Бабушка или судьба человека...

Ирина Татаровская
Посвящается моей бабушке Антонине Афанасьевне, с любовью.

...Вчера я снова побывала в родном городе - Самаре... До сих пор язык не поворачивается назвать его Самарой, хотя это название более древнее, чем то, к чему я привыкла.
Куйбышев - я называю его до сих пор, и это старое имя города возвращает меня в мое детство.
Бабушка не открыла нам дверь сразу - и улыбку ожидания встречи с любимым человеком сменила щемящая душу тревога - у бабули последнее время зашкаливало давление, и мы с мамой, стоя на лестничной площадке, старались не думать о плохом, ожидая, пока за дверью не раздастся ее, чуть хрипловатый и мягкий голосок: -Кто там?...
Через несколько минут бабушка все же открыла нам дверь - и мы вздохнули с облегчением. Оказывается, у нее опять подскочило давление и она, приняв лекарство, прилегла, да так и заснула.
Сжимается сердце, когда смотришь на ее, уже давно седенькую, белую, как снег, голову, почти уже закрытый от катаракты левый глаз и пораженный глаукомой - правый... Она уже давно ходит с палочкой, но никогда не жалуется на отнимающие у нее силы и, здоровье, бесчисленные болячки, принимая все с поражающей душу стойкостью. Сама жизнь подарила ей эту стойкость, жизнь, которая не пощадила ее, бросив в страшную, поломавшую судьбы и, исковеркавшую жизни - мясорубку Великой Отечественной войны...
Бабушка, тогда еще совсем молоденькая женщина, живущая с семьей в Запорожье, в большом, шумном дворе на несколько семей, - в сорок третьем году была насильно угнана в Германию, вместе с мужем и, со своей дочкой - моей мамой - которой на тот момент исполнился всего один годик...
Всего лишь около двадцати лет назад мы узнали об этом у бабушки, у которой - пережитое горе, страшные, нечеловеческие условия, кровавая Голгофа истерзанной, но не покоренной души - железным замком замкнула уста на много- много пролетевших лет...
Мы были потрясены, слушая ее тихую, прерываемую горькой, скатившейся слезой, речь, в звенящей тишине заполненной близкими людьми комнате...
... Свист и шипение пара подошедшего к перрону паровоза... Коверкающая русские слова длинная речь переводчика с немецкого на русский... Быстрый топот и топоток множества ног, больших и маленьких...
Людей сгоняют в кучу, словно стадо овец, прикладами автоматов подгоняя к открытым настежь дверям теплушек....Плач и стон, как единый вздох - черной птицей летит над вагонами, сотни лиц - объятых страхом и ужасом, колющей сердца тревогой и, отчаянной надеждой...
Мужчин и женщин с детьми сразу же разделили, и бабушка моя не представляла - все эти одним сплошным кошмаром пролетевшие месяцы - жив ли до сих пор ее муж, или давно уже его нет в живых...
Поезд медленно тронулся, резким свистом и шипением пара - навсегда отрезая молодых от уже пожилых, которым тоже пришлось испытать все ужасы и тяготы немецкого плена, выпавшие и на их, горькую, старческую долю...
Будет все, - страх и немыслимый ужас - еще ждут этих людей впереди, чьи бесчисленные кости будут погребены под слоем пыли, камней и земли - по почти половине Германии... И, только надежда будет их самым верным другом, помогая выжить в самых страшных, самых нечеловеческих условиях.
Когда будет страдать только измученная, и просящая - хоть нескольких минут передышки, плоть, - но сама душа будет гордо молчать, стойко и мужественно перенося все страдания и муки плена...
Паровоз будет их долго-долго везти, в наглухо закрытых вагонах... И только на коротких остановках двери будут открыты - на очень короткое время...
Бабушка тогда вспомнила, что всегда на этих остановках к паровозу подходили люди, торопливо суя в протянутые руки хлеб, который в первую очередь всегда отдавали детям...
И, вот, в каком-то прибалтийском городе - одна семья - муж с женой - подошли к открытой двери теплушки и, увидев на руках у осунувшейся от голода женщины прелестного годовалого ребенка - стали упрашивать бабушку отдать его им. Но бабушка не соглашалась. Прибалты настаивали, говоря, что девочка все равно погибнет, не выдержав страшных тягот, которые им еще предстоит перенести, а они оставят ей адрес, по которому женщина сможет забрать свою дочь впоследствии... Если, конечно, выживет...
Но бабушка снова покачала головой, говоря, что у них одна судьба, одна судьба - на двоих...
... А потом были бесчисленные переезды - земляные работы по восстановлению взорванных партизанами путей... И - снова ставшие уже почти родными - теплушки... Привычный перестук колес по стыкам рельсов и, - снова тяжелейшие, невыносимые, забирающие, невесть откуда, берущиеся силы... Но силы дает одна мысль - дожить, только дожить до вечера, когда можно будет увидеть свою дочь и, наконец, отдохнуть, мертвым сном упав возле теплого тельца своей дочери...
Сколько их было - дорог, восстановленных путей... Пока не начались лагеря... Немцы решили, что русские свое отжили и, отработали, на благо великой Германии и, теперь их ожидало медленное и мучительное умирание в лагерях...
Теперь уничтожалась не только плоть, вытаптывалась сама душа... И, все же, ни смотря ни на что, стойко сопротивлялась моральному уничтожению, немыслимым образом сохраняя беспримерное мужество и надежду...
И, все-таки они сумели выжить... Мамочка моя тогда сильно заболела скарлатиной, и не родиться бы мне на этот свет, если бы не один немецкий врач.... Будучи призван в армию и, отнюдь не разделяя античеловеческих позиций фашистов, он помогал заключенным, чем только мог. Конечно же, прежде всего - лекарствами.
Страшно ругаясь, чтобы ничего не заподозрили охранники, он толкал женщин, незаметно суя им в руки пузырьки, или кусочки хлеба, или клочки материи...
К сожалению, бабушка не запомнила его имени, да и до того ли было в то страшное время? Но горячую благодарность сохранила навсегда, горячую благодарность этому человеку, котораый спас тогда не одну только мою мамочку...
Да будет земля ему пухом! Этому безвестному врачу, бывшему в тот страшный сорок четвертый в концетрационном лагере под городом Арсдорф... Большего бабушка не помнит, милосердное время слегка приглушило боль и память, слившись отныне воедино... Навсегда... До самой смерти...
И, до сих пор бабушка не может смотреть фильмы о войне, которые снова пробуждают эту страшную боль и, рвущую на части душу, - ее память... Память, которая становится беспощадной и жестокой...
... Потом паровоз привез их к конечному пункту - концлагерю, где теперь им оставалось одно - умереть...
В этом концлагере, чей черный, удушливый дым стлался, казалось, не только по земле и, по небу, он стал - самим воздухом, воздухом смерти, которая наполняла каждый камень, каждую песчинку этой проклятой земли...
Это был длинный состав, состоящий из множества вагонов, который разгружали один за другим... Постепенно... Ведь в вагоне было очень много изможденных, измученных людей... А печи не могли так быстро, как хотелось бы немцам, справляться со своей страшной работой...
Потрясенные люди еще глотали едкий, удушливый дым сожженных заживо, когда им на смену уже выталкивали из вагонов других, потерявших последнюю надежду, отчаявшихся и плачущих людей...
... Осталось всего несколько вагонов... В их числе - оставался и вагон, в котором были моя бабушка и моя мама...
... Но вот резкий, протяжный звук авиационных моторов над головами уже попрощавшихся друг с другом людей прорезал черный дым... Покачав крыльями, низко над землей, пролетели самолеты..... Несмелые, а потом - радостные крики обреченных людей, снова обретших надежду... Крики, несмотря на страшную бомбежку...Немцы в ужасе разбегаются в разные стороны, пытаясь спастись от разносящих в пыль и прах, сотрясающих землю бомбовых ударов... Концетрационный лагерь под городом Арсдорф - уничтожен!...
Американцы отворяют двери теплушек, принимая в свои объятия исхудавших, смеющихся и плачущих от радости людей... Радостная суматоха... Очередь за горячей пищей... Выделяемые на сутки пайки...
Переводчик с английского, убеждающий не есть много изголодавшихся, похожих на живые скелеты, людей... Но многие не слышат, запихивая в рот все, что выдано на сутки...
... На следующий день - многие умерли, чей организм не воспринял такого количества пищи...
... Снова выделяемый паек... Теперь уже до самого дома...
Добирались до Украины на перекладных, пересаживаясь с поезда на поезд... Не без трудностей, и лишений... Но все это уже было не страшно, - они были живы и, они были свободны! А это - было самое главное!...
Но вот, наконец, и родное Запорожье!... Родные, близкие лица! ...Счастье, ведь мы - победили! Победили в этой страшной войне, унесшей столько бесчисленных жизней!...
Но - вместо долгожданного отдыха и покоя в кругу семьи - снова непростые и неразрешимые проблемы , незаслуженные обиды! Слово "насильно" - было почему-то забыто зарвавшимися и зажиревшими чиновниками, и сколько слез было пролито перед цинично и, с ухмылкой, восседающими в креслах сановитыми чиновниками в погонах!... Непонимание... За что!? За то, что смогли, сумели выжить, ни смотря на все страдания и муки!? Сумели выжить, сохранив свое человеческое достоинство?...
Долгое время бабушка не могла устроиться на работу... Увидев заклейменные страшной фразой документы - чиновники виновато и, не виновато, - разводили руками и, - отказывали. Отказывали в праве на работу, предоставив теперь снова умереть с голоду, только теперь уже - в родной стране...
"Враг народа"!... Сколько жизней сгубили этой проклятой фразой!... Еще совсем маленькой я слышала эту фразу, которая даже в шестидесятые годы пугала людей, возвращая их в то страшное время!...
И мне она тогда казалась олицетворением ужасного чудовища в человеческом обличье, чудовища, которому нет места среди честных, не предававших любимую Родину - людей!...
В один из таких дней - бабушка не выдержала... То, что не смогли сделать фашисты в концлагерях - сделали свои же, облеченные самодержавной и беспредельной властью, чиновники в погонах...
Она просто встала из-за стола, за которым не могла проглотить ни кусочка хлеба, встала и, пошла...
Дедушкин брат, дядя Коля - добрейшей и тонко чувствующей души человек - сумел почувствовать ее состояние и, незаметно пошел за бабушкой следом...
... Он успел дернуть ее за руку, не дав броситься под поезд...
... А потом, не обращая внимания на возможную запятнанную репутацию - общением с "врагом народа" -
( напрямую - в глаза - это не говорилось, но об этом не давали забыть ни ни одну минуту), перевез
бабушку с мамой в Куйбышев, где устроил ее на работу на авиационный завод, занимая должность одного из ведущих конструкторов...Дед вернулся домой только в сорок восьмом году, будучи сразу же призван в армию после освобождения, где служил в Средней Азии...
... Ну, а дальше... Дальше - жизнь наконец, наладилась, принеся долгожданное счастье...
... Родился еще один сын - Алексей... Балагур и пересмешник, ставший любимцем семьи...
... В этом году моей любимой бабушке - исполняется девяносто лет... Много тяжелого пришлось испытать ей за это время - раньше срока похоронила брата и обеих сестер... Совсем молодой - не дожив до пятидесяти лет - умер сын... Осталась любимая дочка, да внуки, приносящие радость и восполняя горькие утраты и потери...
... Сегодня, в день Великой Победы - 9 мая - я хочу поклониться ей в пояс, до самой земли, поцеловать ее сухонькие, ставшие пергаментными ладошки и, поблагодарить, со слезами на глазах, за ее жизненный подвиг, за ее беспримерное мужество и душевную стойкость. Эту маленькую, совсем седенькую, женщину, чьи волосы поседели не только от времени, но от горя и слез, - женщину, благодаря которой - живет моя мама и я. И, теперь - мой сын... Жизнь продолжается - жизнь, в беспримерной правоте своей, в конечном итоге - ставящей все на свои места!...




09. 05. 2012г.