Ах, какой алкаш колоритный Слушал тут вчера мои песни
В. Долина
После такого письма, где мне предлагалось «поставить точку», я конечно, ещё больше захотел приехать домой до нового года. По некоторым предметам получил оценки автоматом. По другим - приходилось ловить преподавателей. Отвечать на вопросы: «Зачем вам уезжать на новогодние праздники?» «Куда, куда?» «Это где такое?» «Да чем там лучше, чем тут?» «Почему обязательно на Новый год?»
Наталья Борисовна отпустила меня с богом: «Загадочное место Горно-Алтайск. Что же там такого, раз вы туда так спешите?» Может быть, в этот момент она разглядела, что никакого сценариста из меня не выйдет, и жить в Москве я не буду. Поэтому и отпустила легко.
А мне бы, дураку, поступить ровно наоборот, не спешить на свидание с Викой, а цепляться за столицу, строить карьеру, искать возможности. Может быть, именно это бы и спасло наши отношения. А может быть, дурак я как раз был потому, что думал: отношения можно сохранить, если правильно устроится в нужном месте, найти правильную работу, построить правильную карьеру.
Я чувствовал, что не смогу дать Вике все то, что она хочет получить от жизни. Я хотел писать, и это почти всё, что я хотел. А Вике был нужен весь большой огромный мир, миллион возможностей. Как я мог это дать? Не мог. И в то же время, мне не хотелось её терять, от одних мыслей о ней голова гудела как трансформаторная будка и подгибались колени. Ах, нельзя, нельзя быть таким зависимым от девушки. Она же это чувствует! Покажи свою слабость – и потеряешь всё. Кому же нужен слабый? А быть сильным, то есть демонстрировать силу - это фальшь, не такой уж я хороший актёр. К тому же постоянное притворство утомляет. Но без притворства, как мне казалось, я не смогу сохранить наши отношения. И, в то же время, понимал, что если мы останемся вместе, ценой каких-то неимоверных усилий, именно я буду тянуть её назад, не дам ей расти и развиваться. Такой вот парадокс. И притворяться – плохо, конец отношениям, и не притворятся – нехорошо, конец отношениям. Кажется, в шахматах это называется цугцванг.
Господи, мне бы чего попроще! Но я понимал, что «что попроще» меня не устроит, что меня влечёт именно к такому человеку, к таким сложным отношениям.
Билеты куплены. Поезд. Плацкарт. Верхняя полка. Всегда верхняя. Плеер. Кассеты с альбомами Вероники Долиной. Да, можете смеяться. Слушал всю дорогу, по десять тысяч раз. Лежал с закрытыми глазами, и сознание рисовало мне клипы. Простор фантазии. И везде я и Вика. Потрясающий фильм о счастливой жизни, о нереальной любви. «Гололёд такая гадость», «Я неразменная монета, а ты никак не понял это», «Мой дом летает». Удивительное дело, но я почему-то ассоциировал себя с героиней песен. То есть одновременно и с лирической героиней и с лирическим героем, к которому героиня так часто обращается. Мне казалось она, вот эта лирическая героиня Долиной где-то существует. Только, одновременно, мне казалось, что я такой, какой есть, героине не нужен. Поэтому приходилось себя доовоображать. А что ещё было делать в поезде на верхней полке почти трое суток? Никаких планшетов не было, только плеер и мозг, и голос в наушниках: «А хочешь, я выучусь шить? А может, и вышивать? А хочешь, я выучусь жить, И будем жить-поживать?» господи, ну чего проще, кажется, а и поезд, и люди вокруг, и степи за окном, все наполнялось каким-то особым смыслом, и ехал я уже не домой на каникулы, а с какой-то важной миссией, и сам будто герой фильма.
Я ехал домой. Так и не смог привыкнуть к Москве. Мне нравилось жить в столице. Нравились театры. Люди. Нравилось метро. Нравились музеи и парки. Но меня тянуло на Алтая. Безумно. Каждый раз. Скажете, здесь была моя любовь? Может быть. Но и с любовью не всё так просто.
Мне кажется, я был влюблен во всю «Прелестинку»! Во весь танцевальный коллектив в общем и в каждую участницу в отдельности. Мне кажется, я был готов жениться на каждой. Все были как на подбор прекрасны. Другое дело, что на всех жениться было невозможно. А жениться на одной, бросив, например жребий, тоже невозможно, куда было тогда девать любовь ко всем остальным? На самом деле это была такая любовь-дружба, хотя вокруг всегда присутствовала атмосфера лёгких заигрываний, флирта, я просто не мог представить с кем-то серьёзных отношений. Это разрушило бы всё очарование.
А вот мой друг Женя, он выбрал таки одну. Или она выбрала его. И вот уже живут семьёй много лет. А я бы так не смог. Как вообще из всех-всех-всех красивых, очаровательных, близких выбирать? Невозможно же.
Ну, спросите меня, а как же Вика? А вот так. И «Прелестинка», и Вика. Всё умещалось в голове. Или в сердце. И одно совершенно не мешало другому. К Вике я тоже спешил. Это было уже другое, это уже была страсть, которая скручивал все внутренности в животе, словно кто-то невидимый отжимал их как бельё досуха. Это была жажда, которую утолить могла только она.
И, конечно, я спешил к друзьям. К Вове, к Жене, к Галине Ивановне. Мне казалось наша дружба не закончиться никогда. И все маленькие и большие, мы вырастим, станем взрослыми и будем жить чем-то вроде единой семьи, помогая, общаясь друг с другом. Вечная дружба, скрепленная взаимной симпатией, любовью к танцам, уважением к своему руководителю, владеющая общими воспоминаниями о поездках, концертах, репетициях, вечерах, прогулках, походах. Ах, ка кже я заблуждался! Где же вы теперь, друзья?
«О, друзья мои, дышащие легко, Почему вы опять от меня далеко? Даже здесь, в этой области неземной Вы опять не рядом со мной...»
Новый век надвигался неумолимо. Так же ка приближался Бийск. А потом Горно-Алтайск. А там мама. Слёзы, разговоры. Ах, мамочка, прости, друзья ждут. И мама прощала. Отпускала. Понимала. И вот она – Вика! И никуда она не уехала, ни в какой Барнаул, а ждала меня. «Ну вот, я же говорила, мы скоро увидимся», - говорила она. А я не мог говорить, потому что даже дышать рядом с нею было трудно. Мне было страшно рядом с нею, казалось это хрупкий мотылек, который я могу нечаянно раздавить своими пальцами.
А потом были репетиции и рождественский концерт в университете. Но об этом уже в следующий раз.
© Сергей Решетнев