(по иллюстрации:
http://telegra.ph/file/b4e0cee7b8a64114acf07.png
Акварель Тьерри Дюваля)
Голова очень сильно болела. Слова и мысли путались, как разноцветное, но преимущественно желтое облако.
Желтым бил свет из-под ресниц. Над головой черное небо перечеркивала доска. Ощупанная, она оказалась лодочным креслом. Руки уверенно нашли весло. Он умел грести? Кажется, да. Под пальцами скользнул черный лак.
На голове обнаружилась изрядная шишка. Треснули, значит.
Желтый резал глаза.
Где он? Названия улиц терялись, скрытые цветной пеленой, но внутри зрела уверенность, что зря он поднялся. Зря он приплыл. Все тело саднило, осенний воздух заставил раскашляться, и эхо прокатилось над водой.
Ослепительный фонарь не давал прочитать название. Пришлось подняться, опустить аккуратно весло, заметив сбитые костяшки. Он с кем-то дрался?
Ресторан Рибо ждал посетителей, удивительно пустой в такой прохладный вечер.
В кармане нашелся кошелек, в нем - деньги.
В соседнем ресторанчике гудели.
- Уважаемый, вам нельзя, - остановил его мужчина без знаков различия.
- Но ведь никого нет. Я никому не помешаю.
- Еще рано, - настойчиво повторил мужчина, - вам не следует заходить.
Драться снова? Уютное бежевое нутро, затянутое в бархат, манило теплом. Там наверняка пахнет кофе, и... и чем-нибудь еще.
- Вам рано, - повторил мужчина строго, - Ренато, идите. Идите домой.
Оставалось лишь повиноваться.
- И не заглядывайте в витрины!
Конечно, после такого нельзя было не заглянуть. Катая в уме имя - Ренато, Ренато, оно казалось удобным и знакомым, садившимся по душе - он заглянул.
За столиком что-то слушал, нахмурив седые брови, отец. Напротив него, всмахивая руками, хохотала тетушка. И мама, мама стояла у стойки, улыбалась, глядя сквозь витрину. В желтом свете глаза ее ярко светились
Она придала палец к губам, и указала - направо. Идти по улице. Не заходить.
Строгий мужчина без знаков различия, стоявший и перед этой дверью, покачал головой.
- Иди быстрее. Быстрее!
Пришлось подчиниться.
Свет фонарей закрутился, с каждым шагом вспыхивая ярче, желтее, синее, краснее, закружил и унес в темноту, где бормотали голоса.
Во тьме кто-то плакал. Его держали за руку с двух сторон, справа сестра, слева - Альберто, невесть как пробравшийся в больницу. И ведь не собачились над ним, лежали... Плакали извне, из коридора. Глаза еще были закрыты, да не просто так, а завязаны тряпочкой.
Он не мог бы видеть никакого желтого света. Его и по голове шарахнули не в гондоле, а в переулке, он шел с работы, закончив маршрут.
А мама, отец и тетушка давно умерли.
- Ты так улыбаешься, что даже страшно, - проворчала сестра, - у тебя сотрясение.
- Я видел рай, и там довольно уютно.
- Сотрясение.