Лев Толстой однажды смеясь заметил, что в его бессмертном произведении купцы читают только "войну", а купчихи - только "мир". Он и не подозревал, что открыл самый действенный приём сделать литературное произведение успешным.
Дело в том, что значительная масса потребителей образцов художественного творчества, - это обыватель, которому не хватает реальной событийности в этой унылой жизни, про которую А.П.Чехов сказал "Скучно жить на белом свете, господа!" Поэтому чисто психологически основной массе народонаселения нужен эпатажный "экшен", который раньше практиковался, как правило, в жанре романа, а теперь процветает в Голливуде, в бесконечных телесериалах и пр.
То есть - необходим просто комикс.
Это удивительно, но классику на этом уровне в школах даже преподают.
Пятёрку за школьное сочинение, например, можно получить, только начав его с фразы "Бессмертное произведение Льва Николаевича Толстого "Война и мир" повествует нам о картинах русской действительности начала девятнадцатого века". То есть «экшен» и «декорации» актуальны. Попытки понять то, что действительно хотел сказать автор за фасадом событийности вы редко найдёте даже у просвещённых критиков.
Смотрите, что написано в википедии современными аналитиками. "Главная тема — историческая судьба русского народа в Отечественной войне 1812 года".
Интересно, но раньше немного глубже пытались копнуть.
Николай Соловьёв в 1869 г., в целом высоко оценил роман, но упрекал Толстого в том, что он необоснованно проводит мысль о «роковом фаталистическом значении всех явлений жизни», что «в произведении Толстого на виду более всего оказываются князья да графы, министры да генералы, фрейлины да великосветские красавицы» и «придав столько значения роевой, гуртовой жизни масс, автор «Войны и мира» не показывает нам, однако же, как эти массы развивают в себе энергию и обнаруживают свое влияние на героев, руководя ими, по предположению автора».
Николай Страхов в 1869 г. также очень высоко оценил роман, но заметил, что «весь рассказ «Войны и мира» как будто имеет целью доказать превосходство смирного героизма над героизмом деятельным», между тем «невозможно отрицать, чтобы люди решительные, смелые не имели никакой важности в ходе дел, чтобы русский народ не порождал людей, дающих простор своим личным взглядам и силам» и эта сторона русского характера «не вполне схвачена и изображена автором».
Павел Анненков в 1868 г. в целом высоко оценил роман, но заметил, что «непонятно, как мог автор освободить себя от необходимости показать рядом со своим обществом присутствие элемента разночинцев, получавшего все большее и большее значение в жизни», тогда как в описываемое в романе время «два великие разночинца, Сперанский и Аракчеев, стояли у кормила правления и не только не делали усилий скрыть свое бедное происхождение, но гордились им и заставляли других чувствовать его при случае».
Николай Шелгунов в 1869 г. отнесся к роману Толстого весьма критически. Он написал, что «по прочтении романа графа Толстого вы ощутите в голове такую смутность понятий, что у вас опустятся руки и последняя почва исчезнет из-под ваших ног», что «если бы граф Толстой смотрел не назад, а вперед, не на восток, а на запад; если бы он обладал действительной силой для беллетристической популяризации разрабатываемого теперь мыслителями вопроса о борьбе лица с обществом, цивилизации с варварством, индивидуализма с коллективностью, то, конечно, у него не вышло бы, что историческое значение Каратаевых выше значения Контов, Стефенсонов, Морзов и непосредственное чувство Востока сильнее европейской мысли», что ««Война и мир», в сущности, — славянофильский роман, в котором напутаны правда с ложью, наука с невежеством, благо со злом, прогресс с отсталостью».
И это не смотря на то, что ключ к пониманию романа Л.Толстой заложил прямо в название. Он "мир" в названии написал через "i", намекая на совершенно определённое смысловое звучание. "Мир во всём мире!" Вот - во втором смысле...
Нельзя исключить, что ему также понравилась и сама "игра слов", позволяющая в артикуляции трактовать слово "мир" двояко.
На самом деле, Толстому здесь интересна война, как социальное явление во всех её источниках и метаморфозах.
Вот посмотрите. В начале романа Толстой рисует салон Анны Павловны Шерер. Это то место, где великосветский обыватель пытается спастись от разъедающей душу скуки и пошлости при помощи ещё большей пошлости. Сплетни, пересуды, интриги, споры ни о чём, балы, театры и прочая гламурная дребедень. Жизнь здесь бегает по замкнутому кругу, и вот из этой общей кислятины у войны начинают расти ноги. Далее автор начинает замечать, что внешнее отсутствие войны отнюдь не означает её полное отсутствие. Даже в этой поросшей паутиной мути все потихонечку воюют со всеми, постепенно наращивая накал межличностных социальных конфликтов.
Родственники на любой аморальный поступок способны, в борьбе за состояние умирающего графа Безухова. Умирающий граф тоже знает точную цену родственным чувствам. Вместо того, чтобы наследство на всех разделить, он безобидную корову Пьера в эту мясорубку пихает. Чтобы всем было плохо. Последнее его гнусное завещание этому жестокому и скучному миру.
Толстой живописует, как от пошлой скуки начинает крепнуть война в душах обывателей. Жёны предают мужей, невесты – женихов. Два дворянина стреляют друг в друга из-за прихоти пустейшей смазливой бабёнки. Благороднейший, умнейший и достойнейший дворянин в самом расцвете сил Андрей Болконский, проклиная своё нынешнее, как ему кажется пошлое и скучное бытие с беременной женой, согласно «чести и воинскому долгу» едет под небо Аустерлица геройствовать и стрелять в других людей на чужой территории. Молодёжь собирается в кучки, обозначает крутых вождей (Долохов) и готова рисковать жизнью. Это – я про эпизод распития шампанского на подоконнике.
Даже такая неуклюжая корова, как Пьер Безухов, вовлекается в этот сладкий разрушительный процесс. Сначала он боготворит Наполеона, а потом решает его убить даже ценою собственной жизни. Ему - просвещенному человеку эпохи даже не важно за что воевать. Одна идеалогия противостояния с лёгкостью меняется на противоположную. В нем всякая логика через лживый самообман подстраивается под общий исторический вектор.
Война – это море, в котором неизбежно плавает весь «мир» и в котором случаются ужасные бури.
Великое открытие тут делает Л.Н.Толстой, именно то открытие, которое читатель, как раз, и не заметит ни при первом, ни при втором, ни при стомиллионном прочтении. Парадокс!
Война – это не Наполеон, - утверждает автор, споря с обычными политическими пересудами. Война – это то, что разрастается из застывшей и окостеневшей жизни в общей роевой душе всего «мира», из души, которая жаждет новых путей из сегодняшней скучной бесперспективности. Никакой царь тут почти совершенно ни при чём. «Царь – есть раб истории» - однозначно заявляет Толстой. Для разряда нависшей грозовой тучи царём может стать любой подонок и даже любая жалкая пташка, которых стихия может нечаянно выплеснуть на вершину социальной иерархии.
В этой мысли Толстой, увы, уже не оригинален. Впервые она со всей силой прозвучала у древнего Аристофана в его трагикомедии «Птицы». Однако Л.Толстой идёт дальше просто теории. Его суперзадача – публикация экспериментальных доказательств. Поэтому он столь подробно и целеустремлённо бьёт в одну точку.
Наконец свершилось самое страшное и омерзительное, - один «мир» сцепился в смертельной схватке с другим «миром». Тут срабатывают страшные механизмы. Кровь изначально кажется не ужасом, но мёдом. Юный Петя Ростов в патриотическом порыве готов рубить шашкой по головам и безоглядно пожертвовать собственной жизнью. «Готов!» - объявляет Долохов обычный результат объективного психологического процесса формирования смертника-«хунвейбина» в условиях патриотического подъёма, глядя на окровавленный труп по сути – ещё ребёнка. Кровавый молох, порождённый общими скукой и пошлостью продолжает собирать свою необходимую жатву.
Эта мальчишеская отвага - совсем не принадлежность конкретной эпохи. Нынешние пети ростовы все так же сладко ощущают жизнь, когда сбегаются митинговать под стены Кремля против нынешней власти. Это генетически закрепленый психологический импульс, основанный, фактически на синергизме всех высших инстинктов гуманоидного комплекса..
И вот когда весь «мир» рухнул в смерть и кровь. И Л.Толстой с ужасом наблюдает эту картину. Тут перед автором логично возникает вопрос, а есть ли тому альтернативы? Толстой в ответе мучается долго и сомнительно. Он никакого чёткого выхода не видит. Есть у него только одна слабая надежда. Вовсе нет войны только в Платоне Каратаеве, который в этом мире вообще то ничего не имеет, только – привязанность собачки и огромную добрую душу, которая единственно наполняет смыслом его существование. Да, он гибнет по замыслу Толстого, но он успевает прожить настоящую интересную жизнь, в которую скука никогда не открывала дверь.
Совсем нет кровавой войны в княгине Марье Болконской, которая, по-сути, пребывая на вершине социальной иерархии, тоже не имеет ничего, кроме огромной и добрейшей души. Это – не порок,- убеждает нас автор. Большая душа способна заменять отсутствие внешнего эффекта. Толстой не видит в том ничего "слащавого"; княгиня Марья Болконская вполне может немного "повоевать" за жениха. Эта "война" не для смерти, а - для жизни, есть-таки и такая война, которая не является аморальной.
Лишь пройдя через смерть и кровь, люди успокаиваются, находят себя и получают новое видение жизни. Надолго ли?
Вот и все, собственно, главные мысли в этом эпохальном романе.
И это огромное везение, что профессиональный гений Толстого рассказчика смог так увлекательно выстроить «экшен» в качестве фасадного уровня понимания. Только из-за этого роман стал массово популярен.
Как это ни парадоксально, но всё та же пошлость спасает классику от забвения и подпитывает немного материально.
Приглядитесь к другим классическим произведениям. Во многих случаях там вы найдёте то же самый приём, рассчитанный на скучающего обывателя, который из философии, если она там, конечно, есть, всё-равно ничего не замечает.
Однако заметьте, как в последнее время массово разрастаются "салоны Анны Павловны Шерер" в виде блогерского движения, болтовни в Фейсбуке, Ватсапе, сети инстаграмм и пр., где люди, утратившие иммунитет исторической памяти, бесконечно постят всякую гламурную мишуру и дребедень, где долоховы под улюлюкание аркашенек верховенских уже пьют шампанское на подоконниках т.н."массовых демонстраций протеста". История, господа, похоже, повторится и очень скоро...