В ожидании адвоката Роман Ринатович Мавлюкаев промерял шагами роскошную свою квартиру, быстро двигаясь из комнаты в комнату, из угла в угол. Взгляд его мельком скользил то по картинам, каждая из которых была подлинником, то по сервантам из красного дерева, то по всему со вкусом подобранному интерьеру его просторного жилья. Однако, на сей раз привычные вещи не радовали его: Мавлюкаев, оказавшись под домашним арестом, чувствовал себя не хозяином, а узником, этаким орлом в позолоченной клетке.
Ноябрь перевалил за середину, низкие тучи и свинцово-серое небо за окнами лишь усугубляли его и без того мрачное настроение. Роман Ринатович подошёл к бару, достал бутылку армянского коньяка, звякнул хрустальной рюмкой, втянул терпкий коньячный запах, плюхнулся в любимое кожаное кресло, удобное и вместительное, и стал, не спеша, смаковать напиток. Всё, случившееся с ним, казалось страшным и дурным сном.
Давно ли он, внук татарского дворника, министр экономического развития, был на вершине властного Олимпа? При встречах земляки подобострастно ловили его взгляды из-под очков в тонкой оправе, по движениям бровей пытались угадать его настроение, а иные даже приносили с собой номера журналов “Знамя” с подборками мавлюкаевских вирш и просили автографы, что особенно нравилось вальяжному министру. Нарасхват раскупали в магазинах все три сборника его стихов с замысловатыми названиями: “Огонь и отсвет”, “Чужое побережье”, “Авитаминоз” – для нужных людей в Уфе и Казани. Пытались читать корявые строки: “Мы шли к отеческим гробам, а тут Бедлам”, искали в них особый, скрытый смысл. Самыми частыми визитёрами были влиятельные люди, возглавлявшие “Башнефть”.
– Ринатыч, родной, не сдавай нас Подсечкину: проглотит он наши активы и не подавится! А нам самим жить надо! И детей кормить. Мы с тобой готовы поделиться поровну, сам знаешь.
При мысли о своём враге Олеге Подсечкине в груди Мавлюкаева вспыхнула ярость: “Падла, сучара, шайтан, сын шайтана! Тебе бы с твоей рожей сниматься в фильмах про бандитов в роли главного пахана! Но я ещё поборюсь с тобой, вина моя пока что не доказана! Ещё посмотрим, чья возьмёт?”
За годы работы в правительстве Мавлюкаеву довелось насмотреться всякого: людишки, окружавшие его, были жадны, надменны, лживы, каждый из них имел потаённые счета в иностранных банках, переписанную на родственников недвижимость за границей. Не раз возникала у министра мысль бросить все дела, уехать из России да уютно осесть на всю оставшуюся жизнь в Майами или на Лазурном берегу во Франции. Не раз грезились ему чужие побережья. В мечтах об отъезде он даже накропал стишок своему сыну:
– Езжай, мой сын, езжай отсель…
За последние месяцы бес-искуситель всё чаще нашёптывал ему мысли об отъезде, намекая на грядущую чёрную полосу в его жизни. Но что-то удерживало Мавлюкаева.
– Сделка незаконна, – отвечал он Подсечкину на его настойчивые уговоры.
И вот их совместная поездка в Индию, на саммит БРИКС. Там, на Гоа, и состоялась пресловутая партия в бильярд. В тот роковой день бес-искуситель был особенно настырен. Когда, забив шары в лузу, Подсечкин в ожидании ответа уставился на него тяжёлым взглядом блёкло-голубых глаз, Мавлюкаев неожиданно для себя показал ему два пальца. Могущественный глава “Роснефти” довольно кивнул головой.
Звонок прервал тягостные, бередящие душу воспоминания. Роман Ринатович пошёл открывать дверь. Адвокат, худой, юркий человечишко, войдя, бойко присел за столик, инкрустированный редкими полудрагоценными камнями, раскрыл папку с бумагами дела, цепким взглядом оглядел комнату. Вспомнил услышанную от кого-то старую присказку: “Никому нельзя верить, даже себе, говорил пожилой мужчина, стирая свои брюки. Собирался лишь пукнуть”. Подумал, что два мильона баксов для таких тяжеловесов – это пустяки. Другие берут намного больше.
– Как настроение, Роман Ринатович?
– Хорошее. Читаю Чехова.
– Вот и славно! То, что произошло с вами, называется подстава. Чистейшей воды провокация! В суде будем настаивать на оправдательном приговоре. В телефонном разговоре вам была обещана корзиночка с деликатесными колбасками из оленины и марочное вино. Сохранилась запись разговора, надо бы представить её в суд. Смотрите ли телевизор?
– Сил нет смотреть одно и то же: “Вор должен сидеть в тюрьме!” А пресс-конференция премьера Волкова? При острых вопросах журналюг сделал актёр невинную физиономию: мы и знать не знали, что федеральный министр на такое способен!
Мавлюкаев налил адвокату рюмку коньяка, достал плитку швейцарского шоколада.
– Выиграешь процесс, в накладе не останешься. За своё доброе имя я готов отдать всё!
– Нам бы только привлечь на суд Подсечкина. По закону виновен и тот, кто даёт взятку. Тогда бы дело выгорело!
Бес-искуситель, сидящий на левом плече Мавлюкаева, тихо хахакнул. Он, бес, незримо присутствовал на тайном совещании допущенных к столику, где рядом с другом Подсечкиным сидел главный топ-менеджер. Он-то и дал дружку отмашку на арест: “Пусть народ знает, что у нас перед законом все равны!”
– А борьба с коррупцией идёт полным ходом! – поддакнул ему враз повеселевший глава “Роснефти”.
Бесы разной величины и ранга роем вились вокруг них. Покувыркавшись средь адских подельников, искуситель поспешил к своей жертве.
Роман Ринатович в сотый раз вспоминал, как всё было. Тёмная ноябрьская ночь. Машина Мавлюкаева тихо, словно крадучись, въезжает в ворота штаб-квартиры “Роснефти” на Софийской набережной, в логово врага. Министр в строгом чёрном костюме открывает дверцу, выходит во двор, а навстречу ему уже спешит сам Подсечкин.
– Ринатыч, дорогой, курточку надень, а то простынешь ненароком! Прошу извинения, что задержались, пока собирали объём. Можешь считать, что задание выполнено. Вот тебе ключ, забирай. Да зайди в мои покои, согрейся. Теперь смотри, как тебе в багажник кладут корзиночку с колбаской. Пойдём чайку выпьем, покалякаем об японцах и индусах.
Чаепитие длится недолго, министр спешит покинуть услужливого друга. А тот провожает его к машине и сердечно машет рукой на прощанье. Уже через несколько секунд автомобиль со всех сторон его окружают люди в штатском и в форме.
– Что здесь происходит? – Мавлюкаев судорожно хватает мобильник, звонит наверх влиятельным друзьям и силовикам. Тщетно! По требованию оперативника ФСБ министр медленно достаёт из правого кармана брюк брелок с ключом. Увесистая сумка открыта – в ней два миллиона долларов.
А утром – огласка на всю страну! Пойман на взятке с поличным! Опозорен, ошельмован, в одночасье лишён всех правительственных наград. В ту ночь считанные мгновения прошли от чаепития до ареста: он, федеральный министр, оказался дичью на тщательно спланированной охоте.
– Может, направить к вам муллу или священника из РПЦ, – уходя, спросил его услужливый адвокат.
– Не хочу видеть этих проходимцев! – Мавлюкаев аж покраснел от гнева. –Разве в их мечетях и церквях помогают народу?
– А сам-то ты много ли помогал тем миллионам сограждан, что выживают на восемь, либо десять тыщ в месяц? – глумливо шептал ему бес. – Лишь перегонял финансовые потоки в угоду западным партнёрам.
На суде все четверо нанятых адвоката единогласно утверждали, что их подзащитный свято верил в корзинку-сумку с колбасой и вином.
– Что, объём колбасы собирали? Не особо клеится! – парировал судья.
Год спустя, в дни Рождественского поста, молитву священника-старовера, жившего близ Белорусского вокзала в Москве, прервал его внук-старшеклассник.
– Гляди, дедуля, – радостно позвал он батюшку к телеэкрану. – Какой крутой сюжет! Объявили, что Замоскворецкий районный суд Москвы приговорил к восьми годам лишения свободы в колонии строгого режима бывшего министра экономического развития России. Его признали виновным в получении взятки в сумме два миллиона долларов. Дедуля, борьба с коррупцией идёт полным ходом, так учит нас в школе преподаватель обществоведения. Я даже запомнил имена осуждённых: Вячеслав Дудка, Вячеслав Гайзер, Александр Хорошавин, Никита Белых, а теперь, наконец-то, дали срок Мавлюкаеву.
Отче, оторвавшись от Псалтыря, неохотно глянул на экран телевизора. Прямо на него страшным опустошённым взглядом смотрел седой, отчаявшийся в правосудии человек. Глубокие морщины пролегли от переносицы к тонким губам, на исхудавшей шее вздулись две большие жилы. Скромный серый свитерок плотно облегал сгорбленную спину.
– Чужой беде радоваться – своей не миновать! – укоризненно промолвил отче внуку.– Не зря на Руси испокон веку говорили, что от любви, тюрьмы и сумы не зарекайся.
Внук притих, а отче стал творить молитву о спасении грешной души бывшего министра:
– Милостиве Господи, спаси и помилуй раба своего Романа! Избави его от всякия скорби, гнева и нужды. От всякия болезни душевныя и телесныя. И прости ему всякое согрешение, вольное и невольное. И душам нашим полезная сотвори!
Почуяв святую молитву, бес-искуситель оставил своего подопечного и ринулся во адово дно – за новыми приказами от врага рода человеческого.
Впервые за многие годы Мавлюкаев ночью увидел добрый сон. Снился ему маленький домик на берегу реки, рядом – возделанные своим трудом грядки, где лучок вздымал вверх острые свои перья, в парничке краснели ранние помидоры, над огуречными звёздочками-цветами мирно жужжали пчёлы. Ступеньки, вырытые в земле, сбегали вниз, там речная волна игриво плескалась в борт его лодки.
– А что, Ринатыч, не съездить ли нам вечерком на рыбалку? – с дружеской улыбкой вопрошал его подошедший сосед-дачник. – Чует моё сердце, к вечеру должен быть хороший клёв.
– Есть же другая, настоящая, человеческая жизнь, – подумал во сне Мавлюкаев. – Без подстав, провокаций, погони за наживой…
И слёзы запоздалого покаяния обильно потекли по его щекам.