Он открыл глаза. Вокруг зелень травы и листьев, чистые серо-коричневые стволы деревьев, кое-где седые травинки, наверху голубое… Листья то и дело содрогались при дуновениях ветра, а тени ветвей деревьев бегали по траве, как волны по воде.
Он принимал себя за дерево, листочки, кусты, травы, пни и упавшие ветви, думал, что является одним из них. Гулял медленно, осторожно. Никто, ничто не ходило с ним, кроме тени, порожденной чем-то с высокой сини, назвать которое он не мог. В лесу было так – лист на ветке, мох на стволе, кусты на полянках. Но свободной, как Он, движущейся, здесь была только вода холодного и глубокого ручья, её журчащий и подвижный поток не мог отражать и неутомимо стекал куда-то вниз по руслу оврага. В стенке этого оврага, в похожей на берлогу норке, Он и жил. Никто, ничто не давало ему знание себя, лишь смутно, но ощутимо, указывало сердцу то, чем Он не был.
К Нему часто стали приходить сны, в которых этот лес жил красками жизни таких же свободных, без своих веток, без своих полян и даже без своих устьев, от которых не оторваться. Это были разноцветные и голосящие звери, бегающие, ползающие и летающие. Все они говорили с Ним, но в общем гаме оставались неуслышанными и непонятыми. Иногда Он как будто различал пение камней, листьев и трав, когда вокруг норки по непонятной причине вдруг скатывались комья земли.
Однажды Он вернулся в норку и был тут же выброшен из неё большой мохнатой лапой, обладатель которой поспешил к Нему выйти.
- Ну, лисенок, добро пожаловать, - хрипло и грубо произнес большой с коричневой шерстью зверь.
- Куда? – удивился лисенок.
- Сюда. – И большой неповоротливый зверь развел лапами, обозначая этим словом всё, что было вокруг. И теми же лапами шутливо принялся играть с лисенком, слегка Его царапнув, что вообще говоря, было делом обычным.
- Эй, Медведь, - вскрикнул лисенок.
- А ты не промах. Жил здесь один, никого не знал, а тут раз и… «медведь». Вот, что значит, кровь свою пролить.
- Мне снилось, много чего снилось, - задумался лисенок.
- Знаю.
Медведь направился к ручью, зашел в него и лег поперек течения на бок, изогнув тело. Образовалась небольшая и гладкая заводь.
- Иди сюда, лисенок, и смотри.
Лисенок забрался на медведя и увидел на гладкой поверхности воды свое отражение.
- Это Ты. Ты – лис.
- А ты, ведь, медведь, да?
- Не только, лисенок.
- Как это?
- Увидишь.
Лисенок стоял четырьмя лапами в ледяной воде, беспокойной и ничего уже не отражавшей. Медведя, как и не бывало. Фыркнув носом в ручей, лисенок побрел вверх по руслу течения, повторяя «Я – лис. Рыжий и кареглазый».
Однажды, когда лисенок гулял по лесу, над ним вдруг раздалось звонкое и стройное пение. Красно-бурого окраса, крохотное и очень хрупкое создание кружило над ним.
- Лииис, Лииииссс, - словно обращалось оно по имени.
- Эй, я вижу тебя. Как ты это делаешь? – восторженно спросил лисенок.
- Что делаю?
- Ну, вот так, меж веток, над деревьями, а не по земле.
- Ааа. Как я… летаю? Я ж птичка и… - птичка замялась.
- И… - протянул лисенок.
- И даже больше, - игриво ответила птичка.
- Как это?
- Узнаешь. – И растворилась в скрещенных ветвях деревьев, растущих в небо.
Ни медведя, ни птички лисенок долго не встречал, лишь внимательнее и любопытнее посматривал на кроны деревьев и на каменные валуны у ручья, что были так похожи на большого бурого зверя.
Однажды осенью, сидя на берегу ручья, лисенок услышал запах, подобных которому не знал, и услышал шорох скатывающихся комьев земли возле своей норки. Их определенно кто-то делал и сталкивал вниз. Он обернулся. У входа в норку сидела лисичка с глазами медвежьего цвета и красно-бурым заревом, местами проступавшим в переливающейся шерсти.
- Как ты это делаешь? – лисенок узнал цвета медведя и птички.
- Есть такое слово, лисенок – Эльф, дух леса. Оно – я. Оно – всё.
- Как это?
- Почувствуешь, - и лисы уже были рядом.
Они плескались в ручье, царапали стены оврага, порождая те самые комья, и с восходом ночных звезд приняли сон в берлоге лиса.
Утром взошло солнце, по его светлым лучам в лес, в его траву и ветви, побежали, полетели всякие звери. Кабаны, бобры, дятлы, совы, волки, зайцы, медведи, грызуны и насекомые. Лес зажил. Лес стал лесом.
Лисенок проснулся и с восторгом вслушивался в эту Жизнь, приминая лапками траву под собой, как это делают довольные котята. Эльфа рядом не было. Не было в норке и на берегах оврага. Лисенок все повторял и повторял, вдохновлено бегая по лесу:
- Эльф, Эльф…
Отклика не было, звери его не понимали, вопрошая и отделываясь:
- Что? Не слышали, не видели, не знаем.
Тревога охватывала лисенка, обращение к зверям становилось злее и раздраженнее. Вскоре он уже слышал о своем помешательстве и неуместности. Пристроившись как-то на поляне, в уже наступившие холода, лисенок грустил:
- Эльф, ну где же ты? Эльф!!!
Вставая на задние лапки, он жаждал разглядеть Эльфа в синеве, в узорах темнеющих и опускающихся туч. Вдруг что-то хрустнуло за его спиной, издав ещё и хрустальный звук, похожий на одиночный удар колокольчика. Лисенок замер, опустился на все лапки и развернул морду. Под его уже вдоволь пушистым к зиме хвостом лежал сломленный цветок с семью серебряными листьями.
- Эльф, прости. Прости, Эльф! Прости!
Лис не понял, почему принял цветок за эльфа, он это почувствовал, почувствовал его и все, что есть… почувствовал и себя. Серебряные листья один за одним на его глазах уходили в землю, растворялись. Лис лизал их язычком, сдавливал лапками, но они уходили и ушли.
Опущенная голова завела лиса в темную, густую, едва освещенную часть леса, где уже грозно шумели ветви, потрескивая от своей тяжести. Ему слышалось пение:
- Лис… Лес…Лис… Лес… Мой Лис… Мой Лес…
Лис уже не различал, где «Лис», а где «Лес». Потому что лес стал лисом, а лис лесом, его духом, уйдя туда, где ожидал лисенка Эльф, и став таким, чтоб им уже не разлучаться.