Минус двадцать по Цельсию. Но спал с открытым окном, и даже без одеяла, не смотря на то, что толщина наружных стен всего двадцать восемь сантиметров. Очень хорошо топят в нашем стареньком, пятидесятилетнем доме. А может быть и дело в его стенах, в которых просто нет ничего лишнего? Я не знаю. Просто мне приятно спать на постоянно теплой кровати, которая стоит вплотную к стене, граничащей частично с холодной лоджией, и от этого раскаленной, как склоны Везувия во время извержения.
На самом деле в ней находится вмонтированный в нее стояк отопления. От него и нагревается моя белая кровать. В этом доме холодно только летом. А как вы хотели? В этом мире за все надо платить, иначе и нельзя. Холодным летом я расплачиваюсь за жаркую зиму, а жаркой зимой вспоминаю летний холод, лежа голым поперек широкой, двуспальной кровати, практически раздетый.
Но, сегодня надо было мне обязательно позаботиться о моей, практически не ездящей машине, которая стояла на ранее платной стоянке. В то время, когда стоянка имела забор и от этого видимо была охраняемой – снег на ней чистили. Но, когда, в один прекрасный летний день, забор вдруг пропал, мы все, кто ставил на ней свои машины, узнали, что теперь эта территория принадлежит городу, и будет теперь бдительно контролироваться его коммунальными структурами. Бдительность была настолько высока, что не чистился не толь ко снег, но и даже листья, падающие с деревьев. Но, я все равно продолжал ставить по привычке свою машину именно там. Так как деревьев, даже по периметру этой стоянки, было очень мало. И соответственно падать на машины от избытка заботы о них – было некому.
Я мало ездил теперь. Примерно раз в две недели. Поэтому мне нужно было прогреть мотор, и тем самым слегка подзарядить аккумулятор от крутящегося генератора. Хотя бы минут пятнадцать перед работой. Что я и сделал. Машинка стояла с краю стоянки. Самые «козырные» места были ближе к ее центру. Там проходила теплосеть, и даже торчала из-под асфальта труба, выпущенная с целью вентиляции плохо утепленных и коряво положенных ржавых труб, грозящихся в любой момент выстрелить своим крутым кипятком в холодное зимнее небо. А ведь это им уже много раз удавалось, правда, в других местах нашего района. Иногда были даже жертвы.
Рядом с этой трубой, в радиусе, примерно пяти метров, никогда не было снега. Это позволяло парковать там машины, при этом не беспокоясь о том снеге, которым засыпало другие транспортные средства, стоящими чуть поодаль, причем, как сверху, так и снизу, под ними, рос постепенно толстый слой снежного покрова, не позволяющий выехать за добычей продуктов уже без помощи лопаты.
День покупки лопат в эту зиму уже состоялся. И мне даже показалось, что процент от продажи лопат, и не малый – магазины перечисляли непосредственно в мэрию, правительству Москвы, а то, в свою очередь гарантированно не чистило дороги, в течение двух недель. Но, скорее всего это мне только показалось, ведь такого же просто не может быть. Правительство не может быть настолько умным, чтобы вступать в сговор с самой природой, предвидя снегопад заранее, полностью доверившись, при этом Гидрометцентру. Это уже целая схема, тут нужен, как минимум ум.
Последний месяц моя машина хранилась на проталине над теплосетью. Но, после того, как в один прекрасный день я не смог сдвинуться с места, мне пришлось крепко задуматься. Я даже поначалу заплатил дань преступному синдикату, и купил лопату. Но, она почему-то мне не помогла. Расчистив снег сначала только под передними колесами, которого, благо было очень мало, и то, только по той причине, что температура опускалась ниже минус двадцати, и даже теплосеть не справлялась с его объемом.
Машина не трогалась с места. Я не понимал в чем же дело. В итоге мною был убран вообще весь снег из-под машины, до самого асфальта. Но, она продолжала стоять на месте, даже и не дергаясь. В чем же причина, не понимал я? И тогда я решился на крайние меры – понизить давление в передних покрышках, ведущих колес.
Машина продолжала шлифовать чистый асфальт, стоя на месте, так, словно ее приклеили к нему. Я вышел и выдавил из бескамерной резины последние кубические сантиметры воздуха. Сев за руль я попробовал еще раз тронуться. Машина стояла, как прибитая гвоздями. Я отключил ESP, и как только я это сделал, ее буквально выстрелило вперед.
Что же это было? Сначала и не понял я. А было это элементарное воздействие пара. Машина просто примерзла к асфальту. Лед прокрался везде, где только мог пролезть.
Колеса я тогда не смог накачать сам. Одно накачалось до половины атмосферы, другое даже и не пыталось всасывать в себя воздух из электронасоса, который нагрелся от натуги и протапливал себе в снегу ложбинку, чтобы устроиться поудобнее, на зимовку, неимоверно устав от бесполезных процедур своего тупого хозяина. В итоге, поставив на одно из передних колес, запаску, на втором практически спущенном я доехал до шиномонтажа, где за шестьсот рублей, мне накачали колеса под большим давлением.
Да, воздух в наше время сильно подорожал! Но мне нужно было давление. У меня не было такого, какое имелось у них. И потом, где еще можно за деньги помять пороги? У дилера не возьмутся за это дело, даже за большие суммы. Здесь же за углом, в гаражах, это умели делать на профессиональном уровне, и при этом на всех марках машин, принципиально устанавливая подошвы домкратов именно в те места, куда их ставить ни в ком случае нельзя. Но мне было некуда деваться, я бы просто не доехал никуда на практически спущенном колесе.
- Мы лучше знаем, куда ставить домкрат! – помню, как-то ответил мне рабочий из этого шиномонтажа, когда я приезжал туда на предыдущей машине, и на профессиональном уровне, помял пороги. Сначала справа, спереди, а потом и слева. И в этот раз я даже и не заглядывал под машину, заранее, смирившись.
Сегодня же я знал наверняка, что машина не приклеена к асфальту, и ее нужно просто прогреть. Я сел за руль и завел мотор. Он завелся с полуоборота, но показал, что на это ушла вся энергия его аккумулятора.
Я сидел тихо и слушал «Волшебную флейту» Моцарта, пока мотор постепенно сбавлял свои обороты – прогреваясь. Машина стояла в крайнем ряду парковки, и при этом светила фарами в ее проезд. Парковку, не смотря на сугробы, после того, как на ней пропал забор – стали использовать пешеходы, пробираясь задними дворами к «Пятерочке».
И сегодня, в такт музыке звучащей увертюры к опере, мимо меня, не смотря на ранний час, пятнадцать минут седьмого – шли вереницы каких-то черных людей. Да-да, именно черных, я в этом был уверен, так, как их хорошо освещали фары моей машины. Эти люди были все одеты в какие-то куртки, напоминающие обрезанные снизу, примерно до пояса - монашеские одеяния. Причем у каждого был накинут на голову капюшон. Это придавало некой таинственности этой бесконечно-длинной процедуре.
- А может быть это какая-то черная месса? - Подумал я.
- Надо потушить фары, - закралось мне в голову спасительная мысль.
Я выключил фары. Но фигуры не заканчивались. Более т ого, некоторые из них, как-то злобно выглядывали из своих капюшонов, покосившись своим злобным взглядом именно в мою сторону.
- Господи! Кто эти люди? Откуда они? Зачем их здесь, и именно сегодня, когда так холодно – так много, - возникали у меня явно безответные вопросы.
Мне было очень страшно, я закрылся изнутри. В такую рань есть пешеходы на улицах нашего района. Но почему именно сегодня, когда так холодно, их такое количество? Тут что-то не то, что-то сегодня явно должно произойти. Холод явно выдавил из всех темных городских углов эти страшные, худые тени на тоненьких ногах, обтянутых, как на гравюрах Иеронима Босха модными в шестнадцатом веке штанами-лосинами. Да и сапог, или ботинок так же не было видно на них. На ногах у всех почему-то были какие-то страшные и не понятные мне туфли с вытянутыми носами.
- Надо глушить мотор и бежать отсюда в сторону метро – дворами! – понял я.
Выключив зажигание, я закрыл машину и как-то боком, боком, подальше от фонарей стал просачиваться к метро дворами. Путь был не легким. Везде я встречал заторы в виде выбросившихся на тротуары джипов или противостояний двух машин на узком проезде, по принципу – «кто первый сломается». Там же, где еще не было машин, мне на встречу шли вереницы таких же черных «монахов». Но эти явно пришли из Англии, так, как не знали, что в Москве правостороннее движение. В местах же, где внутри дворовые проезды пересекались между собой, очень сложно было пройти, по причине непредсказуемости движения машин-призраков, принципиально не показывающих никому сигналом поворота, свое направление, как заранее, до начала маневра, так и во время его.
Наконец я выбрался на свободу. На тот участок пути, где практически не было людей. Это был именно тот участок забора больницы, к которому вплотную примыкал ее морг. Я вздохнул с облегчением, уже почти оказавшись на этом отрезке пути.
Но, не успев вступить с нерегулируемого перехода «Т»-образного перекрестка - на тротуар, увернувшись сначала от одной, а потом и от другой машины, Которые были лишены поворотников - я увидел птицу.
Это был дрозд. Но, что-то непонятное было в его облике. Сначала я даже и не понял – что именно. Но потом; когда испуг и удивление чуть-чуть прошли, я понял, в чем дело. Дрозд смотрел на меня, прямо мне в глаза. Ему было очень холодно, и от этого он распустил свои перья, тем самым пытаясь накопить в них как можно больше теплого воздуха. Но сам он его не мог уже видимо вырабатывать.
Меня испугал не столько то, что он явно замерзал, а то, как он смотрел при этом на меня. Мне показалось, что в моем лице он нашел причину всех своих лишений в это страшно холодное зимнее утро. Для простой, тем более городской птицы не может быть понятно, кто виновник таких ужасных холодов и отсутствия пищи. Ведь еще вчера днем ее было так много кругом на помойках, а сегодня все пропало. То ли люди, сговорившись заранее, перестали ее выбрасывать, то ли они сами все не дотянули до утра в этом холодильнике.
И именно в этот момент, когда холод с наибольшей своей силой набросился на это творение природы, оно нашло крайнего во всех своих проблемах и решениях – выбрав меня.
Дрозд остановившись, долго смотрел на меня, потом, как-то по-человечески, переступив с ноги на ногу – наклонил свою голову на бок и продолжил смотреть на меня уже с этого, создающего более укоризненный взгляд – ракурса.
Я подошел к нему поближе. Но он не подпустил меня, взмахнув крыльями, как бы говоря этим, что он готов в любой момент покинуть эту грешную, холодную землю. Я присел, и произнес, глядя прямо ему в глаза:
- Замерз? Ну, иди ко мне.
Дрозд, все понял с полуслова, но сделал из приличия пару шагов назад, и остановился. Я же в свою очередь, на корточках попытался подкрасться к нему поближе и в этот момент от сугроба, находящегося как раз за скворцом, отделилась какая-то огромная, черная глыба. Мы оба испугались. Но я, в отличие от дрозда не смог взлететь на дерево, и оказался один на один на проезжей части, с едущим на меня полноприводным BMV X6, который даже, и не собирался включать сигнал поворота, и фары.
Я, отступив в сторону, шагнул на тротуар, а дрозд именно в этот момент, сидя на ветке, видимо, скорее от холода нежели чем от страха – достаточно метко выбросил вниз, из под себя, наимощнейшую бомбу, радиус действия, которой, сильно меня удивил.
- Выживет, засранец! – подумал я.
- Вот сволочь, еще смотрит мне на машину! – подумал водитель BMV.
Это был мужчина стандартного вида. То есть невысокий, толстый, стриженный ежиком, полный, с круглым лицом. Да его собственно можно было и не описывать, так, как кто еще мог быть внутри?
До метро уже было рукой подать. В это время я находился рядом с главным входом и соответственно въездом в больницу. Шлагбаум надежно защищал его от посторонних, не больных горожан, почему-то испытывающих не смотря на этот ранний час – сильнейшее желание попасть вовнутрь, тем более еще и на машине.
Я решил обойти машину справа, так, как обойти ее слева было очень трудно по причине того, что она стояла практически вплотную к воротам. Естественно именно в тот момент, когда я вышел из-за ее задней части, в ней одновременно открылись две правые двери и из них одновременно, и очень быстро вышли двое. Мужчина из передней двери и женщина из задней. Они перекрыли тут же собой остатки того пространства по которому я мог бы просочится. Я остановился. Мужчина, заметив, что мешает, отошел тут же в сторону. Женщина же наклонилась в машину и произнесла:
- Спасибо. До свидания.
- Здравствуйте, - ответил ей я.
От неожиданности она уронила свою сумочку, и ее содержимое тут же оказалось на присыпанном снегом асфальте.
- Не дойду, - грустно подумал я и пошел в обход с другой стороны, пробираясь уже в стремительно образовывающейся пробке, за моей спиной.
Перед метро я выхожу на бульвар для того чтобы не пробираться сквозь сугробы последние сто метров. И каждый день на этом отрезке пути меня встречает воспитанный мужчина лет шестидесяти пяти с интеллигентным бульдогом на поводке. Они оба Англичане. И я уже давно понял это, уступая им дорогу каждый раз. Но сегодня бульдог почему-то не дал это сделать и, зайдя справа, обогнул меня полтора раза, затянув при этом покрепче поводок, отойдя еще чуть-чуть в сторону, и остановился, глядя на своего хозяина таким взглядом, словно говорил:
- Вот он! Я поймал его сегодня для тебя! Можешь делать с ним, что хочешь! Но, если будешь его есть, то и мне оставь кусочек.
- Аристарх, прекрати хулиганить, – тихо, но уверенно сказал воспитанный мужчина, обращаясь явно к собаке, и потом добавил, уже обращаясь ко мне:
- Извините, он такой послушный. Не знаю, что на него сегодня нашло, - произнес он и принялся распутывать мои ноги.
Бульдог стоял в стороне и от радости вилял обрубком своего маленького хвостика.
Последний светофор перед метро дается мне нелегко. Всегда, когда я к нему подхожу, он заговорщицки меняет цвет своего зеленого сияния, на красный. Вот и сегодня он поступил так же, практически одновременно с диким, душераздирающим сигналом легковой машины, тормозящей перед продолжившими движение, черными людьми в капюшонах. Здесь, около метро, они были уже мне не так страшны, как в глухих задворках шестнадцатой парковой. Но, видимо от этого, они становились страшнее для участников дорожного движения.
Сколько раз я видел, как вырвавшаяся на волю из «троллетобуса» толпа, как по команде, давя друг друга – бросалась к переходу, срезая расстояние неимоверными путями, двигаясь там, где не пройдет даже танк. Казалось, что цель этого коллективного разума является вывести из строя хотя бы одно, но транспортное средство, даже и ценой собственной жизни.
Не видя красный цвет светофора, толпа напролом ломилась под колеса резко тормозящих машин, огрызающихся при этом дальним светом фар и душераздирающими сигналами клаксонов.
Сегодня было как-то спокойнее, всего пара человек перекрыло движение таким образом, что когда зажегся зеленый, и я начал движение – поехали те машины, что чудом остановились, пуская этих суицидально настроенных черных людей.
Соблюдать правила дорожного движения стало смертельно опасно в этом почерневшем с утра городе, наполненном больными дальтонизмом Англичанами.
А может быть это просто холод виной всему? Он сковал разум, сделал, и людей, и животных, и пернатых заложниками отсутствия теплой одежды, застав всех их врасплох. Город явно не справлялся с этим утренним холодом, а до рассвета оставались уже считанные минуты. Так всегда бывает в жизни, чуть-чуть всегда не хватает, каких-то пару дней, пару тысяч, или пару слов.
Что же нужно для того, что бы хватало? Кто может ответить мне на этот вопрос? Только смирение…
25.02.18 г.