Борис Хайретдинов. В стране сэсэнов-импровизаторов

                Борис Хайретдинов
                В стране сэсэнов-импровизаторов.
27.02. – с. 58
                1. Кто такие сэсэны-импровизаторы

Когда мы вспоминаем о башкирских сэсэнах-импровизаторах, перед глазами встает человек держащий думбыру в национальном одеянии. Древние сэсэны были именно такими и народ принимал их с радостью.

Вообще-то, само слово сэсэн  означает народный сказитель, мастер песенного речетатива под аккомпонент думбыры. Предполагают, что это название взимствовано от монгольского слова цэцэн, который означает “умный”. В свое время, когда отсутсивовли артисты в современном понятии и не было отлаженной информации о событиях вне села,   сэсэны играли важную роль в распространении новостей из жизни соседей. Они были и историками, и  носителями народной памяти, и представителями народа в переговорах с другими родами и племенами. Были  и те, кто только сочинял кубаиры, баиты, такмаки, но сами не выступали перед народом. Таким сэсэном был, например, Шагаргази Габдеев из д. Второе Иткулово Баймакского района, наш односельчанин. У него много было произведений различного жанра, как баиты, кубаиры, такмаки, шежере родов, исторические записи о возникновении родов и т.д., но он   никогда не выступал перед народом. Если сочинитель не исполнял свои произведения, то это дело, как правило, выполнял другой человек, часто близкий родственник кубаириста, в лице брата, сына, внука и т.д. Они, исполнители, тоже  были сэсэнами, но сэсэгнами-исполнителями. Многие сэсэны сами создавали произведения, сами исполняли их перед народом, иногда путешествую от села к селу. Бывало, что на одном месте встречались двое или больше сэсэснов. Тогда начиналось состязание-айтеш, чтобы вывить, кто лучший импровизатор. В конфликтной ситуации между родами, сэсэны играли первую скрипку, убеждая сторон к примирению и выступал он со своими кубаирами, чтобы уладить возникший спор между родами. В давние времена каждый  род имел своего основного сэсэна и пару молодых импровизаторов, помощников основного. Любой всеобщий праздник-йыйын или общее собрание рода не проходило без сэсэней, так как они были, может быть, главным украшением йыйына, наряду со скачками  лошадей и национальной борьбой.               
В первые годы после революции, когда в области культуры, литературы и искусства господствовала концепция пролеткультовцев, народное творчество вообще и творчество сэсэнов, воспринимались как архаика. После Первого съезда советских писателей в1934 году отношение к ним изменилось благодаря писателю Максиму Горькому. На съезде он бросил клич изучать национальный фольклор, высоко оценивал творчество дагестанского ашуга Сулеймана Стальского, назвав его Гомером XX века.
После этого съезда и в Башкортостане активизировалась работа по сбору фольклора, в том числе произведений сэсэнов. Однако в последующие годы создание кубаиров начали рассматривать как стилизацию под старые формы. Этому в определенной мере способствовали и пресловутые постановления ЦК ВКП(б) 1944 и 1945 годов о состоянии агитационно-пропагандистской работы в парторганизациях ТАССР и БАССР. Кубаир «Идукай и Мурадым» и сэсэн-кубаирист Мухаметша Бурангулов попали в опалу, что было воспринято как запрет жанра кубаира вообще. Сэсэны, получившие в период до Октябрьской революции образование в медресе, занялись новыми литературными формами, другие обращались к таким фольклорным жанрам, как такмак, короткая песня, баит и сказка.

Поднятие национального самосознания повлияло на возрождение в новом качестве сэсэнов — как народных поэтов, сохраняющие в своих произведениях утраченные забытые традиции. Известные сэсэны стали записывать фольклор, распространять его, перерабатывая народное творчество в новые формы: пьесы, спектакли и пр. В 1930-х начались аресты национально ориентированной культурной элиты башкир, их произведения и работы стали под запретом. Такова судьба была у самого значимого сэсэна — Мухаметши Бурангулова, сохранившего для потомков национальный эпос — «Урал-батыр», записав его в 1910 году со слов старого поколения сказителей  Хамита-сэсэна Альмухаметова из д. Второе Иткулово Баймакского района и Габита –сэсэна Аргинбаева из д. Идрис того же района.

В кубаирах часто выражался идеальный взгляд на сэсэнов., который: «не защищает зло, не щадит врага, любит он справедливость, горе страны — на его устах, радость людей — в его песнях». Главными качествами сэсэна (кроме таланта поэта, певца, музыканта) считали мудрость, находчивость, остроумие.

История сохранила имена знаменитых сэсэнов: это Хабрау, Еренсэ, Кубагуш, Карас, Махмут, Баик Айдар – все они славили родную землю с XIV по XVIII века. Хабрау — жил на рубеже XIV-XV веков. Происходил из племени кыпчак, жил в городе Сарайчик на реке Яик и был близок к ханскому дворцу Тохтамыша. В башкирском эпосе «Идукай и Мурадым» Хабрау представлен как мудрый аксакал в возрасте 100 лет и защитник народа. Он является автором включенных в этот эпос кубаиров: «Я ваш старец – аксакал», «О, Уралтау», «Смерть высокой горы» и другие. Еренсэ-сэсэн,  примерно живший на стыке XIII-XIV века, признан мастером слова у разных народов, его считают своим поэтом казахи, каракалпаки, алтайцы. Его имя как поэта – импровизатора стало и нарицательным, впрочем, так же, как и острослова. Его образ сохранился в фольклоре – в сказках, новеллах и притчах. Считалось, что он ясновидящий. Автор множества кулямасов-притчей смешного содержания, он прославился как герой сказок – анекдотов. У башкир есть кубаир «Еренсэ –сэсэн». Прославлена у башкир и жена Еренсэ – сэсэна – Бендэбике. Она известна тем, что, несмотря на то, что она женщина, не позволила разгореться вражде между башкирскими и казахскими родами. Кубагуш – жил в XVI веке. По легендам, возглавил борьбу башкир – минцев против ногайского мурзы Каракулумбета. Потерпел поражение и был вытеснен с долины Демы, жил на Урале. Долгие годы стоял во главе движения башкир против ханов. Одним из первых принял российское подданство. 
А Карас-сэсэн жил в конце XVII – первой половине XVIII веков. Он как батыр и сказитель, вошел в башкирскую историю как защитник восточных земель от набегов казахских феодалов. Сохранился айтыш под газванием «Карас и Акма».
Махмут Пеший (конец XVII — начало XVIII века). Легендарный кураист, поэт, импровизатор. Первые записи о нем сделал М. Бурангулов в 1912 году. Много преданий, текстов песен с его именем записаны позже. Мелодия его песни «Пеший Мухмут», которую он сочинил во время путешествия к русскому царю, вошла в репертуар башкирской классики.

Баик Айдар из д. Махмутово (1710–1814 годы) был острословом. За свои колкие слова, преследуемый карателями, скрывался в казахских степях. Известно, что к началу Отечественной войны 1812 года, ему было 102 года, он своими стихами напутствовал воинов, затем вернувшихся с войны встретил прославляющей песней «Баик». Ему так же приписывают популярный танец «Баик». Нудно сказать, вообще-то «Баик» старинный башкирский танец, первоначально исполнявшийся во время эпических представлений. Начиная с 19 века в связи с замечательным исполнением этого танца Баик-сэсэном, он становится как бы самостоятельным. Ныне существует несколько вариантов танца, но обязательно исполняют его пожилые башкиры, а если молодые – то подражают старикам, имитируют их. В танце «Баик» создан образ бывалого человека, не утратившего оптимизма в пожилые годы, обязательно с юмором. Сэсэны Мурзакаев, Аргынбаев, Альмухаметов, Мухаметкулов, Аминев-Тимьяни, Кулембетов жили и творили в 19-20 веках.
После великой Отечественной войны (1941-1945) прославили свое имя Мухаматга Бурангулов, Фаррах Давлетшин, Саит Исмагилов, которым присвоены звания народных сэсэнов. Активно занимается возрождением традиции Розалия Султангареева женщина-сэсэн, профессор, фольклорист, занимающая организацией айтыщ – соревнований сэсэнов. Народ тоже выразил свое отношение к ним в пословицах и поговорках, например, «Придержи язык в присутствии сэсэна».
Одним словом, нет сомнения в том, что величие сэсэна – в его высказываниях, в его произведениях. Они подлинно народные словесники. Они создавали баиты, мунажаты, эйтеши, пересказывали их, а наиболее талантливые создавали кубаиры. У многие старинных кубаиров нет конкретных авторов.

     2. Кубаиры

Что такое кубаиры? Кубаиров относят к эпосу, их так же называют героическими поэмами. Одним словом, кубаиры – это поэтические сказания безымянных, талантливых сэсэнов-импровизаторов. Кубаир является самобытным эпическим жанром башкирской устной поэзии. В старину йыйыны, то есть народные собрания, а так же торжества, посвященные к каким-то религиозным или светским датам были местом испытания мастерства сэсэнов. Импровизаторы выступали от имени какого-то рода, выражали его думы, чаяния и это повышало общественное значение кубаиров. Как правило, кубаиры посвящались важным вопросам общественной жизни. Они рассказывают о значимых исторических событиях рода, народа, племени, славят родину, своих батыров и добрых ханов. Иногда сэсэны выступали в роли судей в спорных вопросах между родами или были советчиками предводителей родов – биев.
Патриотические чувства и главная гордость в кубаирах всегда связана с Уралом, так как башкиры Урал называли своей родиной. В кубаире «Ай, Урал мой, Урал мой» гордость за свою родину выражается с такими словами:

Отец и дед родились здесь
Здесь и мать была снохой.
Пуповину мою перерезали здесь
Так определено судьбой.

Кони наши пасутся здесь,
В полях - коровы и овцы.
В реках серебряных и чистых
Купаемся вдоволь, как пловцы...

                (Перевод автора этих строк) 

В кубаире «Смерть высокой горы» сэсэн предупреждает о приближении беды – полчищ ханов-завоевателей и призывает защитить родину:

Высокая гора умирает,
Когда туман ее застилает;
Земля черная умирает,
Когда белый снег ее покрывает.

Быстрая река умирает,
 Когда лед ее одевает;
Храбрый джигит умирает,
Когда родину враг занимает.

                (Перевод А. Ромма)

В кубаирах так же можно найти строки о классовом расслоении в башкирском обществе. Возьмем к примеру отрывок из кубаира «На раскинувшимся Урале»:

Недра горы Урал золотой и медный,
В долинах гор  живут богатый  и бедный.
Под горой Урал и железо, и серебро – не жаль,
А на самой горе Урал битвы, смерть и  печаль.

(А. И. Харисов. Литературное наследие башкирского народа. Уфа, 1993, с. 76)   

Социальное положение бедняка хорошо показано в кубаире «Скажу, если попросите» («;йт, ти;;ге;, ;йт;йем»):

В одно одет летом и зимой
От бедности качает головой.
Надеясь на радостные дни
Служит баю, не лежит в тени.

Наиболее самобытными произведениями башкирского народного эпоса являются “ Урал-батыр”, далее идут “Акбузат”, “Заятуляк и Хыухылыу”, “Зухра и Алдар”, “Кусяк-бей” и т. д. В героической поэме-кубаире “Урал-батыр” выражена идея победы жизни над смертью. Урал-батыр победил смерть, пожертвовав своей жизнью: он отказался выпить живую воду , а разбрызгал ее вокруг себя, чтобы обессмертить природу. Так Урал-батыр погибает, но оставляет после себя таких же сильных и честных потомков. Именно они нашли Родник и заселили земли Урала у самих гор. Сын Идель отцовским мечом расколол гору надвое, и из него побежал родник. Так образовалась река Идель.

Иделем вырубленная река ,
По долинам сухим потекла.
Сладка Идель и гоька она,
Высушит всю твою печаль
И кровавые слезы до дна...

 (Башкирское народное творчество. Том 1. Эпос. Уфа, 1987, с.134)

Позже сыновья Яик, Нугуш и Хакмар своими мечами создали ещё три реки, каждая из которых и поныне носит их имена.
Тематическим завершением поэмы «Урал-батыр» является сказание «Акбузат», в котором главный герой  Саубан спускается в подводное царство за мечом и конем Акбузат, оставленных Урал-батыром, которых  спрятал подводный царь Шульген. Там он встречает красавицу Нэркес, она просит батыра остаться в подводном царстве, но Саубан, получив Акбузата и меча, возвращается на родину, чтобы вести борьбу против врагов. Он обращается к  Нэркес словами:

Твой золотой дворец, цветущий сад
Не для моей души.
Птицу твою и медовое озеро
С Уралом не сравни.

Ограбленный ханами, биями
Есть страна и народ.
Я вернусь на родную землю
Там меня очень ждут.

(А. И. Харисов. Литературное наследие башкирского народа. Уфа, 1993, с. 78-79)   
 
Победив  врагов, наконец, он женится на Нэркес и остается на Урале. 

       3.Йырау  и  эйтеш

Как известно, сэсэны приходят на смену своим предшественникам - башкирским йырау, а деятельность их активизируется в средние века и продолжается до 50-х годов прошлого столетия.
Йырау... Что означает это слово?

Это слово обозначает  древнего поэта-импровизатора. Йырау переводится как мастер слова у многих  тюркоязычных  народов. Их творчество соотносится и с фольклором, и с литературой. В словаре М.Кашгари "Дивану лугат ат-тюрк" (11 в.) слово "жырау" - "жырагу" употребляется в значение певец-музыкант. Акад. В. В.Радлов термин "йырау" трактует как "древний певец" ("йыраусы"). В совр. филол. науке, в толковании ученых В.М.Жирмунского, М.О.Ауэзова, С.Муканова, Н.Давкараева слова "жырау", "йыраусы" обозначают древнего поэта-импровизатора, создающего стихи, толгау, песни, дастаны об истории народа, быте, нар. батырах.
В 14-16 вв., особенно в Ногайский период, в казахском, ногайском, каракалпакском фольклоре и лит-ре часто упоминаются имена и произв. Сыпра жырау, Асан Кайгы, Казтугана, Шалгыза, Досманбека. У башкир известны Хабыра-йырау (Хабрау), Асан-Кайгы, Казтуган-йырау, Шалгыз-йырау.

Как отметил Г. Б. Хусаинов, основой творческой деятельности сэсэнов становится так называемый эйтеш. Эйтеш – это, в основном,  словесное соревнование двух сказителей-сэсэнов, то есть словесный дуэль. Эйтеши пользовались огромным успехом среди народных масс. Мастерами-исполнителями эйтеша - диалога сэсэнов в искусстве поэтической импровизации - были Хабрау-сэсэн, Ерэнсэ-сэсэн, Кубагуш-сэсэн, Карас-сэсэн, Баик-сэсэн и др. В эйтешах в условиях реального времени публицистически открыто выражаются взгляды авторовмировоззренческого, нравственно-этического характера, которые подкреплены волей народа по актуальным социально-политическим вопросам текущей жизни и далекой перспективы. В народной памяти сохранились несколько эйтешов, оформленных в стиле кубаиров : «Эйтеш Карас-сэсэна и казахского батыра Акши», «Эйтеш Ерэнсэ-сэсэна и Абулхаир хана» и, как было отмечено выше, «Эйтеш Кубагуш-сэсэна и Акмурзы-сэсэна» и др.
В произведениях сэсэнов объединены в традиции фольклора и литературы. Такое единство определяется во многом устойчивостью жанровой и образно-стилевой систем в творчестве сэсэнов, которые к тому же носят подвижный, изменчивый характер. Так, в начале ХIХ в. поэтика сэсэнов переживает своеобразную эволюцию: вместо сэсэнов, сочинявших и исполнявших эпические произведения, в основном кубаиры, приходят сэсэны, в репертуаре которых начинают преобладать песенный жанр.
Известно, что русский музыковед С.Г. Рыбаков, побывавший во второй половине ХIХ в. среди Зауральских башкир, встречает известных кураистов, сэсэнов, которые сочиняли стихи, тексты и мелодии песен и сами исполняли их. Из уст таких сэсэнов, как Лукманов, Тулунгужа, Губайдуллин, Махмут Каракаев, Бирдигале, он записывает слова и мелодии исполняемых ими песен. Одним из выдающихся творческих личностей того времени, по свидетельству С.Г.Рыбакова, был кураист-виртуоз, искусный исполнитель песен Буранбай-Яркей. Его репертуар составили сочиненные им же и ставшие впоследствии башкирской народной классикой сюжеты «Буранбай», «Ялан Яркей», «Сырдаръя», «Салимэкэй» и другие.

Талантливыми исполнителями, продолжателями традиций исполнителей кубаиров прославились Ишмухамет-сэсэн и его ученик Габит-сэсэн. Они вошли в историю, в народную память, главным образом, как хранители выдающихся произведений предыдущих авторов. Например, гражданский подвиг Габит-сэсэна, Хамит-сэсэна определяется не только сохранением в собственной памяти объемных текстов эпических произведений, но и своевременной передачей их потомкам, последующим поколениям. Благодаря феноменальной памяти этого человека, а также записанным у него М. Бурангуловым текстам репертуар башкирского фольклора пополнился за счет бессмертных произведений - «Урал-батыра», «Акбузата», «Идели  и Яика», «Карасакала», «Салавата» и других.

По справедливому утверждению ученых-фольклористов, сэсэны советского периода выступают одновременно и хранителями творческого наследия прошлого, и авторами оригинальных, собственных произведений - в устной и письменной формах. При этом они дают предпочтение индивидуальному творчеству, стремясь, тем самым, внести посильный вклад в духовную сокровищницу родного народа.
Творчество сэсэнов в условиях Гражданской войны, индустриализации и коллективизации страны и в связанных с ними событиях приобретает новый размах, проявляется в разных темах и жанрах, образах и стилях. Так, талант М. Бурангулова как сэсэна раскрывается в эти годы преимущественно в жанре кубаир. Тот энтузиазм, с которым он записывал полузабытые в народе тексты героических сказаний, сочинял их новые образцы, объясняется несомненным благотворным влиянием, который оказывали на него Габит-сэсэн, другие талантливые личности.
Валиулла Кулембетов, беззаветно преданный родному фольклору, предпочитающий его эпические формы, стремился, как и М. Бурангулов, к созданию произведений в жанровых традициях кубаира. Мастерство Гиндуллы Усманова проявился в основном в переложении им древних сказок в формы традиционного литературного стиха. В творчестве Саита Исмагилова доминирует песенная стихия и аллегорическое восприятие явлений действительности. Поэтические речи Фарраха Давлетшина свойственен тонкий юмор, афористичность выражения мыслей.

В ходе строительства новой жизни сэсэны воспевают в своих произведениях радость победившего народа, утверждают идеалы социальной справедливости, добра, гуманизма. Такой общий для творчества сэсэнов мотив, понятно, ассоциировался с властью трудящихся, Лениным, Коммунистической партией: «Будем счастливо жить, лишь бы власти Советской быть» (Х. Ишмурзин); «Каждое слово партии для нас словно солнце» (Ф. Давлетшин); «Слава Ленину, который вывел нас в свет» (М. Низамова) и т.п.

В творчестве башкирских сэсэнов пафос созидания контрастирует с человеческими пороками, социальными негативами. Характерны в этом отношении баиты, написанные Ф. Давлетшиным, а также стихотворные рассказы Г. Усманова, сатирические стихотворения С. Исмагилова, басни Г. Галиева, сказки В. Кулембетова и др.
Вместе с тем в творчестве сэсэнов по сравнению с критической, сатирико-юмористической интонацией преобладает мажорное настроение, жизнеутверждающее начало. Например, в сказках и рассказах «Путешествие Нужа-бабая», «Слово о девушке счастья», «О птице счастья» их автор, С. Исмагилов, в аллегорических образах представляет обновление народной жизни, обогащение его новыми чертами, красками. Лейтмотивом всего творчества сэсэна звучат следующие слова:

Как мне не петь, не радоваться?
Ведь, в моей стране жить - счастье!
В произведениях сэсэнов нашел воплощение образ советского человека в его активном отношении к созидательному труду. В этом плане интенсивно развивался баит, расширяя свой идейно-тематический диапазон и обогащая средства изображения. Например, в произведениях «Песня про Стаханова», «Большая борьба», «Баит девушки Галии», «Баит Чкалова», их автор Ф. Давлетшин раскрыл новые возможности жанра в создании запоминающихся характеров людей, образа нового времени, обогатив тем самым указанный жанр мотивами, характерными для оды.

С веками сложилась такая типология, что творческая и гражданская активность башкирских сэсэнов заметно возрастала в поворотные моменты, когда решалась судьба народа, страны. Широкий резонанс получает творчество и общественная деятельность сэсэнов в годы Великой Отечественной войны. В начальные дни и месяцы битвы с фашизмом они выступали пламенными патриотическими воззваниями перед участниками митингов, воинами, уезжающими на фронт, тружениками тыла, демонстрируя мобилизующую силу слова сэсэна.

Тема войны отразилась наиболее оперативно, целенаправленно во многих произведениях, написанных к тому же  в разных жанрах - кубаирах М. Бурангулова, песнях С. Исмагилова, баитах С. Муллабаева и др. К примеру, по жанровой природе и назначению баит наиболее соответствовал, чем другие жанры, отражению войны, ее антигуманной сущности, трагических последствий. Вместе с тем в баитах С. Муллабаева и Ф. Давлетшина печальные, грустные мотивы уступают место воспеванию верности советских воинов клятве, данной Родине, их массового героизма. Так, в баите С. Муллабаева «От отрогов Урала до Берлина», путь который прилегает между этими двумя географическими точками, олицетворяет для солдата путь победы, который в скором времени, несомненно, пройдет через Берлин.
В произведениях сэсэнов, преимущественно в кубаирах, тема защиты Родины и проблемы патриотизма рассматриваются в тесном взаимодействии с такими элементами, которые приобрели в данном случае ассоциативный характер: имена знаменитых личностей, славных сынов народа, традиционный образ Урал-тау, а также конкретные факты и события из истории башкир.

Этим авторы стараются подчеркивать эпичность и значимость описываемых событий и ситуаций, указывают на духовно-нравственную подоплеку проявления массового героизма, на истоки народного подвига, добиваются публицистического звучания произведений. В результате кубаиры, созданные сэсэнами, приобретают своеобразный вид - сближаются с литературными кубаирами, написанными С. Кудашем («Письмо матери»), Р. Нигмати («Убей, сын мой, фашиста!») и др.

Кубаиры «Отечественная война», «Юлай и Салават», «Карасакал» написанные М. Бурангуловым во время Отечественной войны, представляют собой письменный башкирский народный эпос XX столетия. В них автор поставил актуальную задачу: отразить на примере славных личностей и героических событий прошлого патриотизм и гуманизм башкирского народа, воспитывать эти качества у наших соотечественников, тех, кто встал на защиту любимой Родины.

В кубаир-поэме «Отечественная война», созданной с использованием исторических песен «Кахым-туря» и «Вторая армия», изображены героические события Отечественной войны 1812 года, показан славный путь башкирских полков, воевавших в составе русской армии против Наполеона. Главным персонажем, сюжетным центром повествования выступает Баик-сэсэн как организатор и вдохновитель башкир на освободительную борьбу. Прославляется подвиг народа, ратные дела Кутузова, командира башкирских войск Кахым-туря.

Эпическое сказание «Юлай и Салават» состоит из собственно кубаиров, т.е. народных стихов, наполненных лирическим, философским и дидактическим содержанием. В смысловом и функциональном отношении они тесно связаны с авторским повествованием, монологами героев, лирическими диалогами Салавата и Гульбазир. Все это направлено на выражение основной идеи произведения: обессмертить имена народных героев Салавата и Юлая Азналиных, совершивших великие дела во имя добра, справедливости и гуманизма.

В центре повествования кубаира «Карасакал» - страницы из жизни руководителя одного из башкирских восстаний XVIII века Миндигула Юлаева, известного под псевдонимом Карасакал. Эти страницы включают в себя эпизоды  детства и юности Миндигула, пребывание его в степях Амударьи и Приаралья в целях подготовки нового выступления совместно с казахами и каракалпаками. Карасакал в изображении автора предстает как патриот, сын своей земли. Ему, любящему родной Урал, прославившему свою землю, народ отвечает взаимностью, свое отношение к Карасакалу выражает в патетических кубаирах, которые сохранились до наших дней.

Многие произведения С. Исмагилова, как и кубаиры М. Бурангулова, в тематическом отношении и по формальным признакам являют собой прямое продолжение традиций древних кубаиров. Авторы указанных произведений о Великой Отечественной войне, подчеркивая эпичность и значимость описываемых событий и ситуаций, указывают на духовно-нравственную подоплеку проявления массового героизма, на истоки народного подвига, добиваются публицистического звучания произведений. В результате кубаиры, созданные сэсэнами, приобретают своеобразный вид - сближаются с литературными кубаирами, написанными С. Кудашем («Письмо матери»), Р. Нигмати («Убей, сын мой, фашиста!») и др.

В годы Великой Отечественной войны творчество сэсэнов получает государственное признание. Учитывая огромное общественно-политическое и художественное значение искусства сэсэнов, его призывную мощь и мобилизирующую силу, Президиум Верховного Совета Башкирской АССР своим указом от 14 апреля 1944 года учредил почетное звание «Народный сэсэн Башкирской АССР». В этом же году этого имени были удостоены популярные в народе сэсэны - Мухаметша Бурангулов, Фаррах Давлетшин и Саит Исмагилов.

На творчестве сэсэнов советского периода сильно проявляется влияние письменной литературы. Оно отразилось по-разному. Например, такие сэсэны, как Гатаулла Галиев, Сайфулла Сагитов, Шайдулла Шарифуллин, успешно освоили традиции и формы лирики. Известны авторы, ставшие мастерами одного жанра. Такое стало возможным благодаря расширению сэсэнами возможностей стиха, обогащению его фольклорными средствами в целях создания образов современных героев. Так, в поэзии Саита Исмагилова стихотворный жанр бытовал в двух стилевых направлениях, с одной стороны, утверждал в аллегорической форме оптимизм и мажорное настроение народа в послевоенное время, с другой стороны, высмеивал отдельные человеческие пороки, социальные негативы в обществе в сатирико-юмористической направленности.
Фольклорные и литературные элементы синтезировали в себе сатирические сказки В. Кулембетова, басни Ф. Давлетшина и Г. Галиева, частушки (такмактар) и шуточные песни (шаян йыр;ар) И. Смакова и А. Гатиатуллина. Получает развитие в творчестве поэтов- импровизаторов стихотворная форма призыва, поэтического обращения, баиты об Афганской войне и др.

Творчество башкирских сэсэнов представляет собой уникальное явление как в духовной культуре башкирского народа, так во всем устном народнопоэтическом пространстве тюркоязычного мира. Их творчество, как и деятельность среднеазиатских акынов, кавказских ашугов, получило широкое общественное признание и всенародную любовь.

               
      4. О  манере   исполнения   кубаиров

 Следует сразу отметить, что о манере исполнения эпических кубаиров первые письменные сведения мы находим в путевых записях И. Лепехина. Во время йыйына, устроенного старшиной деревни Туркмен нынешнего Баймакского района, в честь приезда высокого гостя в лице этого ученого- путешественника, ему довелось быть свидетелем того, как безымянный сэсэн исполняет кубаир и какова была реакция зрителей. Лепехин описывает лишь то, что наблюдал, совершенно не понимая речи исполнителя, так как не знал башкирского языка. Тем не менее, его визуальные наблюдения очень примечательны. По ним даже можно понять, о каких событиях повествует сэсэн, названный Лепехиным просто как «певун», что уже дает повод думать, что он исполнил кубаир в стиле речитатива. Вот как этот «певун» исполнил кубаир:

«Башкирцы, по видимому, желая нам показать все свои увеселения, представили и вокальную музыку. Старик лет в 60 за лучшаго у них тогда певуна почитался, котораго, правду сказать, и мы не без удовольствия слушали. Нам не столь приятен был дубовый его голос, как телодвижения. Он пел славныя дела своих предков, которых они батырями называют, между коими Алдар, Кара Сакал, Кильмят ( Килмяк-батыр. ), Кучим ( правильно: Кучум.) и прочие были первенствующие. Певун наш припевал не только все их жизни достопамятное; но голосом и телодвижениями выражал все их действия, как они yвещали своих товарищей, как выступали в бой, как поражали противников, как обремененные ранами ослабевали и последний изпускали дух. Все сие так живо выражал старик, что многие из собеседников плакали. Но вдруг печаль пере менилася на радость, как старик, взявши на себя веселой вид, запел песню называемую Карай юрга. Песня cия у них за самую веселую почитается. Старик, припевая сию пеcню, ударил и в три ноги: и тогда открылся Башкирский бал. В пляске своей башкирцы много кобенятся, и стараются так же телодвижением выражать слова в песни содержащаяся. По окончании бала завели они другое, что можно назвать передразнива нием. Они голосом своим подражали крику как зверей, так и разных птиц, и так удачливо, что с трудностью распознать можно было крик настоящей птицы от башкирскаго…»

(Дневные записи путешествия доктора… Ивана Лепехина / сост Э.В.Мигранова. — Уфа: ИИЯЛ УНЦ РАН, 2007. — 72 с.)

 А вот как описывает русский писатель Д.Н.Мамин-Сибиряк манеру  исполнения сэсэном по имени Араслан башкирских народных героических кубаиров про Кучумовичей, Сеита, Карасакала (писатель назвал его по ошибке Аксакалом), Салавата.

«Выпив с жадностью два стакана [чая], старик еще раз поблагодарил и взялся за свой инструмент. Настроив три металлические струны, он взял какой-то жалобный аккорд, покрутил головой и закрыл слепые глаза, точно старался чтото припомнить. Потом раздалось и самое пение. Старческий дрожавший голос выводил речитативом какую-то унылую мелодию, отбивая своеобразные цезуры. Мотив был оригинален и походил на рыдание, а цезуры — на всхлипывание много плакавшего человека. Меня просто поразило это пение,— так оно не походило на наши русские песни. В нем сказывалось такое отчаяние, такая безысходная тоска, такое великое горе, которое может разрешиться только рыданиями. —О чем он поет? — спрашивал я Павла Степаныча, служившего мне переводчиком. —А о своих башкирских богатырях... Это вроде наших былин. Сейчас он поет о Кучумовичах и первом башкирском бунте... Эй, старик, как тебя звать? —Араслан... — Это по-башкирски — лев... Так вот что, Араслан, спой нам про Сеита, или про Аксакала, или про Салавата... — Куроша, бачка... Башкирский бандурист  опять закрыл глаза, точно вызывая дорогие тени родных богатырей. Опять полился рыдающий мотив, немного разнившийся с первого. У меня пошли мурашки по спине... Ничего подобного я никогда не слыхал. Кажется, кругом все плакало, и было о чем плакать» .

 (Мамин-Сибиряк Д.И. Байгуш // Башкирия в русской литературе / сост., авт. предисл, библ. справок, коммент. М.Г.Рахимкулов. — Уфа: Башкнигоиздат, 1990. — Т.2. — 432 с.

 Когда читаешь эти отрывки из путевых записей И.Лепехина и рассказа Д.И.Мамина-Сибиряка, невольно приходит на ум стихотворение «Сэсэн» народного поэта Башкортостана Мустая Карима. Поэт ведет речь о том, как трудно было в бедной деревушке:

Каждая ночь тянулась, как год,
Даже весенняя ночь.
Было подушкой под головой
Горе — дышать невмочь.

В такую ночь явился в деревню странствующий сэсэн. Из дома в дом он песню понес, В домах очаги зажглись, И утолилась жажда людей, Надежды в них родились…
(Карим М. Стихи и поэма: пер. с башкирского. М.: Советская Россия, 1982. — с.256)

 В 1939 г. во время путешествия по Бурзянскому району Башкортостана музыковеда Л.Н.Лебединского сопровождал местный  сэсэн по имени Тагир, который по дороге поведал ему содержание героического эпического произведения о Бабсакбатыре, предводителе рода Кипчак. Во время передышки он начал играть башкирские напевы. Вот как описывает этот момент Л.Н.Лебединский: «…Бапсак и Танхалу после брачной ночи сидели на лугу и пили кумыс, кураисты играли веселые напевы, а девушки — подруги Танхалу — танцевали… С этими словами оживившийся Тагир быстро достает из чехла курай, с которым он никогда не расстается, и играет мне два танцевальных напева «Карабаев» и «Семь девушек», легких и изящных, как сама Танхалу и ее юные подруги. И перед глазами встает шатер, оживают Бапсак, Танхалу, танцующие девушки... Кажется, видишь их улыбки, слышишь их смех и возгласы...»

 (Лебединский Л. Н. Башкирские народные песни и наигрыши. — М.: Музыка, 1965. — с.246).

В другом месте своей монографии Л.Лебединский отметил, что «кубаир — башкирская народная былина, …т.е. эпос в его непосредственном и чистом виде, «в былые времена рецитировалась под игру на думбре» (54, 73). По башкирским и казахским преданиям, думбру изобрел легендарный КоркутАта. Например, по башкирской версии дастана, он обосновался на Урале и перед народом исполнил улян, т.е. башкирскую былину-кубаир:  Я — посланник. Не говорите мне: «Прочь отсюда!» Того, кто тронет меня, убью!  Сэсэны — исполнители иртеков, которых иногда называли просто иртек се, использовали думбру только во время исполнения поэтической части таких произведений. А народный сэсэн Башкортостана Ярми Саити — Саит Ахметович Исмагилов в 16—17 лет стал известным как сэсэн-импровизатор и музыкант. Исполнение своих произведений Ярми Саити непременно сопровождал игрой на пентатонической скрипке. По словам М.А.Бурангулова, у Габит-сэсэна Аргынбаева была своя манера исполнения эпических кубаиров. Исполняя кубаиры «Уралбатыр», «Идель и Яик», «Акбузат», «Кусякбий», «Батырша», «Карасакал», а также не дошедшие до нас «Харымулла», «Тамъян», «Салават» (возможно, кубаир «Юлай и Салават»), «…он забывался, если речь идет о смешных местах — смеялся, там, где нужно плакать — плакал, некоторое время возбуждался, временами останавливался. Выпивал холодную воду, успокаивался и сидел молча. А потом брался за курай и на нем играл свои любимые мелодии, после чего спрашивал у слушателей: «Еще какую вам сыграть мелодию?» Только тогда можно было узнать, что сердце его успокоилось. Однако, если остановится в середине, то не может продолжить с того места, где остановился, снова начинает [свой рассказ] с самого начала. Если я спрашиваю, почему он так делает, говорил: — Я забываюсь. Как только в своем воображении представлю людей, то начинаю чувствовать себя рядом с ними. Вместе с ними иду на сражения. Я нахожусь там, куда поведет кубаир. Поэтому приходится начинать снова с самого начала» (33, 102). Об особенностях искусства барынтабынского Махмута М.А.Бурангулов писал так: «Махмут был острый на язык, мастером игры на курае и рассказывать сказки», на состязаниях сэсэнов выступал с кубаиром-загадкой, которую никто не умел отгадывать. Тогда он сам озвучивал ответы. Но прежде всего брал в руки курай и на нем играл короткую мелодию» (33, 60, 61). Легендарный Кубагуш-сэсэн, прежде чем приступить к исполнению уляна, т.е. кубаира, играл на курае. Некоторые сэсэны во время исполнения кубаира или во время передышки не пользовались музыкальными инструментами, но начинали исполнение, издав клич. Так поступал один из персонажей эпического кубаира «Идукай и Мурадым» Хабрау-сэсэн.
Обычно он начинал выступление с напоминания своего возраста, насколько был стар и на своем веку многое повидал: …Среди вас такого нет, Кто прожил бы так много лет, Видел то, что я повидал, Слышал то, что я слыхал…

(Башкирское народное творчество. Т.10, с. 47).

В другой раз, как бы желая конкретизировать сказанное, обращаясь к хану Туктамышу, говорит, что ему довелось видеть многократное разорение Урала неприятелями, междоусобицу двух ногайских мурзбратьев: Акхаккилембета и Каракилембета, Бабсака и Каракилембета — биев родов Кипчак и Бурзян… и называет свой возраст: «Возраст мой шагнул за сто лет» (Там же, с.100). Таким же приемом пользуются и безымянный сэсэн из дастана «Бузйегет» (БХИ.Т.6, 247) и Баик-сэсэн Айдаров, герой одноименного кубаира (БХИ-5, 295). Видный башкирский фольклорист Ахнаф Нуриевич Киреев на своем веку много раз общался с сэсэнами. Еще в 1938 году пешком обошел Бурзянский район. Там, в деревне Старомунасипово от местного сэсэна Хайруллы Ишмурзина молодой фольклорист записал один из вариантов башкирской версии общетюркского эпоса «Алпамыша». Особенно плодотворной была его работа с сэсэнами-исполнителями эпических произведений в конце 50-х и начале 60-х годов прошлого века, когда он возглавлял научные фольклорные экспедиции, организованные Институтом истории, языка и литературы Башкирского филиала АН СССР на всей территории Исторического Башкортостана. Так, в 1959 году в деревне СартАбдряшево Сафакулевского района и в деревне Аскарово Альменевского района Курганской области ему удалось записать по одному варианту эпических кубаиров «Кузыйкурпес и Маянхылу» и «Таргын-батыр» (варианты которых широко известны среди казахского и ногайского народов): первый — от 118летней сказительницы Бадернисы Афлятуновой, второй — от Рахимьяна Саттарова и Муллагали Баширова. А в 1960 году в Оренбургской области А.Н.Киреевым записаны от Рахили Тулякаевой в деревне Кутушево эпические кубаиры «Акхаккола», «Караюрга»; Габдуллы Агишева в деревне Кулманово — их варианты, а также кубаир «Кунгыр буга»; Шакира и Гибадуллы Бурангуловых, Сайфуллы Хасанова в деревне Верхне-Ильясово, Усмана Саитова в деревне Каипкулово — по одному варианту «Кара-юрги»; Гибадуллы Бурангулова и его односельчанина Гибадуллы Каскынова — по варианту кубаира «Кунгыр-буга»; Тухфата Сулейманова и Хатиры Селяусиновой — по варианту «Алпамышы и Барсынхылу». Последняя, кроме того, исполнила для этого фольклориста и эпос «Кузыйкурпес и Маянхылу» (21, 394—452; 22, 353—354). Все эти факты позволяют утверждать, что А. Н. Киреев хорошо разбирался в манерах исполнения сэсэнами эпических произведений. Он с малых лет очень тесно общался с сэсэнами, его отец Нурмухамет был известным сэсэном-просветителем, сэсэном был и его дед Арслан. Близким родственником со стороны матери был поэт Шайхзада Бабич. В юношеские годы Ахнаф Нуриевич тоже увлекался сочи нением стихов и кубаиров. Свои знания о манере исполнения сэсэнами кубаиров Кирей Мэргэн использовал при написании романа-эпопеи «Крылья бер кута». Во время йыйына в честь приезда баскака Ядкара, посланника ногайского мурзы, после состязания кураистов и певцов на майдан выходит сэсэн-иртексе (импровизатор). Вот как описывает писатель его манеру исполнения эпического кубаира 143 «Заятуляк и Хыухылу»: «Иртэксе был пожилой человек в порыжевшем от долгой носки и залатанном в нескольких местах чекмене. Он сел на чурбак, извлек, распахнув чекмень, оберегаемую у груди думбру, ударил по струнам, и после небольшого вступительного наигрыша зазвучало высоко ценимое на берегах Асылыкуля сказание о любви батыра Заятуляка к созданной из лучей Хыухылу — дочери подводного падишаха. Сказитель не просто пересказывал поэтическую историю, а напевал ее, и ни на миг не прерывался звон его думбры. Хотя содержание сказания было хорошо известно здешнему народу, май дан затаил дыхание. Сказителя слушали, стараясь не упустить ни слова. Только баскак Ядкар нетерпеливо поерзывал, сидя на подушке, кинутой на кошму. ...Влюбленный Заятуляк, последовав за красавицей в подводное царство, на дно Асылыкуля, затосковал по родной земле, горе Балкан, на склоне которой щипал траву его крылатый конь — тулпар… Подводный падишах, ставший его тестем, … приказал… джинам перенести за ночь гору Балкан и поставить против белой юрты сына земли. Но джины, не найдя горы Балкан, оковали стальными обручами другую гору и притащили ее. Не развеяла она тоску батыра. ...Нет, не та, не та гора, Где, пустив пастись тулпара, Отдыхал я до утра, — Говорит Заятуляк, тоскуя пуще прежнего. Балкантау мой не таков, — Крутобокий, без оков, Там, вверху, свою вершину Он вознес до облаков. Там зимой лежат снега, Летом в бархате луга, Там олень сажает солнце На ветвистые рога. Там стеной стоят леса, Попирая небеса, — Не наскучит, не пресытит Их зеленая краса. Там зверей и птиц не счесть — Волки есть, медведи есть, Глухари в лесу бормочут, Подают друг дружке весть... Звенит думбра, нанизывает иртэксе слова сказания на нить напева. И заново переживают люди тоску Заятуляка, сердца их щемит любовь к родной земле. Пусть подлинный Балкантау,— он тут, неподалеку, — не так уж и высок, но воистину выше всех гор на свете та гора, на которую смотришь лю бящим взором» (51а, 301—302). Каждый сэсэн владел несколькими видами народного словесномузыкаль ного искусства, манера исполнения кубаира у каждого сэсэна была индивидуальной. Помимо всего сказанного, кубаир и процесс исполнения его для башкир имели сакральное значение. У мусульман прерывание намаза считается большим грехом. Точно также, по древнему поверью башкир, запрещалось прерывать исполнение кубаира. Будучи хорошим знатоком сути кубаиров с самого детства, и как собиратель и исследователь их, написавший специальную монографию на эту тему под на 144 званием «Башкирский народный эпос» (Уфа, 1961), Кирей Мэргэн не мог обойти стороной и такое отношение народа к кубаиру. К сожалению, в своих исследованиях эпического кубаира он не мог обращать внимание читателя на эту проблему. В советской стране, где господствовал воинствующий атеизм, рискованно было писать о народных предрассудках, тем более об обожеств лении чеголибо. Зато этот пробел Кирей Мэргэн восполнил своим романом «Крылья беркута». Сказанное нашло яркое отражение в продолжении опи сания йыйына рода мин в честь приезда ногайского баскака Ядкара, приве денного выше: «Не дозвучала еще песнь о Балкантау — терпение Ядкара мурзы иссякло. Хватит, пожалуй. Останови этого оборванца, — сказал он предводителю рода. Субай подал сказителю знак, попытался прервать его, но тот, не обращая на это внимания, продолжал песнь, сложенную когдато, может быть, таким же оборванцем. — Пусть уж закончит песнь, — виновато сказал Субай гостю. Кто-то из толпы крикнул: — Не мешайте сэсэну! И сам же, неразумный, помешал этим криком, вызвал шум. Послышалось еще несколько голосов: — Не прерывайте! — Пусть доведет до конца! Иртэксе умолк на полуслове — так норовистый конь вдруг останавливается на всем скаку. Несколько человек — слуги предводителя — тут же ки нулись к нему, подхватили под руки будто бы для того, чтобы помочь поднять ся. Иртэксе легонько оттолкнул их, снова тронул струны, решив, видимо, завершить сказание, но слуги Субая не дали, вывели таки старика из круга. На род возмущенно загалдел. — Нехорошо, турэ, вышло, — упрекнул Субая один из аксакалов. — Не принято прерывать сэсэнов» (51, 302—303).

(Киреев  А. Н. (Кирей Мэргэн). Башкирский народный эпос. — Уфа: Башкнигоиздат, 1961. — с. 302-303 [на башкирском яз.]).

           5. Поэт и сэсэн-импровизатор  Салават  Юлаев

Салават Юлаев родился в 16 (27) июня 1754 (по другим данным в 1752 г.) в деревне Текеево Шайтан-Кудейской волости Уфимской провинции Оренбургской губернии (ныне Салаватский район Башкортостана). Деревня Текеево до наших дней не сохранилась. В ходе подавления крестьянского восстания, её, как и многие другие деревни, население которых участвовало в восстании, сожгли карательные отряды императрицы Екатерины. Салават Юлаев происходил из потомственных тархан рода Шайтан-Кудей, в каждом поколении которого были тарханы, муллы, абызы, батыры, возглавлявшие башкирские восстания. Салават с юных лет писал стихи, баиты и сам же декламировал их среди своих близких, был известен как поэт исэсэсн-импровизатор.

Его отец — старшина Шайтан-Кудейской волости Сибирской дороги Юлай Азналин в 1772 году участвовал в боях с польскими конфедератами в составе трехтысячного отряда башкирской конницы, направленного в Польшу в помощь русской армии. Храбрость и отвага Юлая Азналина была отмечена военной наградой. Юлай Азналин боролся с губернскими чиновниками, которые склоняли башкир к продаже земель для строительства заводов. Отцу Салават был обязан и образованием: он писал на языке тюрки, владел и русским языком, не испытывая трудностей в командовании многонациональными повстанческими отрядами.

Спокойная жизнь Салавата круто изменилась, когда его отец вошел в спор с заводщиком Твердышевым по земельному вопросу.

В 1768 году Оренбургский губернатор князь Путятин назначил Юлая Азналина старшиной башкирской команды Шайтан-Кудейской волости Сибирской дороги Уфимской провинции. Но вскоре у Юлая купцом Твердышевым, пожалованным в коллежские асессоры, незаконно была отнята земля под Симский завод и деревни, поэтому Юлай Азналин и его 19-летний сын Салават 11 ноября 1773 года в составе Стерлитамакского башкирско-мишарского карательного корпуса добровольно перешли на сторону повстанцев и встали под знамена Емельяна Пугачёва.

Когда Салават Юлаев в Бердской крепости предстал перед Пугачёвым, ему было 19 лет. С этого дня и до ареста, 25 ноября 1774 года (всего 1 год и 15 дней) он находился в центре событий Крестьянской войны. Так он встал на путь войны.
Салават руководил многими ключевыми событиями этой войны. Сохранившиеся документы свидетельствуют о личном участии Салавата Юлаева в более чем двадцати сражениях. Он отличился тем, что взял Симский и Катавский заводы, осаждал Челябинскую крепость, участвовал в осаде Оренбурга, сжёг Красноуфимскую крепость. За год с небольшим Салават участвовал в 28 сражениях, 11 из них он провёл самостоятельно, остальные в составе Главного войска Емельяна Пугачёва. Не все 11 самостоятельных сражений с регулярными войсками завершались победой Салавата. Были и поражения, но, в отличие от других предводителей Крестьянской войны, Салават долго не допускал полного разгрома своего войска. Ему каждый раз удавалось сохранить основные силы войска, в кратчайший срок восстановить боевые порядки и снова участвовать в сражениях.

Салават Юлаев руководил восстанием в Башкортостане до ноября 1774 года. 18 января 1774 со своим отрядом присоединяется к отряду Канзафара Усаева, полковника армии Емельяна Пугачева, и они совместными усилиями штурмуют г. Кунгур. 3 июня 1774 года Пугачёв присваивает Канзафару Усаеву и Салавату Юлаеву чин бригадира, то есть генерала. В конце марта — начале апреля 1774 года царским войскам удалось нанести серьёзное поражение основным повстанческим силам под Оренбургом, Уфой, Мензелинском, Кунгуром, Красноуфимском и Челябинском. После поражений, которые нанёс Михельсон, и пленения Пугачева, несмотря на неоднократные требования прекратить сопротивление и сдаться, Салават Юлаев продолжил восстание на территории Башкортостана.

В середине сентября 1774 года из Уфы к Елдякской крепости был направлен сводный отряд подполковника Рылеева. Рылеев дважды разгромил отряды Салавата Юлаева — в боях 18 сентября у деревни Тимошкиной и 22 сентября у деревни Норкиной. 25 ноября 1774 года команда поручика В. Лесковского из корпуса генерала Фреймана, подкрепленная конными отрядами мишарских старшин Муксина и Зямгура Абдусалямовых, настигла в горах Каратау Салавата Юлаева с группой оставшихся с ним соратников и после короткой стычки схватила их. В это же время Юлай Азналин принес повинную коллежскому советнику И. Л. Тимашеву и был взят под стражу.

Ещё до ареста, жёны и дети Салавата Юлаева были схвачены и привезены в Уфу в качестве заложников. Одна жена с сыном находилась под караулом у городского коменданта полковника С. С. Мясоедова. Второго сына взял генерал Ф. Ю. Фрейман. Салават Юлаев протестовал против незаконного ареста семьи: «Такого ж указа, чтоб от лишенных жизни семейства отбирать, действительно нет». В связи с этим он просил родственников и друзей обратиться с ходатайством об освобождении жен и детей в губернскую канцелярию, а если и это не поможет, то и в Сенат, «чтоб государевые рабы у подчиненных во услужении не были».

На допросах Салават не выдал никого из своих товарищей, ни на кого не наговаривал. После длительного следствия в Уфе, Казани, Москве, Оренбурге и снова в Уфе по приговору от 15 июля 1775 года Салават Юлаев вместе с отцом Юлаем Азналиным был подвергнут наказанию кнутом и клеймению, как «тягчайшим государственным преступникам».

Ты далёко, отчизна моя!
Я бы вернулся в родные края,
В кандалах я, башкиры!
Мне пути заметают снега,
Невозможно удариться в бега,
Но я буду жить, башкиры!

(Салават Юлаев. Стихи и песни. Уфа, Башгосиздат, 1952. Перевод  Владимира Филова).

2 октября 1775 года скованные по рукам и ногам Салават Юлаев и его отец на двух подводах под охраной были отправлены на вечную каторгу в балтийскую крепость Рогервик (ныне город Палдиски в Эстонии). Обоз с каторжниками миновал Мензелинск, Казань, Нижний Новгород, Москву, 14 ноября достигли Твери. Затем были Новгород, Псков, Ревель и 29 ноября они добрались до самого Рогервика.

Балтийский порт, он же Рогервик, был основан Петром I. Однако к тому времени, когда в Рогервике оказались участники башкирского восстания, крепость была практически заброшена. Там оставались только небольшой гарнизон и малое количество арестантов. Салават и Юлай встретили здесь своих соратников по борьбе: пугачёвского полковника И. С. Аристова, полковника Канзафара Усаева и других. Здесь Салават Юлаев и его отец провели остаток своей жизни.

Последнее документальное упоминание о Салавате Юлаеве датируется 1800 годом. До этого времени он пробыл в неволе двадцать пять лет: «В Эстляндское губернское правление от находящегося при Балтийской инвалидной команды майора Дитмара. Находящиеся в моем ведении каторжные невольники 12-ти человек, которые и состоят благополучно. Против прежде поданной таковой же ведомости убыло: Сего месяца 26-го числа помре каторжный неволник Салават Юлаев, о чём сим донесть честь имею». Салават Юлаев умер 26 сентября 1800 года.

Я гляжу на цепи гор в нашем благостном краю,
И, вбирая их простор, Божью милость познаю.
Песней небо раскололось, соловей поёт в долу,
Как азан звенит твой голос, Богу вознося хвалу!
Не зовёт ли на молитву верных мусульман?
Провожает меня в битву мой Урал — родимый стан!

Таким образом, Салават Юлаев был известен в народе и как поэт-импровизатор. Салават пел в своих песнях о родных уральских просторах, о народе и его древних обычаях, о священной вере предков. Любовь к песне, к коню и отвага воина во все времена составляли неразделимую суть башкирского воина. Идеал башкирского народа тех веков — воин-певец.

Песни и стихи Салавата Юлаева в подлинниках не сохранились. Его личная подпись сохранилась на Пугачевском манифесте и на нескольких подлинных документах из его походной канцелярии[7]. О Салавате Юлаеве как башкирском поэте и борце за свободу своего народа сохранилось много легенд, и трудно установить подлинность авторства песен, приписываемых Салавату, и грань, отделяющую их от устной башкирской народной поэзии.

Поэзия Салавата Юлаева — одно из редких проявлений дореволюционной башкирской литературы. Память о Салавате как герое и певце-импровизаторе сохранилась среди башкир до настоящего времени; с его именем связано несколько песен, некоторые из них приписываются самому Салавату. Его стихи призывали народ к борьбе с угнетателями («Битва», «Стрела», «Юноше-воину»), воспевали красоту родного края («Родная страна», «Мой Урал», «Соловей»), любовь («Зюлейха»).

В настоящее время Салават Юлаев — национальный герой башкирского народа, является символом современного Башкортостана. Его именем названы район, город, улицы, культурно-просветительские учреждения. Действует Музей Салавата Юлаева в родных местах Салавата — в селе Малояз Салаватского района Республики Башкортостан; филиал музея расположен в селе Алькино.

               6. Сергей  Рыбаков  среди  сэсэнов–кураистов

Сергей Гаврилович Рыбаков (родился 27 сентября 1867 года) был видным русским музыкантом-фольклористом. По заданию Академии наук он совершил несколько экспедиций в различные регионы страны, в том числе и в Башкирию в 1893, 1894 и 1896 годах. Ему понравился наш край. Он был уверен, что чудесная природа Урала оказывает большое влияние на развитие музыкально-поэтического творчества башкирского народа. "Прекрасна природа Уральских гор, среди которых живут башкиры, - писал Сергей Рыбаков. - Бесчисленные гряды гор, долины, лощины, ущелья бесконечной чередой сменяют друг друга и почти на каждом шагу дарят путнику роскошные виды, один другого лучше. Живя среди такой сказочной природы, башкир находит богатую пищу для фантазии и поэтической мечтательности и создает свои замечательные песни, сочиняет пленительную музыку, овеянную легендарным прошлым и благоухающую ароматом величественных гор, бескрайних степей и непроходимых лесов". Вот один из эпизодов поездки Сергея Гавриловича Рыбакова: находясь в селе Темясово нынешнего Баймакского района, он изучал и быт башкир, и встречался с кураистами- импровизаторами и песенниками. Встречу с башкирским кураистом Биргали он записал так:
 
... Приехали мы в Темясову поздно вечером; после поездки среди вечернего горного воздуха мы чувствовали себя необыкновенно бодро. Много мы говорили о любезных хозяевах прииска. Катерина Степановна и жена врача в один голос заявили, что Мария Павловна Горяева — необыкновенная женщина по доброте сердца: она много благотворит, жалостлива к бедным башкирам, приезжающим на ее прииск. Она дарит им ситцу, чаю и пр.; никто из посетителей ее прииска не уезжает, не удостоившись внимания хозяйки.

Катерина Степановна и ее муж Иван Степанович Петров, возвратившийся с базара в окрестных деревнях, сообщили, что в отсутствие наше у них состоялся целый вечер с песенниками и дудочниками, которые в большом количестве нахлынули в Темясову по поводу схода и базара; что песенники и дудочники были отличные, а последние играли, несколько человек подряд. Я спрашивал Андрея Степановича, как играли дудочники: все одно и то же, или разделялись на голоса? А. С. ответил, что все играли одно и то же, т. е. унисонную общую мелодию.— Где им играть на разные голоса? — прибавил он. Я очень сожалел, что не присутствовал на этом вечере, потому что ни раньше, ни позже мне не удавалось слышать среди башкир одновременной игры на нескольких инструментах и притом так, чтобы это выходило стройно, а на упомянутом вечере башкиры играли согласно. Сообщили мне также, что на вечере пел отличный певец, тенор Абдрахман Узенбаев из деревни Токтагуловой 2-й Бурзянской волости, близ Султановского прииска Рамеева, и посоветовали во время моих разъездов по Башкирии отыскать его и записать эти прекрасные песни. Я занес в памятную книжку его фамилию.

Дудочники и песенники эти были частью привлечены в Темясово старшиною специально для меня; поэтому-то присутствовавшие на вечере сожалели, что я отсутствовал.
На другой день, 2 июля, перед утренним чаем я отправился в лавку за покупками и на крыльце дома встретил башкира, который встал и поклонился мне; я спросил, кто он и что ему надобно; он ответил, что курайсы (дудочник) Биргале из деревни Кусеевой и пришел играть к «начальнику из Петербурга» (так называл он меня). Слух о том, что я записываю башкирские песни и даю за это деньги, распространился, при содействии старшины, довольно далеко среди башкир. Я сказал Биргале, чтобы он немного подождал, что я скоро возвращусь и тогда буду заниматься с ним.

 Возвратившись, я рассказываю хозяевам о встрече с Биргале, а они мне сообщают, что этого дудочника нарочно задержал для меня накануне старшина на сходе и что дудочник — один из самых известных в своей местности...

...Я ушел, чтобы начать работу с Биргале.— Где мы с тобой будем играть? — спросил я.— «Где хотите»,— ответил он смиренно: несомненно, он продолжал видеть во мне «начальника из Петербурга». В доме Катерины Степановны оказалось неудобным устроиться нам с Биргале, и тогда последний, по моему поручению, нашел в деревне свободную избу.

Пришли мы в новую избу, сравнительно просторную, почти пустую, где стояли только широкие скамейки вдоль одной стены; сначала в избе были я, Биргале и хозяин, но скоро стали входить другие башкиры; в это же время хозяин принес кадочку с кумысом и стал угощать им присутствовавших; игра, соединенная с угощением, привлекла в непродолжительном времени многих любопытных. Мы с Биргале условились было не впускать посторонних и заниматься без народа, но башкиры начали стучаться снаружи у дверей и возвышать голоса. Что они говорили, я не понимал, конечно; только Биргале перестал препятствовать желанию любопытных проникнуть внутрь, и последние один за другим наполнили избу. После Биргале мне говорил, что когда он пробовал не впускать башкир в избу, то они кричали из-за двери, что изобьют его; поэтому он больше и не мешал им входить в избу. Таким образом, пришлось записывать мелодии Биргале при толпе; башкиры, нисколько не стесняясь, разлеглись на нарах, поджав под себя ноги, а кто не уместился, те стояли посредине комнаты. Один башкир сел около кадочки и разливал из нее кумыс в чашки, которые раздавались по рукам; в центре восседали старики почтенной наружности с длинными седыми бородами, но они проявляли любопытство и жизнерадостность не хуже молодежи; особенно один из них, весьма говорливый и полный добродушия, с длинными седыми усами, с широкою, довольно выразительною физиономиею и живыми веселыми глазами, громко расспрашивал меня в подробностях: кто я, правда ли, что из Петербурга, зачем я записываю песни и т. п. Я удовлетворял его любопытство, и он шумно издавал возгласы одобрения, изумления, удивления или удовольствия. «Хай-хай!» — протяжно выражал он удивление, или: «Молодес, вот молодес так молодес, хороша люди!» — поощрял он меня по поводу записывания мелодии и одобрительно хлопал по плечу, а глаза его так и светились добродушием. Другие башкиры с любопытством рассматривали нотную бумагу, на которой я записывал мелодии; спрашивали меня, что это такое, и как это я самый голос записываю, и усердно старались постичь мои, конечно, самые элементарные объяснения. Но, видимо, это им не удалось, потому что они молча и полуробко, с печатью того же первоначального недоумения на лице отходили от меня. Кто-то из них сказал, что еще не видывал, чтобы записывали так по линейкам, что он видел, как «русак» записывал на бумаге их песни, но чтобы голос записывать, да еще по таким линейкам,— он и не видывал.
В такой компании я записывал мелодии от дудочника и вместе с тем волей-неволей принимал участие в питье кумыса, так как мне подносили чашку первому и следили, чтобы она не была пустой; однако много пить я не мог, потому что кумыс был плохой и кислый. Когда я, записав мелодию, воспроизводил ее голосом или насвистыванием, то ропот одобрения, особенно вначале, проносился по всей толпе: иные даже смеялись от удовольствия, что слышат свою песню от «русака».
Довольно долго записывал я песни в этой избе, так что значительная часть башкир, удовлетворив своему любопытству, разошлась из избы; остались лишь немногие, в том числе описанный выше разговорчивый старик, имевший терпение досидеть до конца. Наши занятия прервались по поводу сходки у волостного правления, на которой надо было присутствовать всем, в том числе и Биргале; эта сходка была продолжением бывшей накануне и на ней происходила та же продажа с торгов права на содержание лошадей для проезжающих по волости, так как накануне не успели покончить с этой процедурой. Я заинтересовался сходкой и пошел туда. На пути, близ волостного правления, встретился мне Мансурка, три дня тому назад забавлявший нас своим искусством петь по-птичьему. Еще издали он увидел меня и застенчиво шел навстречу, а на физиономии уже давно играла улыбка; я предполагал, что он скажет мне в виде приветствия «здравствуй», но вместо всякого приветствия он нежданно-негаданно прокурлыкал по-лебединому и разразился улыбкой удовольствия. Я так и не слышал вообще ни одного слова от этого своеобразного артиста, у которого способ изъяснения был, по-видимому, единственно птичий. Я остановился, прослушал его пение, что-то сказал ему, а он застенчиво улыбался. Когда же я пошел далее, он еще раз пропел по-лебединому. Вообще, видно было, что он старался выразить какие-то симпатические чувства. У волостного правления была уже большая толпа. На крыльце правления стоял стол, за которым сидели волостной писарь из русских и старшина башкир — Сулейманов. Когда я пришел, старшина пригласил меня сесть в середине за стол, рядом с ним, и я очутился в центре сходки. Старшина был украшен цепью с бляхой. Торги происходили следующим образом. Писарь называл деревню, в которой должны содержаться лошади для проезжающих, и спрашивал, кто сколько хочет платить за это обществу. Кто-нибудь из башкир называл сумму; толпа напряженно следила за ходом торгов. Уже первое заявление цены вызывало некоторое волнение, и ропот голосов проносился по всей толпе; когда же кто-нибудь другой назначал высшую цену, то раздавался взрыв целого ряда голосов, которые по-башкирски что-то кричали предложившему высшую цену или же оживленно тараторили между собой; вместе с тем толпа все теснее надвигалась к столу, где сидели старшина и писарь, забиралась на перила, окружавшие крыльцо, перелезала через них и постепенно наполняла самое крыльцо, так что старшина уже морщил свою физиономию и покрикивал на толпу. Когда же начиналось состязание из-за цен и кто-нибудь все повышал их, толпа приходила в экстаз, разделялась на партии, и каждая из этих партий наблюдала и поддерживала своего клиента. После каждой новой цены толпа издавала взрывы возгласов, колыхалась, жестикулировала; отдельные физиономии, напряженные, красные, обращались то к торгующимся, то к старшине и во все горло что-то кричали, махая руками, забираясь на перила и на стулья. Старшина сидел невозмутимо, и умная физиономия его с крупными типичными чертами что-то серьезно обдумывала, не обращая внимания на крики толпы; лишь по временам его лицо покрывалось тенью неудовольствия, и старшина полугневно качал головою или махал рукою в ответ на крики, какие были обращены к нему из толпы, а иногда грозно окрикивал шумящих. Таким образом, он руководил сходкой. Волостной же писарь из русских держал себя совершенно беззаботно, спокойно записывая цены торгов и не обращая ровно никакого внимания на толпу, как бы погруженный в свои записи; по временам он только посмеивался.

Возбуждение и смятение толпы достигало высшей степени, когда кто-нибудь из состязавшихся не выдерживал и называл свою последнюю цену; тогда вдруг раздавался такой оглушительный рев голосов, что впору было затыкать уши: толпа неистово колыхалась, все лица наливались кровью, и все кричали что есть духу; часть толпы, видимо, ликовала; другая часть, с явною укоризною в тоне голоса, обращалась к сопернику, не выдержавшему торгов, а тот понуро стоял или махал рукою. Много раз повторялись такие сцены в течение сходки, и казалось иногда, что вот-вот эти разъярившиеся люди набросятся друг на друга и начнется «заправская» свалка, но дело ограничивалось только неистовством голосов и необыкновенным жестикулированием толпы. Вообще сходка носила чрезвычайно шумный и строптивый характер (я хотел было сказать — бурный, но это было бы слишком сильно); подобных сходок у русских я не встречал. Наконец, торги кончились, и толпа разошлась, но не совсем, и через несколько времени опять собралась у дома Ивана Степановича Петрова (где мы остановились) для получения подарков от тех башкир, которым на торгах достался разгон лошадей по деревням. Это уж так водится на сходках у башкир: если кто-нибудь просит общество, напр., о продаже или сдаче в аренду земель, лесов или участков для добывания минералов и т. п. и будет сделано постановление, благоприятное для просителя, то последний должен вознаградить сход подарками. Если он хлопочет о большом деле, то дарить деньгами или вещами, если же он не богат, то просто чаем, до которого башкиры чрезвычайно падки. Так и в настоящем случае все, получившие право разгона лошадей, должны были в виде благодарности одарить сход чаем, причем на долю каждого приходилась восьмушка и не более четверти чаю. Так как упомянутый Иван Степанович торговал чаем, то названные лица поручили ему отпустить чаю участникам схода,— и вот башкиры запрудили весь его двор и окружили с улицы дом, терпеливо ожидая каждый своей очереди. Долго Иван Степанович раздавал башкирам чай из своей подвальной лавки, а башкиры в это время самым беспечнейшим образом сидели на бревнах, на земле или стояли, весело тараторя и, видимо, очень довольные таким беззаботным времяпровождением.
Эти награды за мирские приговоры от заинтересованных лиц почти так же развращают, как и мирское питье водки у русских крестьян. Если кому нужно за бесценок снять в аренду огромные площади земли в лесу, то еще раньше приговора раздают наиболее влиятельным участникам сходки деньги, чай и другие подарки, а затем обещают после приговора раздать подарки в таких-то размерах, и подкупленные башкиры, ожидая впереди еще подачек, весело, «с легким духом», не разбирая хорошенько дела, постановляют в пользу угодившего им, готовя этим себе явные убытки и разорение. Такими путями снял, напр., в аренду огромные площади лесу чуть ли не во всех трех бурзянских волостях известный в Орском уезде золотопромышленник татарин Рамеев, причем башкиры в своих же лесах лишились права рубить лес на постройки, а должны покупать его у Рамеева! Так башкиры упускают драгоценные свои сокровища, не зная им настоящей цены...

В конце сходки я виделся с Биргале и условился с ним, что еще позаймемся после обеда вечером. Вечером оказалось возможным заниматься в доме, где мы остановились, и мы с певцом расположились в гостиной Катерины Степановны, заперши предварительно парадную дверь, чтобы к нам не вошли и не мешали башкиры, которым Иван Степанович еще продолжал выдавать чай за сходку. Я послал одного башкира с бутылью за кумысом; он принес его и сам остался, а мне неловко было сказать, чтобы он ушел; за ним вошли двое-трое башкир, прилично одетых, и так ласково, почтительно относились ко мне, что я также не мог возразить против их присутствия. Все это видели и слышали башкиры, дежурившие вокруг дома, и решили непременно последовать примеру вошедших: они поднялись по парадной лестнице с улицы и начали самым непринужденным образом и довольно настойчиво стучаться в запертую дверь. Мы сначала хотели оставить без внимания это проявление башкирских желаний, но в дверь продолжали стучаться так настойчиво, что Биргале пришлось отпереть ее и прикрикнуть на беспокойных соплеменников; однако не обошлось без того, чтобы мы не впустили двоих-троих. Торканье в дверь и стуки не прекращались и после этого, но мы решительно не обращали уже внимания на них. У башкир вообще много непосредственности в проявлении своих желаний, которые в данном случае были тем сильнее, что башкиры — большие охотники до зрелищ и приятного времяпровождения,— тем более с музыкой,— и одарены огромным запасом любопытства, которому я был обязан тем, что мне всюду приходилось вести занятия на виду многочисленных собраний, не лишавших меня и своих суждений...

Я занимался с Биргале, а 5—6 человек башкир, настойчиво пробравшихся в наше общество, смиренно сидели и слушали; лишь через несколько времени один из них обнаружил, что он может быть оживленным и разговорчивым собеседником. Участие его в наших занятиях началось с рассказанной им легенды по поводу одной мелодии, сыгранной Биргале; говоря по-русски гораздо чище, чем другие присутствовавшие башкиры, он оказался очень полезен для меня в разъяснении: когда известные песни поются, с какими сказаниями они связаны, причем излагал мне в более ясной форме и то, что пытались сообщить, но слишком неясно, другие присутствующие башкиры.
Я думал угостить кумысом дудочника Биргале, но как-то неловко было обходить других присутствовавших, которые такими ласковыми глазами смотрели на кумыс; да у башкир, к тому же, принято при угощении предлагать его всем, кто бы ни присутствовал. Поэтому я попотчевал кумысом всех посетителей, и они принимали это, как должное, нисколько не церемонясь и не отказываясь, как это принято у русских крестьян; словом, чувствовали себя, как следует гостям, хотя для меня они и явились непрошеными.

Мелодии, какие играл мне Биргале, вообще были интересны, и сам он принадлежал к числу выдающихся дудочников, владеющих секретом выделывать дудки с хорошим, чистым тоном и играть на них с силой и выразительностью, хотя тон курая — вообще тихий. Биргале сообщил мне много мелодий, но этим не исчерпывался его запас; прекратили мы занятия только потому, что устали и дудочнику надобно было отправляться в путь в свою деревню Кусееву. Мы рассчитывали еще встретиться с ним во время дальнейших моих разъездов по Башкирии...
(Башкирия в русской литературе. Башкнигиздат, Уфа, 1965, Т. 3 , с.182-190).
Следует заметь, что Сергей Гаврилович прибыл в мою родную деревню Второе Иткулово 29 июня1894 года. Его сопровождал А. С. Гусев, учитель, который свободно  изъяснялся на башкирском. Гусев планировал встречу фольклориста с Хамит-сэсэном, однако его не оказалось дома. Поэтому С. Рыбаков отправился на базар, желая встретить кого-нибудь из кураистов. Тут фольклорист нашел кураиста Толонгужу Губайдуллина из д. Исхак. (эта деревня находилась в трех км от Второго Иткулова, ныне не существует) и записал десятки народных мелодий как «Ишбердин», «Трактирская», «Манеж» и другие.

(А. Тажетдинов, Р. Утягулов. Путешествие в страну сэсэнов. Сибай, 2008, с.16-17 (на баш. яз.).
Богатые экспедиционные материалы позволили ученому создать интересные труды. В 1895 году он закончил исследование "Курай, башкирский музыкальный инструмент". Труд "Музыка и песни уральских мусульман с очерком их быта" вышел в свет в 1897 году. В нем наиболее полон и интересен раздел, посвященный башкирскому музыкально-поэтическому фольклору. В книге двести четыре мелодии народных песен башкир и татар. Кроме этого, ученый написал путевые очерки "По Уралу, среди башкир", статью "О народных песнях татар, башкир и тептярей" и другие музыкально-этнографические работы. Логическим продолжением поиска и исследования Рыбакова явилась его обработка башкирских и татарских мелодий для голоса и фортепиано. Он подготовил к печати сборник "50 песен татар и башкир". Опубликована была только часть сборника. Остались также в рукописи башкирские пословицы, поговорки и загадки, собранные во время поездок по Башкирии.

               7. Народный  сэсэн  Мухаматша  Бурангулов.

Интерес к творчеству сэсэнов со стороны общественности и отдельных лиц начинает проявляться в середине двадцатых годов прошлого века. К публикациям образцов песен, баитов, кубаиров прилагаются информации об их авторах и носителях, приводятся примечания к текстам произведений [3]. В конце 30-х-40-х годов М. Бурангулов готовит сборник, посвященный башкирской народной поэзии, где значительную часть занимает раздел под названием «Творцы фольклора» («Фольклор ижадсылары»). В нем расположены материалы об известных башкирских сэсэнах, привлечены истории некоторых кубаиров, песен, сведения о личностях, отраженных в них.

В дальнейшем нас порадовали сборники «Башкирские сэсэны» (Уфа, 1953), «Башкирское народное творчество» (Уфа, 1955), составители которых ставили целью пропаганду и популяризацию творчества сэсэнов. Идейно-тематическую оценку получают в них творчество С. Исмагилова и Ф. Давлетшина. Хотя выпуск произведений других авторов, поиски новых имен, в целом рассмотрение научных проблем, связанных с искусством сэсэнов в историческом и теоретическом аспектах, откладывалось на неопределенное время.

Переход к планомерному, системному изучению творческого наследия сэсэнов в контексте многовековой художественной культуры башкирского народа приходится на 70-е годы. Такое связано с началом подготовки к изданию многотомного свода произведений башкирского народно-поэтического творчества и многотомной истории родной литературы.
Значительную ясность в изучение проблемы, связанной с историей и поэтикой сэсэнов, вносит Гайса Хусаинов. Одна из работ учёного посвящена определению места и роли сэсэнов в развитии фольклора и письменной литературы башкир. Согласно поставленной в одной из своих статей проблеме, автор приводит ранее неизвестные фрагменты из биографий сэсэнов, добавляет некоторые новые штрихи к их творческому портрету. Называются имена сэсэнов, созидавших свои произведения до 20-го столетия. К тому же в работе Г. Хусаинова обозревается творчество сэсэнов в контексте истории, в глубинных связях с древними башкирскими йырау, в плане преемственности фольклорных традиций.

Всестороннему рассмотрению и объективной оценке подвергнуто творческое наследие первого башкирского народного сэсэна Мухаметши Бурангулова в сборнике статей, приуроченном к 100-летию со дня его рождения. Следует заметить, что этот долгожданный труд являет собой заметное достижение в башкирской фольклористике в плане изучения поэтических традиций института сэсэнов и устно-поэтического творчества башкир.

Известно, что в 1932 году в Уфу приехал Александр Фадеев. Писатели Башкирии решили познакомить его с фольклором, жизнью башкирского народа, его музыкальной культурой, национальными блюдами. Для того, чтобы организовать встречу как положено, не ударить перед гостем, как говорится, в грязь лицом, пригласили Мухаметшу Бурангулова, учителя по профессии, будущего народного сэсэна. Лучшего знатока башкирского фольклора, жизни народной тогда не было. Вечер встречи удался на славу.

Народный сэсэн Башкортостана Мухаметша Абдрахманович Бурангулов родился 15 декабря 1888 года в деревне Верхне-Ильясово Самарской губернии. Рано лишился родителей. После окончания школы переехал в Оренбург, учился в медресе. Был учителем, преподавал башкирский язык.
Всю свою жизнь был собирателем, популяризатором фольклора. На базе фольклора создал пьесы "Ашкадар", "Ялан Еркай", "Башкирская свадьба", "Идукай и Мурадым". Записывал и обрабатывал эпосы: "Урал Батыр", "Акбузат", "Алпамыша", сказки, песни, кубаиры.

Сын сэсэна Н. М. Бурангулов вспоминает: "Это случилось в двадцать шестом году. Однажды между отцом и матерью вышел довольно шумный скандал. Оказалось, что он вновь собрался на несколько недель в близлежайшие районы за фольклорной "данью". Для этого нужны были деньги. И он решил сплавить единственную оставленную на зиму телку. Мать, конечно, противилась, но он был непреклонен, и мать должна была уступить".
В 1935 году Махаметша Бурангулов закончил литературное отделение Уфимского педагогического института (ныне БГПУ), работал в Башкирском научно-исследовательском институте языка и литературы, вел научную работу по фольклору. Им созданы труды: "Башкирские легенды", "Эпос о батырах", народно-эпическая поэма "Отечественная война".

В 1946 году появилось постановление ЦК ВКП(б), в котором были ошельмованы Михаил Зощенко, Анна Ахматова. Репрессивные круги пошли и по республикам. В число националистов был зачислен Мухаметша Бурангулов, записавший эпос "Идукай и Мурадым" и создавший на его основе драму. Творчество сэсэна перечеркнули, исключили из Союза писателей. Коллеги-писатели практически "подготовили" его к аресту. В протоколе заседания правления Союза писателей Башкирии 26 октября 1946 года записано "что за весь период своего творчества Бурангулов М. не создал ни одного выдержанного в идейном отношении произведения, что все его произведения на исторические темы были пропитаны духом приукрашивания прошлого, духом защиты патриархально-феодального строя, духом национализма... и тем самым он своим творчеством оказался не на платформе Советской власти..."
Бурангулова арестовали и осудили на 10 лет лишения свободы по обвинению в принадлежности к антисоветской националистической группе и антисоветской агитации. После освобождения Мухаметша Бурангулов опять оказался в тюремном заключении и вышел на свободу через четыре года. Впоследствии он был реабилитирован (слава Богу, что при жизни), восстановлен в Союзе писателей, звание народного сэсэна тоже вернули.

Мухаметша Бурангулов прожил большую и сложную жизнь. Он умер 9 марта 1966 года. В Уфе на доме по улице Мингажева, в котором жил сэсэн, установлена мемориальная доска.

(М. Бурангулов. Завещание сэсэна. Уфа, Китап, 1995 {на баш. яз.}).         
             8. Народный    сэсэн   Фаррах   Давлетшин.

Давлетшин Фаррах Давлетшинович (31.4.1887, д. Староуртаево Уфимской губернии, ныне Дюртюлинского района Республики Башкортостан, - 12.1.1956, д. Новобаишево Бирского р-на БАССР), башкирский поэт-импровизатор. Народный сэсэн Башкортостана (1944). Рано осиротел, батрачил, был чернорабочим на заводах Урала. В 1913-16 работал на бумажной фабрике «Белый Ключ», где получил тяжелое увечье и ослеп. После возвращения в родные места стал известен как сочинитель баитов, стихов, песен. Писал об индустриализации, о героях полей. Жизнеутверждающим пафосом проникнуты его произведения, вошедшие в книги «Сказы слепого Фарраха» (1928), «Песни и баиты» (1939). В 1947 выпустил сборник стихов «Советы сэсэна». Награжден орденом «Знак Почета» (1939).

Фаррах Давлетшин, народный сэсэн Башки¬рии ослеп в 18 лет, ког¬да работал на бумажной фабрике в поселке Ок-Чишма Челябинской об¬ласти. Он потерял зре¬ние во время аварии и на всю жизнь остался незрячим. Но, как и подобает настоящему поэту, видел и понимал жизнь гораздо больше и тоньше, чем иные, обла¬дающие идеальным зре¬нием.

Родился Фаррах 31 января 1887 года в д.Староуртаево Дюртюлинского района в про¬стой крестьянской семье. В трехлетнем возрасте остался без от-ца, в пятилетнем — без матери. Круглый сиро¬та, с шести лет работал пастухом, с 14-ти начал батрачить. И с юных лет сочинял стихи.

Первая его книга — "Беседы слепого Фарраха" — была издана в 1928 году, затем вышли в свет "Песни и баиты", "Советы сэсэна" и другие.

Звание народного сэсэна Башкирии Ф.Давлетшину было присвое¬но во время Великой Отечественной войны, в 1944 году. Его имя было отмечено в газете "Правда" наряду с та¬ким известным поэтом, как Джамбул Джабаев и другими народными по¬этами. Его творчество изучали в школах на уроках татарской лите¬ратуры.

О чем его стихи? О времени, о людях, о великих событиях, которые переживала страна в послереволюционные годы. Он писал о подвиге Чкалова, о герое труда Стаханове, о коллективизации и колхозной жизни, об открытии башкирской нефти и Ве¬ликой Отечественной войне. Он славил трудовой народ. Он был че¬ловеком своего времени, сыном своего народа, и много размышлял о том, что происходит. Народ¬ный сэсэн часто выступал перед людьми, исполняя свои стихи, баиты, частушки. Последняя его книга — "Голос сэсэна" — увидела свет в 1967 году. За зас¬луги в области художествен¬ной литературы получил ор¬ден «Знак Почета» в Кремле из рук самого Михаила Кали¬нина. Окрыленный таким при¬знанием своей деятельности, Ф.Ф.Давлетшин создает одно из самых известных произведений «Рахмат» («Спасибо»).
Долгие годы своей жизни Фаррах Давлет¬шин прожил в деревне Ново-Баишево Бирского района. Здесь он умер в 1956 году и похоронен. Здесь живет его старшая дочь Зулейха Фарраховна Кабирова.

Дети, внуки и правну¬ки народного сэсэна бе¬режно хранят оставшие¬ся от него семейные ре¬ликвии. Их совсем мало: сборники стихов и бай¬тов и орден- "Знак Поче¬та", которым Фаррах Давлетшин был удосто¬ен первым из деятелей культуры Башкирии.

Его творчество. Баиты: «Будьте бдительны!», «Баит Нури», «Дед Янгир», «Сказы слепого Фарраха», «Война кончилась», «Настала весна», «Полевой лес».
Стихи: «Коллективизация», «Положение коммуны», «Успех колхоза», «Ишимбай», «Советские летчики».

Часть произведений Ф. Д. Давлетшина, а также его айтыш «Илде ма;тау» с С. А. Исмагиловым и записанные у него сказки вошли в многотомный сборник «Башкирское народное творчество».

Видно, что в своих баитах и айтышах Фаррах Давлетшин всегда восхвалял свою родину, был доволен с жизнью советского периода жизни. Он замечал все хорошее в жизни, не останавливаясь в проблемах жизни простых людей.
Награды и звания: Орден «Знак почёта» (1939), почётное звание «Народный сэсэн Башкирской АССР» (1944).
               
               
           9. Народный   сэсэн   Саит   Исмагилев.

29 сентября исполняется 125 лет со дня рождения народного сэсэна Башкортостана Саетгали Ахметовича Исмагилова. Современники больше знали его под псевдонимами Саит Исмагилов или Саит Ярми — по названию его родной деревни.
Саит Исмагилов родился 29 сентября 1884 года в деревне Ярмеево Чишминского района Башкортостана в семье крестьянина-бедняка. Рано осиротел, батрачил у баев, работал на железнодорожных станциях. С детства сочинял стихи и песни. В 18 лет Саит научился играть на скрипке у мастера-скрипача Муллагалия из деревни Сафарово. Играл на сабантуях, йыйынах, других народных праздниках, исполняя собственные песни, такмаки и баиты. Еще будучи совсем молодым он стал популярным музыкантом — импровизатором во всей Уфимской губернии. О самобытном таланте Саита Исмагилова в 1915 году была помещена статья в Уфимской губернской газете "Тормош".

После Октябрьской революции творчество Саита Исмагилова получило бурное развитие. В 1926 -1927 годы он работал артистом в Чишминском народном театре. В 1940 году был издан первый сборник песен и стихов Саита Исмагилова, где отражается многострадальная история башкирского народа, восславляется духовный подъем народа, строящего социалистическое общество. В годы Великой Отечественной войны Саит Исмагилов работает музыкантом — скрипачом в Башкирской государственной филармонии, выступает в частях Красной Армии, своими стихами, песнями воодушевляет народ к трудовым подвигам, вселяет надежду на скорейшую победу. В послевоенное время его творчество было посвящено показу восстановления хозяйства от разрухи, отражению самоотверженного труда, величия подвига народа.

В 1938 году Саит Исмагилов был принят членом Союза писателей Башкортостана, в 1944 году Указом Президиума Верховного Совета БАССР ему одновременно с Мухаметшой Бурангуловым и Фаррахом Давлетшиным было присуждено почетное звание народного сэсэна Башкортостана.

В послевоенные годы выходят в свет книги Саита Исмагилова "Песни Саита", "Слово сэсэна", "Две жизни" и другие. Его произведения — сказки "Путешествие Нужды-бабая", Слово о Девушке-счастье", басни "Коза и овца" "Серая ворона и ворон", кубаир о Салавате-батыре и другие произведения получили общенародное признание.
Конечно, Саит Исмагилов, как и другие поэты того времени, не были свободны от идеологических пут, в чем-то, возможно, и заблуждались, да по-другому, наверное, и не могло быть в те годы. Но будущие поколения не должны забывать давно ушедших от нас писателей и поэтов хотя бы потому, что они искренне и свято верили в свои идеалы, сплачивали народ или, как сейчас принято говорить, гражданское общество страны в самые тяжелые периоды жизни нашего государства, помогали людям пережить неимоверные трудности, не теряя надежды на светлое будущее. За это мы им всегда будем благодарны.

Башкирские сэсэны, их имена и жизнь, общественная деятельность и, разумеется, творчество представляют собой уникальное явление в истории башкирского народа, во всем устно-поэтическом пространстве тюркоязычного мира. Эти истинно народные поэты, духовные предводители башкирских родов и племен, были настоящими поборниками свободы и справедливости, демократизма и гуманизма. За какие-то колкие слова сэсэна можно посадить, но нельзя сажать его слово. Их слова, как воробьи, разлетаются во все стороны и хранятся под сердцем более молодого поколения и передаются дальше.

               
                10.   Буранбай-сэсэн

В песне «Буранбай» имеются такие слова:

Ай, Лист да лист бумага да перо!
Я старикам письмо написал.
Когда читали люди вслух,
Все плакали тогда-стар и мал.

У Яман-тау, у родной горы
Курай со шляпкой –ай, - срезал я.
Кагарман умер, сослан наш герой,
Одни без помощи брошен я.

Я – Буранбай, брат мой Ибрагим,
Любимые джигиты страны.
Не слушались фарманов царя,
Народу мы остались верны.

Мне ссылают в далекий край,
Довольно ли  заводчики - купцы.
Пускай ссылают меня  в Сибирь, -
Найдутся у народа бойцы.

Мой боевой клинок остался там,
Его вы должны, как память сохранить.
Мои напевы в родном краю -
Вы должны запомнить и  любить.

От Буранбая белые листки!
Ой, нелегко письмо его читать!
На каторгу отправлен Буранбай,
Его детей не смейте обижать.

(Башкирское народное творчество. Песни. Т.8. Уфа, 1995, с. 91).

Эта песня создана самим Буранбай-сэсэсном. Кто же он? Он-сэсэн, автор таких известных песен как «Буранбай», «Ялан-Еркей», «Салимакай» и т.д.

Буранбай Котдосов родился в 1765 году (дата смерти неизвестна) в д. Буранбаево (прежнее название Асылово) нынешнего Баймакского района. Был грамотным человеком, в совершенстве знал и русский язык. Начиная с 1798 года служил дистанционным начальником 6-го башкирского кантона, центр которого находился в с. Старый Сибай. А в 1812 году Буранбай, сын Кутдуса был избран старшиной 7 деревень. Считают, что он один из основателей д. Буранбай Баймакского района. Старожилы этого села утверждают, что Буранбай Кутдусов участвовал, даже был героем Отечественной войны 1812 года. Однако вскоре нормальная жизнь Буранбая закончилась. Дело в том, что начальник 6-го башкирского кантона Биктимиров дал указание Буранбаю-сэсэну и Ибрагимову Айсуаку собрать с народа деньги, с целью помочь русской армии в период Отечественной войны и таким образом внести свою лепту в победу над врагом. Но деньги пропали. Ходили слухи, что их присвоил начальник 6-го башкирского кантона совместно с Оренбургскими чиновниками. Об этом узнали, кто-то написал жалобу  в вышестоящие органы власти, чтобы они разобрались в этом запутанном деле. Через несколько лет установили, что действительно деньги пропали, а документальное подтверждение о том, что они сданы Биктимирову не нашлось. Следствие приняло ошибочное решение, что деньги присвоены теми, кто их собирал и на этом основании Буранбая Кутдусова, Ибрагима Айсуакова,  Бикбулата Юлбарисова арестовали и летом 1820 года они были сосланы в Сибирь. По пути следования, когда этап остановился в Верхнеуральск,  Буранбай-сэсэн с Ибрагимом сбежали. Известно, что Буранбай-сэсэн скрытно жил в родных местах, в одно время побывал в казахских степях. «Буранбай не только певец, кураист и сэсэн-импровизатор, но и батыр, который боролся против расхитителей, бояр, самодержавия» - писал сэсэн Мухаматша Бурангулов.  Чтобы не попасть в руки властей, Буранбай стал именовать себя Еркеем.      

Когда про имя спросите меня
Скажу одно из них – Буранбай.
Враги меня покрыли клеветой,
Сослали в Сибирь, в далекий край.

Так поется в песне «Буранбай». Неоднократно слушая  песню «Буранбай», я пришел к выводу, что эта песня – образец башкирской классики, его смело можно поставить в ряд  таких знаменитых песен как «Урал», «Тевкелев» и т.д. Необходимо заметить, что эту песню записал Сергей Рыбаков с подачи жителя села Второе Иткулово Губайдуллина и был очень удивлен тем, что такую минорную песню с многочисленными музыкальными поворотами, сложными фаршлагами написал человек, не имеющий высшего музыкального образования.

Народный поэт Равиль Бикбаев как-то заметил, что удивлен тем, что песню «Буранбай» написан простым башкиром, где в какой-то мере отражается и быт, и печаль народа. Композитор Хусаин Ахметов дал песне такую оценку: «Песня эта одна из сильных музыкальных произведений башкирского народа». О «Буранбае» писали кураист Карим Дияров, Ишмухамет-сэсэн Мурзакаев, музыковед Лев Лебединский (Москва) и другие. Петр Рыбаков, брат Сергея Рыбакова писал, что «нет мужа достойнее и славнее Буранбая». Да, действительно, «Буранбай» является щедевром в музыкальном мире, богатый орнамент, широкий диапазон с более двумя октавами ставят его на высокий уровень. Я думаю, что песню могут исполнить или же сыграть на курае только люди с большим талантом. Говорят, что народный певец Газиз Альмухаметов, когда в тюрьме узнал, что принято решение о его расстреле, как прощальную песню запел «Буранбай». Иногда власть и народ стоят по обе стороны баррикады.

Говорят, что смертельно раненый  Буранбай-сэсэн умер в середине сороковых годов XIX  столетия возле д. Исянгильде (Хайбуллинский район) на склоне горы Эткара.

(Р. Утягулов, А. Тажетдинов. Путешествие в страну сэсэнов. Сибай, 2008, с.25 [на баш. яз.]).               

Остался баит, написанный самим Буранбаем, где имеются такие строки:

Ибрагим и я – ваш Буранбай,
Неужели похожи на вора.
Остались у нас плачущие дети,
Довольна ли  чиновничья свора.   
             
               
        11. Ишмухамет-сэсэн

Ишмухамет Мурзакаев-Балапанов (1781-1877) - сэсэн-просветитель родился в д. Ново-Балапаново Кубаляк-Тиляуской волости (ныне Абзелиловский район). Прославился как автор песен «Сандыузэк», «Аюка», «Юлтый карак», «Малыбай», «Бузыкаев кантон», «Маханная гора», «Туман». Встречался с известными сэсэнами Баиком и Буранбаем. Во время военного похода против Хивинского ханства находился рядом с генерал-губернатором В. А. Перовским. Он сочинял и исполнял кубаиры, был хранителем творчества сказителей, известным фольклористом, оставившим для последующих поколений духовное богатство народа, являлся последним из сэсэнов, который в устном виде передал своему ученику Габит-сэсэну знаменитый эпос «Урал батыр», кубаир в 112 строк «О Баик Айдар-сэсэне». Одним словом, Ишмухамет Мурзакаев-Балапанов был сказителем своего времени – обладателем многогранного таланта – кураистом, певцом, историком, создателем кубаиров. О нем данных осталось мало. Мухаматша Бурангулов узнал некоторые стороны жизни его через Габита- сэсэна, который рассказывал, что когда увидел его впервые, было ему 90 лет. Умер в 97 лет. Габит-сэсэн рассказал фольклористу М. Бурангулову следующее:

«Он, Ишмухамет-ага,  был прямолинейным человеком, все, что думал, говорил открыто, если надо – критиковал. Часто рассказывал о походе в Акмечеть, где Перовский ему подарил саблю. Ишмухамет-ага бережно хранил саблю и свою военную форму. Иногда ту форму надевал на меня и осматривал со всех сторон свидимым удовольствием. Не было у меня, у Хамита, месяца, когда я не бывал у своего старого друга. Однажды я прошелся вдоль и поперек по Уралу и создал мелодию о красоте здешних гор. Захотелось сыграть эту мелодию Ишмухамет-сэсэну, поехал к нему, но не достал дома. Сказали, что он направился в сторону Уральских гор. Решил его найти там, отправился по тропинке, которую показали мне домашние. И нашел все-таки: лежал он под могучим дубом, отдыхал, даже и не думал о возвращении домой. После взаимных приветствий он попросил меня приземлиться и задумчиво сказал:

- Айда, садись. Нахожусь я в думах. Как бы все время находиться посередине? Станешь богатым – народ не примет, будешь бедным – станешь кому-то рабом, быть посередине, видимо, лучше. Оставишь детям богатство – все равно счастья не обретет. Счастье найдешь только благодаря своему труду. Так я думаю. Вот лежу и смотрю на гору Аюка и размышляю: может быть, создать песню о красоте этих гор. Тебя не будет, - останется песня. А ты с чем пришел? – спросил он.

- Да, вот, создал песню об Урале, - ответил я, - хотел бы, чтобы ты послушал и дал первичную оценку. 

- У каждого своя песня. Слушай: пташки поют, воробьи чирикают, а вот соловьиная трель всех их затмевает. Пока существует мелодия Буранбая – никто его не переплюнет, хотя будут посвящать даже Уралу. Ты намного моложе нас, стариков, поэтому не смог видеть Буранбая. Вот здесь, в горах Аюка, он скрывался. Помню: парни из нашего аула Баязит, Мурзакай, угнали хорошего жеребца у заводчика, чтобы угостить Буранбая. Дело было после дождя. По следам лошадей приследовали их до аула. Мясо спрятали под скалой горы Аюка. Преследователи нашли остатки мяса там и после этого начали это пригорок называть «Маханной горой». Баязита арестовали. Тогда Буранбай сходил к местной старосте и сказал ему, чтобы те, подручные заводчика, освободили Баязита. В противном случае  весь завод будет в огне. И Баязита освободили немедленно. Около освобожденного Баязита Буранбай запел так:

Уральских гор отроги высоки,
Ты матерью родною стал Урал.
Здесь, где звенят живые родники,
Ты воедино семь родов собрал.

Превыше гор Урала в мире нет,
Урал, мы все живем, тебя любя.
Возьму колчан и вспрыгну я в седло
И брошусь в бой с врагами за тебя.

(Мухаматша Бурангулов. Завещание сэсэна. Уфа, 1995, с.99-100)
      
                12. Сибай – сэсэн 

Раздирает душу песня «Сибай-кантон». Песня о нескончаемой  любви и расставаниях... Да, песня башкирская народная, но автор песни Шаяхмет Сибаев из д. Старый Сибай. Вот текст этой песни:

В зеленые сани под синей дугой
Впряги, Фатима, мне гнедого.
Я стать в Атайсале кантонным хочу,
Желания нет вообще иного.

И песни не тездесь поют соловьи,
Луга здесь не так широки.
Не плачь , Фатима: из неволи моей
Тебе не протянешь руки.

На шелковой нити взлетает скопа
И вниз на добычу стремится.
Сквозь сто пятьдесят твоих черных ресниц
Тебе, Фатима, буду сниться.

(Башкирское народное творчество. Песни. Том 8. Уфа, 1995.  с. 87).

Он, будучи кантонным начальником, смог бы остаться неизвестным, если бы не эта песня, которую поют до сих пор. В другой  песне имеются и такие строки:
 
Мчатся сани, мчатся очень быстро,
Прямым путем на крепость Арал.
Меня не будет – песня возвратится,
И конь любимый мой на Урал. 

Вот его краткая биография: Шаяхмет Сибаев родился 8 августа 1821 году в д. Старый Сибай нынешнего Баймакского района, умер в 1864 году. Прежнее название этой деревни Атайсал, что означало родина предков. Когда ему было 11 лет, его отец Утарбай со своим родным братом Исянгильде, были отправлены в Сибирь. Шаяхмет рос очень смышленным мальчиком. Зная, что мальчик стремится к знаниям,  это его двоюродной брат Мухамет Исянгильдин  устроил Шаяхмета в Оренбургское Неплюевское военное училище, которую он закончил весьма успешно и был отправлен на военную службу. Знал он, кроме башкирского и русского языков, ряд восточных языков как фарси, арабский, татарский  и т.д. Немного поработав в Атайсале писарем кантонного начальника, он как казак, стал служить  в Форд-Петровск (1848-1852), затем был направлен в крепость Арал, где продолжал военную службу  в чине зауряд-хорунжий, потом получил звание зауряд-сотника. Шаяхмет Сибаев стал известным командиром русской армии, вышедший из башкир, участвовал в Хивинском походе Перовского, вернулся живым. Это одна сторона медали. С другой стороны, Шаяхмета Сибаева на родине называли сэсэном, так как он создавал песни, баиты, кубаиры. Однако огромное количество его наследия не дошло до нас. Но дошел до нас небольшой текст баита, написанный им в крепости Арал, когда он находился на службе.

Сани мчатся то туда, то сюда,
Здесь много надо ездить и ходить.
А все думы о родине моей,
Но нельзя отсюда уходить.

При мне сани, военные кони,
Побыть бы дома одним вечерком.
Тоска по родине меня «съедает»
И все думы идут кувырком.

Здесь степные волки воют ночью,
Как на Урале  не растет курай. 
Мой Атайсал! Прости, если можешь,
Если не вернусь в родимый край.
               
(Домашний архив автора с переводом. Папка № 3)

               
           13. Махмут - сэсэн  (Пеший Махмут,)   

Махмута-сэсэна современники называли Пешим Махмутом за то, что он, несмотря на то, что имел лошадей, ходил пешком в теплое время года и на лыжах зимой. Кроме того, по легенде о Пешим Махмуте он пешком дошел до Петрбурга, до самого царя и перед русским падишахом сыграл на курае несколько башкирских мелодий. Царь остался доволен и за искусную игру на «дудке» подарил ему пару хороших лошадей и карету, дал денег на дорогу. Вернулся он богатым женихом. Не доезжая до яйляу, остановился на вершине горы Тугажман, что находится рядом с д. Туркменово и сыграл новую мелодию. Люди собрались поглядеть на источника этих чарующих звуков и узнали своего Махмута, а мелодия стала распространяться под названием «Пеший Махмут».
Родился Махмут-сэсэн Юлдыбаев в д. Туркменово нынешнего Баймакского района Башкортостана в 1812 году. С ранних лет научился играть на курае, в его репертуаре было много сложных народных песен и мелодий, которых многие кураисты не могли исполнять как положено. Такие башкирские народные песни как «Пеший Махмут», «Турякай»  («Циолковский»), «Перовский», «Туялас» (название реки) по версии стариков этой деревни создал именно Махмут-сэсэн.
По одной версии он был сыном бедного старика, по другой версии – сын богатого человека. До нас дошла такая легенда о Махмуте:

«У одного богатого башкира из д. Туркмеово имелся сын и две дочери. Сына звали Махмут. Сын родился на яйляуе (летник) «Озеро Яуыш», рос на яйлауе «Яукуль». Отец так любил и лелеял своего сына, что заставлял пасти скот своих дочерей, а Махмута оставлял дома и давал уроки игры на курае, рассказывал о народном  творчестве, учил грамоте. В молодости он участвовал в одном из противостояний, направленного против существующего режима. За это деяние его арестовали и сослали в Сибирь. Перед отправлением он спел песню «Туялас»  и песня быстро распространилась среди народа. Вот текст песни:

                Туялас

С вершины голой Тугажман-горы
Увидишь ты простор родного края.
Родная река Туялас!
Мужей немало в землю полегло,
Родимый край от гибели спасая
Родная река Туялас!

Вот по весне растаяли снега,
Песок остался только меж камнями.
Родная река Туялас!
О тех, кто честно голову сложил,
Все будут помнить долгими веками.
Родная река Туялас!

В песне «Перовский» Махмута-сэсэна  поется о жизни солдат при взятии Акмечети в 1853 году.

          Перовский

Вдоль Сырдарьи шумит густой камыш,
В нем веет ветер из Киблы далекой.
Мы сели на коней, и вот для нас
Команду подает майор Перовский.

Быстра вода, ой, Сырдарьи-реки,
Чтоб переплыть, пловцу нужна сноровка.
Ой, воинам башкирским тяжело,
Их насмерть загонял майор Перовский   
 
 Второй вариант песни имеет следующий текст, которая поется по той же мелодии:
Дверь не открыта – закрыта на запор,
Окна не выбить – на окне железо.
Мой родной Туялас!
На волю глядя, очи проглядел,
Бежит дорога к дому вдоль по лесу.
Мой родной Туялас!

Настанет утро, солнышко взойдет,
Из облаков мне осветитдорогу.
Мой родной Туялас!
В родимый край на родину вернусь,
Друзья,как выйду из острога.
Мой родной Туялас! 

  (Башкирское народное творчество. Песни. Том 8. Уфа, 1995.  с. 114-115).

               
                14. Габит – сэсэн

Легендарный народный сэсэн Аргинбаев Габит, сын Бикмухамета стал известен еще тем, что он полностью продиктовал в свое время   текст эпоса «Урал-батыр» Мухаметше Бурангулову.

Габит Аргинбаев (1856-1921) родился и вырос в д. Идрис 2-й Бурзянской волости Верхнеуральского уезда. Известен как оратор и стихотворец. Учился в Муллакаевской медресе под началом Габдуллы Саиди, дружил  Ишмухамет-сэсэном Мурзакаевым, который знакомил со своими произведениями и песнями как «Вор Юлтый», «Бузикаев», «Пыльная долина» и известными  тогда кубаирами и т. д.
О дружбе с Ишмухаметом Мурзакаевым Габит-сэсэн вспоминал так:

«Был какой-то большой йыйын (собрание). Мне тогда было 20 лет, и я считал, что я мастер по знанию башкирских кубаиров и эпосов, отлично играю на курае. Приходилось не раз слышать об Ишмухамете-сэсэне, но никогда его еще не видел. Мне там пришлось сыграть плясовую мелодию «Баик». Затем старик Ишмухамет взял в свои руки мой курай и показал, как надо играть ее вариации. После этого рассказа о самом старике Баик-сэсэне, которого он видел своими глазами, неоднократно общался».

(Р. Утягулов, А. Тажетдинов. Путешествие в страну сэсэнов. Сибай, 2008, с. 34 [на баш.яз.]).

По записям фольклориста М. Бурангулова можно узнать, что Габит-сэсэн был и кураистом, и сэсэном, и певцом народных песен. Когда исполнял какую-то народную песню в нескольких вариациях, обязательно вкратце рассказывал ее историю или легенду. Во многих состязаниях кураистов Габит Аргинбаев занимал первое место,например:
1) В йыйыне (собрание народа) в честь 100-я Отечественной войны 1812 года, проведенной в Оренбурге 26 августа 1912 года;
2) В народном собрании 1920 года в Стерлитамаке, организованной Башкирским правительством.

Он мог рассказать эпосы в течение целого дня, притом образно и с пафосом. Габит-сэсэн оставил нам, потомкам, эпосы «Урал», «Идель и Яик», «Акбузат», «Тамъян», «Кусякбей», «Батырша», «Карасакал», «Салават» и т.д. Напомним еще раз, что эпос это историческое сказание, а кубаир то же самое, но созданное в стихотворном варианте и имеет свой речетатив или мелодию.
 
Главная заслуга Габита-сэсэна в том, что он оставил потомкам эпос «Урал-батыр». Если бы фольклорист  Мухаматша Бурангулов не записал бы этот эпос, тогда он пропал бы для последующих поколений. Ныне « Урал-батыр» переведен на многие языки, в том числе на английский и турецкий. 


               
          15. Хамит – сэсэн

Хамит сэсэн Альмухаметов (1861-1923) родился и жил в д. Второе Иткулово нынешнего Баймакского района Республики Башкортостан. Начальное образование получил в своей деревне, учил его известный остаз (учитель) Тагир Давлетшин, друг поэта-просветителя Мифтахетдина Акмуллы. Затем продолжил образование в медресе Абдуллы Саиди в Муллакаево, где их учили и ораторству. Во время учебы в Муллакаево Хамит познакомился с шакирдом (ученик) Габитом и их дружба затянулась на всю жизнь. Позже Габит сэсэн стал зятем Хамита Альмухаметова, так как молодой Габит женился на его родной сестре Загиде. Так они стали родственниками. В этом медресе учились Закир и Шакир Рамиевы, которые стали миллионерами благодаря своим  приискам по золотодобыче. Общаясь с будущими сэсэнами, Закир Рамиев стал башкиро-татарским поэтом, писал под псевдонимом Дартманд. В медресе так же получали образование известный  Мужавир-хазрет Сиражетдинов, а также депутат Государственной Думы Шагишарип Матинов.

Хамит, сын Хужахмета с малых лет рос любознательным, рано научился играть на курае, запоминал народные песни, баиты, кубаиры. Он хорошо знал историю своего рода, старался участвовать во всех народных йыйынах и торжествах: состязался на курае, рассказывал народные эпосы, пел народные песни и кубаиры. Например, ы 1912 году проводили торжества в честь 100-летия победы над Наполеоном, где Хамит-сэсэн стал победителем в состязание сэсэнов. Он хорошо знал русский и арабский языки. Два раза (1900, 1913) его избрали мировой судьей. Будучи судьей, часто ездил по аулам, поэтому Сергей Рыбаков летом 1894 году не застал его дома, а вместо него встретился с кураистом Тулунгужой Губайдуллиным.

Многие произведения Хамита-сэсэна не дошли до нас. Известно, что с ним встретился Мухаматша Бурангулов, из его слов записал кубаиры о батырах Алдар, Салават, Карас и Карасакал. Например, архивный материал о Карасе и Карасакале подписано так: В 1917 году записан М. Бурангуловым со слов Хамита-курайсы из д. Малый Иткул Оренбургской области. БФАН, фонд 3, оп.12/446, с. 22-24.
До нас, до его потомков-односельчан  дошла песня, сочиненная Хамит-сэсном, где говорится о красоте Урала – родного края.

               
      Мой Урал

Мой Урал, мой дивный край,
Здесь пташки поют и ночью и днем.
Такого рая, вот такой красоты
Не найдешь нигде и с огнем.

На Урале, на дивном крае синие небеса,
Здесь  цветочные поля, бескрайние леса.
Тут животным и зверям –приволье и рай,
Такая красота, такой мой родной  край.

Несколько строк и я посвятил Хамит-сэсэну:

Хамит-сэсэн – наша гордость, он достоин всех похвал.
В своих песнях, баитах родину раем называл.

Хамит-сэсэн – кураист, был и мировой судьей,
Много ездил занимаясь,  человеческой  судьбой.

Как сэсэн и как поэт прославил себя и свой род,
За душевность, простоту его полюбил народ. 

                (Домашний архив. Папка № 3.)


               
         16.Гильмияза – сэсэния

Мало известных сэсэнов среди женского пола, но они есть. Одна из представителей прекрасного пола – Гильмияза-сэсэния. Многое из того,  что создала Гильмияза не дошло до нас, говорят, им написано было и баиты, и мунажаты. Краткая жизненная история Гильмиязы такова: в стародавние времена у одного старика Исмагила из д. Тагир (ныне в Баймакском районе РБ) была восьмилетняя дочь по имени Гильмияза. Когда переезжали из кочевья в кочевье, она потерялась. Ее подобрали степные люди, приехавшие за лесом. Так Гильмияза судьбой была разлучена с родной землей и выросла в чужих краях (видимо, среди казахов), все время помнила о родине и тосковала по ней. Осталась песня Гильмиязы, которая со временем стала народной.
 
               
         Гильмияза

Течет Сакмара в сторону Киблы,
Вдоль гор Урала обходя отроги.
Пошла бы я в родимый край пешком
Или ползком, если б устали ноги.

На Эткаре-горе лежат те камушки,
Которыми когда-то я играла.
Мне было восемь или девять лет,
Когда моя головушка пропала.

В краю чужом тебе верхом не сесть:
Костлявы кони, лошади горбаты.
Страну чужую не сравнить с родной:
Песчаной бурей земли здесь объяты.


Издалека видать, издалека.
Уральские сияющие горы.
Мне проведенный на чужбине день
Сравнить бывает с целым годом впору.

Через много лет, когда ей уже было лет 25-26, Гильмияза смогла возвратиться домой, благодаря путнику-молодцу из Уральских гор, который, будучи в степном краю,  услышал ее песню, познакомился  с нею и помог сбежать ей в родную сторону. 
Во втором варианте песни Гильмияза подозревает Бикбау-бея в том, что именно он ее выкрал и продал в степную сторону:

Далекий Ирандык, седой хребет!
Пристанище Иске и Бикбау-бея.
Меня ты выкрал, подлый Бикбау-бей
Утешился ты хитростью своею.

В саду растет диковинный анис,
Его собрали – скушно стало саду.
Ах, бедная головушка моя!
Она подобна скотному закладу.

Гильмияза-красавица идет,
Блестят монеты в черных ее косах.
Не мать ее, наверно родила,
А соловьиха в теплых летних росах.

Где тот гнедой , что в молодости нес
Меня в луга – и развивалась грива?
Где та душа, которой я смогла б
Поведать, как живу я несчастливо.   
 
(Башкирское народное творчество. Песни. Том 8. Уфа, 1995.  с.253-254).

Следует заметить, что песня «Гильмияза впервые был записана, а так же нотирована в 1894 году на золотых приисках Рамеевых в поселке Баймак (ныне город) фольклористом Сергеем Рыбаковым от Абдрахмана Узянбаева.

(С. Г. Рыбаков. Музыка и песни уральских мусульман с очерком их быта. Петербург, 1897, № 180).   
               
               17. Шагаргази-сэсэн

Шагаргази-сэсэн Габдиев (1898-1973 стал более известен после ряда публикаций о нам местного фольклориста Азамата Тажетдинова, односельчанина сэсэна. А. А. Тажетдинов в своей книге «Через бури и невзгоды» (Сибай, 2005) знакомит своих читателей с Габдиевым, а другую книгу фольклорист целиком посвятил Габдееву Шагаргази Шагибаловичу.

(Шагаргази – сэсэн. (сост. А. А. Тажетдинов  [на баш.яз.] ,Уфа, 2005).

Шагаргази-сэсэн Габдиев родился и прожил всю свою жизнь в с. Второе Иткулово нынешнего Баймакского района РБ. Отец его Шагибал (1871-1918) с малых лет учил мальчика дома тюркскому и арабскому алфавиту и писанию. Мать Хатира, дочь хажи Кужахметова из д. Яикбай умерла рано, в 20 лет. После домашнего образования Шагаргази направили в д. Тавлыкаево, который находилась в 18 км от с. Второе Иткулово. Учил мальчика Халил-хазрет (ученый) Рахимов. Позже мальчик поступил в медресе д. Муллакаево, где детей обучал грамоте, письму и грамматике, знакомил с литературными новинками Абдулла-хазрет Саиди. Юноша больше занимается самообразованием, регулярно читает журналы « Мугаллим» («Учитель»), «Шура», «Вакыт» («Время») и газеты, под впечатлением каких-то событий пишет стихи для себя. В то время ряд журналов и газет выписывал Тагир Давлетшин, сын Хисаметдина (1842-1914), известный мулла, мугаллим (учитель) медресе первой ступени с. Второе Иткулово. В 1915 году Ш. Габдеев начал обучать детей своего села. В своем дневнике датированного 1926 годом  он  пишет:

«В тот период, когда я обучал детей односельчан, отец мой дал совет:
- Сынок, ты достаточно хорошо читаешь и пишешь на арабском, тюркском – за это тебе хвала. Идет война, скоро и тебя, я думаю, призовут. Будет для тебя же лучше, если займешься изучением и  русского языка. Я тебч отведу в Темясово, что в 20 км от нас в русскую школу. Я не стал сопротивляться, наоборот принял это известие с радостью. Через два месяца я уже начал заниматься в Темясовской русской школе. Там была богатая библиотека и я постоянно стал брать художественные и иные книги на русском языке и вскоре свободно разговаривал, бегло читал любые книги на русском, увлекся русской литературой.

В с. Темясово он продолжал писать стихи, там же познакомился с девушкой Гайниямал, писал ей письма только языком поэзии. Поэтому поводу в одном из стихов он замечает:

Может быть, я не очень красив.
Зато красивы слова моих стихов.
Благодаря стихам я и заметен,
Благодаря стихам нашел любовь.
                (Перевод автора этих строк.

В 1917 году Ш. Габдеева призывают в армию и направляют на Германо-русскую войну. Перед отправкой он встречается с любимой девушкой, Гайниямал обещает его ждать сколько угодно. Шагаргази пишет любимой:
Чтобы защитить нашу родину.

Мы уходим на германскую войну.
Чтобы не случилось – меня жди,
В любую время, пусть мгла, пусть дожди.

Гайниямал отвечает:

Вот тебе кисет, а вот колечко,
Буду ждать, пока бьется сердечко.

Но судьба, как пишет Шагаргази Габдеев, распоряжается по-иному. Когда Шагаргази-сэсэн воевал на фронте, к Гайниямал сватается богач с. Темясово старик Мударис, предлагая стать третьей женой, обещает большой калым. Несмотря на протесты девушки и ее матери, отец Гайниямала соглашается и отправляет 17-летнюю девушку в дом Мудариса-бая.

На фронте солдат русской армии башкир Габдеев видел все: и кровь, и слезы, и горечь отступления, и радость наступления. Свободные минуты он продолжает писать стихи, баиты, которых хранил в двух общих тетрадях. Внимательно слушает агитаторов большевиков и под влиянием их пропаганды и агитации пишет баит под названием «За что же сражаемся?»

Нас бросили сюда в окопы,
Где льется кровь и рядом смерть.
А за что сражаемся мы?
Куда стрелять, куда смотреть?

Вернулся он с фронта живым, после короткого отдыха стал служить в полку Муртазина, участвовал в освобождении Петрограда от Юдинича, в Польском фронте и опять вернулся живым. А когда в очередной раз вернулся в родную деревню, оказалось, что надо учить детей, а учителя нет. Поэтому он стал первым советским учителем в селе и стал учить детей по советским законам и дерективам. Вне уроков Шагаргази-сэсэн знакомил детей со своими стихами, баитами, кубаирами.
1925 год. Народ, зная, что он грамотный и знает несколько языков,  избрал его председателем местного сельского совета. Наступает период раскулачивания и он в сердцах критикует эту политику. Наверх поступает жалоба от так называемых сексотов (секретные сотрудники НКВД), якобы он ведет антисоветский разговор, защищает кулаков. И это сообщение было достаточным основанием для его ареста. Используя статью 58 уголовного кодекса РСФСР, Шагаргази Габдеева был осужден на 10 лет. Отсидев положенный срок, вернулся живым, а тут началась Финская компания, по сути дела Советско-финская война. Его забрали на эту войну, оттуда он опять вернулся живым. Не успел толком отдохнуть и начать трудовую жизнь, начинается Великая Отечественная война. Сэсэна снова забирают на фронт, на этот раз с двумя сыновьями: с Ягафаром (1924 г. р) и Камилем (с 1926 г. р.). К сожаленью, сын Ягафар Габдеев пал смертью храбрых в 1944 году.
На фронте Шагаргази-воин  продолжает писать стихи:

Я опять на фронте, где смерть да смерть 
С двумя сыновьями бьем врага.
Ради победы мы жизнь не жалеем,
Победа пуще жизни дорога.

Битвы без жертв не бывают,
Старший сын мой погиб на войне,
Пали миллионы наших парней,
Вспомню: в сердце тяжелее  вдвойне.
    
(Азамат Тажетдинов. Через бури и невзгоды. Сибай, 2005, с.135 [на баш. яз.]).

В домашнем архиве Ш. Габдеева сохранились материалы по фольклору, топономике, этимологии, генеологии, этнографии. Однако, считая его «врагом народа», при жизни не дали возможности публиковать его стихи, баиты, кубаиры, шежере.
Я хорошо помню этого умного, начитанного аксакала, в 1977 году, используя его рукописи, написал диплом «Башкирские шежере как дополнительный источник по ранней истории народа», когда завершал учебу в Башкирском государственном университете.

       18. Современные  сэсэны  Баймакского  района  и г. Сибай               

В настоящее время, имея возможность публиковаться на страницах газет и журналов, многие мастера словесности смогли показать свои произведения: кубаиры, баиты, мунажаты, стихи, вагазы-наставления. Напомним, что кубаиры – это поэтические сказания, которые исполняются или речетативом или определенной мелодией. Баитами в поэзии народов Ближнего и Среднего Востока называли двустишье в любом поэтическом жанре, с сюжетом, связанным каким-то драматическим  событием.
Мунажаты – это обращение к богу поэтическими строками, то прося здоровья для близких, то восхваляя Всевышнего.

Только в Баймакском районе Башкортостана сотни сэсэнов-импровизаторов. Их знают в деревнях, районе, крае. Одни более известны, другие менее. Вкратце расскажем о некоторых из них.

Дияров Карим Мухамадеевич  (1910-1987), кураист-сэсэн. Родился в  д. Басаево Орского уезда  Оренбургской губернии, ныне д. Большебасаево Баймакского р на РБ. Заслуженный работник культуры БАССР (1983). Участник Великой Отечественной  войны. Окончил Башкирский педагогический. институт им. К. А. Тимирязева (1937). С 1923  года заведующий Исяновской, с 1932 года — 1 й Туркменевской начальных школ, в 1937—1942 годах директор 2 й Иткуловской неполной средней школы; в 1946—1975 учитель в школах Баймакского р на. Последниу годы работал в Нигаматовской средней школе.

Исполнительское искусство Диярова отличалось виртуозностью и яркой импровизационностью. Продолжатель классических традиций игры на курае, сложившихся в Башкирском Зауралье. В репертуаре башкирские народные песни и наигрыши, в том числе  “Абдрахман-кантон", “Баяс", “Буранбай", “Кахым-туря", “Поющий журавль", “Урал". В 1937 в качестве аккомпаниатора принял участие в гастрольной поездке Г. С. Альмухаметова по Башкортостану и городам Сибири. Сочинял баиты, мунажаты.
Народные мелодии в исполнении Диярова вошли в фонохрестоматии по музыке для башкирских школ. Записи свыше 120 мелодий в его исполнении с приложением рукописных текстов песен и легенд хранятся в муз. фонде ИИЯЛ. В родной деревне и в Нигаматово именем Диярова названы улицы. Автор этих строк хорошо знал его как коллегу и как кураиста, в свое время плотно общался. Выпустил книгу «Мелодии Старого Урала» (Уфа, 1988) на башкирском языке.

Игебаев Абдулхак Хажиахметович, башкирский  писатель, поэт и сэсэн. Родился в 1930 году в  д. Кусеево Баймакского р-на БАССР), баш. поэт. Окончил Башкирский государственный  пединститут им. К. А. Тимирязева (1950). В 1950-1969 литературный сотрудник редакции газеты. "Совет Башкортостаны". В 1969-1971 годах учился на Высших литературных  курсах при Союзе писателей СССР. В 1971-90 заведующий отделением поэзии редакции журнала "Агидель". Первые стихи опубликованы в республиканской печати в 1948 году.  Автор поэм "Беркут с Ирендыка" (1959), "Клич Матери-Земли" (1966-1967), кубаира «Нет у них ни совести, ни стыда», "Голос Урала" (1969), а также популярных песен, музыку к  которым  написали композиторы Хусаин Ахметов, Загир Исмагилев, Рафик Сальманов, Рим Хасанов. Лауреат Республиканской премии имени Салавата Юлаева (1991). Выпустил поэтические книги «Беркуты Ирандыка» (1959), «Клич Матери-Земли» (1967), «Голос Урала» (1969).  В кубаире «Нет у них ни совести, ни стыда он пишет:

Что-то стало воров намного больше,
Расхищают народное добро.
Думают, что все пройдет. Однако
Все равно ведь получат в ребро. 

Нет у них ни совести, ни стыда,
Продадут и родину за гроши.
Вы кто такие,  знаем мы прекрасно,
Только для себя вы хороши.

Нет у них ни человечности, ни добра,
Нет у них ни совести  и ни стыда,
Воры обогащаются за счет других
Без каких-либо усилий, без труда.

Сэсэния-поэтесса  Лира  Якшибаева. Лира Минниахметовна родилась в 1947 году в д. Саитбаба Гафурийского района РБ. После окончания Башкирского государственного университета долгие годы работала учителем в школах Баймакского района, г. Сибая. Пишет кубаиры, баиты, такмаки. Автор нескольких книг. Стала известной написв книгу «Мужавир-хазрет». Член Союза писателей РБ и РФ. В кубаире «Дружба продолжается» она повествует о событиях присоединения башкирских родов к России. Кубаир заканчивается так:

Спасибо нашим прадедам
За то, что побывали у царя.
За то, что подписали договор,
К России дружбою горя.

Мы с Россией вместе идем,
К новым высотам всегда.
Ну, если враг нападет
Защитим Россию тогда.               

Урал-сэсэн Мустафин. Родился в 1951 году в селе Второе Иткулово Баймакского района. Хорошо помню своего односельчанина с малых лет. Учился в сельской школе, среднее образование получил в Уфимском школе-интернате №1, затем окончил Уфимский авиационный институт. Пишет стихи, кубаиры. Первая книга под названием «Покаяние» увидела свет в сборнике «Лучезарный очаг» (2000 год). Затем выпустил сборник стихов «Жизнь-судьба» (2002), «Сила вдохновения» (2005).
Удостоился премии газеты «Башкортостан» (2000), премии Батыра Валида Баймакского района (2002), премии газеты «Вечерняя Уфа» (2007).

Байзигитов Хурмат Халисович, с 1930 года рождения. Родился в д. Тавлыкаево Баймакского района. Учитель, отличник просвещения РСФСР. Писал стихи с малых лет, написал обьемный кубаир под названием «Завещание» в честь 400-него юбилея родной деревни, который опубликован в книге «Путешествие в страну сэсэнов (Сибай, 2008).

Такие личности как Сафаргали Салихов  (1928-2006) из Баймака, Бакмал Абдулова  (1898-1996) из д. Саитбатталово, Асмабика Мурзагалина (1908-2004) из д. Саитбатталово, Танслу Валеева (Карачурина) , с 1953 года рождения из д. Баимово, Акрам Каипкулов, с 1950 года рождения, из д. Второе Иткулово, Хашия Баймухаметова (1908-1978) из д. Верхнее Нагаево, Имаметдин Биктимиров  с1928 года рождения, из д. Старый Сибай, сэсэния Асия Гайнуллина  с 1955 года рождения, из г. Сибай, Галима Ахметова с 1941 года рождения, из д. Яратово, Алима Ишкильдина с 1923 года рождения, уроженка д. Кусеево, Минниямал Идрисова с 1933 года рождения, из д. Мансырово Баймакского района, Ульмасбика Кадыргулова из д. Тагирово Ильяс Давлетбаев , с 1933 года рождения, из д. Яратово Баймакского района, Абрар Аргинбаев из г. Сибая, Мидхат Байрамгулов, с 1931 года рождения, уроженец д. Кусеево, Урал Газин, с 1937 года рождения, занимаясь творчеством, писали  стихи, баиты, мунажаты, кубаиры и тем самым в какой-то степени обогатили в башкирское народное творчество.

В 2008 году в Баймакском районе проводили состязание сэсэнов, где автор этих строк, занимающий писанием песен, стихотворений, кубаиров, мунажатов, участвовал и спел речетативом свой кубаир, посвященный истории Баймака и занял первое место. Сыграло роль и то, что я выступил с домброй и в национальной одежде, а другие прекрасные выступления были без сопровождения какого-либо музыкального инструмента. Жюри так же присвоило звание «Сэсэн Баймакского района».  Далее поместим краткий вариант баита «Алдар-батыр» и мунажата автора «О, Аллах, Дай нам счастья» для того, чтобы читатель смог представить структуру этих произведений.
   
                Алдар-батыр
              (Баит. Краткий вариант)

“Бисмиллахи-рахман-рахим”, - сказал проснувшись на заре,
Слушайте дети: для вас сложил я баит о тархане Алдаре.

Алдар-батыр родился в Атеке, но в Иткулове Верхнем жил,
Рос в семье родного брата, бегал, играл и не тужил. 

Как подрос, создав семью, основал  хутор у Каны-реки,
Оказавшись в глуши леса, от родных и близких вдалеке.

Однажды царь Петр замыслил поход в Азов недаром,
И призвал башкирский полк во главе с батыром Алдаром.

До начала битвы армий, сошлись в рукопашеом бою,
Два батыра – Алдар и Черкес, чтоб показать силу свою.

Бой двух батыров длился долго, нанося друг-другу удар,
Они бились в смертельном угаре, наконец, победил Алдар.

И началось сраженье армий, бои шли вновь и вновь,
В итоге больших стараний,  царь Петр смог взять Азов. 

За смелость, за ум в сраженьях, за то, что силой обладал,
 Царь Петр, наградив батыра, ему звания тархана дал.

 Алдар вернулся в край родной и был избран главой рода, 
За человечность приобрел он уважение и любовь народа.

Жил он ровно и спокойно, но вдруг случился бунт башкир,
Алдар поехал к властьдержащим, чтобы установить  мир.

Однако, арестовав его, сатрапы русского царя,
Умертвили Алдара-тархана в последние дни января.
   

               
      О, Аллах, дай нам счастья!
      (Мунажат. Краткий вариант)

О, Аллах, дай нам счастья, здоровья, многих лет,
Без твоей милости, знаю, счастливой жизни нет.

Дай здоровья детям, внукам, огради от бед,   
Без твоей помощи, знаю, полной жизни нет.

Дай ума нам, детям и внукам, чтобы все они,
В этой трудной жизни нормально жить могли. 

О, Аллах, дай нам терпенья в горе и потерь,
Дай нам крепость и силу духа в будущем и теперь. 
               
Заключение

Следует заметить, что творцами и хранителями башкирского эпоса в целом издавна были народные сказители-чэчэны. Само понятие сэсэн непременно ассоцируется в сознании башкир человека с высокими  духовными качествами, а только затем – с импровизаторским талантом и поэтическим мастерством, острословием и справедливостью суждений и поступков. К словам сэсэна прислушивались бии - вожди родов и племен, а так же аксакалы. Поэтому искусство сэсэнов издревле пользовалось особым уважением: однажды сказанное ими поэтическое слово передавалось из поколения в поколение как завет, как совет, чего в современных учловиях не увидишь.

Не только о средневековых  и древних, но даже о сэсэнах 18-19 веков письменные документы до нас не дошли. В этом случае выручило народная память, которая сохранила кое-какие произведения древних и средневековых сэсэнов. Другими словами, память о наиболее значительных из них сохранилось  лишь в изустой поэзии. Только таким образом через фольклорные произведения нам стали известны имена легендарных сэсэнов средневековья Ерэнсэ-сэсэна, Хабрау-сэсэна, общих для башкир, казахов, ногайцев, каракалпакцев. Значит, когда-то эти народы (тогда роды) варились в одном “котле”, активно общались между собой. Только их фольклорных источников мы знаем Кубагуша и Акмурзу которые жили и творили в XVI веке, а так же сэсэнов последующих поколений: Караса, Махмута Пешого, Баика Айдара и других. Очень ценный фольклорный материал оставил нам академик И. И. Лепехин, который организовал академическую экспедицию по Поволжью и Уралу, встречался с местными жителями, в том числе и башкирами Южного Урала. Особенно большое значение для фольклористов имеет описание встречи с одним башкирским сказителем-сэсэном, который пел героические песни и кубаиры, как выражается академик  Лепехин, про «славные дела своих предков, которых они батырами называют. Певун припевал не только все их жизни достопамятное, но голосом и телодвижениями выражал все их действия, как они увещали своих товарищей, как вступили в бой, как поражали противников, как, обременные ранами, ослабевали и спускали дух . Все сие так живо выражал старик, что многие из собеседников плакали. Но влруг печаль переменилась на радость, как старик, взявший на себя веселый вид, запел песню, называемую “Кара юрга” (карий иноходец). Песня сия у них за самую веселую почитается.            

(Лепехин И. И. Дневные записки путешествия...по разным провинциям Российского государства. Ч. 2. Продолжение дневных записок... в 1770 году. СПб.,1802, сс.113-114).

Сэсэн не начинал свою деятельность с нуля. Сказительское мастерство башкирские сэсэны перенимали друг у друга. Например, известный сэсэн Габит Аргинбаев в молодые годы обучался у сэсэна Ишмухамета Мурзакаева и усвоил почти весь его эпический репертуар, своеобразную манеру исполнения. Сэсэн Сабирьян Мухаметкулов перенял от своего отца Мухаметзакира Мухаметкулова почти весь его репертуар. Но вместе с тем каждое новон поколение сказителей вносило нечто свое, что было потребно того периода исторического развития. Иногда репертуар добавлялся под прессингом господствующей идеологии общества. Эпической сюжеты подвергались обработке  больше тогда, когда перешли в письменное изложение. Более грамотными людьми в прошлом были религиозные деятели, поэтому иногда сюжеты трактовались с точки зрения мусульманской идеологии. Вносились в текст арабизмы и фарсизмы.
Во многих  башкирских сказаниях стихи чередуются с прозой, как в эпических жанрах других тюркских народов. Прозаическая часть рассказывается, а стихотворная поется, как правило, без сопровождения музыкального инструмента. Напевы довольны разнообразны, самому можно выбрать тот или иной напев. Однако за некоторыми произведениями закрепились определенные мелодии. К этим относятся эпические сказания, как «Заятуляк и Хыухылыу», «Акхак кола» («Хромой саврасый»), «Конгур –буга» («Буренка»» имеют собственные напевы. Башкирские сказания в некотором отношении напоминают казахский жыр, алтайский кай, каракалпакские дастаны, где повествование идет иногда пктем диалога, чтобы глубже раскрыть основную тему. Удивительно то, что башкирский народный эпос по сей день исполняется народными сэсэнами и пользуются большой популярностью среди народа. Видимо, эпические сказания волнуют нас, нашиз современников потому, что они повествуют о благородных делах и чувствах народных гкроев-батыров, боровшихся за счастье людей.

Народное творчество не исчезнет даже тогда, когда, предположим, исчезнет малочисленный народ, ибо их будут продолжать изучать представители других народов и наций.
               
   Использованные источники и литература:

Башкирия в русской литературе. Башкнигиздат, Уфа, 1965, Т. 3.
Башкирское народное творчество. Том 1. Эпос. Уфа, 1987.
(Башкирское народное творчество. Песни. Т.8. Уфа, 1995.
Башкирское народное творчество. Т.10.
Бурангулов М. Завещание сэсэна. Уфа, Китап, 1995 (на баш. яз.).         
Дневные записи путешествия доктора… Ивана Лепехина / сост
Э. В. Мигранова. — Уфа: ИИЯЛ УНЦ РАН, 2007.
(Домашний архив автора с переводом. Папка № 3)
Мухаматша Бурангулов. Завещание сэсэна. Уфа, 1995.      
Карим М. Стихи и поэма: пер. с башкирского. М.: Советская Россия,
1982.
Киреев  А. Н. (Кирей Мэргэн). Башкирский народный эпос. — Уфа:
Башкнигоиздат, 1961. — с. 302-303 [на башкирском яз.]).
Лебединский Л. Н. Башкирские народные песни и наигрыши. — М.: 
Музыка, 1965.
Лепехин И. И. Дневные записки путешествия...по разным провинциям
Российского государства. Ч. 2. Продолжение дневных записок... в 1770
году. СПб.,1802.
Мамин-Сибиряк Д.И. Байгуш // Башкирия в русской литературе / сост.,
авт. предисл, библ. справок, коммент. М.Г.Рахимкулов. — Уфа:
Башкнигоиздат, 1990. — Т.2. 
С. Г. Рыбаков. Музыка и песни уральских мусульман с очерком их быта.
Петербург, 1897, № 180.   
Салават Юлаев. Стихи и песни. Уфа, Башгосиздат, 1952. Перевод 
Владимира Филова).
 Тажетдинов А, Утягулов Р. Путешествие в страну сэсэнов. Сибай, 2008,
(на баш. яз).
 Тажетдинов А. Через бури и невзгоды. Сибай, 2005, с.135 (на баш. яз.).
Утягулов Р., Тажетдинов А. Путешествие в страну сэсэнов. Сибай, 2008,
 (на баш. яз.).               
Харисов А. И. Литературное наследие башкирского народа. Уфа, 1993.
Шагаргази – сэсэн. (сост. А. А. Тажетдинов  [на баш.яз.] ,Уфа, 2005).               
               
             Содержание

1. Кто такие сэсэны-импровизаторы
2. Кубаиры
3. Йырау и эйтеш
4. О манере исполнения
5. Поэт и сэсэн-импровизатор Салават Юлаев
6. Сергей Рыбаков среди сэсэнов-кураистов
7. Народный сэсэн Мухаматша Бурангулов
8. Народный сэсэн Фаррах Давлетшин
9. Народный сэсэн Саит Исмагилев
10.     Буранбай-сэсэн
11.     Ишмухамет-сэсэн
12.     Сибай-сэсэн
13.     Махмут-сэсэн (Пеший Махмут)
14.     Габит-сэсэн
15.     Хамит-сэсэн
16.     Сэсэния-певица Гильмияза
17.     Шагаргази-сэсэн
18.     Современные сэсэны Баймакского района и г. Сибай
        Заключение
        Использованные источники и литература
        Содержание