Один мой знакомый, друзья, рассказывал однажды, как воспылал чувством любви к девочке, как помнит об этом всю жизнь. Было это в детском саду. Детишек укладывают спать в одной комнате. Знакомый мой смотрел на возлюбленную девочку с каким-то особым чувством, которое было у ребёнка, но объяснить его сейчас он не мог. И ведь любовался он именно этой девочкой, хотя вокруг много других. Сейчас он и имени её не помнит, зато помнит своё детское воспоминание и оно ему приятно.
А у меня, дорогие мои, есть своё воспоминание на этот счёт. Если хотите, я вам его, пожалуй, расскажу, благо времени для этого сейчас достаточно. Торопиться некуда, зимний вечер длинный, располагает к спокойному разговору. Надеюсь, что не утомлю вас, постараюсь быть краток, не говорить излишне долго.
Эту девочку я выбрал из всех детей нашего двора. Возможно, что решающим фактором в этом стал не мой выбор, а то, что она жила этажом выше. Вследствие этого, удобно заходить к ней приглашая гулять. И она делала то же самое. Но всё же, она была особенной. Нет, не зря я её отметил. Помнится она мне всегда чисто и празднично одетой. Не бегала она по двору, как другие девчонки, в простых платьицах, а выглядела очень торжественно, я подходил к ней с замиранием сердца, чувством особого благоговения. Мои детские, конечно туманные, воспоминания сохранили именно такой образ прекрасной соседки, прекрасной Елены! Именно таким именем нарекли её родители.
Представьте, утро летнего дня. Время выходить гулять. Негромкий, но такой знакомый, стук в дверь, рождает во мне чувство восторга. Лена пришла! Точно она, её стук ни с каким другим спутать нельзя. Звук её стука особенно мягкий и таинственный, даже интимный, но такого слова и понятия я тогда не знал. Стараюсь скорее одеваться. Мама пошла открывать дверь. Я выглядываю из-за её спины, уж очень не терпится взглянуть на Лену! Со вчерашнего дня не видались! Целая вечность прошла. На серой, бетонной площадке подъезда стоит прелестная маленькая девочка с косичками и бантиками. Как цветочек, проросший через асфальт! Она смотрит вверх на маму чудесными бусинками тёмно-синих глазок и говорит, стараясь проговаривать каждое слово:
- Здравствуйте! А Алёша дома? Он гулять пойдёт?
Мама улыбается ей ласково, отвечает, что я дома и приглашает войти. Лена входит, стуча туфельками по полу, а я-то ещё не одет. Скрываюсь от неё в комнате, быстрее одеваюсь и через минуту выхожу. Мы, взявшись за руки, спускаемся с лестницы, выходим во двор. Играли мы в песочнице, гуляли во дворе с другими детьми, я же никогда не отходил от Лены, даже, вроде бы, защищал её, хотя этого точно и не помню, может прямо сейчас придумал.
Бывало, что я к Лене заходил, когда шёл гулять. С волнением поднимался по лестнице на этаж выше. Кажется мне теперь, что даже думал о том, как меня примут. Стучал в дверь. Дверь всегда открывала её мама. Она мне казалась очень строгой и необычайно высокой. Где-то в недосягаемой вышине сверкала золотая оправа очков. Я её немножко побаивался. Порой от волнения я и слова не мог вымолвить. Да этого и не требовалось: Лена будто ждала меня, выпаривавшая красивой бабочкой из-за спины своей большой мамы. Взявшись за руки, мы осторожно, не спеша спускались вниз. Как же приятно вести её вниз по лестнице в прохладном подъезде и потом выйти в залитый Солнцем знойный двор.
Двор наш большой и зелёный. Он общий для двух многоэтажных домов. Вторая часть двора простиралась за нашим домом. Она тенистая, прохладная, вся заросшая высокой, сочной травой, обрамлённая деревьями и кустарниками. Мы так и говорили: «Пошли за дом». Дети туда редко забегали, а мы с Леной иногда ходили за дом. Это был для нас другой, далёкий, мало изученный мир. Что мы там делали, что нас туда влекло – не помню, хоть, конечно, можно и сочинить, да вряд ли это уместно. Помню, что сидели мы в высокой траве, и так хорошо было вдвоём!
Когда на улице шёл дождь, и во двор идти нельзя, ходили друг к другу в гости. Воспоминания мои почти не сохранили никаких сюжетов об этом. Играть с Леной дома как-то не получалось. Мне хотелось лишь любоваться ею, как это я делал во дворе. Дома же, моими машинами она играть не умела, я к её куклам был равнодушен. Приходил я к Лене домой, да и сидел там тихонько, не зная, что мне делать. Её родители казались мне громадными против моих, и я никак не мог понять, почему так происходит.
Так бы и проходило время нашего детства до своего неожиданного финала, о котором я тогда не знал, если бы не телефон. Детский телефон: два аппарата работающие на батарейках, соединённые проводом. Мои родители его купили. Папа предложил один аппарат поставить у нас в квартире, другой - в квартире Лены. По стене подъезда протянули провод. Вот здорово-то стало! Можно звонить друг другу по «настоящему» телефону! Долго разговаривать мы не умели, но пользовались телефоном часто. Больше молчали, чем говорили, не зная, что сказать.
Не понимаю я того, почему большинство взрослых людей ничему не учат своих детей, особенно не учат разговаривать. А ведь это очень важно.
Однако, слушатели дорогие, всему наступает конец. Он неожиданен и трагичен. Он потряс меня до глубины души. Пожалуй, его можно считать первым серьёзным потрясением в моей едва начавшейся жизни.
Наш с Леной возраст подходил к рубежу начала школьных лет. Внезапно мама сообщила мне, что Лена уезжает жить в новую квартиру. Сначала меня это никак не озаботило. Ведь я был уверен, что она переедет в какой-нибудь соседний дом. Не представлял я тогда, что, кроме домов нашего района, есть другой мир.
Если уж так надо, размышлял я, то хорошо бы было, чтобы Лена переехала в соседний дом, а то телефон тянуть далеко. У мамы спросил:
- А телефон туда протянем?
- Нет, Алёша, телефон туда протянуть нельзя.
- Почему?
- Это очень далеко. Они переезжают в другой конец города.
Я стал вспоминать дома, которые стояли далеко от нашего дома. В самом далёком доме жила бабушка. До него идти минут десять. Дом её стоял около парка. Кажется, за парком были ещё дома, вроде бы я их видел, но, по-моему, за парком был край земли.
- Дальше. Чем до бабушки?
- Намного дальше, Алёша. На автобусе надо ехать.
До бабушки можно было бы протянуть телефон. От дома к дому перекинуть провод. Хотя, зачем тянуть провод? Около нашего дома натянуты провода на столбах, и они идут в сторону бабушкиного дома. Надо подсоединиться к ним, а потом подсоединиться к проводам около бабушкиного дома. Вот и всё.
- Мама, а там, где Лена будет жить, есть провода?
- Какие провода? – не поняла мама.
- Те, что от столба к столбу натянуты.
- Конечно, есть.
- Тогда, почему нельзя телефон протянуть?
- У папы нет такого длинного провода.
- Зачем длинный провод, если провода уже натянуты?!
Мама засмеялась, погладила по голове, нежно прижала к себе и сказала, что эти провода не для телефона, что для телефона нужно тянуть специальный провод.
- А гулять мы с Леной будем вместе ходить?
- Нет, Алёша, не сможете вы теперь гулять вместе и даже видеться.
- Никогда? – спросил я с глазами полными слёз.
Мне казалось, что наступит конец света без Лены, что у меня кто-то забирает дорогую подружку. Как же я буду без неё жить? С кем гулять? Что же такое будет без неё? На все эти вопросы я не находил ответа, не понимал, как его можно отыскать. Мне виделась впереди пустота, чёрная бездна, такая пустота, когда человек уходи в другой мир, хотя вряд ли в те годы я знал это доподлинно.
Мама поняла моё волнение. Пытаясь смягчить его, сказала тихо:
- Им дают новую квартиру, большую и просторную. Им там будет лучше жить.
Не мог я вместить смысла сказанного. Чем же им эта квартира не нравится? Вон там места сколько! Можно даже бегать, играть в прятки. Я повторил вопрос:
- Мы никогда не увидимся?
Слово «никогда» уже в том возрасте понималось мною как что-то страшное, зловещее. Это, друзья, я точно помню. Мама ничего не отвечала. Она продолжала меня держать прижатым к себе. Кажется, я тихонько плакал.
- Скажи им, чтобы они никуда не переезжали.
- Нельзя, Алёша. Не могу я этого сделать.
- Пусть Лену у нас оставят, а сами уезжают.
Мама тихонько улыбалась, поглаживая меня по спине. Она не подозревала, что моя привязанность к Лене такая сильная. Надеялась она на то, что дети быстро всё забывают, потому и я через короткое время излечусь от своего страдания. Понятно, что излечусь, но не забуду.
Я пытался как-то удержать и соединить порвавшуюся нить. Придумывал новый вопрос маме. Такой, который заставил бы её согласиться, что наши отношения не прервутся навсегда. Но, потрясённый случившимся, ничего не мог придумать. Наконец, осенило:
- Мама, а мы к ним в гости станем ходить? Хоть разочек?!
- Да, сынок, в гости сходим, как только они устроятся на новом месте.
Отлегло! Необычайно яркое чувство радости родилось в душе! Такое, что дышать стало легче, тяжёлый камень вывалился из груди. Именно вывалился из груди, сдавивший там всё, измявший и повредивший. Я это явственно чувствовал и запомнил это чувство по сей день.
Не помню, предоставили ли нам наши родители возможность попрощаться. Скорее всего, не было этого.
В гости мы к Лене ни разу не сходили. Я ждал этого момента, но не напоминал маме. Просто ждал. Она, наверное, думала, что я давно обо всём забыл. Нет, не забыл! Помню даже, что в первом классе пытался рассказывать о своей девочке, да только никто не понимал меня.
Сообразно характеру моему, я всё держу в себе. Редко с кем-то делюсь сокровенным. Сейчас вот такой случай выпал неожиданно, да и разговорился я сам того не ожидая. Помнил я Лену и по сих пор помню, хоть и не знаю, какая она стала, помнит ли она меня. Один только раз видел её и эта встреча, если её так можно назвать, отпечаталась в памяти навсегда.
С мамой мы часто, каждый выходной день, ходили в кино. Учился я в интернате, находившемся в областном центре. В родном городе друзей и знакомых почти не осталось. Коль и были таковые, то связь с ними не прочная. Как она могла быть прочной, если я приезжал домой лишь на выходные дни, да и то не каждый раз. Вечером в субботу приезжал, а в воскресение днём уже надо уезжать. Хотелось с мамой провести больше времени. Ходили мы в кинотеатр «Космос» находившийся не далеко от нашего дома. Бывало, ходили в кинотеатр «Спартак» - центральный кинотеатр нашего города. Билеты в «Спартак» купить не так-то просто. Иной раз приходилось возвращаться, так и не попав на сеанс. В этот день звёзды сошлись благополучно! Мы купили билеты и прошли в буфет. До начала сеанса оставалось минут пятнадцать. Буфет располагается на втором этаже. Мы, купив мороженое, почему-то - опять случайность - не сели за столик, а подошли к ограждению балкона, с которого хорошо просматривался вестибюль.
В это время, пустой вестибюль по направлению к выходу быстрым шагом пересекала высокая, худенькая девочка в бежевом плаще и косой с бантиком. Я сразу обратил на неё внимание. Чем-то неизъяснимым она привлекла его. Будто какую-то связь почувствовал между нами. Моя рука с мороженым застыла на уровне груди. Девочка давно вышла из кинотеатра, тяжёлые двери захлопнулись за нею, а я всё также недвижимо стоял, не отрывая глаз от этих деревянных дверей со стёклами. Казалось, что девочка не вышла, а находится рядом. Очень не хотелось, чтобы она пропала навсегда.
Мама наблюдала за мной. Наконец, спросила:
- Знаешь, кто это была?
- Нет.
- Помнишь Лену, которая жила этажом выше, и вы вместе с нею гуляли до школы?
Я помнил! Конечно, помнил! Помнил всё, ни на минуту не забывал. Мама ещё что-то рассказывала мне, да я уж не слушал, потрясённый впечатлением от встречи. Мне бы броситься за нею, догнать, остановить, представиться! Но нам по четырнадцать лет, прошло восемь лет как мы расстались. Восемь лет – больше полжизни! Тогда казались они целой вечностью. Помнит ли она меня? Вдруг не помнит, а лишь на смех поднимет, подумав, что я к ней пристаю. Вон она, какая красивая и возвышенная, яркая и неземная! Кто я против неё? Не нравился я сам себе.
Ещё один вопрос возник и застрял в голове инородным телом: почему мама так легко узнала Лену? Узнала её, видя со спины?Она, как и я, не видела её много лет. Или видела? Вопрос этот так и остался сидеть в голове не выясненным. Под впечатлением от случившегося, я не задал его маме, а потом он замылился, отступил на задний план, но продолжает волновать меня по сей день.
Пока я об этом размышлял, да всё это представлял, сеанс начался, мороженое потекло, закапав на пол.
История эта представлялась мне оконченной. Я даже и не думал о встрече с Леной, храня воспоминания о ней в глубине души своей. Пролетели прекрасные школьные годы. Дальше время побежало с ускоряющейся быстротой. Годы мелькали как месяцы, потом как недели, теперь уж как мгновения. Просвистит такое мгновение, как пуля у виска, оглянуться на него некогда, а тут уж другое пролетает. Незаметно сорок пять стукнуло. Сорок пять! Как же это так, неужели сорок пять?! Да ведь позавчера мы с Леной были дошколята, вчера я видел её в «Спартаке» четырнадцатилетней девочкой! И вот, сорок пять. Так и ей тоже сорок пять! Странно! Уж и после сорока пяти два годика проскочило…
О чём это я? Отвлёкся что-то. Ну, да, так совпало, что в сорок пять пришло время продлевать разрешение на ношение и хранение охотничьего оружия. Каждые пять лет нужно это делать, проходить медицинскую комиссию.
Захожу в кабинет психиатра. За столом сидит пожилая женщина.
- Вон, какой ты стал! А был маленький, беленький и кудрявенький!
К словам психиатра я отношусь настороженно. Кто его знает, о чём он говорит. Ляпнешь ему что-то не так, упечёт в жёлтый дом. Анекдотов на эту тему много рассказывают. У меня прошлым разом был случай. Вошёл в кабинет психиатра, а там человек шесть-семь в белых халатах и масках. Все столпились в центре кабинета тесною толпою, поди разбери, кому документы предъявлять. Стоят и смеются. Указали на врача. Отдал ему документы. Она спрашивает: «Ничего не болит?» «Ничего, - отвечаю». «Совсем ничего?» «Желудок иногда побаливает». Тут все грохнули со смеху, а врач говорит, что желудочные боли к психиатрии не относятся, будто я и сам этого не знаю. Спрашивает: «Голова не болит?» «Нет, - говорю, - с головой всё в порядке, к счастью!» «Ну, это как посмотреть!» И опять все покатываются со смеху. А дверь в кабинет железом окована, на окнах решётки. Схватят вот сейчас, и поминай, как звали! Я даже вспотел!
Впрочем, я снова отвлёкся. Наверное, говорить устал. Сейчас водички попью и продолжу.
Так вот, теперь уж я в другом кабинете. Обычный кабинет, не тот, который был в прошлый раз. Кроме врача и медсестры в нём никого нет. Но слова психиатра не приятны мне. Что я на них должен отвечать? Лучше промолчать. А врач смотрит на меня добродушно и улыбается, будто любящая бабушка своему ненаглядному внуку.
- Хорошенький ты в детстве был. Часто тебя вспоминаю.
- А вы меня знаете?
- Как не знать! В одном доме столько лет прожили.
Я не мог понять, кто предо мною. Мне казалось, что речь идёт о бабушкином доме. Там я провёл значительную часть детства и с многочисленными соседями сложились более тесные отношения, чем в родном доме.
- Простите, но кто вы?
- Мы этажом выше жили.
Тут всё стало очевидно! Я понял, что предо мною мама Лены! От неожиданности я даже на стуле подпрыгнул и не знал, что сказать. Мысли мои, и без того скудные, совсем спутались, на мгновение я потерял чувство реальности, в глазах потемнело. Я слова не мог вымолвить. Пытался вспомнить имя и отчество мамы Лены, но вспоминать не из чего, ибо не знал я этого. Положение моё осложнялось тем, что я не представлял, никогда не думал об этом, кто по профессии мама Лены, потому удивление моё от встречи с ней носит двойственный характер. А врач с профессиональной заинтересованностью наблюдала за моей реакцией, за тем, как я смешался, глядя на меня поверх очков в золотой оправе смеющимися и ласковыми глазами.
Я не нашёлся ничего лучше сделать, как задать глупейший вопрос, очевидность глупости которого стала ясна сразу же. Прошу меня понять правильно, вопрос этот вызван мгновенным воспоминанием о том, почему, на каком основании мама моя узнала Лену в «Спартаке»? Мне могло показаться, что эта женщина где-то меня видела, но я не знал, кто она. В общем, выпалил я тот вопрос, который тридцать лет назад хотел задать маме относительно Лены, но теперь спрашивал о себе:
- Как же вы меня узнали? – поглаживая бороду, проговорил я, - Неужели, не изменился?!
- Разве я фамилию в документах не вижу, - сухо ответила врач, протянув мне их со своей подписью и печатью.
Я встал и, пошатываясь, вышел из кабинета. Тут, в коридоре, облокотившись на подоконник, глядя на улицу, я пришёл в себя. Отчего же я не поговорил с ней? Нет, нельзя просто так уйти. Надо поговорить. Вдруг она предложит встретиться с Леной, теперь уж Еленой Михайловной, пригласит в гости. Она ко мне хорошо относится. Ясно, что Лена замужем, что детишки взрослые уже, что целая жизнь прошла – 40 лет! Хоть одним глазком взглянуть на неё!
Я стал терпеливо ждать, когда иссякнут все посетители. Очередь шла быстро. В этот день приём шёл только тех, кто продляет разрешение на оружие и водительские права. Но постоянно подходили новые люди. Что же, буду ждать до победного конца, до окончания рабочего дня Лилии Алексеевны. Её имя и отчество я прочёл на личной печати.
Вдруг дверь кабинета в очередной раз распахнулась и вслед за посетителем вышла Лилия Алексеевна. Она, против моих детских воспоминаний, оказалась женщиной совсем невысокого роста, едва мне по грудь. Она бросила на меня короткий взгляд и пошла по коридору. Удивилась ли она, или поняла, с какой целью я её дожидаюсь – определить нельзя. Я не стал подходить к ней. Может, она пошла по естественным надобностям, зачем же тут беспокоить. Она неспеша шла по длинному коридору, скрывшись за поворотом. Я решил дождаться её у того поворота, коротко переговорить, пока идём по коридору, а по окончанию приёма поговорить более подробно. Дождался.
- Лилия Алексеевна, я прекрасно помню Лену, часто вспоминаю её.
- Очень хорошо, - сухо и холодно ответила Лилия Алексеевна, охладив мой пыл. Теперь она была полной противоположностью той доброй бабушке, что разговаривала со мною в кабинете. Она не представляет, несмотря на свой профессионализм, насколько мне дороги воспоминания о Лене. Я слегка наклонился к ней, чтобы говорить тише в шумном коридоре, полном людей, стоявших вдоль стен.
- Где она сейчас? Чем занимается?
- Они с мужем живут в Нижнем Новгороде. Сюда редко приезжают.
В это время мы подошли к двери кабинета. Лилия Алексеевна, не останавливаясь, вошла в него, прикрыв дверь. Я побрёл к терапевту. Всё было ясно: дверца захлопнулась. И правильно. О чём разговаривать? Ну, предположим, встречусь я с Леной, предположим, что она меня помнит так же хорошо как и я её, может быть и чувства ко мне есть такие же, о каких я сказал вам выше, и что? Что мне ей сказать? «Здравствуй, Лена, - скажу. – Как жизнь? Как дела?» «Нормально, - ответит. – А ты как?» «Да и я жив-здоров, как видишь, ни на что не жалуюсь и всё чудесно!» Вот и весь предполагаемый разговор в таком ключе пройдёт. Что вспоминать? Вспоминать-то нечего. Гуляли вместе в дошкольном возрасте. Экая важность! Даже мне вспомнить нечего по существу.
А всё же, она мне дорога. Не знаю, чем именно, но дорога. Ни одного человека я не вспоминаю с такой теплотой, как её, хотя с разными людьми встречался, и связи устанавливались в сознательном возрасте, а не в младенческом. А может, друзья, вы подумаете, что всё это я сам себе придумал, да и тешу себя приятными воспоминаниями, создав из них целую жизненную историю? Не исключено, что частично вы будете правы, но и на моей стороне есть доля той же правды.
Вы спросите меня: отчего сегодня я вспомнил именно эту историю, а не какую-то другую? Ведь есть же более увлекательные воспоминания. А тут что же, обычная история, каковая есть у каждого из вас в том или ином виде. Всего-навсего детские воспоминания, большей частью додуманные, обросшие с годами разными приукрашенными. Отвечу вам так: завтра день рождения мой – сорок семь стукнет. В канун дня рождения всегда всплывают в памяти сокровенные истории, которые дороги лишь мне одному. Может, и вы в ней что-нибудь своё найдёте, может она поднимет со дна вашей памяти давно забытые случаи из прекрасной эпохи детства. А сейчас, позвольте мне закончить мой корявенький рассказ.
Придя домой, я рассказал маме о встрече с Лилией Алексеевной. Она улыбнулась, подтвердила, что у нас с Леной были нежные отношения. Да, это так! Жаль только, что нет в моём распоряжении ни одной фотографии Лены. Вот бы ту достать, на которой запечатлена она в дошкольном возрасте, в том возрасте, когда мы были вместе! Я совсем не помню её лица…
Таков конец истории, которую я вам хотел рассказать. А ведь ей вполне может последовать продолжение!
24-25.02.2018.
1. На фото автор. Автопортрет, сделанный мною 23 февраля 2018 года.
2. Очень жаль, что на этом сайте нельзя писать текст соблюдая красную строку.