Цифры

Александра Залеткина
Яша сидел в классе один и смотрел на чистый тетрадный лист, считая с самого верха голубые клеточки и аккуратно помечая их кончиком простого карандаша. В тишине классной комнаты мерно тикали часы, висевшие над доской, из цветочного горшка медленно выливалась на пол вода, крохотными каплями шлепаясь на пол, где уже разрослась небольшая лужа. Пахло мелом и немного книжной пылью.
Перед мальчиком на столе на железной подставке, доставшейся ему от брата, стоял учебник по математике с непонятными Яше словами и загогулинами, которые каким-то волшебным образом должны были перелететь ему в голову, а потом упасть на тетрадный лист, став новыми загогулинами, значками и цифрами. Яша не понимал, как это его одноклассники так быстро и ловко обращаются с этими прямыми и кривыми, как у них так стройно все выглядит в тетрадках и как они за эти загогулины получают хорошие оценки. Когда их рисовал Яша, учительница всегда ругала его и почему-то говорила про его брата Сашу, который был «такой мальчик умненький, не то, что ты».
Тишину комнаты нарушил глубокий детский вздох, Яша запустил пальцы во взлохмаченные волосы и снова с усердием уставился в учебник, снова и снова читая условия задачки, которую ему предстояло решить, пока все остальные дети уже играли на школьном дворе после уроков. За очередную двойку по математике за неправильные загогулины Яша был наказан и остался в классе, вместо того, чтобы со всеми выйти на улицу в морозный зимний день. Мальчик задумался о том, как его одноклассники сейчас бегают в шапках набекрень и с варежками, болтающимися на рукавах курток, как их лица ласкает теплое солнце, а щеки раскрашивает алым мороз. Он с тоской и обидой думал о снежках, которые летали там, на дворе, между его друзьями, как снежные комья врезались в мягкие куртки и как целые ворохи чистого пушистого снега вились в воздухе…
Ну чем он хуже? Что, не может он понять, как эти загогулины рисуются? Что это за цифры и буквы из другого языка? Да это же раз плюнуть!
Яша уткнулся в учебник и снова напряженно вгляделся в строки задачи. Через несколько минут на тетрадном листе появились прилежно выведенные слова «Домашняя работа» и номер задания, но, когда дело дошло до задачки, Яшу словно кто-то схватил за руку, не давая написать решение. Он то смотрел в учебник, то снова на тетрадь и не мог вывести и двух слов, двух цифр, которые почему-то были так важны для всех, которые сегодня оставили его здесь одного, наказали его сидеть в классе, пока его друзья наслаждаются прелестями солнечного зимнего дня. Внутри клокотала обида. Обида на эти дурацкие цифры и загогулины, на радостных друзей, на учительницу и на себя за то, что в голову не лезли эти страшные и непонятные примеры...
Яша тихо взвыл и снова сжал свои лохматые светлые волосы. Какие-то цифры! Какие-то цифры не пустили его на улицу, лишили его радости игры! Да неужели всем эти цифры заведуют, всем управляют и все себе так подчиняют, что те, кто не понимает их языка, должен один сидеть и мучиться! А ведь Яша не глупый, совсем не глупый! Вон по литературе его хвалят, говорят, что красивые сочинения пишет, слог у него есть и слово всегда знает, какое вставить. И рисует он так красиво, что дома все стены его рисунками завешаны, а его картина акварельная даже в художественном классе на доске почета висит! Только цифры эти ему все мешают!
Взглянув снова на свою тетрадь, Яша вдруг перелистнул страницы назад и посмотрел на большую красную двойку, за которую он сегодня и сидел здесь. Еще одна цифра, какая-то маленькая цифра, а какое дело сделала! Эту цифру все боялись, а другую цифру – наоборот – любили и радовались ей. Все почему-то хотели получить цифру побольше. А ведь просто цифры какие-то, штришки на бумаге, у которых и свои названия есть, которые могут и золотую медаль дать, как Сашке, и на второй год оставить. Яша не понимал, почему эти черточки так важны для всех, почему из-за них можно получить прозвище «дурак», а можно «умница», почему тех, у кого были цифры больше, любили, а у кого меньше – ругали. Это что, получается, можно так и человека как цифру какую-то представить? Сашка будет «пятеркой», а Яша – «двойкой»? И имен у них больше не будет, будут только «четверки» да «двойки» ходить по земле? И сразу будет всем понятно, что к «двойке» лучше не подходить, не говорить с ним, он ведь дурак дураком, а с «пятеркой» все дружить захотят, ведь он умный, он молодец.
Яша еще больше разозлился, думая обо всех этих «двойках» и «пятерках», и когда взгляд его упал опять на учебник, мальчик фыркнул себе под нос, захлопнул его с оглушительным в тишине класса шлепком и спрятал в портфель вместе с тетрадкой и пеналом.
- Не буду «двойкой»! Я Яков! – воскликнул мальчик, а затем бросился из класса вон, схватив свой портфель и быстро сбежав вниз по лестнице.
Он быстро натянул на себя толстую пуховую куртку, надел шапку и повязал вокруг шеи шарф, глянул на себя в зеркало и, улыбнувшись своему отражению, ни о чем не думая, ни о каких цифрах, загогулинах и иностранных буквах, выпрыгнул из дверей на улицу. В лицо тут же ударил морозный словно звенящий воздух, а глаза ослепило яркое солнце. Яша глубоко вдохнул аромат зимы и от удовольствия прикрыл глаза, чувствуя в этом запахе и теплое солнце, и искрящийся пушистый снег, и прозрачные сосульки, и смех, и радость, и бескрайнее детское счастье, в котором не было места цифрам и кривым.
Яша побежал к своим друзьям и тут же увидел дорожку льда, расчищенную от снега. Не успев подумать, он с разбегу встал на нее и заскользил, чувствуя на щеках колкий ветер, ощущая трепет в груди и едва удерживая равновесие вытянутыми руками. Сердце стучало, в глазах еще прыгали слепившие солнечные зайчики, но все это было так естественно и так правильно, что от обид, от злости и несправедливости не осталось внутри и следа. Их вытолкнули из Яшиной души чувства свободы и веселья, которые заполнили собой все огромное пространство чистой детской души. Он увидел друзей и бросился к ним, на дороге загребая пятерней снег и инстинктивно комкая его в снежок, чтобы бросить и получить в ответ такой же, чтобы победно свалить друга в мягкий снег и смеяться, жмурясь от яркого солнца и колких мокрых капель за шиворотом.
И не было больше «пятерок» и «двоек», не было цифр и линий, фигур и иностранных букв. Никто не сравнивал его с Сашей, учительница не ругала, одноклассники не смеялись. Была только светлая чистая радость, безграничное детское счастье.