Глава третья.
-Мне кажется или все люди похожи? – спросил я Иоланду, когда мы в очередной раз встретились, но тот вечер был уже давно запланирован ее отцом. Он пригласил нас в одно из тех заведений, что купил в этом городе для того, чтобы зарабатывать деньги. Человек он был очень странный, непостоянный и закрытый. Именно о таких людях говоришь – «Сам себе на уме», ведь никогда нельзя было предугадать, какая мысль ему взбредет на этот раз, и какую из них он захочет воплотить в жизнь. Рядом с такими людьми, я чувствовал себя тревожно. Но, нет, не потому что я был слишком предсказуемый, а потому что моя жизнь в любой момент могла измениться раз и навсегда.
-Так, как ты оказался в ***? Уверен, ты скажешь «долгая история», но, тем не менее, было бы интересно послушать, Фиджи – спросил он, разливая вино в дорогие стаканы, когда я пришел. Мы расположились с ним в небольшом зале одноэтажного кафе, расположенного на одной из тихих улиц нашего города. Снаружи, оно выглядело, как простой дом, но внутри это было небольшое заведение, рассчитанное на душевные разговоры уставших от жизни людей. Такие заведения заставляют нас чувствовать себя, как дома, плакать, если вдруг захочется и ощущать пустоту бесцельно прожитых дней. Когда мы только зашли вовнутрь, поднявшись по закрученной лестнице, мы оказались в слабо освещенном зале, состоявшим из бара посредине и двух стульев, стоящих у него, слева от нас располагались кабинки для гостей - они все были закрытыми, но, просторными. В каждой из них располагался кожаный диван, а возле него стоял столик для того, чтобы заказать еду. Справа от входа располагались маленькие столики из дерева, стоящие друг за другом, но каждый из них был расположен у окна, тем самым позволяя посетителям видеть то, что происходит на улице, любоваться дождем или снегом… чем угодно под звуки блюза за стеной. Где-то в глубине этого кафе располагались кухня, но до нее мы не добрались.
-По правде сказать, я здесь жил всю свою жизнь, я здесь родился, и, скорее всего, умру, если на то будет судьба. Я долгое время находился в отъезде – я подумал, как правильно объяснить причину, чтобы не говорить правды, но и не показаться вруном – по личным обстоятельствам. Затем, когда я вернулся, моя мать вскоре умерла, и так я остался один. Теперь, холостяцкая жизнь стала чем-то вроде смысла – я не знал, слушает ли меня он, потому что когда я говорил, он лишь внимательно следил за тем, как вино постепенно погружается в бокал.
-А у меня все намного проще, я просто приобрел деньги, продав свой родительский дом, и пошел в казино. Конечно, мне могло и не повезти, но моя покойная жена - когда он ее упоминал, его лицо менялось, становилось мрачным, и почти отчужденным – она верила в меня, и тем самым нам удалось выиграть деньги. Я вложил их в недвижимость и не прогадал – он мне подмигнул, а я, не понимая, что это значит, зеркально улыбнулся. Спустя некоторое время, из коридора послышались запахи приготовленного мяса и салатов, отчего я почувствовал нестерпимый голод…
-Ты знаешь, я бы не стал звать кого-то просто так, у меня к тебе есть дело – начинал он, когда мы перешли к десертам.
-Пойдем со мной – так началось мое знакомство с его жизнью. Вечером, когда посетителей становилось меньше и меньше, в его заведении гасили свет, но не весь, не во всех комнатах…
Пройдя длинный коридор из камня, мы наткнулись на деревянную дверь, а затем, нам пришлось спуститься по лестницам куда-то в темноту. Он включил свет – передо мной предстал совершенно чужой мир, в совершенно другой тональности и красках – это было место разврата и похоти, желания и денег, грязи и власти…
-Нравится? – он довольно подмигнул мне, наблюдая, как я рассматриваю все вокруг себя, но у меня было мало слов, чтобы передать свои чувства.
-Забавно… - сказал неоднозначно я, а он, удивляясь, толкнул меня в плечо рукой:
-Ты издеваешься?! Забавно! Ха! Мне приносит это большие деньги, сынок – ответил он, показывая мне длинные коридоры и комнаты, занавешенные изнутри длинными шторами…
-Вы здесь занимаетесь… - не нашел я подходящего слова, а он мне смело помог:
-Да, мужики здесь могут расслабиться и получить удовольствие. Видишь, вон те двери? – он показал мне те, что располагались далеко впереди, если пройти вперед по длинному коридору.
-Вижу – отрезал я, а он продолжил:
-Тут есть черный вход, для тех, кто знаком с моим «бизнесом» - он ухмыльнулся, назвав это так, продолжив:
-Люди всегда хотели еды и развлечений. У меня же они могут найти и то, и другое. Люди отдают мне неплохие деньги для того, чтобы поразвлечься с женщинами, которые сами не против этого. Раньше, они боялись изменять женам, боялись, что это попадет на обложки газет, боялись осуждения со стороны, а в моем заведении они могут делать это свободно, и кстати, я пока что первый человек, который открыл такое, в *** таких «пабов» с таким количеством клиентуры ты больше не найдешь – сказал он, проводя рукой по подбородку и смотря на меня.
-Наверно, они действительно довольны, раз платят вам такие деньги – ответил я, желая быстрее уйти. Почему-то мне не хотелось заниматься этим, участвовать в том, что здесь происходило. Я любил нанимать женщин, приносящих мне удовольствие, заниматься с ними сексом, но лишь на условиях, что им самим это нравилось, ведь они сами хотели принести мне удовольствие.
-Так, значит, ты отказываешься здесь работать? Я хотел бы, чтобы ты уяснил кое- что, сынок – меня искренне стало раздражать, что он меня так называет. На моего отца он никаким образом не походил, мой отец был намного чище…
-Вся жизнь крутится на том, что называется «деньгами». Но, парадокс в том, что вся жизнь – это большая спонтанность, которую невозможно распланировать и предугадать, это словно череда попыток, которая может изменить все в тебе за какие-то доли секунды. Признай тот факт, что все в жизни зависит не только от труда, но от удачи – сказал он, подходя к сцене с шестами, на которых крутились его нанятые женщины…
-И без удачи мы ничто и никто. Все зависит от того, как тебе повезет, и, встретив меня, ты поймал удачу за хвост, потому что тебе никто и никогда не сделает больше такого предложения, как делаю тебе сейчас я. Ты будешь получать деньги за то, что просто охраняешь двери, смотря лишь за тем, чтобы никто не входил, и никто не выходил. У нас есть одно единственное правило – те, которые зашли вечером, выходят только утром, и ни на час раньше – на его лице появилась неопределенная угроза, как мне сначала показалось.
-И ты, если согласишься, будешь тем, кто получает деньги лишь за то, что это правило будет сохраняться. Я долго не мог найти того, кому могу доверять, а сейчас я хочу дать тебе шанс, потому что у меня есть кое-какие дела и я не могу здесь быть и сторожем, и хозяином одновременно - мы осторожно смотрели друг другу в глаза, не произнося ни слова. Слова, которые сейчас были так нужны, просто не выходили из меня… я не знал, стоит ли вообще что-то начинать…
-Дайте мне подумать – сказал я, видя, как двери зала раскрылись, и постепенно заведение стало наполняться людьми. Одни из них заходили уверенно, будто знали здесь абсолютно каждый угол, а другие осторожно, будто только начинали свой путь…
-А как же правило? – спросил я, думая, что меня сейчас не выпустят. Я тот час же посмотрел на него:
-Все верно, сынок. Я хочу, чтобы ты глянул, а потом, еще раз подумав, сказал мне о своем решении – он провел меня к одному из столиков, заставляя меня сесть и наблюдать за шоу, которое он создал. Пожалуй, теперь я понимал, как ему удалось заработать столько денег, получить столько зданий и путешествовать по миру, являя ему свои представления.
-Шоу начинается! – закричал ведущий в микрофон, забравшись на сцену, и в то же самое мгновение свет в этом зале потух. Мы сидели на переднем ряду, позади нас располагалось еще около пятидесяти мест для гостей, где-то в глубине располагались столики с едой, а сцена занимала главенствующее место. Там, в глубине зала, находилась куча коридоров, каждый из которых вел к определенной комнате со своим номером. Все это походило на театр, но, все-таки, что-то здесь выдавало большой паб, с кучей шлюх.
В зале поднялся большой гул, и на сцену забрались девушки в одежде, приблизившись к шестам. Все они были словно изящные обертки дорогих конфет, от которых человек мог сразу стать сладкоежкой, ценителем сладостей, голодным и жаждавшим вкуса…
-Сегодня у нас пять представительниц, которые уже готовы к тому, чтобы их купили. Сейчас, они будут танцевать для вас, и вы скажете, какую именно вы бы хотели иметь для себя. Далее, последуют следующие пять. Я сидел, и в голове вертелось все, как в тумане. Женщины резко оголились, сорвав с себя одежду, и толпа следом завизжала. Позади нас были не только мужчины, но и женщины, которые пришли сюда позабавиться. Под шум музыки, проникающей в уши, я терял себя много раз, не понимая, что именно здесь происходит, и как долго это будет продолжаться. Развратные позы этих существ заставляли адреналин в моей крови подниматься до самого края шкалы, отчего в моих висках начинало стучать. К женщинам подходили мужчины, задирая их ноги и облизывая их промежность языком, отчего меня начинало понемногу тошнить…. Не зная, как долго я смогу здесь находиться, я резко обернулся, увидев, что немногие из них разбрелись по комнатам. Остальные продолжали смотреть и возбуждаться…
-Много у вас постояльцев? – спросил я, обращаясь к хозяину справа, а он, довольно кивая головой, полностью погрузился в свое шоу. Я понимал, что я ничего не могу изменить, не могу сказать, что то, чем они здесь занимались было развратом, потому что на моих глазах происходило уже нечто ужасное. Двое оголенных мужчин, пристегнув женщину к шесту наручниками, раздвинули ее ноги и между ними поставили палку, чтобы она не смогла ни при каких обстоятельствах их сомкнуть. Один из них наклонился, а другой, подняв ее голову вверх, пристегнул шею железной цепью к потолку, чтобы она не могла поворачивать голову…
-Мне нужно идти, я не… – сказал я, а, Олдон, повернувшись ко мне и смотря с неопределенностью в глазах, прошептал:
-Подожди, это самое начало – он заставил меня остаться и я почувствовал, что здесь что-то не так. На сцену зашла новая партия девушек. Из-за плохого освещения поначалу, я не успел осмотреть каждую из них, но потом мое сердце словно провалилось под грузом якоря, прикованным чувством отчаяния…
-Господи… - шепчу я, когда увидел Иоланду у шеста, которая ожидала начала музыки…
-Согласен, она абсолютно прекрасна – отвечает хрипло мужчина, смотря на собственную дочь…
-Но, черт возьми, она ведь слепая! – чуть ли не закричал я, когда увидел, что она сорвала с себя одежду и оголилась перед зрителями. Она были полностью голой, с распушенными волосами, доходящими до поясницы, ее тело заставляло мое желать ее при каждом новом вздохе так сильно, что мне казалось, будто меня разорвет.
-Посмотри, как она прекрасна, когда на нее светят прожектора, это только первый раз… - прошептал он, любуясь ей, тому, как она, вцепившись в шест руками, ждет и неопытно движется под музыку…
-То есть она сегодня вышла в первый раз? – спросил я гневно, пытаясь скрыть собственные эмоции, чтобы они меня не выдали, а мужчина, спокойно наблюдая за тем, как она облизывает шест, засмеялся:
-Да, она долго бастовала, но против меня идти нельзя – он засмеялся, а мне искренне захотелось его задушить. Значит, она это делала не по собственной воле, а по воле своего развратного папаши, который зарабатывал на этом деньги… Деньги на том, чтобы пялились на его голую дочь. Ко мне пришла мысль, до чего противен человек, когда речь заходит о деньгах…
-Пусть она не танцует, я заплачу… - вскрикнул я, а мужчина покачал отрицательно головой.
-Нет, пусть танцует! Мне нравится моя девочка, она неопытна, но уверен, она быстро научится и станет профессионалом – он засмеялся, выпивая еще один бокал вина и наблюдая, как она, путаясь в движениях, теряется в пространстве, стараясь не отставать от своих подруг. Я решил сыграть на его алчности, понимая, что я сделал глупость, раскрыв себя…
-Вы не поняли, я хочу снять ее, на ночь, хочу спать с ней, сколько это будет стоить? – спросил я его, а он мне не ответил. Лицо его стало багровым, почти красным и я не понял, в чем дело. Внезапно, он вскочил со стула, а я смотрел на него, не понимая. Он размахнулся и ударил меня так, что я улетел со стула. Чертов психопат!
-Ты думаешь, я могу позволить, чтобы она с кем-то спала?! Она лишь кукла и не дошла до этого уровня! – кричит он, смотря на меня гневно, а я поднялся, надеясь съездить ему по лицу.
-Выведите его! Немедленно! Вышвырните, и чтобы его ноги не было в этом заведении! – закричал он, а я, крича ему вслед, что он чертов психопат, отпирался руками, пытаясь сопротивляться сильным мужчинам. Иоланда, услышав мой голос, перестала танцевать, обратившись лицом к залу, пытаясь услышать меня, но я понял, что в этот раз я ничем не смогу ей помочь…
Крича гневными ругательствами, я вылетел из заведения. Холодно, и мне казалось, будто я совершенно опустошен. Где бы найти дорогу домой? Где бы переждать эти жуткие холода? Мне нужно выпить, согреться, забыться.… Идя домой, я потерялся в пространстве из мыслей, не желая возвращаться к тому, что видел…. Но это неизбежно…
-Возьми меня за руку, вот так, не бойся – шепчет мне Иоланда, когда я, открыв глаза, увидел ее, стоящую надо мной. Она взяла меня за руку, будто совершенно не слепая, будто все видит и пытается меня поднять.
-Я не пойду с тобой, это не для меня! Оставь меня! – закричал я, толкнув ее руками, а она, не удержавшись на ногах, упала назад и затем быстро отползла. Я мгновенно спрыгиваю с кровати, приблизившись к ней, чтобы убедиться, не ударилась ли она…
-Нет, оставь меня, не трогай меня! Ты такой же, я хотела попробовать, а ты меня прогнал. Ты не хочешь за нас бороться! – заплакала она, отодвигаясь от меня все дальше и дальше, упираясь в стул спиной. За ней находился мой письменный стол, а позади меня стояла кровать, позади кровати окно из которого светил Лунный блеск. Комната пустая, в ней только мы с ней.
-Я ничего не смогу сделать, ты это знаешь – ответил я громко, приближаясь, а она отдалилась от меня, закрывая лицо руками…
-Ты просто трус! Трус! Уходи, уходи, уходи! - закричала она, громче и громче, отчего шум в моей голове стал невыносимом, словно удары колокола, заставляющие меня проснуться.
Господи! Теперь она будет мне сниться. Не помня, как я добрался домой, я снова огляделся, желая убедиться, что это всего лишь сон. Она мне приснилась в первый раз, и когда я увидел ее, мое сердце будто стало подушечкой, в которую втыкают иголки, вытаскивая одну за другой, а потом протыкают снова…
-Где же ты… - прошептал я в темноту, зная, что мне никто не ответит. Нет ничего хуже, чем просыпаться с отчаяньем, засыпая с чувством безнадеги. В конечном итоге это обязательно убьет. Силуэт ее тела мелькнул передо мной, когда я быстро протер глаза… желая убедиться, что это всего - лишь остатки моего сна…
-Иоланда! – закричал я в темноту, понимая, что я схожу с ума. Я увидел ее тело, оголенное, в тысячах огней, и мне захотелось протянуть руку, чтобы к нему прикоснуться. Нет ничего больнее того, чем видеть человека, по которому сходишь с ума, понимая, как он недостижим! Нет ничего хуже всеядно поглощающей страсти, способной разрушить все в твоей жизни ради одного единственного человека. В темноте ее не было, и быть не могло. Я в этом точно уверен. Не могло быть ее тела, ее рук, ее глаз, ее несмелого дыхания, заставляющего меня жаждать поцелуев. А, сколько раз я их себе представлял, уже и не помню. Собравшись, я наскоро оделся и вышел из дома. На улице еще было темно, и мне казалось, что я, как и она, почти иду на ощупь. Я решил вернуться в тот заброшенный театр и немного поиграть, хотя знал, каковы могут быть последствия за мою детскую шалость. Иногда отчаянные поступки могут менять нас больше, чем кто-либо.
Сев за пианино, я закрыл глаза, чувствуя, как тяжелеют мои пальцы. Каждая нота становилась моей болью, проникая в уши смелым звучанием передвижения пальцев по клавишам…. Каждое прикосновение пробуждало во мне те чувства, которых раньше никогда не было, которые раньше никогда не появлялись, даже когда я впервые был влюблен…
-Кто здесь? – шепчет кто-то из темноты, а я, даже не обернувшись, решил продолжить. Мне захотелось волновать душу этими нотами, заставить ее проснуться от долгой спячки, в которой она пробыла так много лет.… После смерти родителей, все внутри будто замерло под огромным слоем льда, не способного растаять от теплоты женских рук и ласк, какими бы они нежными не были…
-Всего - лишь я, не больше и не меньше – прошептал я в ответ, заставив мою мелодию плакать…
-Вы красиво играете, всего - лишь вы... Всего лишь человек – прошептал в темноту голос, а я, развернувшись в пол оборота, но, не переставая играть, увидел силуэт девушки, сидящей на самом краю сцены, склонившуюся лицом к зрителям…
-Я вижу вас… и могу сказать, что никогда не видел ничего прекраснее… - мои слова вылетают сами, едва я успеваю заметить их в своей голове, а она тихонько смеется…
-А я вас не вижу, увы… Я вижу лишь смутные очертания людей, иногда. В исключительных случаях, когда мое зрение на некоторое время возвращается, но это бывает очень редко… - она сказала это очень тихо, так, что и я, в полной тишине огромного зала едва мог это расслышать. Я знал, кто эта девушка…
-Иоланда… - прошептал я, вставая со стула и медленно приближаясь к ней. Садясь, я почувствовал запах ее волос, смешанный с чувством полнейшего отчаяния. Она сидела, склонившись, и я едва мог расслышать каждый ее вдох…
-Да, человек, это я… - ответила она мне моими же словами, и непроизвольная улыбка потянулась по моему лицу.
-Я не человек, вы меня не узнали, это я… Фиджи – сказал я ей так, будто ничего не происходило, будто мы мирно разошлись, не видя и не зная друг о друге совершенно ничего…
-Я узнала вас, Фиджи…, но вы для меня человек, как бы там ни было, и им навсегда останетесь… - ее голос дрожал, ее лицо было скрыто за волосами, а дыхание оставалось таким же неровным…
-Это правда, что вы слепая? – я набрался смелости и все-таки спросил ее об этом. Повернувшись ко мне лицом, она слегка раскрыла губы…
-Дайте мне свою руку, Фиджи… - попросила она едва слышно, и я, ни секунды не думая, отдал… Ее мягкие пальцы обволокли мое запястье в нежной пелене прикосновений, а она, держа ее, руками, поднесла медленно к губам и прикоснулась ими к моей руке, грубой, мужской руке, которая забыла о женских ласках…
-Иоланда… - шепчу ей я, пытаясь ее уберечь от глупостей, которые она совершает, а она, не слушая меня, поцеловала ее, проводя по лицу и тихонько заплакала…
-Вот вам и ответ – шепнула она, повернувшись ко мне лицом, и открыла свои глаза. При одной свече я могу лишь рассмотреть, какого они цвета… Темно карий, смешанный с чувством полного одиночества.
-Я слепая, Фиджи, но я вас вижу – ответила она, улыбаясь, а я не понял, отчего мне так стало больно внутри…
-Я хочу вас поцеловать… безумно… - призналась она, резко выхватив свою руку, понимая, что слишком долго держит мою…
-Но вы прекрасно знаете, что это недопустимо, так? – спросил ее я, а она, ничего не отвечая, Приблизилась ко мне. Несколько секунд мы сидели так, находясь друг от друга на расстоянии нескольких сантиметров…
-Я долго ждал, Лана, слишком долго... – ответил я, прикоснувшись своей рукой к ее лицу. Ее кожа мягкая, как разлитый шелк, а губы напоминали по ощущению лепестки дикого цветка.
-Так не жди… - просит она, и сама целует медленно, будто ждала этого момента всю свою жизнь… Легкость, смешанная со вкусом пьянящего вина, терпкого на вкус, со сладким осадком, чувствуется при очередном притяжении ее нежных губ. Такие губы бывают только у тех, кто ждет поцелуев слишком долго…
-Не хочу знать, что я смогу жить без твоих губ – признался я ей, руками поглаживая ее плечи и растворяясь в ее пространстве из абсолютной нежности…
-И я тоже не хочу, я не знаю, как можно жить без того, кого так долго ждал – повторяет она, и я чувствую, как из ее глаз катятся слезы. Она попыталась смахнуть их, но я не дал. Я протер их пальцами, размазывая по щекам, гладя их, отчего она улыбнулась…
-Почему ты не пришел за мной раньше? Я так давно тебя ждала – спросила она просто и без стеснения, а затем выдавила в полголоса:
-Разреши мне быть собой, разреши не притворяться, я ужасно от этого устала… - просит она голосом полным отчаяния, а я, улыбнувшись, понял, что девушка, сидевшая напротив, зажгла во мне что-то, чего не удавалось зажечь другим…
-Со мной тебе не нужно притворяться, мне не нужны дешевые маски, мне ты нужна… - ответил я прямо, и она снова обратилась ко мне, судорожно выдохнув:
-Разреши мне тебя обнять? – она попросила это так наивно, как ребенок, как маленький ребенок, которого жестоко лишили ласки…
-Иди сюда, олененок… - шепчу ей я, прижав ее к своей груди руками. Она взяла мою рубашку, отчего сердце забилось все сильнее и сильнее.
-Ночью мы становимся совершенно другими, совершенно собой – прошептала она тихо, а я, прижимая ее к груди, закрыл глаза…
Когда первые лучи солнца появились на улочках и узких переулках города, мы с ней уже на улице, сидели у дверей театра, ожидая, когда лучи солнца доберутся и до нас. В городе совершенно никого не было, а переулок, в котором мы находились, располагался на маленькой площади, окруженной переулками из каменных стен.
-Я бы хотела навсегда остаться именно в этом мгновении. Хоть, я не вижу того, что сейчас нас окружает, но я могу ощутить биение сердца, а оно никогда не обманет – произнесла она, беря меня за руку, а я, ласково сжимая ее в своей руке, ответил:
-Вся наша жизнь, как одно большое путешествие. Я всегда думал: стоит мне захотеть, и я могу остаться там, где мне захочется, когда угодно и с кем угодно. Словно я вышел на нужной остановке – она улыбнулась и ничего мне не ответила. Иногда слова бывают просто лишними. Нужно чувствовать там, где думать нет никакого смысла.
-А вот и рассвет… - заметил я, видя, как лучи солнца взбирались по каменным лестницам театра, а она сильнее сжимала мою руку…
-Я не вижу, но верю тебе – ответила она, а я почувствовал невероятную боль, за то, что не могу ей этого показать…
-Если я поцелую тебя, это будет подобно тому, что сейчас вижу я – я приблизился к ее губам, целуя их с неприсущей для меня нежностью, и только лучи солнца теперь крались по нашим лицам, вернув на место утро, такое, каким оно и должно быть.