Речь пойдёт о сливочном масле, том самом, которое я не употреблял в пищу до 19 -и лет. Родился я в 1948 году, в прекрасном сибирском городе Томске. Время было послевоенное, голода как такового уже не было, но и обжорством никто не занимался. Сибирь всё-таки, в нашей области, сельскохозяйственными были только три района, а остальное огромное пространство тайга и болота. В деревне ещё как-то можно было прокормиться, а в городе, только тем, что привезут из других мест. Да и зарплаты не позволяли сильно баловаться продуктами питания, но сливочное масло было, только на столе его всё время не хватало, поэтому каждому давали свою порцию. Масло хватало только для того, чтобы тонким слоем намазать его на хлеб, но даже так, оно старалось спрятаться в ноздреватой поверхности хлебного куска.
Семья состояла в основном из взрослых людей, у которых привычки грести под себя ещё не было, даже зачатки мелкособственнических отношений пресекались сразу моим отцом. Отец мой был старшим сыном моей бабушки, человеком военным с малых лет, и основным кормильцем в семье. Кроме того он был строгим, честным и справедливым, у него не забалуешь, будь ты младшим братом или даже отцом, свою и мою мать он очень любил, а сноху и своих детей он быстро ставил на место. Все его уважали и даже побаивались. Все кроме моей сестры, старше меня на три года, всеобщей любимицы, не только в нашей семье, но и всей Пролетарской улице. Детей военных лет было мало на этой улице, кого ещё можно было любить и баловать.
Даже с появлением меня, ничего не изменилось, нас послевоенных детей становилось всё больше и больше на нашей улице, из долгожданных отпрысков, мы сразу превращались в обыденных уличных сорванцов. Моя сестра, сначала играла мной как игрушкой, а потом стала верховодить надо мной, я рос послушным и скромным мальчиком, не сопротивлялся, а безоговорочно доверял ей. Она же иногда использовала это в своих корыстных целях, так постоянная её забота обо мне, сочеталась у неё, с одурачиванием младшего брата. Я был настолько добр, что относился к этому, как должному, а сестра моя, становилась всё хитрее и хитрее, начинала ловко втираться в доверие, не только моё, но и взрослых окружавших её людей.
Сейчас трудно вспомнить все случаи проявления его бытового лукавства, но один случай запомнился мне на всю жизнь. Этот случай стал причиной моей привычки не употреблять в пищу сливочного масла, эту привычку я кое-как изменил только в 19 лет, и то по острой необходимости.
Как всегда заигравшись на улице, мы опоздали к ужину и сидели за столом одни, уплетая всё, что оставили для нас взрослые, в том числе и предназначенный на следующий завтрак маленький кусочек сливочного масла. Скорей всего он остался от предыдущего завтрака, кто-то из взрослых решил отказаться от ценного продукта в пользу детей, а детей кроме нас с сестрой, пока ещё не было. Лишить меня масла наглым образом, сестра не стала, а начала с хитрых убедительных речей. «Представляешь братец, ты сейчас съешь кусок сливочного масла, потом выпьешь холодной воды, и у тебя в желудке масло замёрзнет, как лёд в луже, и перекроет его полностью. После этого, мой маленький, миленький братец не сможет больше ничего съесть и помрёт голодной смертью», - убеждала меня старшая сестрица.
Надо было сразу заметить, что я был очень впечатлительный мальчик, прямо от рождения и до сих пор остаюсь таким. Но так нагло этим, пользовалось только моя сестра, потому что я сильно любил её и доверял всем сказанным ею словам, всю свою сознательную и бессознательную жизнь. Нас было двое родных на этом белом свете, кому я ещё мог доверять больше чем ей? Отец и мать, были люди другого поколения, они не всегда могли понять наши устремления, да и некогда им было заниматься воспитанием. Родители пропадали на своей работе, бились за то, чтобы на столе было всего достаточно, даже того же сливочного масла, которого теперь благодаря моей заботливой сестре, мне и на дух не надо было.
Оказывается, без сливочного масла прожить можно было, люди в ту пору вообще маргарином питались, а картофель жарили на гидрожире, один мой знакомый немец называл его «хитрый жир», и не допускал моих поправок, потому, что он действительно был хитрым изобретением человечества. Этот гидрожир готовили из какого-то жира смешанного с водой, путём пропускания через него водорода, таким же способом изготовляют мыло. Моя младшая двоюродная сестра Галя, однажды съела кусок мыла, оставленного на подоконнике моей мамой после мытья рам, ничего страшного с ней не произошло. Один американец предложил оценивать цивилизованность народов по потреблению мыла на душу населения, оказались самыми цивилизованными ни то якуты, ни то чукчи, они его ели. Старший брат моего друга, отправляясь к большому застолью, съедал приличный кусок сливочного масла. Употреблённое спиртное тратило свое силы на расщепление этого масла, при этом меньше расщепляло его слабое сознание.
Я никогда не пользовался таким методом, отрезвления «впрок», потому что масло не употреблял до самой армии. В Советской армии раньше масло не давали, при министре обороны Гречко стали давать по 20 грамм каждому, предохраняя желудки военнослужащих от язвы. В районах крайнего севера и приравненных к ним, давали по 30 грамм сливочного солёного масла. Я служил на острове Сахалин, нам давали 30 грамм, местность приравнивалась к северным районам, сначала я масло не ел, отдавал рядом сидящим, но потом перестал отдавать. Заворачивал в бумажку и таскал в кармане, для того чтобы смазывать обветренные губы, которые от беготни на улице, обветрили и начали трескаться. Потом когда губы зажили, начал его есть и размазывать по губам за завтраком, и всё прошло масло даже понравилось. Втянулся в это дело и потом всегда поедал бутерброды с толстым слоем сливочного несолёного масла.
В армии масло давали солёное, но это даже не чувствовалось, чувствовалось что его мало дают. Однажды меня послали предупредить о чём-то нашего хлебореза, он нам не только хлеб резал, но и масло резал и развешивал, не обижая себя. Захожу я в хлеборезку, а его нет, но лежит на столе бутерброд ещё не тронутый с толстенным слоем масла, сколько хлеба, столько масла. Решил попробовать, но увлёкся и проглотил полностью, пока хлебореза не было. Только потом пошёл его искать, как то мне стало не по себе, не сказать что плохо, но и не хорошо. Как этот «проглот» каждый день, каждый день такие бутерброды ест? Я бы не смог. Когда этот «проглот» демобилизовался, назначили нового «товарища». Товарищ был из нашего взвода Ваня Саяпин, я его на китайский манер называл, Ван – Сяо – Пин.
Этот Ван-Сяо-Пин, с нами одного призыва, папа у него был полковник начальник особого отдела в гарнизоне, где мы служили. Ваня был высокий, иксоногий мальчик, странного поведения ещё точнее, - «маменькин сыночек». Его папа спросил командующего корпуса, какая часть самая лучшая в гарнизоне? Командующий назвал нашу, папа привёз его сразу к нам, минуя военкомат и пересылку. Полковник был человек хороший, боялся что Ваню, где ни будь, обидят, а его жена, - мама Ванина, этого не переживёт. Служить Ване не нравилось, он часто звонил из штаба папе, а тот забирал его домой или устраивал его в госпиталь.
Я однажды на КП стоял, подъехал на «Волге» Ванин папа, попросил меня сбегать за сыном в казарму, отказался, говорю: «С оружием я и на посту», а он мне говорит: «Давай я твоё ружьё подержу, а ты сбегай». Поверил я полковнику, не зря ему генерала присвоили, привёл я ему сына, он его в машину и в госпиталь. У Вани на самом деле что-то со здоровьем было, он постоянно что-то жевал, я возьми да и спроси его: «Что жуёшь Ваня? Мне не надо, но мог бы поделиться с другими товарищами». Оказалось, он жевал свои собственные сопли, не в переносном, а в прямом смысле, страдал он ни то фронтитом, ни то гайморитом.
Конечно, Ванин папа устроил его хлеборезом по Ваниной просьбе, вот обрадовались мы, попёрлись сразу за бутербродами. Красная икра уже была, а бутербродов не было, но этот сын теперь уже генерала не пустил нас даже на порог хлеборезки. Говорил: «Это раньше вы были мне товарищи, а теперь я ХЛЕБОРЕЗ!». Для нас это прозвучало очень гордо, больше чем, - ЧЕЛОВЕК, я понял, что пролетарский писатель Горький, горько ошибался в людях, а я перестал ошибаться на пороге хлеборезки.
Рассказ не про хлебореза, а про масло, я не забыл. Масло оружейное забыли с собой взять на учение в сопках, где мы околачивались около месяца. Наши ружья, (карабины), системы Симонова, начали ржаветь, от сырого климата и того что приходилось их таскать всегда с собой. Помогали они нам редко, только тогда, когда сторож плодово-ягодного совхоза хотел нас напугать своим ружьём, получилось наоборот, только ночью он осмелился слинять из своей сторожки, к начальству. Часть у нас была авторемонтная, масла машинного, автола, нигрола, было очень много, у кого, что было тем и намазали. Со своим ржавым ружьём к нам обратился Ваня – Хлеборез, дайте масла Христа ради, мы ему предлагали поменяться, он на бартер не пошёл.
Наши товарищи хотели, ему зад сапогами пинать, но я встал на его защиту. Говорю: «Ванюшка, китайская твоя голова, видишь, я все щелки оружия пластилином залепил, а дырку в стволе карандашиком заткнул. Это чтобы масло не вытекало, а твоё сливочное масло и вытекать не будет, а в ствол ты его ложкой натолкай, всё тебя учить надо». Этот маменькин сынок, понял мои слова как инструкцию по уходу за оружием, в результате карабин пришлось списать, солёное масло съело внутренность ствола. Не совсем конечно съело, а так выело какой-то непонятный рисунок, как бывает наружная гравировка охотничьих ружей. Списали молча, генеральского сына наказывать не стали, его вообще ни когда не наказывали, кому охота связываться с особым отделом.
Для меня было открытием, что не только сливочное масло едят, но и оно тоже может что-то съесть.
Самый запоминающий случай рассказал мне мой начальник отдела в НИИ, вот его рассказ.
***
- Когда я учился в институте и жил в общежитии, мне всегда не хватало еды, а моим товарищам было только выпить и погулять. Получив стипендию, я купил в магазине кусок сливочного масла, возвращаясь в общагу, представил, как мои товарищи налетят на этот кусок и съедят его прямо на моих глазах, а я снова буду ходить голодным. Понял, что поступил я, опрометчиво покупая такой большой кусок масла, надо было купить меньше и сразу съесть его, но было уже поздно, и спрятать свою драгоценность мне уже не удастся. Потому, что я уже стоял у дверей общежития, а голод съедал меня изнутри.
Я резко повернулся и пошёл прочь от прожорливых и бессовестных товарищей, хорошо, что было темно, и меня не было видно. Почти бегом завернул за угол, прошёл на территорию детского сада, сел, на маленькую скамейку, достал свой кусок сливочного масла и начал его есть, прямо откусывая его зубами. Жалел только об одном, что не купил, какого ни будь хлеба, или печенья, не хватало ещё горячего чая, но тогда бы это был бы уже целый китайский ритуал, а не борьба с голодом. Масло таяло во рту, не задерживаясь, проходило дальше, а я вспоминал свою нищую жизнь в Нижнем Тагиле, в котором я не только не видал такого большого куска масла, но и масла вообще. Вот выучусь, стану инженером или начальником, начальником конечно лучше, и платят им гораздо больше, я никогда не вернусь на свою родину, туда, где меня не кормили сливочным маслом, пускай живут без него и меня.
***
Я слушал своего начальника, а сам думал, смогу ли я есть сливочное масло один, за углом, прячась от своих товарищей? Сразу вспомнил, как я съел толстый бутерброд зажравшегося хлебореза, а что если он потом опять захочет такого же и опять моим товарищам достанется на миллиграмм меньше чем положено. Я понял, почему мне стало плохо после толстого бутерброда, мы с хлеборезом разные люди, он может совершать подлые поступки каждый день, не задумываясь об их подлости. Я же об одном своем неблагородном поступке вспоминаю уже 50 лет, не для того чтобы обелить себя, а наоборот, задать себе вопрос, а чем я лучше хлебореза? И сразу ответить: «Да ничем!»
С начальником, большим любителем есть масло за углом, меня не брал мир, его моральный облик в моих глазах стал опускаться всё ниже и ниже, как по маслу. Его способ употребления ценных пищевых продуктов, был ещё не самым худшим его поступком, я бы даже сказал самым лучшим из плохих его поступков, но речь не об этом. Последний раз я вспомнил о сливочном масле в столовой НИИ, обычно я обедал дома, но вся семья моя уехала, а готовить на одного было не лень, но некогда.
Вот меня туда и занесло, набрав блюд сел за пустой столик, ко мне подсел главный инженер и начал спрашивать, как решить одну задачу, далеко не технического характера. Задача была административной, но администрация начала решать её не правильно, завела дело в тупик, и даже опозорилась. Ну, какой из меня администратор? Мне на эту тему даже разговаривать не хотелось, пришлось резко, может даже грубо, оборвать желание главного инженера беседовать на эту тему. «Вот если бы я был главным инженером, то сразу бы решил эту задачу, но мне бодливому, бог не дал рогов», - отрезал я, не знаю, как он это понял, но переставать перестал.
Ели молча, но тут ещё к нам присел мой начальник, и тоже начал приставать ко мне, называя меня «Метеоритовичем», даже поинтересовался, не обижаюсь ли я? Я не обижался только потому, что про себя давно называл его «Шнурком», и первый раз озвучил это, тоже попросил у него извинение по этому поводу. Начальник заглох, но вопросы стал задавать главный инженер. Почему начальника я называю, - «Шнурком»? И почему меня не берёт мир с этим «Шнурком»? Шнурок, потому что лезет в каждую дырочку, своим отличным от других носов, носом, а мир не берёт, потому, что он не правильно ест сливочное масло. Чтобы не продолжать беседу и без драки и дальнейших оскорблений закончить обед, я посоветовал главному инженеру самому спросить о масле моего начальника.
Поскольку время было сэкономлено, а работать не хотелось, я стал размышлять о роли «масла» в определении порядочности человека, во всех случаях моей жизни. Точно не помню, но в математике есть такое понятие дискриминант, при исследовании квадратных уравнений иногда пренебрегают его полным решением, оно бывает не нужным, а уравнений много их надо исследовать, а не решить. Это позволяет сделать поиск значения дискриминанта. Определение порядочности человека, можно сделать через нахождения «дискриминанта» любого, его уже совершённого поступка. В моих случаях был «Масляный дискриминант».