Мария Штаборова: Жонка и корова как два источника «достижений социализма»
«Вот стою я перед вами, простая русская баба, мужем битая, попами пуганая, врагами стреляная, живучая… И подняли нас сюда, вот и меня, вот на эту на трибуну, партия и советская наша власть». Александра Соколова, х/ф «Член правительства», 1939 год.
Дряхлая, выпали зубы, Свиток годов на рогах.
Бил ее выгонщик грубый На перегонных полях.
Жалобно, грустно и тоще В землю вопьются рога…
Снится ей белая роща И травяные луга.
С. Есенин «Корова»
Страшный образ, созданный Сергеем Есениным, провидчески рисует нам судьбу умирающей русской деревни. По большому счету с деревней кончается и Россия – эта горькая истина на практике легко подтверждается тем, что нынешнее поколение – наследницы некрасовских женщин, останавливающих на скаку коня и входящих в горящую избу, не то что подоить корову не смогут, но и с какой стороны к ней подойти не ведают. Последствия великой русской трагедии живописали еще в советские годы талантливые, яркие писатели-«деревенщики». Но как прав Сергей Довлатов, отмечавший, что в основе их творчества - уклончивый вялый мотив. «Где ты, Русь? Где частушки, рушники, кокошники? Где хлебосольство, удаль и размах? Где самовары, иконы, подвижники, юродивые? Где стерлядь, карпы, мед, зернистая икра? Где обыкновенные лошади, черт побери?! Где целомудренная стыдливость чувств?» Писатели голову ломают: «Где ты, Русь? Куда девалась? Кто тебя загубил?»… Кто, кто... Да любой семиклассник знает - кто! Однако эта трагическая истина не для советских писателей». Уверенность в тяжелой жизни русского крестьянства при «царском режиме» - неотъемлемая часть интеллигентской мифологии «любви к народу». Мол, наши крестьяне всегда были самыми бедными и угнетаемыми в Европе, и лишь большевики, наконец, принесли им процветание... При этом сами европейцы, долго прожившие в России и имевшие возможность сравнить уровень жизни, дают совершенно другие сведения. Как писал по этому поводу Пушкин, хорошо знавший (как помещик) русскую деревню: «Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак бедности». Накануне захвата большевиками власти в России по данным земской статистики крестьяне владели 90% пашенной земли и 97% скота. В 1915 году, когда в деревне Заполье Холмогорского уезда Архангелогородской губернии родилась героиня нашего рассказа – Мария Штаборова, в стране насчитывалось 58 млн коров, т.е. примерно 3 коровы на 10 душ населения.
Ирония истории заключается в том, что именно после победы «самого передового учения» русских крестьян насильно загнали в колхозы, через которые государство беспощадно эксплуатировало их труд, сделав фактически всех селян батраками. Ведь крестьянин, будучи материально независимым, в силу своего своеобразного отношения к жизни не мог стать послушным «винтиком» интернационально-социалистического общества с планово-распределительной экономикой. Не стал бы он безропотно и даром трудиться в интересах «мировой революции». Следовательно, он подлежал либо превращению в прикрепленного к земле крепостного, либо - к уничтожению.
Только три зимы уже при самой народной советской власти Мария Штаборова смогла ходить в школу. Дальше учить ее по словам отца, у него «пороху не хватало». Пришлось идти «в няньки». А уже в 15 лет она пришла работать на созданную в Матигорах молочнотоварную ферму, к коровам ее тянуло с детства. Первой наставницей Маши стала Прасковья Абрамовна Спиридонова: «Корове, девонька, ласка - первое дело! И уход само собой. Любит хозяйка свою корову, холит ее - и молока всегда получит больше чем неряха», - поучала поморская жонка, знавшая, что такое быть хозяйкой коров.
Уже к концу 1931 году в Холмогорском районе действовало 27 колхозов, в состав которых вошли 86% крестьянских хозяйств. Причем «сплошная» коллективизация была проведена меньше чем за месяц. «В колхозах района к данному моменту объединено 86% бедняцко-середняцких хозяйств, с таким же количеством земли. Общественный сектор в животноводстве занимает до 70%. Все это означает, что мы в основном завершили сплошную коллективизацию, закончили первый этап борьбы по организации крупных коллективных хозяйств, что перед нами сегодня стоит задача – превратить колхозы в образцы крупного социалистического хозяйства...», - из доклада секретаря райкома ВКП (б) тов. Будрина на районном слете колхозников 4 января 1932 года.
Без малого, 40 лет своей жизни отдаст колхозу Мария Штаборова. Вековой опыт предков позволил ей добиться высоких результатов. Ведь уход за скотиной в деревне традиционно лежал на плечах женщин. Летом хозяйка вставала чуть свет, доила коров и выгоняла их на целый день в поле набирать вес под присмотром детей или пастуха. Вечером скотину загоняли обратно, кормили, поили, доили. Зимой хлопот прибавлялось. Нужно было встать до света - кормление, дойка, уборка хлева. Только одна корова за день съедает пуд сена и выпивает несколько ведер воды. Воду надо согреть, чтобы, не дай Бог, скотина не заболела. Если случалось такое, корову забирали в теплую избу и ухаживали за ней, кормилицей, как за малым дитем: кропили святой водой, подкармливали хлебцем, мучным пойлом. Когда наступала пора отела, хозяева лишались покоя и днем и ночью, боясь упустить момент появления теленка. Его приносили в избу, обогревали, отпаивали, откармливали.
По совету зоотехника Феофилы Новоселовой Мария Штаборова ввела для «своих» коров на ферме ежедневную прогулку зимой, а для каждой - свой индивидуальный рацион. В результате её группа стала давать по 3000-4000 кг молока на корову в год, при среднем удое в 1500 кг. Закончила сама курсы зоотехников. В 1948 году она впервые в труднейших условиях, при недостатке кормов надоила от каждой коровы по 4450 кг молока. За это достижение доярка из Матигор в 1949 году получила первый орден Ленина. В следующем году – новый рекорд: от 10 коров получено по 5066 кг молока. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 августа 1950 гада: «За достижение высоких показателей в животноводстве в 1949 году при выполнении колхозами обязательных поставок государству, контрактации, натуроплаты за работы МТС и плана прироста поголовья по каждому виду продуктивного скота и птицы», Марии Михайловне было присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и Золотой медали «Серп и Молот». В 1951 года за высокие надои молока вновь награждена орденом Ленина, став одной из четырёх доярок в Архангельской области, которые стали кавалерами трёх таких наград. Зоотехник К. А. Дербина с ее слов записала и обработала текст брошюры «Мой опыт повышения молочной продуктивности коров», изданной в Архангельске в серии «Библиотечка работника животноводства». В том же году Штаборова стала членом партии, была делегатом 19-го съезда КПСС (правда в отличие от героини фильма «Член правительства», сыгранной Верой Марецкой, с трибуны в Кремле не выступала) и членом Архангельского обкома КПСС. Через 4 года стала бригадиром скотного двора в колхозе им. Калинина, а в 1969 году вышла на пенсию, благо ее для колхозников только что ввели...
В том рекордном для Марии Штаборовой 1950 году, число коров в СССР составило 58 млн голов – едва достигнув дореволюционных показателей. Сама она, простая поморка, своими руками она надоило больше 1 млн литров молока! Вместе с русской женщиной русская корова вытянула на себе страшный по бессмысленной жестокости эксперимент по переустройству общества, выстояла в годы самой жестокой в истории войны, вспахала на себе и коровах миллионы гектар для восстановления страны.
Успехи матигорской доярки – это и успехи уникальной и старейшей в России Холмогорской породы коров. Она была выведена еще в 17 веке на богатых травостоем заливных лугах в пойме Северной Двины. По указу царя Алексея Михайловича дойных коров из Холмогор закупали и пригоняли по зимнему пути на царскую ферму в Москву. По распоряжению Петра I из Голландии под Архангельск завозятся племенные быки голштинской и остфризской пород. Быстрый рост Санкт-Петербурга стимулировал спрос на молочных коров. В Архангельской губернии их специально выращивали, а затем «походом», т. е. перегоном, доставляли на молочные фермы новой столицы. К концу 19 века в Холмогорском и Архангельском уездах поголовье крупного рогатого скота достигло 25 тыс. голов, из них коров было до 70%. Именно холмогорская корова Малька стала первой коровой-рекордисткой в СССР. Еще до коллективизации, в 1926 году она дала более 11 640 кг молока. Так что, по большому счету, колхозный строй к рекордам особого отношения не имеет. Но сказать о жизни колхозников в СССР все же нужно. Чтобы понять в каких условиях жили и трудились сотни тысяч доярок, скотниц, телятниц...
По уровню экономического и внеэкономического принуждения 1930-50-е годы были самыми тяжелыми для русских крестьян. Практически все они были превращены в нечто среднее между государственными рабами-илотами, как в древней Спарте, и позднеримскими колонами, отбывающими бесчисленное количество экономических, трудовых и прочих повинностей. Выкачивание средств из русской деревни большевики прекратили лишь к концу 1960-х годов, когда были разработаны нефтегазовые и рудные месторождения Сибири. Колхозники фактически жили в условиях государственного феодализма, отбывая барщину (регулируемый минимум обязательной отработки), отдавая оброк (обязательные госпоставки продуктов), и выплачивая подати (денежные налоги). Каждый крестьянин был обязан отработать определенный минимум «трудодней» как в колхозе, так и на общественных работах. В трудовую повинность также включались вполне себе средневековое «тягло» по гужевым, строительным отработкам, работе на лесоповале, ремонте дорог и так далее. С 1939 году обязательный годовой минимум трудодней для женщин в возрасте 16-55 лет и мужчин 16-60 лет в колхозах был установлен в 60-100 в год. За невыполнения нормы по трудодням полагалось исключение из колхоза с лишением приусадебного участка. В годы войны обязательный минимум трудодней был введен и для детей с 12 лет, а не выработавшие норматив подлежили привлечению к исправтельно-трудовым работам в колхозе с удержанием 25% оплаты. К моменту смерти Сталина обязательный минимум составлял 150 трудодней в год для женщин и 200 – для мужчин. При этом из оплаты трудодней колхозников, работавших, например, возчиками на лесозаготовках, до 50% забирал себе колхоз. Только в Холмогорском районе зимой 1931-1932 годов на лесозаготовках было занято более 1 тыс. крестьян, заготовивших 440 тыс. кубометров леса. Ряд отработок был вовсе бесплатным: каждый колхозник должен был отработать 6 дней в году на строительстве и ремонте местных дорог (единоличники – 12 дней). Эта повинность была отменена лишь в 1958 году. Окончательно такая система исчезла лишь в 1969 году (как раз в том году Мария Штаборова вышла на пенсию), когда колхозникам была гарантирована зарплата не реже 1 раза в месяц.
Уровень оброка с колхозников также неуклонно повышался. В 1940 году колхозный двор был обязан сдать в год 32-45 кг мяса (единоличники – от 62 до 90 кг), в 1948 году – уже 40-60 кг. По молоку обязательные поставки выросли в среднем со 180-200 л до 280-300 л в год. С 1948 года колхозный двор также был обязан сдавать ежегодно от 30 до 150 куриных яиц. Также было регламентировано количество шерсти, картофеля, овощей и т. п. продуктов с каждого колхозного приусадебного участка. При этом, от обязательных поставок, например, по мясу и яйцам, не освобождались дворы, которые не имели мясного скота или кур. Лишь после смерти Сталина в 1953 году произошло снижение объема таких поставок, в связи, с чем колхозники на радостях даже сочинили поговорку: «Пришел Маленков, поели блинков». Окончательно оброк у советских крестьян был отменен только в 1958 году.
Сельскохозяйственный налог с крестьян был введен большевиками еще в 1923 году. С 1930-х годов им облагались все возможные доходы крестьянской семьи в любой сфере. В 1939 году твердые ставки были заменены прогрессивной шкалой, что позволило постоянно увеличивать его размеры. В среднем налог с вмененного денежного дохода составлял 7-11%, но размер получаемого с подворья объема сельскохозяйственной продукции и так называемые расчетные нормы ее доходности устанавливались директивно. К примеру, в 1940 году, годовая доходность коровы устанавливалась в 600 руб. В итоге крестьянин с нее был обязан уплатить натуральный оброк (обязательные госпоставки в виде молока и мяса), обеспечить госзакупки по мясу и молоку по заниженным ценам, и еще выплатить до 50-60 руб. деньгами. С началом войны в 1941 году была введена дополнительная надбавка к этому налогу в размере 100% от его объема, которую заменили в 1942 году военным налогом, составлявшим до 600 руб. в год с члена хозяйства. В 1942-1943 годах нормы доходности были увеличены в 3-4 раза, соответственно, вырос объем вмененного сельхозналога. В 1947-1948-х и в 1950 годах их поднимали пять раз. Расчетная норма доходности коровы к 1948 году выросла в 6 раз до 3500 руб., свиньи – пять раз до 1500 руб., сотки картофельного огорода – в 10 раз до 120 руб., козы или овцы – в 9 раз до 350 руб. Многие крестьяне переходили на «сталинских коров» – коз, поскольку налог за них был в 10 раз меньше. В 1952 году налогом были обложены цыплята, новорожденные поросята, телята и ягнята. Кроме того, сельхозналог колхозники были обязаны платить и с продуктов (овощи, картофель), которые им выплачивались в колхозе за трудодни. Причем с этих выплат колхоз также уплачивал налоги, поэтому получалось двойное налогообложение для каждого крестьянина. После 1947 года льготы по сельхозналогу для инвалидов, ветеранов войны, нетрудоспособных по большей части были упразднены. Если в 1947 году средний колхозный двор в РСФСР в год платил до 370 руб. сельхозналога, то в 1951 год – уже 519 руб. Продать на колхозном рынке какие-либо продукты, чтобы заплатить налог было непросто из-за низких установленных цен, административных сложностей, и необходимости уплаты налога с продаж. Лишь после смерти Сталина размеры сельхозналога были существенно уменьшены (к 1965 году на 60%), в 1953-1954 годах списана задолженность по нему.
Также колхозники платили налог за рыбалку, на холостяков и малодетных, на собак, на транспортные средства (даже за велосипеды). Еще они были обязаны покупать облигации государственных займов, которые фактически никогда не были оплачены. И каждая колхозная семья должна была уплачивать «добровольные сборы» – так называемое самообложение. Сельские школы содержали сами колхозники, за свой счет платили довольствие учителям, а также оплачивали учебники и прочие материалы. Это же касалось детских садов (если они вообще были в колхозе), больниц и других учреждений социальной сферы.
При этом вовсе не колхозы, а личные подворья крестьян, которые постоянно подвергались урезанию, были самым эффективным поставщиком продуктов в СССР. Занимая в общем фонде сельскохозяйственных земель не более 5-7%, они давали по обязательным государственным поставкам в 1940 году до 30% всего картофеля в стране, по мясу скота и птицы – 25%, яйцам – 100%, молоку – 26%, шерсти – 22%.
Кстати, послабления колхозникам с середины 1950-х годов нашли свое отражение и в наименовании колхоза, где трудилась Мария Штаборова. С 1961 года в его названии «всесоюзного старосту» Калинина сменил ХХII съезд КПСС – тот самый, на котором было принято решение вынести Сталина из мавзолея. Правда к тому времени в Холмогорском районе осталось всего 19 колхозов, и итогом очередного эксперимента советской власти по их «укрупнению» станет стремительное вымирание «бесперспективных» деревень. А наша героиня ушла из жизни 3 января 1987 года уже накануне другой эпохи, не увидев результатов гибельных для страны реформ, затеянных незадачливым ставропольским комбайнером.
Могилу Марии Штаборовой на Матигорском погосте нашел известный архангельский журналист и некрополист Алексей Морозов. Ему рассказали, что муж, сын, невестка и один из внуков легендарной доярки давно умерли. Еще одна внучка продала родительский дом и уехала в Емецк. Оставшийся единственным наследником, внук, практически спился и лишился крова, а в настоящее время «живет в людях», выполняя черновую работу. Его Морозов и уговорил показать заброшенную могилу, на которой установил потом новую табличку. И поразмышлял в последующей публикации на тему «иванов, не помнящих родства». Меня же поразил комментарий, оставленный к ней одним из читателей: «Деревня и зависть - родные сёстры. По деревне зависть плещется - от околицы до околицы! Это не так заметно, когда там живёшь недолго и временно, а попробуй, поживи постоянно! Лишнего боишься сказать! Простой пример, коль тут про доярок - вот спросите в деревне, кто держит - сколько его корова даёт молока в сутки? Ни в жисть никто правды не скажет или того чаще - отшутиться, отмолчится, или пошлёт куда подальше, и будет прав - сглазят кормилицу завистью! Люди, в том числе - и уезжали из деревни, чтобы выбиться из этого круга зависти! Они себя-то прокормить могли с трудом! Вернее так - кто трудился, тот и кормился! А таких было единицы на всё село! Старались залезть на почту, в лесники, бакенщики, в рыбнадзоры, в леспромхозы на нижний склад. Кончилась совейска власть - кончилось и село!» Как говорится – не добавить, не прибавить...