храма. «Храм, даже самый громадный, мал до ничтожества сравнительно со вселенной, им изображаемой, – писал русский философ Н.Ф. Федоров, – но в этом ничтожестве по величине смертное, ограниченное существо силилось изобразить и даль, и ширь, и высь необъятную, безграничную, чтобы водворить в нем все, что в природе слепой являлось живым лишь на мгновение». Лучше не сказать.
Так, в сущности, самым важным, сердцевиной бытия, оказывается тайна жизни и смерти. Цивилизация привнесла в нее драматичный оттенок, смягчив одновременно ужас небытия мечтой спасения, рая, надежды, создав утонченную величественную культуру – культуру отношения человека к вечным проблемам. Человек как бы изъял из повседневного обихода эту тему и, поместив ее в храм, то ли создал, то ли проявил сокровенную мысль о бессмертии, величие которой, не осознаваемое в полной мере, по-видимому, будет понятно лишь будущим.
И человек, входя в храм, отождествлял себя с ним; даже названия отдельных частей здания антропоморфны: храм имеет главу, барабан (шею), плечи, подошву… Представление о храме как символе единства человека и вселенной обусловило и расположение сюжетов в интерьере храма – перед нами цельная история божественного домостроительства: историческое сознание – неотъемлемая часть христианского мироощущения. Жизнь как бы на грани двух мгновений. Одно из них можно увидеть, пережить тысячекратно во множестве судеб – это прошлое.
Может показаться, что это образы времени последних двух тысячелетий. Но это не так: идея Нового завета – это не идея нового времени. Она родилась вместе с осознанием человеком себя как личности во вселенной, может быть, еще в эпоху неолита – жизнь как драма судьбы. Поэтому Христос принадлежит не только новой эре – в ней он лишь обрел имя…
Как бы не складывалось отношение к человеку со стороны им же создаваемых государственных структур, как бы ни определяла суть человека та или иная теория, – может быть, заглядывая в эти искажающие его облик зеркала, человек остерегает себя от неверного шага? – какую бы роль ни отводила человеку конъюнктура той или иной эпохи, но во все времена, с глубочайшей древности, человек – образ и подобие Бога: вселенная «моделирует» себя в самом малом из своих созданий. («И сказал Господь Бог: вот Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял так же от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно». Бытие. III, 22).
И эту страстную мысль о вечной ценности человека, об исключительности бытия, чуде присутствия своего в мире и святости жизни человек выразил в идее храма. И как внятно прозвучало это на разных языках.
х х х
Самое памятное из детства – зимние короткие дни. По ночам бесшумно сыпался тяжелый мокрый снег, а днем вечная таинственная белизна его плавилась солнцем… И праздники. «Ну что, поедешь со мной в церковь? – спрашивает бабушка. – Поеду.» Я с трудом открываю глаза, в сонном оцепенении одеваюсь. Засыпаю уже на подводе среди узлов, запаха соломы, людей, едущих в станицу. Кто-то укрывает меня, сквозь сон я слышу неторопливые женские голоса, скрип колес, фырканье лошадей…
Станичная деревянная церковь тоже кажется мне большой подводой – в ней те же голоса, та же неторопливость движений… Откуда-то сбоку раздается пение. Слова непонятны мне – мелодия их так грустна, так часто в ней повторяется одна и та же жалоба или просьба, что мне хочется заплакать… Становится так одиноко, и я крепко держусь за бабушкину юбку из плотной колючей материи.
А потом в сумеречном дне мы играем в снежки под церковными стенами…
При всем трагизме бытия человека в жизни всегда есть надежда – высокая цель судьбы. Назвать ли ее любовью, ребенком, добром, покоем, книгой… – бесконечно изменчивые черты счастья… Кажется, понять очевидность этих драгоценных истин – обрести бессмертие! Мир вам, люди!
СЛОВАРЬ
понятий и слов, не объясненных в тексте
Архиерей
– в Ветхом Завете – высший представитель израильского священства. В православной церкви так именуются лица высшей ступени иерархии, первосвященники: епископы, архиепископы, митрополиты, экзархи, патриархи, в отличие от подчиненных им иереев (священников) и диаконов.
Герой рассказа А.П.Чехова «Архиерей» назначен викарным архиереем – то есть, он является помощником епархиального архиерея. Последний руководит епархией – местными церквями. Епархия территориально совпедает с административными границами. Упоминается в рассказе благочинный – священник, стоящий во главе благочинного округа, на которые разделяется епархия.
«В осуществление своих обязанностей благочинный… посещает все приходы своего округа, проверяя богослужебную жизнь…»
(«Устав об управлении русской православной церкви»)
Евхаристия (греч. eukharistia)
– акт благодарения – главное христианское таинство в обряде.
Церковь (kyriak – буквально «божий дом»)
– предположительно от греческого kyrikon, от kyrios – «господь»; через Западную Европу и переделки на славянской почве превратилось в современное слово.
Апокрифы (греч. apokryphos – тайный, секретный)
– произведения иудейской и раннехристианской литературы, не включенные церковью в число канонических книг.
Содержание апокрифов не совпадает с официальным вероучением, но роль этих «народных книг» в формировании, например, древнерусской литературы огромна.
Ангел (евр. посланник, греч. вестник)
– вестник, дух бесплотный, одаренный умом, волей и могуществом. В Библии говорится о различных чинах ангелов:
Херувимы
– изображаемые со множеством глаз.
Серафимы
– с шестью крылами. (У А.С. Пушкина в «Пророке»: «…И шестикрылый серафим на перепутье мне явился…»).
Архангелы
– старшие ангелы. В Библии упоминаются собственные имена архангелов: Гавриил – евр. «сила Божия». Под именем Джабраил почитается как ангел и мусульманами. Предсказывает в храме рождение Иоанна Крестителя, сообщает деве Марии благую весть о предстоящем рождении у нее Христа.