УДАР
Вторая часть здесь:
http://www.proza.ru/2018/02/17/1642
1.
Скоро Новый год.
Как часто можно прочитать эти слова в разных книгах?
Мы все чего-то ждём от Нового года. Мы надеемся. У каждого из нас свои мечты.
А я вот вспоминаю такую историю.
Малявка я.
Дедушка подарил мне ёлочные шары. Два шара - синий и зелёный.
А я сижу под пианино и нужу. Нудю.
У всех праздник, а я завёл свою шарманку. Что-то мне показалось обидным. Может, третьего шара не хватило в моей крохотной жизни. Красного, например. Или жёлтого.
Нам всем всегда чего-то не хватает. Человеческая натура у нас такая. Ненасытная.
Вот, скажем, взять Азизяна.
Ну зачем ему приспичило напялить на себя маску Олуха Царя Небесного?
В принципе, ведь ничего себе парень. А дурака валяет. И все вокруг считают его Цанцаром.
Или... взять меня.
Ну ведь могу я дать по шапке, если понадобится. Чтобы сразу отстали. А не всегда решаюсь.
И ведь вторая волна пошла!..
- Эй, грузин! Дорогу дай!..
Я послушно отхожу в сторону.
Сдрейфил я. Прозвучало неожиданно "эй, грузин!", и не готов я к отпору.
Да и надоело кулаками махать.
- Эй, грузин!..
Это Боря из параллельного класса.
Вроде нормальный человек. А туда же.
Я выхожу в наш школьный двор, подхожу к памятнику Антону Палычу и спрашиваю:
- Чехов, вот что они, а?
- Ну... во-первых, без фамильярностей, молодой человек... А, во-вторых, сами разбирайтесь. И дочитайте, в конце концов, "Каштанку"!
И я отправляюсь к тёте Гале.
Вообще-то, безобразно я живу.
Сто лет у неё не был. Не поддерживаю старушку в её беде.
Арик-то всё ещё под следствием.
В тюрьме Арик. Уже целый месяц.
2.
Мне не удаётся дойти до дома тёти Гали.
Я вижу маму. Она куда-то спешит.
- Ой, Гошенька! Как хорошо, что ты пришёл! У меня ЧП! Я за бигудями в магазин!
- За какими бигудями? - рассеянно переспрашиваю я.
- Представляешь, я одолжила у нашей хозяйки бигуди, я всего лишь ошпарила их, а они в кипятке скукожились! Ужас! Бегу за новыми!.. А можно я скажу ей...
- Что? - я настораживаюсь.
- Что это ты их переварил?
И тут на меня находит.
Я готов взорваться от возмущения.
Я ору на всю улицу:
- Ну почему?!! Почему всегда во всём виноват я?!! Почему все свои ошибки ты валишь на меня?!!
- Да что ты! - мама ошарашенно смотрит на меня. - Когда я просила тебя? Что ты?!. Когда я...
Мне становится ужасно стыдно. Я готов провалиться сквозь землю.
- Мама, извини меня! Я скажу, что это я...
- Не надо, Гоша. Ты прав. Я испортила эти дурацкие бигуди, мне и отвечать. Ужин на столе.
И пошла печально от меня по кривой улочке.
Я хотел догнать маму. Но не решился.
Какая же я свинья.
И тут я увидел Асю.
Она помахала мне.
Но я сделать вид, что не заметил её.
Ужин - чудесные пирожки с картошкой - чудесные... удивительные пирожки мамы - я сжевал, так и не запив чаем.
3.
Когда-нибудь я стану великим человеком.
Да нет, не потому, что я этого ужасно хочу.
Но я стану.
Обо мне узнает весь мир.
Вот я сижу в кафе. А за спиной шушукаются:
- Это он... Ты узнал?
Я трясусь в трамвае и вагоновожатый объявляет в динамик:
- В нашем трамвае на третьем сиденье, слева, у окошка сидит сам...
Я иду по улице и рыжая девчонка, которая только что ныла, потому что ей не купили мороженое, замирает восхищённо:
- Его портрет висит в нашем классе!..
Да. Я буду знаменит.
А толку?
Ну, стану я обладателем собственного острова. Одного из атоллов Маркизских островов.
Ну, будет у меня свой фрегат.
Ну, зарою я свои сокровища в одной из пещер "сим-сим-откройся"...
А смысл?
Если детство такое несчастное.
Если приходится чуть ли не каждый день что-то доказывать разным дуракам. Да и не только дуракам. Умным тоже.
Если тебя не ценят.
Если предают.
И никому ты не нужен.
Я стою на крыше одной из самых высоких многоэтажек города.
Внизу шумит город.
Вот умру. И все будут рыдать.
А ведь поздно спохватятся.
- Такого великого мальчика угробили!..
Всё-таки прекрасна гора Арарат.
Красивее её я в своей жизни ничего не видел. Великолепная гора. Как-никак - библейская
А вы замечали, что вершина Большого Арарата, с его снежной шапкой, похожа на профиль девушки?
Самой трогательной, самой чистой девушки в мире!
Наверное, каждая женщина в юности была именно такой.
4.
Арик вернулся домой.
Всё это время я ходил к тёте Гале, потому что мы друзья. А друзей в беде надо поддерживать. Иначе - какая это дружба?
Тётя Галя сначала молчала. Потом заваривала чай и угощала меня лимонными цукатами. И принималась рассказывать про своё счастливое детство. А чаще всего вспоминала отца - царского полковника.
- Очень был мужественный и славный человек. Его все уважали и любили. Как-то раз бросился в колодец и спас мальчугана, который в этот колодец ненароком свалился...
Арику дали год. Условно.
Если за этот год он он нарушит закон, его точно отправят в колонию.
А так - вроде как на время оправдали. Пожалела его судья.
И если честно - правильно сделала!
Арик защищал честь своей сестры. И честь своей любимой - Светы.
Он всё рассказал мне:
- Слушай, заглядываю я в окно и, представляешь! Его вижу! Эту обезьяну! Мужа сестры! У Светы в комнате! И, чёрт возьми! Пристаёт он к ней! К Свете! Хочет её поцеловать! А она ему как влепила - пощечину! А он вообще с катушек слетел! Набросился! На Свету! Ну тут я взбесился! Выхватил финку, ногой по двери! Врываюсь и в... ягодицу ему что есть мочи! Финка из задницы торчит! Эта обезьяна воет! А Света хватает табуретку, сначала его по башке припечатала, а потом и меня...
Теперь Арик сидит дома. Тётя Галя запретила ему выходить даже в сад. Так и сказала:
- Только через мой труп!
И Арик читает "сэра Артура Игнейшуса Конан Дойля". Ну я тоже читаю. Не на стремянке - в кресле. При Арике Самур ко мне не пристаёт, за пятки не хватает, мирно сопит рядом и виляет во сне хвостом.
Рад он нашей компании.
А когда Арик откладывает книгу и задумчиво смотрит в окно, шевелит ухом, мол:
- Я всё слышу, сказала мама - читай, значит, читай. И нечего. Шелести страницами дальше...
- За год я академиком стану, - ворчит Арик.
А финку ему не вернули. Вещдок.
5.
Азизян отвёл меня в сторону на перемене и спрашивает:
- Когда у Аси день рождения?
- Скоро, - отвечаю.
- Когда?
- А зачем тебе?
- Понимаешь... - бледный Азизян покрывается румянцем. - Я хочу её поздравить. Она... мне... я... люблю её!
Думаю, в этот момент у меня лицо стало таким же глупым, как и у Азизяна.
Я даже возмутиться не успел.
Мне стало весело как-то.
Задорно.
Захотелось схватить Азизяна за его длинный нос и держать всю перемену. Только сопливый он всегда и шмыгает, словно сейчас расплачется.
Пожалел я этот несчастный нос.
Я ведь хотел сказать:
- Азизка, ты, правда такой глупый? Или с Луны свалился?
Но я не сказал. Я представил, как у него сердце разорвется от вселенской печали. И душа его примется блуждать в потемках.
- Первого января, - ответил я.
- Правда! - заволновался Азизян. - Совсем скоро!.. Что ей подарить? Как ты думаешь?
- Розы. Тринадцать роз.
- Почему тринадцать? - испугался суеверный Каро Азизян.
- Потому что пока твоей любимой двенадцать лет, - сказал я и вернулся в класс.
Вечером я отправился к Аське и сообщил:
- В тебя влюбился Азизян.
- Я знаю, - она пожала плечами. - Ну и что? Мало ли кто в кого влюбляется.
А ведь верно.
Мало ли кто в кого.
Мы стоим у окна и смотрим на снег. Выпал снег. Это так красиво. Зимний сад в снегу - голые яблони, другие деревья... Они тянутся тонкими ветками к сизому небу, словно просят не о снеге. А о чем-то другом.
Может, о тёплом весеннем дожде. Когда все расцветает.
И когда не так печально.
6.
Терпеть не могу ждать.
Это у меня с далёкого раннего детства. Когда я открывал входную дверь в подъезд и высматривал в узкое окно маму.
Стоял на стуле. Часами. И ждал, когда она появится на пригорке. Потом начнет спускаться вниз, по дороге, которая ведет к нашему дому. Наконец, хлопнет дверью внизу. Застучит каблучками по ступенькам... И вот она - мама!
Мама!..
Терпеть не могу ждать.
Ну где она? Холодно, чёрт! Продрог до последней косточки.
Тереблю билеты в кармане своей болоньевой куртки. Ни фига она не греет. Ещё и мокрый снег с дождём.
Прыгаю перед входом в кинотеатр.
Мы в кино собрались на "Золото Маккены".
Отличный фильм. Я его уже два раза видел.
Про шерифа Маккенну. Чудесный шериф. Он случайно узнаёт, где золото древних индейцев спрятано. А бандит Колорадо берёт Маккену в заложники. Хочет его заставить показать, где то самое золото лежит. А это в каньоне Дьявольское Наваждение. Маккена-то знает, но не говорит. А к ним по дороге всякий разный сброд пристает. Тоже ищут клад. Но не все из них золото это увидят, ха-ха... Не все до заветной цели доберутся...
Ног не чувствую. Ну и холодрыга.
Ух, эти женщины!
Минута до начала сеанса.
Ну где же ты?!!
И вдруг я вижу Асю.
Какая нарядная. В шапочке вязаной. В розовой...
Волосы по плечам. В красном пальто и красных сапожках.
Я стою и улыбаюсь. Неужели она спешит ко мне?
Ну, в смысле, кино со мной смотреть...
Маккена ползет над обрывом, по отвесной стене, а я не могу оторвать глаз от этой чудесной девочки, которая впилась в мою руку ногтями и шепчет:
- Ай!.. Он сейчас сорвётся!..
Как здорово, что я и на следующий сеанс взял билеты.
Расчудесно это.
7.
Когда-нибудь я напишу книгу.
Вообще-то, я выберу профессию геолога. Или кинорежиссёра.
Смешно, в шесть лет я хотел стать Чарли Чаплиным. Я бегал по квартире с тросточкой, а точнее - с зонтиком, и вопил:
- Я усики не брею, большой живот имею, хожу по ресторанам и песенки пою!..
Я напишу книгу про всех.
И про то, как мы снова танцевали с Асей под огнями вечернего города. Мы замечательно вальсировали.
Вдруг она встрепенулась и сказала:
- Ой! Мне надо домой! Я совсем забыла! Мы завтра улетаем, рано утром!
У меня почему-то заныло сердце. Она виновато смотрела, а я всё понял. Я долго не увижу Асю. Очень долго. Может, никогда больше не увижу.
Я представил, как самолёт, в котором она летит, падает в Чёрное море.
- Куда? - спросил я.
- В Алжир. Папу снова позвали что-то там строить. И мы с мамой решили поехать вместе с ним.
- Надолго?
- На год...
- Почему ты раньше не говорила?
- Я не хотела тебя огорчать.
- Перед Новым годом? Ерунда какая!
- Так получилось... Извини, пожалуйста...
Мы подошли к её дому.
Она чмокнула меня в щеку.
И побежала к дому. Споткнулась, упала, вскочила и снова побежала.
А потом крикнула:
- Мы будем писать друг другу письма!..
И исчезла в доме.
Потом в самолёте.
Потом в облаках.
Потом в этой чертовой Африке.
Целый год!
И что мне прикажете делать?
С неба падал снег.
Я поймал языком несколько снежинок. Сплюнул.
И пошёл домой.
Жить-то дальше надо.
8.
Я завязываю шнурки на кедах. В раздевалке.
Боря из параллельного класса наступает мне на правую руку. Пяткой. Со всей своей дури.
От боли я деревенею.
Одноклассники Бори ржут.
Много лет спустя я узнаю, что этого самого Бори не стало в пятьдесят один год.
Простил ли я его?
Нет.
Нет...
Впрочем, может, там, на Небесах, он ещё что-то поймёт. Лет через тысячу... И тогда я его прощу.
- Убери, - говорю я глухим голосом.
Он продолжает давить.
- Убери!..
Видно, в этом моём единственном слове столько беспощадной силы, что он всё-таки убирает ногу.
Я продолжаю завязывать шнурки.
Пальцы не слушаются.
Но я справляюсь.
Я поднимаюсь с пола.
Я стою перед ними.
Мы молчим.
А потом я произношу, почти спокойно:
- Давайте, один на один.
Они хмыкают.
Они покидают раздевалку.
Они повержены.
Отныне и вовеки веков больше ко мне никто не пристанет.
Ты уехала.
Это печально. Это горько.
Я сижу в классе. Идёт урок географии.
Я смотрю в окно.
Там какие-то птицы прыгают с ветки на ветку. Греются так, что ли?
Зима. Птицам холодно.
И мне холодно. Холодно моей душе.
Тебя нет и не будет.
А рядом странная девочка по имени Асмик.
Асмик смотрит на меня.
Влюбилась, что ли?
Ну а что я могу поделать?
Говорят же:
- Сердцу не прикажешь?
- Угощайся, - шепчет Асмик и сует мне под партой кусок яблочного пирога.
Яблочные пироги - моя слабость.
Учительница всё видит - как я вяло жую, но делает вид, что не замечает.
Она хорошая. Старенькая и добрая.
Господи, что это со мной?
Почему вороны за окном расплываются?
Я встаю с этим пирогом в руках и выхожу из класса.
И никто меня не останавливает.
Только уборщица на первом этаже ворчит:
- Черти полосатные!.. Ходют и ходют...
Ну пусть себе ворчит.
Расплывчатые вороны спрашивают:
- Каррр? Печалишься?
- Да, - киваю я. - Перестаньте плакать!
Пожалуйста, вороны! Перестаньте ныть по уходящему детству...
Вороны кивают.
И прыгают с ветки на ветку.
Прыгают с ветки на ветку.
И ведь ловко так.
9.
Самое верное - это вовремя сказать "да" или "нет".
Потом ведь будешь маяться
Всё равно скажешь. Только с опозданием.
Рыбаченко мне говорит:
- Мы друзья?
Я мямлю в ответ:
- Да?..
Не уверен я.
Не вижу я продолжения нашей, так сказать, дружбы.
Да. Ничего он вроде - этот Рыбаченко. Но...
Сомневаюсь...
Я вдыхаю побольше воздуха и отвечаю:
- Нет, брат. Мы не друзья.
Рыбаченко смотрит на меня тупо. Да и я тоже не слишком умно.
- Ну не друзья мы.
Мне Азизян больше друг, понимаешь, Рыбаченко.
Азизян простой.
А ты с подковыркой.
Арик мне друг. Серёга мне друг.
Я за них болею.
А за тебя - нет. Хоть ты и тыщу раз со своё сестренкой возишься.
Не враг ты мне, но и не друг.
Так - мимо прошёл.
Рыбаченко озадачен. Он постоял ещё и пошёл себе.
Другая жизнь у тебя, Юра.
Прощай.
А я открытку получил от Аси.
Красивая открытка. С видом на Средиземное море.
Волны, солнце красное, горизонт.
Как ты там, Ася? Я скучаю.
И всего три слова:
"Это Средиземное море".
Странные вы всё-таки, девчонки.
Почему нельзя написать что-то важное?
Не всё же вам подсказывать?
Помнишь, как я скатывался на своих роликах с горы! А ты стояла там, наверху, ветерок играл твоими косами, а я злился:
- Ну чего пристала?
Дурак я.
10.
Дедушка?
Дедушка?!
Да это же дедушка!!! Дедушка Левон!
Стоит у нашей двери! В своей прекрасной английской шляпе и с чудесным саквояжем в руке! Только его саквояж пахнет внутри так волшебно и своеобразно - одновременно - зубным кабинетом, яичницей и "Мишкой на Севере"!
- Дедушка!
Я мчусь к своему любимому дедушке. Наверное, я бью все рекорды по бегу на шестьдесят метров по заснеженным улочкам.
Мы обнимаемся.
- Никого нет дома, - сообщает дедушка. - Замёрз!
Я отпираю дверь:
- Все на работе!
- Сегодня? - удивляется дедушка. - Тридцать первого декабря?
- Ура! С наступающим Новым годом, дедушка!
Мы пьем чай с "Мишкой на Севере".
Дедушка согрелся.
- Я посижу и поеду, - говорит.
- Куда?!
- Домой. В Тбилиси. Если через час выйдем, успею. Новый год надо встречать дома. С семьёй.
- Можно я с тобой поеду?
- Новый год надо встречать с семьёй, - мягко повторяет дедушка.
Мы молчим.
Мы редко беседуем вслух. Мы беседуем молча.
- В детстве у меня был ягнёнок, - вдруг произносит дедушка. - Совсем ручной. Мы с ним спали на сеновале.
Неожиданно бьют настенные часы: боммм!
Мы оба вздрагиваем и принимаемся хохотать.
Мой дедушка всегда смеётся до слёз. Я тоже. Мы с ним похожи.
- Жалко, не дождался... - говорит дедушка.
Открывает свой саквояж и достаёт из него разные свёртки.
Потом встаёт и надевает шляпу.
- Я тебя провожу, - говорю я.
Мы идём по зимнему городу.
К стоянке такси.
На такси дедушка точно успеет доехать из Еревана в Тбилиси.
- Спасибо, дедушка!.. - шепчу я.
Дедушка хлопает меня по плечу и уезжает.
А я стою и смотрю.
И жую конфеты. Мишек на Севере...
Чтобы жизнь не казалась такой горькой.
11.
Первого января мы пошли в цирк. Папа и я. А мама осталась дома. Подхватила насморк, и вот осталась.
- Мы ни в какой цирк без тебя не пойдём, - заявили мы с папой.
- Пойдёте, - ответила мама. - А потом расскажете. Иначе я заплачу. И буду плакать весь вечер.
В цирке вместо мамы рыдал клоун. Бегал по манежу и вопил:
- Кто слопал мой новогодний таз оливье?!.
Публика хохотала.
Кстати, в цирке был аншлаг. А я думал - никто не придёт. Только мы с папой. Кто же ходит в цирк первого января?
Оказывается, ходят. Даже весело на душе от этого.
Только вот лев был какой-то печальный.
Он сидел прямо передо мной. На тумбе. Спиной к нам.
И из-под его тощего зада свисало всё, что только может свисать.
Папа сказал:
- Бедный старый лев. Я бы запретил выступать с животными в цирке. Не кормят его, что ли?
Лев взглянул на папу через своё тощее львиное плечо огромными глазами.
И вздохнул.
Неужели он услышал папу.
А дрессировщик взмахнул хлыстом, лев приподнялся, покрутился на месте и снова сел.
Больше дрессировщик к нему не приставал. Наверное, всё-таки жалел своего льва-пенсионера.
К тому же первого января.
После представления мы купили торт и цветы. Чтобы порадовать маму.
А она мирно сопела на диванчике.
И мы с папой тихо сидели рядом, читали.
Папа - "Иностранную литературу", а я "Королеву Марго".
Как там моя королева в своём Алжире?
Нет, Ася - пока принцесса.
До Королевы и Короля нам ещё расти и расти.
12.
Вот пролетели три месяца.
Сегодня первое апреля. День дураков.
Знаете, оказывается, бывает так в жизни, что ничего не происходит.
Школа, уроки, домашние задания, драки, время от времени. Обычная жизнь.
А по мне - настоящая жизнь - это когда творишь, строишь, созидаешь. Делаешь что-то стоящее и доброе.
Злые дела - они каждый день происходят. А вот добрые - не каждый.
Весна на дворе.
Я в саду у Серёги. Его отца посадили на три года. За погибшего рабочего и рухнувший дом. А Сергей считает своего отца самым честным человеком в мире.
Мы поливаем цветы.
Серёга - из шланга. Я - лейкой.
Потом мы меняемся.
Потом снова меняемся.
И снова.
- Я отца уважаю, - говорит Серёжа. - А маму люблю.
Он мне чем-то напоминает моего деда Левона. Такой же немногословный.
Но сегодня он говорит побольше обычного. Я слушаю.
- Когда отец выйдет, в Эстонию переселимся. На историческую родину мамы. Я в Эстонии никогда не был. Я Эстонию люблю.
Поливаем дальше.
- И Армению люблю...
Вдруг он взрывается - лихой эстонский парень:
- Ну не дураки люди?! Вот чего там Сальвадор с Гондурасом не поделили?!
Я отвечаю:
- Люди за всю свою историю жили мирно всего триста лет. Остальное время воевали.
- А я о чём? - возмущается Сергей.
Мы поливаем розовые кусты, и я вспоминаю, как Ася подарила Азизяну семь красных роз.
Потом я спрашиваю Серёгу:
- Ты когда-нибудь любил?
- Да, - отвечает мой друг. - Я и сейчас люблю.
- Кого?
- Родину.
Мы поливаем дальше.
Всё-таки здорово, что у меня такие друзья.
Искренние.
Чудесные.
13.
Все взрослые были когда-то детьми. И у них были свои мечты.
Я разглядываю картину моего дедушки Христофора. По-армянски его имя звучит - Хачатур - Дающий Крест.
Этой картине много лет. Христику тогда было пятнадцать. Когда он сделал копию с картины Шишкина. А вообще - он был реалистом - учился в реальном училище.
Сани, лошадка, зимний пейзаж.
Может, мой дедушка мечтал стать художником. Как и дедушка Левон. Я перевожу взгляд на копию картины Айвазовского. "Девятый вал". Дедушке Левону было побольше. Но какая разница?
Они мечтали.
А сбылись их мечты?
Мой папа мечтал стать писателем.
Я мечтаю стать режиссёром. Ну или геологом. Или клоуном, что ли...
Я выхожу из школы. Меня догоняет Асмик. Всё смотрит на меня, смотрит.
- Асмик, - говорю я. - Что тебе?
На самом деле, я хочу сказать ей что-то доброе и тёплое.
А говорю грубо.
Зачем? Ведь любит она меня. И это видно. Но что мне делать с этой любовью?
Асмик молчит. Идёт рядом. Потом отстаёт.
Мне бы остановиться, вернуться. Как-то приободрить эту глазастую девочку.
Но я иду дальше.
Лучше быть честным.
Мечты не всегда сбываются. Далеко не всегда.
Мы взрослеем.
Нам ещё долго жить.
А сердце - оно хоть и мягкое - но закаляется правдой.
- Гоша, - тихо зовёт Асмик.
Чёрт!..
Ну не могу я так.
Я возвращаюсь.
Сколько же в её глазах любви.
14.
Люблю я карусели.
Мы уже в пятый раз кружимся.
То я впереди, то Асмик.
Знаете, когда раскачиваешься в процессе раскручивания, а потом тянешься друг к другу руками... пальцами... Ну и, наконец, успеваешь сцепиться кончиками.. И ещё немного... И вот вы держитесь друг за друга! Вцепились - не расцепить!
А потом - раз - и расжимаете ладони! И разлетаетесь в разные стороны!..
А карусель всё крутится и крутится, словно мечтает забросить вас на задворки Вселенной...
Потом мы балуемся лимонным мороженым в вафельных стаканчиках...
Потом в тире стреляем по зайцам...
Потом в лодке катаемся по пруду...
Словом, все прелести жизни.
Ну чем я ещё могу порадовать эту девочку?
На самой середине пруда Асмик спрашивает:
- А ты не хочешь меня поцеловать?
- Смотри, - говорю, - какая птица! Это горлица! Надо же! И откуда она здесь?
Дальше мы скользим молча.
Видно, мадмуазель задумалась над этим вопросом - над миграцией птиц.
Вечер.
Ну, я как вежливый кавалер, провожаю её до дверей.
Она впивается в меня глазами Семирамиды:
- Поцелуешь?..
Ни стыда, ни совести!
- Смотри, - говорю. - НЛО!..
А в небе, и правда, звёздочки мельтешат. Разлетаются фейерверками! Ей-Богу!..
На следующий день знакомые будут спрашивать:
- Ты тоже видел?
- Да, видел?!
- Инопланетяне!
- Секретное оружие!
- Да нет! НЛО!!!
А она подходит и говорит:
- Я так плохо спала... Неужели ты не хочешь меня поцеловать? Хотя бы в щеку?..
15.
Дядя Котик - муж тёти Гали - совсем и не старик. Не смотря на то, что совершенно плешивый и весь в моршинах.
Глаз у него, как говорится, горит.
- Значит, геологом хочешь стать? - спрашивает.
- Да. Наверное.
- Нет, дорогой. Это не ответ. Геолог - не профессия. Геолог - философия. Это не просто золото искать или другие полезные ископаемые. Это жить вечностью. Дом, семья, дети - вторичны. Ты понимаешь, о чём я?
- Не очень, - честно отвечаю я.
- Геологи - дети Земли. Мама-папа - это очень важно. Дети важно. Жена - важно. Но для геолога самое важное - Земля, что и где припрятано. И чтобы найти, надо порой потратить много лет. А может, и всю жизнь. Ты способен на это? Ты готов? В поле жить месяцами, в непогоду искать? Забыв про болезни, про родных, про дурацкое настроение?
Я призадумался.
- То-то, брат...
А я вдруг спросил:
- А разве не в любой профессии так?
Дядя Котик хмыкнул:
- Из тебя получится человек. Хороший ты парень.
- А кто я сейчас?
- Глина... И сам себе скульптор. Подумай, поймешь. Ты не дурак.
Я скатываюсь на роликах с горы.
В ушах привычно свистит ветер.
На кочках я подпрыгиваю, пролетаю метра два и качусь дальше.
Это уже привычное дело. Оно доставляет мне удовольствие. Но мне хочется чего-то нового. На полной скорости я вспрыгиваю на бордюр, скольжу по нему, качусь дальше. Получилось!
Может, и в жизни так?
Вот - научился чему-то, освоил, понял - что к чему, набрался опыта и скользишь дальше - к новому.
Сначала - не получается. Шишек набиваешь. Синяков. Но... вдруг - раз и вышло!
Это же здорово.
Это прекрасно.
В этом смысл жизни. Впереди много нового и неизведанного.
Впереди - золотые поля.
Главное - найти сокровище.
Потом ещё одно. И ещё.
И поделиться с миром.
Мне много не надо. Мне главное искать и найти.
Ветер!
Как здорово, что мы с тобой породнились!..
16.
Когда-то я всё-таки стану писателем.
Не клоуном, не геологом, не фельдшером.
И меня позовут на встречу с читателями.
Один мальчик будет шуметь и всё время перебивать меня.
Я спрошу:
- Как тебя зовут?
- Норик, - ответит он.
- Новенький, так переводится с армянского твоё имя.
Он в этот момент лопнет от счастья и от всеобщего внимания.
А я вспомню...
В класс врывается тетенька.
- Дети! Я - помощник режиссёра! Мы снимаем фильм "Пузырьки"! Вот ты, мальчик, очень подходящая фактура!
Она тычет пальцем в меня.
На следующий день я являюсь на пробы.
Дяденька бородатый говорит:
- Скажи - Клара у Карла украла кораллы!
А я, весь такой прилизанный, пялюсь на его бороду и молчу.
- Следующий, - говорит дяденька.
И я ухожу.
А мама меня успокаивает.
Да я и не расстроен.
Мы идём в "Пончиканоц" - это кафе. И угощаемся пончиками с кремом.
Мама смеётся. И я смеюсь. Над нашими простыми шутками.
И мы счастливы.
А потом мы отправляемся к портному. И заказываем мне кепку в клеточку.
А мама говорит:
- Чудесная кепка у тебя будет.
И этот день мне запомнится на всю жизнь.
Когда-нибудь я стану старичком.
Внук или внучка попросит меня:
- Дедушка, расскажи про своё детство!
И я расскажу.
Про всех.
Но в первую очередь - про маму.
Как мы с ней устраивали пир на весь мир. С вишнёвой водой и бутербродами с сыром. Мы чокались и желали друг другу:
- Да здравствует эта компания!
- Да здравствует!
И нам светило Солнце.
17.
Мы с Азизяном сидим на качелях.
Нас тихонько раскачивает весенний ветерок.
Это качели Аси. Мы в её саду.
Здесь всё расцвело. Деревья, словно невесты.
- Два цанцара, - усмехается Азизян.
Нарушил тишину. Вот зачем? Хорошо ведь сидели. Тихо.
Ну он - так точно балбес. Я себя дурачком не считаю.
- Да цанцар ты, цанцар... - кивает Азизян.
Надо же. Телепат он, что ли?
- Да, - хмыкает Азизян.
Я таращусь на него.
- А все думают - Азизян - дурак, Азизян - цанцар, Азизян - олух царя небесного... - он вздыхает. - Загадай любое число. Хоть пятизначное.
Я недоверчиво смотрю на Каро.
- Ну, чего уставился? Загадывай. Только хорошо думай. Отчётливо.
- Загадал.
- Пятьдесят пять тысяч пятьсот пятнадцать. Правильно?
Я от удивления икаю.
- Ну правильно?
- Почти! Пятьдесят пять тысяч пятьсот пятьдесят пять!..
- Я же сказал - хорошо думай! Загадывай снова.
Теперь я думаю очень хорошо.
- Восемьдесят восемь миллионов! - говорит Азизян. - Только это уже восьмизначное. Верно?
- Вот это да! - Я поражён. - Почему ты раньше молчал?!
- Этот дар у меня открылся недавно, - честно признаётся Азизян. - Когда узнал от тебя, что Ася уехала. Внезапно открылся этот дар... А толку?
Я ничего не отвечаю.
А у меня никакие дары не открылись.
Разве что стих недавно написал.
Всего две строчки:
"Когда друга рядом нет,
остывает мой обед".
Вообще-то, я сначала сочинил так:
"Когда Аси рядом нет,
остывает мой обед".
А потом решил, что про друга как-то человечней. В смысле, про друга понятней и ближе всем.
18.
Всё когда-нибудь приходит к чему-то.
Моя повесть скоро подойдёт к концу. И если честно, я не совсем представляю, чем она закончится. То есть я знаю, но не факт, что всё так и произойдёт.
Ещё четыре короткие главы, включая эту.
Самая потрясающая история, которую мне довелось услышать в жизни - это история про воспитательницу детского садика, которая на руках всю ночь носила детей по горной тропе. По одному ребёнку. По горной тропе. В дождь. По скользкой тропе. Пожилая женщина. И спасла всех детей.
А в деревне... в ауле шёл бой...
Но это случится потом. Тридцать лет спустя.
А пока я не могу оторвать глаз от открытки с дурацким лыжником, который мчится за катером по синей волне.
Открытка пришла от Аси.
Всего шесть слов: "Гоша, не скучай! Я скоро приеду!"
Кто этот тип на водных лыжах?
Асмик протягивает мне яблоко.
Прямо - как змей-искуситель. Из библейской истории
Я беру яблоко. У них в саду чудесные яблоки растут. Надкусываю...
- Можно тебя поцеловать? - спрашиваю я.
И удивляюсь ужасно. Неужели эти слова произношу я?
- Да... - Асмик зарделась.
Я целую эту девочку в губы.
Надо же! Что это со мной! А как же Ася?
- Хочешь я стану твоей женой? - спрашивает Асмик.
Она летит рядом.
Вся земля усыпана белыми розами.
- Я не знаю!.. - шепчу я.
- А ты знай! - требует Асмик...
Я просыпаюсь в холодном поту.
Сон это был!.. Уф!..
Как мне быть, ребята?!
Ведь они обе чудесные.
19.
Эта история к моей истории никакого отношения не имеет.
Она не про меня, не про моих друзей, не про дедушек и бабушек...
Вру.
Она про мою прабабушку.
Однажды...
Моя прабабушка Изабелла - по- армянски - Забел - ехала в дилижансе сто лет назад со своим папой из одного города в другой. По делам.
Изабелла была совсем юной.
И так случилось, что на одной из станций она потеряла свою сумочку. А в ней лежали все документы. Например, метрика...
А в это самое время по той же самой дороге путешествовал мой прадедушка Петрос...
Разумеется, Изабелла с Петросом не знали друг друга...
Прошло много лет.
Изабелла и Петрос встретились и полюбили друг друга. Поженились. У них родились дети...
Однажды Забел убиралась в комнате мужа. Ей стало любопытно (женщина, всё-таки!) - что это хранит её супруг в своей шкатулке?
Заглянула...
И, о, чудо!.. Обнаружила в шкатулке... ту самую метрику! Свою метрику!
Как потом рассказал ей мой прадедушка, он нашёл сумочку в придорожной канаве. Всё собирался найти владелицу, отослать по почте, да как-то не нашлось времени...
- А Боженька, всё сам рассудил, - сказала Забел. - И соединил наши судьбы ещё до того, как мы познакомились...
Такая история.
Это не сказка. И не легенда нашей семьи.
Это быль.
И у каждого из нас в жизни происходит что-то такое же необыкновенное.
Просто... всего лишь надо почаще разговаривать друг с другом.
- Мама!..
Или:
- Папа!..
Или:
- Дедушка, бабушка! Расскажите про себя!..
И слушать.
Слушать, впитывая в себя нашу общую судьбу.
20.
Когда-то у меня будет сын. Музыкант.
Он станет вести выпуски на радио. Скажем, на радиостанции, посвященной джазу. Я в джазе не очень. Но я знаю, что это здорово и интеллигентно. Скажем, Луис Армстронг. Вы его слушали?
Начните с него.
А я люблю книги.
Джека Лондона, О'Генри, Чехова, Нодара Думбадзе, Анатолия Алексина, Юрия Яковлева, Арчибальда Крлнина, Джерома К. Джерома, Конан Дойля, Марка Твена, Жюля Верна, Александра Дюма, Валентина Катаева, Ильфа и Петрова, журнал "Юность"...
Я люблю читать.
Это моя жизнь.
Моя учительница - Нина Суреновна - всегда ставит на уроках пластинки. Музыку.
И говорит:
- Сегодня - тема сочинения...
А я под музыку писать не умею.
- Можно - я дома напишу? - спрашиваю я.
- Да...
А остальные пишут.
Остальные могут.
У низ получается.
Через несколько лет я признаюсь Нине Суреновне в своём чувстве. Между нами десять лет. Почти - как между Д'Артаньяном и его возлюбленной. Ну, чуть больше.
А Нина Суреновна скажет:
- Я ведь люблю своего мужа. Извини, мой хороший.
Но это будет потом.
А пока...
Завтра у нас чудесное событие.
Мы играем с настоящими звёздами-футболистами. С игроками команды "Арарат", с чемпионами. На том самом тренировочном поле. Это круто, да?
Они с удовольствием согласились!
Забить бы.
Разве это несбыточная мечта?
21.
На табло: "три-три".
Все голы забили футболисты "Арарата". Это потрясающий матч.
Мы разделились поровну. В каждой команде по шесть игроков"Арарата" и пять - от нашего класса.
Мы играем с Бондаренко, Маркаровым, Заназаняном, Иштояном и Андреасяном, наши ворота защищает сам Подшивалов!
До финального свистка - всего две минуты.
Неужели никто из наших пацанов так и не забьёт?
Я пасусь в штрафной площадке.
И тут...
Аркадий Андреасян отбрасывает мне мяч.
Прямо в ноги.
Но мой угол слишком острый. Секунда на размышление.
Рыбаченко в более выгодном положении.
Я не бью по воротам. Я пасую Юре.
И происходит чудо. Он подставляет ногу - мяч влетает в ворота Алёши Абрамяна!!!
Гооооооол!
Забил Юра! Рыбаченко вколошматил! С моей подачи! С нашей подачи!
Четыре-три!!! Фантастика!
Победа!..
На трибунах почти никого. Да это и не трибуны. Просто - скамейки. Поле-то тренировочное.
Такой вот получился в нашей жизни праздник.
Спасибо старшим. Они отличные люди.
И всё-таки жалко, что не трибуны это. И зрителей - человек десять.
А среди них очень знакомая девочка... любимая девочка!
Ася!
Это Ася!!!
Она вернулась!!!!!!!
- Рыбаченко, - говорю я. - С тебя магарыч. Я первый увидел Аську.
Я-то ведь давно понял про него. Про Юру. Как и про Азизяна.
Втюрились они в мою Асю. А люблю её только я. И она - только меня.
- Да с меня, вообще, причитается, - говорит Юра.
- Молодцы! - хвалит нас Аркадий Андреасян.
Что ещё нужно для счастья?
Конец.