Вжжжж... Вжжж... Биение крыльев настолько сильное, что их очертания едва различимы. Множество разноцветных, диковинных птиц шевелят больничные шторы. Морской ветер надувает ткань парусами. Страшно мучает жажда. Золотистый песок засыпал веки. Еле разжав иссохшие губы он слабо прошептал:
- Там колибри, колибри живут в карнизе..
- Тебе кажется, пацан, это наркоз отходит.
Смурый мужик, высохший от какой-то тяжелой болезни до костей, налил до краев, из остывшего чайника, фаянсовый бокал, с синим корабликом на боку, и поднес ко рту Петьки, осторожно поправив сползшее казенное одеяло. Мальчик жадно прилип к прохладному фаянсу, но губы не слушались и почти вся вода убегала вниз по шее.
Рыжий таракан сначала медленно полз по стене, потом забрался на недавно выбеленный потолок подсобки и свалился вниз. Любка зажмурилась от отвращения, когда тот рикошетом отлетел от ее лба, попав в жестяной колпак настенного светильника.
Сквозь раскинутые, как у роженицы, ноги девушки выделялся огромный пузырь. Списанная простынь, с отрубленным краем, сбилась узлом под задницей, обнажив полосатый, будто арестантская роба, зассанный матрас. Казалось, каждая мышца на ее лице напряглась в неимоверных потугах. Девушка опустила обе руки на пузырь, усердно направляя его внутрь себя, будто заталкивая обратно в промежность.
- Какая же ты сладкая! Бабы постарше тухлым мясом воняют!
Шар отделился от любкиной щели, отрастив толстую шею. Лысая голова мужчины поднималась все выше, покуда его тело не вытянулось в вертикальную линию. Любка повернула лицо вбок и увидела свое отражение в круглых, консервных банках селедки. Сверху, почти садясь на него жопой, нагромождалась тучная фигура завхоза, вмещавшего ей в рот короткий, обмякший член. Отталкиваясь нижними конечностями, будто стартующий спринтер, завхоз втискивал ей во влагалище большой палец ноги, пытаясь пропихнуть его, как можно глубже.
Мертвые селедки изо всех сил упирались спинами, с осклизлыми, полуистлевшими плавниками, в проржавевшие консервные крышки, разбухшие молоками и икрой животы липли ко дну. Казалось, они ловили воздух открытыми ртами, но их легкие были давно заполнены тягучим, янтарным маслом.
- Тетя, дай мне тоже!
Женщина суетливо раздавала леденцы, плотно обступившей ее, стайке ребятишек, ластившихся к ее ногам, не замечая запаха перегара. Она была совершено обычной, может немного выше среднего роста, коротко стриженная, как большинство провинциальных женщин, которые, по истечению тридцати лет, обрезают свои волосы, символизируя тем самым окончание молодости.
Вымыв полы на втором этаже, тетка поддала еще и завалилась спать в школьной раздевалке. Дети суетились вокруг нее, заваливая тело своими куртками, боясь, что начальство может увидеть бедолагу и уволить за пьянство. Каждый, из этих сопливых оболтусов, в тайне надеялся обрести даже такую мать.
- Шухер! Марь Антонна!
Легкая, как девчонка, молодая учительница пронеслась мимо. Рядом с женским туалетом, кто-то резко одернул ее, вцепившись в спинку блузки, отчего мелкие перламутровые пуговицы, градом посыпались на пол. Женщина тут же нагнулась, чтобы их собрать, грудь выскользнула из ажурного бюстгальтера, обнажив бледные, чуть розоватые соски.
- Ни *** экспонаты! - парень, одним движением, развернул ее лицом к себе.
- Отвали, Виталик! - молодая женщина с силой выбросила вперед колено, попытавшись ударить парня в пах, но промахнулась.
- Ты разве меня не хочешь? - большой рот парня растекся по всему лицу в довольной улыбке.
- Мы так не договаривались, - женщина силилась высвободиться из рук старшеклассника.
- А чё тогда мне пятерку поставила по литре, у меня сроду трояки были? - прищурил узкие, чуть азиатские глаза парень.
- Ну ты одаренный мальчик, Виталик! Недооцененный даже какой-то, - пыталась добром уговорить долговязого хулигана женщина, сменив тон голоса.
- Пушкин, ****ь! - загоготал парень.
- Ну, не Пушкин, конечно, но сочинение хорошее написал, - женщина чувствовала, как постепенно ослабевали его руки, сдавившие тело железными клешнями.
- Дык, я его списал из сборника «1000 золотых сочинений». А ты не старая еще, пойдешь за меня? - тяжело задышал ей в губы парень.
- Нет, Виталик! И давай на этом, раз и навсегда, закончим этот разговор,- женщина резко дернулась вперед и почти вырвалась из удушающих объятий.
- А трусишки-то взмокли у сучонки! - парень неожиданно просунул руку между ее бедер.
- Ну, ты, нахал малолетний! - замахнулась на него женщина.
- Люблю тебя на полном серьезе. Жениться, не вопрос. Мне одиннадцатый класс только закончить. Потом армейка. Ты же ждать будешь? - громко забилось большое, здоровое, мужское сердце о ее ребра.
- Выпусти меня! Ублюдок! Кричать буду! - сцепила зубы учительница, что придало ее красивому лицу какое-то крысиное выражение.
- Решай, короче, Мария-Антуанетта, - ты либо моя, либо всех - на хор с пацанами пустим! - больно стиснул ей загривок парень.
"Консервные дети", отрывок из повести
фото: Дмитрий Марков.