Свою жизнь я делю на три фазы. Здоровая, больная, излеченная. В первой я летала, как бабочка. Всё удавалось легко и просто, без усилий. С пяти лет читала газеты, в школе была в первых рядах. Далее университет, престижная работа. С родителями тоже повезло. Всегда чувствовала их любовь и заботу, никогда ни в чем не нуждалась. Никакие трудности, дефолты, кризисы меня не коснулись.
Эта безоблачная жизнь оборвалась в одночасье. Я заболела. А тяжкие болезни нередко кардинально меняют не только жизнь, но и человека, его внутреннее состояние, его взгляды, его мировоззрение. У меня случилось именно так. И этому способствовал туберкулезный диспансер, его люди,разговоры, мои наблюдения.
В больнице, где я провела несколько лет, я открыла для себя совершенно другие реалии. Как бы жизнь с изнанки, с другой, совершенно незнакомой для меня стороны. Треть контингента – бывшие заключенные, треть - наркоманы, еще треть – алкоголики. Здесь я впервые столкнулась мучительной смертью - почти каждый день выносили трупы. Я узнала про последствия наркоты, новомодного простого спайс, воочию увидела "крокодильщиков".
Елена была одной из них. Красивая блондиночка со страниц гламурного журнала. Мы с ней сдружились. Она разбиралась в шмотках, в качестве еды. Любила порядок и чистоту. К ней заезжал бывший муж, на джипе, причем в любое время суток по первому её звонку.
-Зачем ты не бросаешь её, потакаешь всем прихотям, даешь большие деньги? Она же не верна тебе, - любопытствовали некоторые.
- Она - мать моего сына.
Елена на выходные уходила домой. Возвращалась странной, осунувшейся, усталой. В такие моменты она часто отключалась: сидит человек рядом, оживленно болтает или жует свой бутерброд, и резко тишина. Взгляд в одну точку, ни единого движения.
- Умерла что ли?
-Да нахваталась своей дури. Мозг уже дает сбой, теряется координация движений...
Однажды она так же отключилась при переходе через железнодорожные пути. Дело было уже в санатории, событие не получило широкой огласки. Но очевидцы рассказывали, как собирали останки в черный пакет.
После этого случая я поинтересовалась у знакомого парнишки:
- А что такое «крокодил»?
- Ты не знаешь что такое крокодил?
- Не знаю.
- Пойдем, я покажу тебе. – Он с таким рывком потянул меня в сторону мужских палат, открыл настежь дверь. – Вот крокодил.
На полу на голом матраце лежал молодой парень, без одежды, всё время мотал головой. Да и все тело уже моталось. Он бредил, пытался то ли подрочить, то ли справить нужду.
- Он четвертый день вот так лежит. Ссыт под себя и срет. Сегодня, завтра умрет. Ему всего 23 года. И он никому не нужен. Еще показать?
- Не надо. Почему он на полу у двери ?
- Соседи по палате устали уже за ним присматривать, да и вонь изрядно надоела. На ночь в коридор вытаскивают.
- А от Наташки девчонки сами разбежались. Она одна осталась в палате.
С Наташкой мы были знакомы два года. В больницу её привезли на скорой. Слабую, исхудавшую, весом в 30 килограмм: кожа да кости. Через полгода врачи её поставили на ноги.
- А я сегодня выходила на прогулку. Как же свежо на улице! - лицо её сияло от счастья. - Даже не хочется возвращаться в эту духоту.
В коридорах больницы в самом деле бродил специфический запах. Этот запах въелся уже не только в наши вещи, но и в кожу. Но мы все пахли одним «парфюмом» и привыкли.
У нас с Наташей был общий лечащий врач. Татьяна Андреевна строго следила за ходом лечения каждого. Наталья даже побаивалась её:
- Говорят, наша-то работала раньше в военном госпитале, переболела туберкулезом и перевелась сюда. Всего второй год пошел. Поэтому вся такая строгая.
- С нашим людом либо так, либо никак.
- Не любит она меня
- С чего взяла?
- На Новый год даже домой не отпустила.
- Глупая, она желает тебе здоровья.
Через год Наталье оформили инвалидность, и она укатила в свой Кармаск.Но отгуляв одно лето, вновь вернулась в родные пенаты, и вновь на скорой.
- Ты что так ослабла-то опять?
-Пила.
-Как пила? Ты же здесь ни капли в рот не брала.
-Татьяна Андреевна держала. А как в деревне появилась, обмыли выписку, встречу, ну и закружилось. Я ж теперь пенсионер, при деньгах…
У Наташи была дочь-школьница. Она жила у сестры, которой Наташа звонила трижды в день:
- Мама завещала этот дом мне. И я не отдам его тебе.
-Но ведь я живу здесь столько лет, всё понастроила. Да и дочь твоя со мной. Давай мы купим тебе другой дом.
-Выселяйся. И ни копейки от меня не жди. Пенсия моя, только моя.
К ругани с сестрой скоро прибавились крики от боли и ахи от безысходности. Девчонки по её просьбе то открывали окно, то закрывали, приносили, подавали, убирали, ухаживали за лежащей больной три месяца. Но агонии последних дней не стерпели, разбрелись по свободным койкам в другие палаты.
- Вы дочь Наташи?
- Да
-Ваша мама умрет на днях.
В ответ молчание.
- Вы не хотите с ней попрощаться?
- Я боюсь появляться в этой больнице.
В последние минуты жизни Наташа была в полном сознании. Показывала фотографии. В них я ее узнавала лишь по её подсказке. На меня смотрела веселая, радостная женщина лет тридцати, глаза голубые, глубокие. Пышнотелая.
- Найди мне сигарету, я хочу покурить.
И ни слова про дочь. Ни слова благодарности или сожаления. Только гнев и озлобленность в адрес родной сестры, врачей, соседей по палате.
–Оставили одну. Грустно же одной. Медсестра даже не заходят…
Не все в больнице умирают в одиночку. Мужчина один был, в инвалидной коляске. Я его самого близко не видела, не общалась. Говорили, что бухает, не просыхает. Я с интересом наблюдала за его женой в красивой прическе, которая приходила каждый день с большими сумками, приносила вкусные обеды для всей палаты. Часами возилась возле мужа, кормила, переодевала.
-Могу я остаться на ночь? Чувствую, что-то ему совсем плохо стало.
- Нельзя. Распорядок.
А на утро мы услышали дикий плачь этой женщины.
-Подумаешь, муж умер в её отсутствие. Какая преданность!, - ухмылялись некоторые.
- Тебе этого не понять. Тебя после твоего диагноза на следующий же день вся семья кинула.
-Да мало ли нас здесь таких, многих бросили.
- Нам только среди своих и нужно искать пару-то.
- И будем мы все Тагир и Зухрой!
По палате прошелся дружный смех. Но он был добрый. Именами влюбленной пары из народного эпоса , Тагир и Зухра, прозвали Альбину с её ухажером.
Альбину в отделении знали все, или почти все. Десять лет с перебоями провела она в этих стенах. Болезнь не отпускала с 16 лет. То роды осложняли, то семейные проблемы. Рецидив за рецидивом, почти прописалась здесь.
- Раньше больным вместе с таблетками по 100 грамм водки выдавали каждое утро.
- Не выдумывай.
-Вон Альбинка подтвердит, она сама застала это время.
Альбина была замужем. Мы встречались с этим мужем несколько раз. Приходил жаловаться на жизнь, просил денег, за отказ ругался матом, лез с кулаками. А она получала пенсию по первой группе инвалидности. Оказывается, что 12 тысяч – большая сумма не только для большинства обитателей «этого» мира, но и внешнего, внебольничного. Поэтому к каждому новому ухажеру Альбины относились с ухмылкой. Мол, денег захотел, местный Альфонс.
Тагир появился за несколько месяцев до ухода Альбины. Врачи их старательно пытались разлучить:
- Умрет еще под своим Тагиром.
Но тщетно. Пара оставалась парой. Он её на руках выносил на улицу на прогулку, с пятого этажа, по лестнице. А когда Альбину перевели в реанимацию, ему был разрешен свободный вход и выход к ней. Возможно, для неё это были самые счастливые дни, несмотря на то, что она уже не могла обходиться без аппарата искусственной вентиляции легких. Помню, однажды в час ночи мы услышали странный стук. Это Тагир с реанимации стучал длинной палкой в ближайшее наше окно.
- Что случилось?
- Альбина хочет апельсины.
- Ребята, у кого есть апельсины? –разнеслось тихо по всем палатам.
- У нас есть бананы, бери.
-У Кирилла груша вот одна осталась.
Ребята быстро собрали пакет фруктов, передали через окно.
В последний путь Альбину провожали вместе. Тагир поехал аж до ее деревни, копал могилу, помог родственникам, плакал. Мужа Альбины на похоронах не было. Тихий, неприметный Тагир таким образом возвысился на голову выше. С ним стали здороваться все.
Возможно, эти истории, эти люди, эти отношения прошли бы мимо меня, несмотря на мое местонахождение рядом с ними. Ведь проходивший мимо бомж был для меня просто бомж, а пьяница – просто пьяницей. Я их не замечала. Я знала, что тысячи людей болеют СПИДом, но не имела представления, что буду общаться с кем-то из них.
- Оглянись вокруг, что ты видишь?
- Строительные краны.
- Что интересного в этих железках?
- Они замерли без движения. Итак уже несколько месяцев. Дома не строятся. Пустошь.
- Но ты в центре города. А краны вдалеке. Что ты еще видишь?
- Серое небо, тучи.
- А людей? Смотри, сколько движения вокруг, сколько людей. И у каждого своя жизнь, свои интересы, каждый что-то умеет, о чем-то думает.
- Это просто толпа.
- Пойдем, возьмем у этой девушки рекламную газетку.
- Зачем? Мне не нужна газетка.
- Ей будет приятно. Это же её работа.
- Смешной ты.
- А вот этот ящик ты видишь?
- Вижу. Деньги собирают для больных детей.
- Сколько положим?
- Нисколько. Таких ящиков тысячи, и, вряд ли, эта сумма до детей доходит.
- Я положу. Мои 20 рублей дойдут. А мне с другой стороны придет. Бог видит искренность и ценит добро.
- Ты веришь в бога?
- Я верю в добро, человечность.
Он достал из пакета пирожок, покормил собачку, которая бродила здесь уже сутки.Видимо, бедолага была утеряна. Она не ластилась к прохожим, не убегала испуганно, как делали бродяжки, а чинно ждала своего хозяина.
- А тебе не кажется странным наш разговор? Ты сама меня должна учить жизни. Ты много видела, много ездила. К тому же старше на 10 лет. А я эти 10 лет провел в местах не столь отдаленных.
- Ничего я не видела. Я сквозь видела,а внутрь не заглядывала.