Долгое эхо детства 18 ч

Эми Ариель
(Начало:
1 ч.
http://www.proza.ru/2015/04/30/2086)

Предыдущая  17 часть

http://www.proza.ru/2018/02/23/1281

         Ритка,  дочь Златиной  свояченицы, прожужжала всем уши рассказами про прикольного своего  одноклассника Женьку и про всякие розыгрыши, которые он устраивал в школе.   
-  Слушай, познакомь уже меня с этим Женькой, - не выдержала как-то Лена  после очередной порции восторженных историй.

          Женька оказался внешне совсем невзрачным, даже некрасивым, можно сказать,  но очень остроумным и интересным, жизнерадостным. С ним действительно было очень весело,  он хорошо  танцевал, плавал, управлялся с лодкой, играл в волейбол,  был занятным собеседником и  прекрасно  вписался в  их компанию.  Леной он заинтересовался особенно, может даже немного влюбился, да и ей он был очень симпатичен,  в то лето они немало времени проводили вместе, ходили на танцы, в кино.  Впрочем, со многими  из ребят этой компании   он был уже давно знаком по школе,  были общие увлечения и интересы. 

           Как-то после кино и танцев он проводил Лену домой и ещё долго развлекал её во дворе анекдотами и шутками, которых у него был миллион  в запасе.  Молодые люди разговаривали, смеялись. Мимо же то и дело с недовольно поджатыми губами сновали две мамины старшие сестры, ленинградские  Ленины тётки, которые как раз приехали погостить к родне на лето. Они выяснили, что Женька - не еврей, и всем своим видом выражали недовольство. Парень сразу почувствовал настроение:
- Знаешь, я  боюсь, что эти твои тётки  скоро меня сожрут  живьём, - пошутил он.
 
              Надо сказать, что к  перспективе заключения смешанных браков между  евреями и не  евреями старшие относились  в те годы настороженно, с опаской. И  дело было вовсе не в религиозных или национальных предрассудках – советская власть в этих краях существовала уже  четвертое десятилетие,  все подобные предрассудки  давно канули в прошлое. Но прошедшая война  и мрачные  последние сталинские годы с разгулом антисемитизма посеяли в сердцах людей  страх и недоверие.
       До войны в городке и окрестностях было  около семи тысяч  евреев,  около полутора  тысяч из них успело эвакуироваться в первые недели войны   и примерно столько же подлежащих призыву  успели   мобилизовать в Красную Армию.
 
         Город был оккупирован быстро, в первый же месяц войны,  и   порядка четырех тысяч его еврейского населения   попали в лапы оккупантов и оказались в гетто. И все они были уничтожены, случайно спаслись только четыре  человека .  Женщина, накануне расстрела тайком отправившаяся в деревню на поиски продуктов для семьи, по возвращении узнавшая о гибели мужа и детей…   Молодая  девушка, по пути к месту казни выпрыгнувшая на повороте глухой улицы из машины,  сумевшая  скрыться  и добраться до партизан…   Подросток, за секунду до залпа свалившийся  в расстрельную яму и притворившийся мёртвым… Двухлетний ребёнок,  которого выпрятала и вырастила заменившая ему родителей белорусская женщина…    Только четверо из четырёх тысяч, которым посчастливилось выжить…  Места же массового уничтожения людей не были отмечены даже скромным памятником вплоть до 70-х годов, когда  собравшие на памятник собственные средства жители сумели, наконец, добиться разрешения властей  отметить место массовой казни памятником.

           Соседи- не евреи, пережившие оккупацию,  рассказывали о страшных событиях, происходивших в городке на их глазах, о судьбе друзей и знакомых, в том числе о судьбе смешанных семей.   Рассказывали о железнодорожнике Николае, который принял мученическую смерть вместе со своей  женой и двумя детьми, хотя, как не еврей, имел возможность уйти из гетто.  Рассказывали и о подавшемся в полицаи Петре, подлеце,  который сам привел свою жену еврейку и своих малолетних детей к расстрельной яме, чтобы выслужиться перед фашистскими ублюдками. Рассказывали, как ещё до начала массовых расстрелов евреев на глазах у матери- белоруски убили двух ее малолетних детей лишь за то, что их отец был евреем и в это время воевал на фронте против немцев…    Рассказывали ещё много страшных  историй.

          Мрачный  1952 г. и начало 1953 г. ,  сложившаяся тогда неприятная обстановка в обществе, антисемитские настроения, которые подогревали поднявшие голову низменные элементы ,  только укрепили страх и недоверие между людьми.  Старшие рассуждали так: любовь приходит и иногда проходит, всякое может случиться в семье и между супругами, и  с их  родителями – и ссоры, и недоразумения, и разводы.  И  как бы не бросил в лицо в гневе кто-нибудь грязное  «жид», не обвинил во всех смертных грехах – «все вы такие». Хотя бы от этого  хотели уберечь своих детей старшие, потому и с опаской смотрели на  перспективу создания смешанных семей.  Да и с другой стороны  тоже иногда  бывало неприятие смешанных браков и сопротивление  со стороны старших, одни   не хотели принимать в семью «не своих», другие откровенно  с неприязнью относились к "чужакам" .  А вот жизнь распоряжалась по-всякому, особенно, когда дети уезжали из городка учиться и работать в чужие края. И судьбы их складывались по-разному. И тогда стереотипы и убеждения ломались или наоборот укреплялись, страхи и опасения рассеивались или наоборот усиливались. Это кому как повезло в жизни.  Одни жили в любви и счастье в смешанных семьях, а другие не могли поладить даже , так сказать, с «соплеменниками  и единоверцами». …
               Да, всё это было так, как было ,  и я не могу умолчать об этом или лакировать действительность, раз уж взялась писать о таком непростом времени.    Так было…

Продолжение 19 часть
http://www.proza.ru/2018/03/10/63