Жизнь понарошку. Глава седьмая

Маргарита-Мечтательница
Глава седьмая.
-Наконец-то ты пришла – сказал я, когда Иоланда зашла ко мне в комнату, облокотившись о дверной косяк. На ней была надета легкая куртка, на ноги были надеты каблуки, а сама она была в синем, как море, платье, с распущенными волосами и соблазнительным видом. Каждый раз, когда она стояла возле меня в таком виде, я понимал, что влюбляюсь, бездумно, безнадежно, снова и снова, с каждым разом все сильнее.
-Первый раз я вижу тебя в… - я помедлил, не находя нужного слова в своем лексиконе – такой – сглотнул я и подошел, заведя ее в мою комнату. Там было не прибрано, но, основной беспорядок частично был нейтрализован, чтобы не спугнуть девушку своей неряшливостью, хотя, она и не увидела бы ничего…
-Как ты… добралась? – спросил я, сажая ее на кровать, возле окна, а она, улыбнувшись, провела рукой по лицу и обратила его в ту сторону, где я  находился – я сел напротив нее, специально принеся кресло с чердака, для удобства. Я знал, что кровать придется ей по вкусу.
-Все хорошо, мне помогли, я не заблудилась – ее голос был с хрипотцой, немного отдаленный от мира реального, а лицо выражало чувство неопределенного ожидания.
-Ты извини, у меня тут не убрано… - начал я, когда она, встав с кровати, протянула руки ко мне, а я потянул ее к себе, будто всю жизнь ожидал именно этого момента. Она взяла меня за руки и медленно подошла.
-Да прекрати, я слепая, все-равно я ничего не увижу, да и к черту твой беспорядок - сказала она, а я уткнулся носом в ее живот, притянув ее лицо к своему лицу. Сейчас, она стояла возле меня на расстоянии нескольких вдохов, тяжелых, как и удары моего сердца.
-Давай дышать вместе? Я слышу, как бьется твое сердце – сказала она ласково, проводя своими маленькими ручками по моим волосам, путая их беспорядочно в разные стороны, отчего я стал быстро возбуждаться. Ее осторожные прикосновения заставляли мое тело чувствовать желание, снова и снова, которое проявлялось спазмами, чуть ниже живота… Я почувствовал, как поднимается мой член. Она стала немного задерживать дыхание, что я заметил, когда приблизился к ее лицу.
-Давай. Научишь, как это? – сказал я, не совсем поняв ее просьбу, а она, наклонив свое лицо к моему уху, закрыла глаза и прошептала что-то неразборчивое.
-Вдох….  На самом деле, меня зовут Алета, мне сто двадцать три года и я совершенно  не знаю, как мне дальше жить. Я не знаю, как здесь оказалась, откуда знаю всех этих людей, почему вдруг родилась именно в этой семье и рожусь ли снова и буду ли здесь, с тобой, мне совершенно неизвестно. Временами, я путаюсь в пространстве, не знаю, что со мной происходит, и иногда мне кажется, будто я совершенно из другого времени. Мне не нравится то, о чем говорит наше общество, мне не нравится то, чем я занимаюсь, мне не нравится мир, в котором я живу  - она говорила на полу-вдохе, и каждое новое слово заставляло меня все чаще и сильнее сжимать ее руки в своих ладонях. Вскоре, они согрелись, а я почему-то захотел их поцеловать. Она, чувствуя это, наклонялась и ласково шептала мне глупости на ухо.
-Теперь ты – прошептала она, оторвав свои руки, и потерлась нежно своим носиком об мой. Мое дыхание замерло, и я сглотнул…
-Это сложно, но я попробую, Алета… - сказал я, будто попробовав, как звучало ее имя на вкус из моих губ…. Мне хотелось запомнить его и никогда не забывать, я не знал, что происходило вокруг меня и почему меня тянуло к ней с таким невероятным желанием. Она не была чересчур сексуальной или привлекательной, ее губы были полуоткрыты и напоминали персик, разрезанный на две части, который так и хотелось съесть…
-Я Фицджеральд, человек, просто человек, у которого не так давно умерла семья. Всю свою жизнь я проводил в театре, решив когда-то  посвятить себя  искусству, будто, поклявшись, что нет ничего кроме него. Жизнь меня изрядно потрепала и дала мне понять, что та, выдуманная реальность – она лишь миф, о котором слагают легенды, и у него нет абсолютно ничего общего с тем миром, в котором мы живем. Я долго писал, пробовал себя в писательстве, но не было ни малейшего шанса на то, что когда-нибудь это начнет приносить мне доход. Родители были против этой идеи и не поддерживали моей попытки сказать миру о той разрухе, что творится вокруг. Вскоре, появился телевизор – люди стали наслаждаться клоунами, вышедшими на сцену, люди стали тратить свою жизнь на алкоголь и развлечения, забыв о том, что есть книги и, решив больше никогда в них не окунаться – пока я говорил, она терпеливо молчала, слушая, временами тяжело дыша, и, как мне казалось, жаждала продолжения…
-Вдох, я бы хотела признаться, что нет в мире человека, который бы понял меня до конца. Я часто нахожу людей, знакомлюсь с ними и надеюсь, что кто-нибудь из них меня все-таки когда-нибудь поймет. Но, скажу сразу, все их попытки – лишь сплошной самообман, потому что, зачем говорить о других, если ты сам себя понять не в силах. Временами, я чувствую себя настолько одинокой, что, кажется, будто меня проткнули изнутри каким-то ломом, и будут ковырять до тех пор, пока я не начну захлебываться в крови. Мне так больно, но хуже, чаще всего, меня посещает чувство, будто никто и никогда не сможет меня спасти, потому что мне уже это не нужно… - она выдохнула последние слова и зарылась в моих волосах, тяжело дыша, а я, взяв ее руки, стал нежно тереться головой об ее запястья. В какую-то долю секунды, я подсознательно вспомнил у женщину, с которой был впервые. Ту, которая научила меня говорить, чувствовать, думать, любить, страдать… Я не знал, похожа ли была Алета на нее, я даже не хотел пытаться сравнивать, но, знакомые сердцу образы все чаще и чаще всплывали в моей голове, делая оборот от настоящего к прошлому, и обратно.
-Ты просила о помощи кого-нибудь? Со стороны, кроме своего отца, искала поддержку? – спросил я ее, когда почувствовал, что она еле сдерживается, чтобы не заплакать. Ее губы дрожали, а лицо изменилось и стало отреченным. Словно, вдруг, ей сказали про страшный диагноз.
-Я искала помощи, Фиджи, только вот ненормальным помочь невозможно. Невозможно объяснить, что со мной происходит каждой ночью, будто это вовсе не я, будто то, что я говорила и делала, вовсе принадлежит не мне. Порой, мне кажется, будто внутри живут два совершенно разных человека. Один из них хочет меня спасти, и это есть я, со всеми плюсами и минусами, а другой, он другой. Понимаешь меня, Фиджи? - она отошла от меня на полшага назад, направив свое лицо по направлению к моему, а я, подняв на нее глаза, честно признался:
-Не совсем, я не совсем тебя понимаю – сказал я, снова приблизившись к ней, и на этот раз, не позволив ей отойти от меня. Мне хотелось держать ее талию в собственных руках, желать ее молодое тело - было сродни преступлению, но искушение было настолько сильным, что я не мог от него отказаться.
-Если бы ты знал, как мне одиноко – прошептала она, спросив меня, можно ли сесть на мои колени. Я самовольно усадил ее, изредка путаясь в ее длинных волосах своими пальцами…
 -Я знаю – сказал я, заправив пряди волос ей за ухо, приблизившись к нему и выдохнув, а по ее плечам, тем временем, прокатилась волна мурашек…. Мне это нравилось, мне нравилось то, как она передо мной становилась  беззащитна. Словно, разом, оголив все свои слабости передо мной, она возжелала, чтобы я проник в ее сущность и стал копаться в ней, как будто все, что было внутри ее души, она хранила только для меня. Каждый раз, когда она прижималась, я видел, как по ее лицу пробегают сомнение, страх, волны искушения и любопытства, сияющего в глазах маленьким, но таким страстным огоньком, что я не мог не влюбиться в этот взгляд, полный неподдельного желания. Словно, за одну минуту, на ее лице мелькали сразу тысячи эмоций, сменяясь то переживаниями о не случившимся, то сожалениями о том, что только произойдет дальше. Она словно чувствовала по-разному в одно и то же время: словно боялась и хотела этого одновременно. Как ребенок, сомневающийся в том, чтобы что-то сделать.
- Нет, не знаешь… - сказала горько она, пытаясь расслабиться, но дрожь в ее теле не переставала мучить ее, не переставала мешать ей, почувствовать себя легко, непринужденно, порывисто….  Подумав некоторое время, я не стал ничего говорить, желая задержать этот момент, как  можно дольше. Мне не хотелось прерывать эти ласки, когда она, взяв мои руки, изредка проводила ими по своему нежному, как шелк, лицу, слегка приоткрывая губы, чтобы поцеловать их. Мне нравилась ее неопытная дрожь, хотя она клялась, что у нее был опыт, со многими мужчинами, но странное чувство подозрения закралось в мой мозг и не давало мне покоя…
 - Ты права… мне совершенно это не известно – я решил не спорить, давая ей возможность быть победительницей в этой битве, ведь ничто не усыпляет бдительность женщины больше, чем сладкая ложь…
Она легко сжалась в моих руках и прильнула своим носом, к моей груди, жадно вдыхая мой запах, такой же дикий и безумный, как она сама….
 -Так почему солгал что знаешь? – спросила она наивно, а я, отодвинувшись от нее, чтобы взглянуть в ее слепые глаза, покачал головой, понимая, насколько она все-таки невинна…
- Потому что у каждого из нас свое одиночество, Алета… – мои губы желали ее поцелуев, и все, что вертелось в моей голове, заключалось лишь в одном простом движении, которое могло бы стать рождением чего-то нового, ранее не обузданного и не понятого нами и другими. И всеми людьми, которые жили на планете в тот самый момент. Сладкий запах ее распущенных волос проникал в мое тело, жаждавшее прикосновений и ласк той женщины, образ которой преследовал меня на протяжении всей моей жизни. Без нее я не представлял вдохи и выдохи, без нее я задыхался, каждый день все больше и больше утопая в собственном отчаянии. Как долго я желал встретить ту, которая ворвется в мою жизнь, словно северный ветер, словно ураган перед землетрясением, заставит все рожденное на моей Земле безумствовать и сокрушаться, потому что лишь одна эта женщина смогла бы навести свой порядок и красоту во всем, к чему прикоснется…
-Ты ведь тоже это почувствовал, правда? Я давно думала, что это только страсть, только желание и возможность еще раз оказаться любимой, на несколько секунд, но, ежеминутные ласки не приносят мне столько удовольствия, как ты, когда ты просто смотришь на меня.  Вот так, а я это чувствую… хоть и не вижу – прошептала она, своими руками сжав мои плечи, а я, нервно выдыхая, провел своей рукой по нежной груди, оголяя ее, пытаясь сделать так, чтобы она расслабилась…
-Это, как душевная проституция – выдохнула она, выгнув шею назад и тяжело дыша:
-В этом нет ничего противоестественного – сказал я, целуя ее, спускаясь к плечам, ласково и нежно проводя руками по оголенной коже…
-Я… знаю…, но такие разговоры – похуже того, когда ты спишь с кем-то.… Ведь в этих разговорах я узнаю… себя…. – дыхание стало более учащенным, она стала кусать порывисто губы, с жаждой, чтобы я наконец-то к ним проснулся…. А мне это так нравилось, меня это так возбуждало…
-И каждый раз ты отдаешь себя, снова и снова, а я хочу, чтобы ты была только собой, Алета… мне другой и не нужно… - я поднял ее тело в воздухе и понес на кровать, чувствуя, как сильно бьется ее сердце. Словно она боялась, что я ее обижу, сделаю ей больно, так, как не делал еще никто другой. Но я смел даже тронуть ее пальцем до тех пор, пока она сама не стала просить прикосновениями меня об этом…
-Никто не знает меня, а ведь все просто. Я, как книга, которая открыта перед читателями…. нужно лишь просто брать и читать – она выдыхала слова медленно, поворачивая голову в разные стороны, с удовольствием от моих поцелуев, нежных прикосновений руками. Выгнув спину, она стала хватать покрывало руками, сжимая его  с невероятной силой…
-Не нужно выдумать чего-то нового, со мной… Алета… - выдыхал я, лаская ее тело, безумно и свободно, будто все, что было в мире – сейчас было в моих руках.
-Просто… будь собой… ты столько раз шла по запланированному спектаклю…. Позволь мне показать, что может быть  иначе… - мои губы оказались чуть ниже груди, когда я решил разорвать сковывающее ее тело платье, избавить от ненужной одежды, оголить то, что не должно было быть скрыто от человеческих глаз…
-Я лишь сделаю то, что и другие, но… условие… - сказал я, чувствуя, как дергается ее живот, как  появляются спазмы от малейшего прикосновения… Она обратилась глазами в пустоту, а я понимал, что она бессильно волнуется, желая видеть хоть что-нибудь из того, что между нами происходило… Каждый раз, когда я думал о том страдании, которое она испытывала, потеряв зрение, я порывался отдать ей свои глаза, мне было не жалко, лишь бы она не была такой слабой, такой безумно привлекательной…
-Все, что угодно – прошептала она, учащенно дыша, беря мою голову в руки, постанывая от прикосновений к животу…, Ей хотелось большего, я это чувствовал, но почему-то тянул это, растягивая секунды удовольствия, чтобы продлить ощущение тяготы и желания…
-Ты будешь со мной… - я потерял контроль и перестал бояться, что внутренний зверь вырвется на свободу и даст волю собственным чувствам. Она, вскрикнув от возбуждения, почувствовала, как я в нее вошел, разорвав реальность на две равные части. Сейчас, между нами находились лишь две собранные воедино половины – ее жизнь без меня и моя жизнь без нее. Наше с ней чувство стало крепче, сильнее, необъяснимей. И каждый новый вдох был началом следующей жизни…
     Когда я проснулся, она лежала у меня на груди, ласково чертя круги и прижимаясь головой к моему лицу…
-Когда-то, я слышала от одной зрячей женщины такое: перед ней стоял мужчина, который ей нравился, и,  боясь ему это показать, она хотела вызвать у него самое сильное желание какое только могло быть возможно… - сказала она тихо, а  я поцеловал ее в макушку…
-И что же она? – спросил я в любопытстве и слегка перевернул ее, так, чтобы она легла на бок, а я позади ее, положив на ее тонкую талию руку.  Мне хотелось снова почувствовать, как она лежит в моих объятиях, как стонет, извивается, теряет самоконтроль над собой и своими движениями.
-Она ему сказала: «Забавно видеть, как мужчина пускает слюни, когда видит красивую женщину в оголенном виде. Это еще раз доказывает, что мужчины любят в женщинах сначала красоту, а потом ум. Ведь никто же из мужчин не пускает слюни от женщины, читающей книги и изучающей науку!» - она попыталась передать ту интонацию, в голосе, которая должна была быть изначально.
-И что же потом? - поинтересовался я, когда она нащупала мою руку и поднесла к губам, поцеловав. Иногда, она не могла определить, где она находилась, но каким-то образом, всегда угадывала на ощупь.
-Он сказал, что мужчины легко теряют голову при виде женского тела, хоть и любят умных, тех, с которыми можно поговорить за кофе… - сказала она, добавив: «А ты, как считаешь»?
-Просто до ума дело не доходит - ответил я просто, а, она, засмеявшись, повернулась ко мне лицом:
-А что во мне тебе больше всего понравилось? – спросила она, моментально добавив:
-Только не надо говорить « я влюбился с первого взгляда, и бла-бла-бла» - поддразнила она, а я засмеялся:
-Нет, я не буду говорить  такой бред, тем более, мы не смотрели друг другу в глаза – сказал я, а потом заметил, как она немного сжалась. В сердце что-то предательски кольнуло.
-Прости, я не хотел тебя задеть, просто, я не верю во всю эту глупость, я верю в… порыв, порыв, искру между двумя людьми, то, что заставляет их сниться друг другу – я решил быть с ней искренним, ведь она не была той женщиной, с которой мне хотелось притворяться, даже на секунду.
-А, ты бы согласился проводить меня, тогда, если бы я не была слепой? – спросила она наивно, отчего я искренне засмеялся:
-Ты думаешь, я с тобой только из-за этого? – она улыбнулась, но, затем, немного сжалась, и я почувствовал то, что чувствует она всякий раз, когда другие спрашивают ее о недостатке.
-Глупая, я бы никогда не пошел с той, которая зрячая, красивая, сексуальная, если бы она не могла связать двух слов – признался я, вспомнив мою недавнюю ночь, с Марией, и постарался моментально стереть это с головы.
-Я не думаю, что вот это – я прикоснулся к ее вискам – проблема, из-за которой кто-то не может кому-то понравиться. Ведь мужчины, они в основном…. Да! Они боятся проблем, ведут себя, как дети, и, чаще всего, признаюсь, их пугают какие-то трудности, особенно с женщиной – я говорил уверенно, опираясь на свой жизненный опыт:
-Но, скажу тебе одно: если мужчине встречается такая женщина, с которой он чувствует себя собой, с которой он может расслабиться от трудностей, и не важно, будет ли она зрячей или слепой, хромой, парализованной, или вообще без ног – сказал я, когда она прижалась к моей груди своим носом, спрятавшись под одеяло,
-Уверяю тебя: ему будет все-равно, какая она, и какие недостатки у нее есть. Ведь идеальных… их нет. Понимаешь? – она кивнула головой. Я посмотрел ей в глаза и почувствовал ее волнение, отразившееся на лице. Она на секунду задержала дыхание, словно стараясь уловить каждое сказанное мною слово:
-Никто из нас не идеален, не может похвастаться, что у него самые лучше физические параметры, самый лучший мир внутри, что у него нет вообще никаких плохих привычек, а, даже, если и есть такой… - сказал я, продолжая:
-Зачем он нужен такой? Разве мы любим людей за то, что они идеальны? ... Мы любим их за особенности, за странности, за причуды…. За глупый смех или пьяный вид, за то, как они пьют чай, не вытащив ложку с кружки, за то, какие они, понимаешь? И глупо говорить кому-то, что он «не достоин  тебя» по наличию его недостатков – просто нужно найти того, чьи недостатки станут тем, без чего ты не сможешь жить – сказал я, а она ласково прижалась к моим губам, посмеиваясь.
-У тебя много было женщин? Послушав тебя, можно сказать, что ты неплохо в них разбираешься – сказала она игриво, смеясь, а я вспомнил единственную женщину, которая сделала меня таким, какой я был в тот момент:
-Нет, у меня был целый мир в одной, но она умерла – последним словом я оборвал наш разговор, а, Алета грустно опустила голову:
-Прости, я не хотела  - я не стал позволять себе вспоминать о прошлом, ведь все равно я никогда не смог бы его вернуть, да теперь и не зачем. Теперь, наша жизнь сводилась только к нам, а, значит,  глупо было о чем-то сожалеть. Можно было лишь помнить, оставляя долг памяти.
-Иди сюда, глупая, ты такая еще наивная, ей Богу – сказал я, а она по-ребячески захохотала.
-Кто здесь глупый? А? – она защекотала меня, прячась под одеяло, а я бросился за ней…. Скоро должно было наступить утро, но я хотел как можно дольше быть с ней, в этом моменте, остановить землю, заставить время подождать – ведь мы были  друг у друга, а другое было не в счет.

            Мы сидели в комнате, в тишине, находясь на расстоянии нескольких шагов. Мысль о том, чтобы снова прикоснуться к ее спутанным волосам овладевала мной почти каждую секунду. Мускусный запах ее духов разливался по комнате, когда она, сидя на моей кровати, обратилась ко мне лицом:
-Иногда, у меня такое чувство, будто я живу вовсе не своей жизнью, будто иду по какой-то запланированной схеме, не дающей мне покоя свободно дышать – ее  взгляд был отведен в сторону, а губы изредка надувались.
-Так, давай изменим – сказал я, встав с кровати, смотря на нее в чувстве неопределенности – мне было понятно чувство, одолевающее ее временами – никто не может жить, когда кругом одна тьма, и нет ничего, кроме нее. Грустно было лишь одно, то, чего я не мог исправить – она слепа, и в том я был бессилен. Каково это быть со слепой девушкой рядом? – Это постоянные попытки ей помочь  и постоянные заверения в том, что она и сама неплохо может справиться, без посторонней помощи. Это постоянный грохот от того, что что-то упало, разбилось, разлетелось вдребезги, сломалось – я молчал, понимая, что абсолютно ничего не могу с этим поделать. Порой, я часто подходил к ней со спины, обнимая за плечи, а она, ища руками что-то на столе, шептала: »погоди, чудо, я с этим справлюсь» - в конечном итоге, она находила искомый предмет – но с каким трудом! Мне не было жаль ее, ни на секунду, я лишь чувствовал, как болезненно сжимается мое сердце и как она хочет казаться слабой, передо мной. Я чувствовал, что единственным болезненным местом, которое у меня, была она.
-Почему ты не хочешь, чтобы тебе кто-нибудь помог? - спрашивал я всякий раз, когда она начинала злиться от того, что не может выполнить элементарную, по простоте вещь – например, налить чай, не разлив его в чашку. Я пытался помочь, пытался, видя ее беспомощность, видя то, как она зависима от обстоятельств, от себя самой и от того, что бессильна что-то с этим сделать.
-Я сама могу справиться – говорила она, делая вид, что выполняет все непринужденно, когда я замечал, что она  начинала прикусывать от злости губы, сжимая их зубами, до крови.
-Отдай мне, солнышко, дай – просил я, а она, нервно выбросив предмет ее мучений в сторону (если, конечно же, это была не чашка с кипятком), говорила какие-то проклятья и пыталась уйти в другую комнату. Я не хотел думать, что она там сдерживала слезы. Мне становилось больно…
-Нам с тобой будет сложно, научись мне доверять – я говорил ей тихо, когда она, взяв все в свои руки, снова пыталась добиться успеха.
-Я не могу, не могу, не могу, чертова молния! – кричала она, пытаясь нащупать место, куда попала ткань ее одежды. Она начинала нервничать, руки ее тряслись от злости на саму себя, а мне безумно хотелось ей помочь, и даже, если она сама была против этого:
-Ш-ш-ш, отдай мне, отдай, я тебе помогу – говорил я, а она, нервно выдохнув, начинала улыбаться, понимая, что  больше воевать не хочет и готова сдаться.
-Все было проще простого – говорил я, застегивая, и целуя ее в щеку, а она, растаяв от нежности и терпения, показывала, что готова мне доверять, в любую секунду. С женщинами, как с маленькими дикими зверьками, нужно как можно ласковей и терпеливей, и они сделают все, что вы им скажете, полностью покоряясь вашей природе.
-Знаешь, куда мы сегодня поедим? – мой голос был тише, мягче обычного, и она сразу же полюбопытствовала:
-Ну и куда же ты хочешь взять меня? Учти, в планетарий я не ходила и ходить не буду! – закричала она смешливо, а я, не понимая почему, рассмеялся:
-Боишься пропустить красоту из-за поцелуев? - я старался говорить так, будто мне было привычно ходить со слепым человеком в места подобного рода. Сколько раз я ловил ее налету, и она всякий раз смеялась, будто так и было задумано. Большего всего мне нравилось, как она крепко держится руками за мои руки, пытаясь сориентироваться, а я вел ее, понимая, что она мне доверяет.
-Боюсь, что ее пропустишь ты, потому что все - равно будешь смотреть на меня вместо звезд – сказала она так, будто пыталась меня обольстить.
-Хитрая лисичка, давно ты такой стала? – спросил я, ухмыльнувшись, и, подойдя к ней, ущипнул ее за бочок, а она рассмеялась…. Ее смех был похож на звон серебряного колокольчика, повешенного на елку – и каждый раз, когда он звенел, мне хотел дернуть его еще раз…
-Ты когда-нибудь видела скорость, чувствовала свободу, летала по воздуху? – лицо ее сначала отобразило удивление, но потом оно омрачилось чем-то ужасным:
-Нет, в машине я не поеду, имей в виду. Когда я была маленькой, я с отцом наездилась, он часто вывозил меня, когда я еще – к концу фразы ее голос стих, а я продолжил:
-Да, когда ты видела, я понял. Ты не всегда… - я сделал заключение в виде незаданного вопроса – мы долго молчали. Она сидела у зеркала и не шевелилась, будто давно стала памятником и приросла к стулу – холодная, почти не живая. Она всегда боялась, когда мы доходили до этой темы. Ее лицо становилось бледным, голос дрожал, но все-таки она пыталась показать себя сильной:
-Ведь это было не так давно, когда я еще могла видеть  - ее слова были почти непонятны, голос был неразборчивым.
-Мне не важно, какая ты, мне плевать, глупая – я подошел к ней, склонив голову и прошептав:
-Не смей больше поднимать  эту тему, делая вид, что тебе безразлично, что ты не видишь. Я с тобой вот уже несколько недель и знаю, что для тебя важно, а что причиняет боль – сказал я, целуя ее в макушку. Молчание между нами стало превращаться в острые иглы недопонимания, протыкающие нас обоих.
-Боль, это то, чем я живу…. Это все, что я чувствую, но, нет, не потому что я слепая, а потому что счастье совершенно мне не подходит. Я совершенно не хочу быть счастливой, кто вообще придумал подобную глупость – спросила она недовольно, найдя расческу рукой и наигранно расчесывая волосы. Я замечал, что иногда она ведет себя очень странно, например, выполняя разные движения… Чаще всего, она прихлопывала по бедрам, неосознанно, а я пытался приглядеться, понять природу этих движений…
-Хорошо, мадмуазель, позвольте мне сделать вас несчастливой! – закричал я, хватая ее со стула и роняя на кровать в свободном полете. Наш с ней смех заполнил комнату, а мне стало тепло, будто только что я выпил стакан чая… Ее тепло, ее! И больше ничье! Ничто не могло сравниться с тем, что она мне отдавала…
-Я не могу без тебя…. Ты мне нужен… - призналась она, забравшись на меня сверху и склонив голову, так, что ее волосы вдруг оказались на моем лице. Я отрыл рот в улыбке и стал их весело жевать.
-Я знаю, что просила тебя уже много-много раз, но, позволь мне еще…. Пожалуйста – попросила она, слезая с меня и садясь на кровать. Я остался лежать, смотря на то, как она снова неосознанно трогает свое лицо. Я не понимал, но искренне пытался понять, почему она так делает, словно выполняя своего рода ритуал.
-Сделай – сказал я, улыбнувшись, а она, пододвинувшись ко мне, засмеялась подобно маленькой девочке, получившей в руки новую забаву. Я сел на кровати, тем самым приблизившись к ней.
-Вот так, правильно… - сказала она, протягивая ко мне руки и я, поймав их нежно губами, стал целовать. Ее нежные пальчики, ласковая, как шелк, кожа… Мне не хотелось это прекращать, ни на мгновение.
-Ну, прекрати, дай еще раз сделать это… - она взяла мое лицо в свои руки, и, закрыв глаза, стала трогать каждый миллиметр, пытаясь представить, как оно выглядит. Пальцы двигались медленно, заставляя меня замереть на месте, задержав дыхание. Интересно, что она видела? Каким ей представлялось мое лицо, что она хотела найти в нем всякий раз, когда просила меня об этом?
-Я каждый раз, будто снова знакомлюсь с тобой… - призналась она, а я, рассмеявшись, снова прыгнул на кровать, закрывая глаза в непонятном мне чувстве сладкой истомы…
-Не хочу никуда идти, не хочу, хочу быть с тобой, здесь, сейчас… - сказал я, когда снова посмотрел на нее. Алета, встав с кровати, подошла к окну, обратив лицо к солнечному свету и закрыв глаза.
-Это только твой выбор… - сказала она, расслабившись и снова дотронувшись до лица. Странно, раньше я никогда не замечал, что она делает это так часто.
-Нет, я обещал, одевайся! – скомандовал я, вставая с кровати и идя к комоду с вещами: мы должны сходить.
          На улице стоял теплый и относительно ясный для наших мест день, что сначала показалось мне очень странным – облаков на небе было немного, но, первый осадки все же скоро должны были проявиться первыми каплями дождя. Людей было немного, стоял обычный будничный день, где, почти каждый, кто проходил, был занят мыслями о работе и о суете повседневной жизни.
-Так, все-таки, скажи! Я хочу знать! – попросила она, взяв меня за руку, и стараясь не отставать от меня. Я мог прочувствовать ее беззащитность на улице, ее напряженность движений и ни на секунду недремлющую опаску ко всему, что громыхало, звенело, шуршало.
-Нет, позже, сама все узнаешь  - сказал я серьезно, ведя ее по улице за руку, а она, сильнее сжимая меня за  предплечье рукой, чтобы не упасть, стала волноваться, что я почувствовал сразу же после ее неосознанных движений.
-Не бойся, там людей не раздевают – сказал я весело, а она, сжав еще раз мою руку, поторопилась вперед.

     -Я не поеду! Ты ведь не понимаешь!  Слепому человеку не место здесь! – она стала кричать, отмахиваться руками, когда я, взгромоздив ее с силой на плечи, понес в зал. Мы находились в ледовом дворце, в котором все было заполнено огромной ареной изо льда и наверху расположенных зрительских мест. Тут было не так холодно, как я поначалу предполагал и потому я мог немного расслабиться.
-Кто тебя вообще спрашивает? И где ты тут увидела слепых? Ты все сама – позлорадствовал я, выходя на ледовый каток, спустив ее на ноги перед самым входом. Лицо ее стало мертвенно бледным, страх, изобразившийся на нем, прополз до самых ушей, и больная испарина выступила на лбу – она готова была заплакать, лишь бы не идти туда. Лишь бы не стать по ошибке посмешищем на глазах у всех – она была настолько наивна, что могла себе разрешить подумать, что я ей это позволю!
-Ну, пожалуйста, я умоляю, пожалуйста, не делай этого, не тяни меня туда! – кричала она потерянно, оттягивая меня за руку назад, обратно, но я, с силой  потянув ее к себе, заставив Алету переступить порог катка и взгромоздиться на лед. Теперь она была полностью зависима от меня, я это понимал, и мне тоже становилось страшно за ее хрупкое, как ваза, тело.
-Господи, Боже мой! Матерь Божья! – кричала она, яростно схватив меня за руки, словно дикий зверь, желающий вырвать их с мясом:
-Я не верю своим глазам! Я не верю, Господи! Я стою, понимаешь, стою! Мои ноги разъезжаются в разные в стороны! – я смеялся, стараясь переключить ее внимание с одного на другое:
-Не хочу тебя огорчать, но ты почти ничего не видишь! – засмеялся я, а она, со страхом прижавшись ко мне хрупким телом, закричала:
-Только держи меня, только держи! Я тебе никогда не прощу, если ты меня уронишь! Никогда не прощу! Я уйду от тебя! Уйду! Прокляну тебя и все, что между нами было! – она яростно кричала, закрыв глаза, а я, захлебываясь от смеха, стал медленно тянуть ее на себя:
-Как сказал один великий человек? «Если хочешь увидеть истинное лицо человека, выведи его из себя, и он покажет свою истинную сущность» - я смеялся, прислоняясь к ее лицу щекой и делая то, что обычно она мне изредка позволяла. Я целовал ее в щечки, игриво, иногда кусая, зная, что она никак не сможет сопротивляться – она была слишком беззащитна, увлечена процессом стояния на льду, который становился для нее невероятно трудным испытанием.
-А-а-а-а! Боже, как мне страшно, я сейчас упаду, я сейчас упаду и сломаю все свои кости! – кричала она, хватаясь за меня всякий раз, когда ее ноги снова разъезжались в разные стороны.
-Милая глупышка, я тебя держу за руки, неужели ты думаешь, что я дам тебе упасть, м-м-м? Твой папа меня никогда не простит! - сказал я, кусая нежно ее за ушко, а она, то смеялась от безнадежности своего положения, то кричала от страха. Прижимая ее к своему телу, я чувствовал, что с каждой новой секундой, проведенной  с ней вдвоем, влюбляюсь в нее все больше и больше, видя в ней прекрасного ангелочка, который боится проявить себя, все свои чувства и нежность, на которые он способен.
-Да папа и так тебя убьет, зная, что ты со мной, ведь у него правило – проговорила она менее весело, прильнув к моему телу с невероятной нежностью и легкостью:
-Научишь меня, кататься?  - ее лицо находилось на уровне моего, и я сразу же ее поцеловал. Она, закрыв глаза от удовольствия, сказала что-то невнятное и снова тронула себя по лицу.
-Зачем ты так делаешь, всякий раз? – спросил я ее, когда она вопросительно посмотрела на меня:
-Делаю что? – вероятно, она не замечала за собой, как неосознанно трогает себя по лицу всякий раз, когда волнуется, и еще, я замечал, что иногда она бьет себя, несильно, по бедру, не придавая этим движениям определенного смысла. Мне хотелось помочь ей от этого избавиться, но я пока не знал, как это сделать.
-Нет, ничего – я не стал заострять ее внимание, поняв, что совершил глупость. Она ласково мне улыбнулась и стала пытаться стать твердо на ноги.
-Здесь важно… победить страх и довериться внутреннему чувству. Ты никогда не научишься кататься, если ты будешь бояться совершить падение. Не бойся, я тебя держу и не дам упасть, ни при каких обстоятельствах – я поднял ее руки, заставляя ее  почувствовать равновесие. Она стала учащенно дышать:
-Не могу, мне страшно… - прошептала она, как маленький ребенок и прижалась к  моей груди лицом.
-Держу тебя, поехали – я взял ее еще раз и медленно повел за собой, она, всякий раз, когда ее ноги расходились, вскрикивала, но, постепенно, спустя много упорных попыток поставить ее на ноги, я добился того, чего хотел: теперь, она чувствовала лезвие под ногами и могла стоять. Осталось только научить двигаться ее, опираясь на это самое лезвие, не заваливаясь в бок и не отдергиваясь назад. Людей становилось все больше и больше, и постепенно каток заполнился множеством лиц, кружащихся в беспорядочном, хаотичном движении, без цели и смысла, в разные стороны, так, что у меня у самого стала понемногу кружиться голова…
-У меня получается! Я чувствую их, а ты ведешь меня! – кричала она радостно, а я, ведя ее за собой, придерживая позади рукой, за талию, а другой рукой взяв ее холодную руку, вел вперед, желая научить ее двигаться без посторонней помощи.
-Жаль, я не могу увидеть, как ты катаешься, я уверена, что позавидовала бы твоей грациозности – сказала она, смеясь и двигаясь медленно, неопытно, как новичок на поле боя.
-Верь мне, и у нас все получится… - я чувствовал, что у нее получается. Вокруг нас, каталась пара человек, и, один, разогнавшись, скользил так, будто он был по природе не человеком, а бабочкой, парящей на лугу и чувствующей воздух.
-Я верю – сказала она чуть тише, заворачивая, и я, ослабив хватку, понял на несколько секунд, что совершил самую большую оплошность  - я засмотрелся на лед впереди нас и не заметил, как один мужчина в ярко красном шарфе поворачивал прямо по направлению к нам. Столкнувшись, мы мгновенно упали.
-Прости, я не усмотрел! Идиот! – сказал я, вставая и помогая девушке подняться. Слава Богу, она упала мне на грудь и ничего себе не сломала. Ее отец точно меня убьет!
-Нет, брось, все хорошо – начала она меня заверять, когда я, оглядев ее с ног до головы, нервно выдохнул, избежав серьезных последствий.
-Нет, ваш парень прав – это я задумался и не увидел вас, простите! Порой мысли настолько очаровывают нас, что мы теряем связь с реальностью – сказал он мягко, засмеявшись, а я, осторожно осмотрев его, улыбнулся, пытаясь восстановить дружескую атмосферу, чтобы не испортить вечер:
-Все хорошо, забыли – я крепко сжал Алету за руку, а, мужчина вежливо улыбнулся:
-Мартини Валенски – сказал он, протянув мне руку, а я, недолго думая, пожал ее, хотя, признаться честно, раньше, никогда не позволял себе жать руку первым встречным.
-Фицджеральд, будем знакомы – сказал я, улыбнувшись, продолжая крепко держать Алету за руку:
-Нам пора, здесь становится холодно! – сказал я, выводя девушку с катка, позволяя ей медленно идти самой, чтобы закрепить полученные ею навыки.
-Спасибо тебе за тебя, мне большего и не нужно… - сказала она, когда мы вышли, а я, улыбнувшись, поцеловал ее в губы, чтобы согреть ее на холоде…
-Как я буду без тебя? – спросила она, когда мы шли по направлению к ее дому, а я, остановившись, произнес:
-А, без меня и не надо – она снова улыбнулась и на этот раз поцеловала меня сама, и, приблизившись ближе, поцеловала… сладко, мило, так, как не умела целовать ни одна женщина на ВСЁМ СВЕТЕ. Да и не нужно было другой женщины. Все прошлые были ради нее.
-Нас уже ждут… - прошептала она, когда мы завернули под арку, рядом с которой находился ее дом. Пришло время прощания. Самое тяжелое, пока снова не наступит новый день, в котором не будет никого, кроме НАС.