Остановка запрещена

Дмитрий Хан
Ночь, спать не хотелось совершенно. По ТВ лев доедал антилопу. В руках смартфон, скучные ленты скучных «друзей». Покататься? Замер на секунду, прислушался к себе: нет, не пил. Можно и покататься.
Натянул джинсы, носки, футболку, кроссовки, куртку, похлопал по карманам - ключи, вторые, документы, 2 мобильника, деньги. Дверь, лестница, писк домофона, хруст снега, надо было свитер надеть, щелчок центрального замка, ледяное сиденье, статртер хрюкнул и, протяжно взвыв, очнулся движок. Щётка, скребок, снег долой со стёкол. Обстучать дворники. Попинать наросты под брызговиками. Посмотреть, не спустило ли колесо. Еще раз втянул, выпил ледяного воздуха и мигом за руль. Как резко обдало теплом в машине!
Сдал назад из сугроба, взял левее, снег заскрипел голосом пенопласта под растерявшими шипы шинами. Ночной подмосковный город совсем пуст. Прочь, на шоссе, в Москву,  залитую огнями!
Чертовы камеры, воли не стало даже ночью! В правом ряду бесконечная вереница фур. Вввух, вввух, вввух по правой стороне волнами плотный воздух, как ударные волны, при обгоне каждой. 120. Черт, камера, 109, 120. Радио Максимум. Нет, не то, не сейчас. 130. Диск Апокалиптики, о да! 140, 150, 155, шлять, камера, 109. Успел? Черт ее знает. 120, 140, 150.
Где-то в грудной клетке под виолончель забасила Нина Хаген.
Да, то, что надо, хорошо. Правильно. Сейчас всё правильно.
Под пицекато прошел под мостом МКАД. Теперь постоянно 99. Как же хорошо, когда нет людей! Пустая Москва. Вспышка - и на улицах вакуум. Контрабас вынимает душу и плавно сажает ее на пассажирское сиденье рядом.
Ракета на ВДНХ наконец отрывается со своего пьедестала и озаряет тучи сиреневым, но уже с той стороны неба, уходит к звездам. Третье транспортное тоже без пробок, Сити срезан пополам то ли тучами, то ли тем взрывом вакуумной бомбы воображения, большой тарелкой справа внизу валяются Лужники.
Слева обходит такая же машина, только красная. Или рыжая. Да ладно! И кто такой оху… смелый, у кого не включен круиз-контроль на 99?
Газу, газу, газу, поравнялся, заглянул. Блонда?! А ты не охренела, подруга?! 110, 120, 130, навигатор голосит о камере через 200м. Нервы. Тормоз. Она пролетает мимо. Не спортивно! Стоп. Обочина. Вышел, закидал гоязью номера. Ухмыльнулся.
10, 50, 100, 150 догнал. Поравнялся. Заглянул. Она даже не смотрит: «Ты догнал? А я не знала, что мы соревновались.» Улыбка уголком губы, одним глазом, который видно. Или померещилось? Опа, опа, опа, а ведь рванула! Не померещилось! Ну ладно, посмотрим! Моторы-то одинаковые, всё от мастерства и прухи зависит. Выключить музыку, печку, дальний, противотуманки, добавить лишних 2 лошади.
Черт, как сносит по вечной московской слякоти! Сейчас будет резкий левый поворот за Волгоградкой, кто не засс… испугается, тот и вырвался! Правой рукой придерживать ручник, войти веером, только бы не переборщить! Душа на пассажирском приоткрыла окно, чтоб легче было выпорхнуть в случае чего.
И вдруг всё. Нет, не отбойник, в поворот вошел на грани, на якоре ручника и газу внатяг, с пробуксовкой, красиво, волной слякоти окатив правую обочину и вытянул в струну, по полосе, дворники, размазали жижу, рефлекторно струя омывателя, высшая скорость дворников, светлая полоса желтого от фонарей прямого участка ТТК и на нём никого… В зеркалах никого. Рядом пустая дорога, сзади темно. Отпустил газ, бросил внакат, встал после поворота на Рязанку. Снова покатился в недоумении, медленно, не больше 40. Вернулись машины. Появились люди. Магнитола играла что-то из итальянцев, кажется Челентано или Кутуньо. Лефортовский тоннель заглушил радиоприемник и совсем отрезвил сиреной «Скорой» отраженной от его стен, потолка и многократно повторившейся, ворвавшейся через открытое правое окно. Забытые дворники посуху стучали по стеклу. Тоннель закончился, сирена стихла, блики мигалки растворились за призрачным мостом, замерзшая душа вернулась внутрь проткнула иглами все вены, свело мышцы, заболели глаза. Здесь остановка запрещена, съехал с Кольца, уставился в черную дыру какого-то переулка. Уткнулся лбом в руль, так не хотелось открывать глаза! Так не хотелось!
   
   И вроде прицепиться абсолютно было не к чему! Но какой-то ступор. И вроде сама здесь, и даже смеюсь, играю с дочками, причем искренне погружена в это счастье! И осознание достигнутой планки настоящее, вымученное и яркое, как будто смотришь салют с верхних  этажей большого города. И вот он - любимый муж. И знаешь себе цену, и каждая клеточка полна гордостью не только за своё, но и за его, и за дочек.
«Господи, чего еще не хватает?!» Кто это сказал? А почему из угла?!
Из угла в угол моталась душа. Именно моталась, а не металась. Мечутся в поиске, эта же всё нашла. Всё, кроме выхода отсюда.
Чувствую, что пошла по очередному кругу, циклу, кольцу. Кольцу?! Ну конечно! Кольцо! Зовёт, втягивает в себя, как водоворот. Муж не отпустит, как, как, как объяснить?! Надо туда, оно же зовет! Там только можно найти, вот и душу потянуло сквозняком к выходу, в замочную скважину, длинной бежевой лентой потащило вниз, спиралью по лестнице, через воздуховод в вентиляцию машины, затянуло, свернуло в тугой шар, улеглось кошкой на пассажирском сиденье. Надо за ней, прости, пойми, вернусь, всё будет хорошо, или разорвет на части, если не уеду, пойми! В голове завертелось «Он любил ее она любила летать по ночам» и остановить было уже невозможно. Что-то из одежды укутало само собой, что-то оказалось в одной руке, вроде шарф, в другой сумочка и ключ сам повернул зажигание.
И вдруг мир сжался в точку и остался позади. В этой точке остались мерзкие завистники и еще более ненавистные почитатели. Их сплющило до нанометра. А впереди больше ничего не загораживало ночь. Душа рядом замурлыкала в тон мотору и машину засосало ТТК. От Сокола по Ленинградке еще встречались шальные неспящие, но на самом Кольце очень захотелось остаться одной, подняться на эстакаду к Сити и для этого достаточно было лишь моргнуть. Включила дворники, смахнула последних попутчиков, наугад ткнула в кнопку магнитолы и Hadrian's Demon нежно и настойчиво окружил цыганской скрипкой, заполнил, утянул с собой, закрыв ото всех и, заменив ненужное настоящим, растворил в ночи.
Сиреневое небо отрезало верхние этажи Сити. Лужники неестественным бельмом продырявили правую половину космоса. Но это было всё неважно! Душа, машина, эстакада, ночь постепенно входили в резонанс, они уже мурлыкали в унисон и разгоняли до звездных скоростей.
И вдруг в этом водовороте, будто художник-график,  начертил силуэт углём на ночной трассе такой же в точности, машины. Только чёрной. Или серой. И она не показалась лишней, в ней был какой-то намек, нужно было только уловить нить и понять, куда она тянет. Two steps from hell сменили тему на Enigmatic soul, чтобы вырваться из ада сомнений не хватало каких-то двух шагов. Вывод был очевиден - надавила на газ и обогнала этот фантом.
За рулем у фантома никого не оказалось и это тоже почему-то воспринялось, как должное. Немного притормозила, подпустила его справа, убедилась в правоте, на пассажирском сиденье мяукнула душа, отразилась улыбкой и потянулась к кнопке стеклоподъемника, приоткрыла щель, в машину ворвался ветер, захотелось еще скорости, фантом отстал. Тоннель под Ленинским прошила одна, отпустила педаль, отпустила ситуацию, просто - отпустило.
Но вдруг после Каширки в зеркале заднего вида вновь задрожали огни таких же, как у меня, фар и они явно приближались. Как же не хотелось гнать! Это было лишним, не вписывалось в общую картину, нависало, нагнетало и мешало. А впереди был резкий поворот после Волгоградки, тоже так некстати! Съехать на обочину, остановиться, пропустить? Остановка запрещена же на Кольце. И сильно-сильно захотелось исчезнуть!
 «Он  прощал, но ночью за окном темно, И она улетала всё равно.»
Шлейф московской грязи от фантома накрыл и закрыл от посторонних глаз. Душа мяукнула еще раз, закрыла окно и вернулась на своё место в груди, стало теплее. Захотелось домой.