После возвращения в Ленинград из Сибири после одиннадцатилетней эвакуации, мои тётушки первым делом вручили мне, 15-ти летнему пацану, баян моего умершего отца.
Мне много говорили о том, как хорошо он на нём играл, а я этого и не слышал. Говорили, что его игру на баяне транслировали даже по Ленинградскому радио, а уж на всех свадьбах и других торжествах он был всегда желанным.
В эвакуации у меня никакого музыкального инструмента не было, только пробовал я что-то произвести на гребёнке с бумажкой, да как-то отчим, а он был там одно время в деревне Красный Яр завклубом, занёс ненадолго домой какой-то духовой инструмент типа кларнета, из которого я пытался втихаря хоть какие-нибудь звуки выдуть, но ничего, кроме звуков, похожих на пуканье, у меня не получалось.
Как я завидовал там, в Сибири, своему другу Витьке Лаптеву, у отца которого была гармошка... И вот, мне, вернувшемуся в Ленинград спустя 11 лет, вручили в руки не гармошку, а баян, к которому я не знал как и подступиться.
Но это был мой баян, которым я мог заниматься сколько душе угодно, без ограничений, и я начал его осваивать, пробуя подбирать на слух сначала самые простенькие мелодии. Учиться игре на баяне мне было не к кого, отец умер, а больше из моих родственников никто на баяне не умел играть.
Как никто не умел играть на баяне и в нашем общежитии строителей , где мы жили после возвращения из эвакуации. Единственно удачным оказалось наличие в той общаге Красного уголка, заперевшись в котором я и учился игре на баяне, никому не мешая.
С баяном у меня вскоре оказалась одна проблема. и даже не одна, а две. Поступив на курсы баянистов, дабы решив освоить качественную игру на баяне по нотам, у меня, во первых, не хватило терпения разучивать там эти гаммы, которые к тому времени я и так, без нот, играл элементарно на слух. Короче говоря, попёрли меня с курсов баянистов.
Но пребывание на курсах мне и помогло выяснить, что строй у моего баяна (расположение кнопок) - Ленинградский, а повсеместно баяны выпускались с Московским строем. То есть, я не мог сыграть на любом другом баяне: пришлось эту реликвию, память об отце, продать и купить баян уже с Московским строем кнопок. И переучиваться.
Кстати, в том же Красном уголке, помимо учению игре на баяне, я готовил уроки и готовился к экзаменам сначала в школе, а потом и в институте. Кстати, о том, что я учусь на вечернем факультете институте моя мама долго не верила, считая что я где-то болтаюсь по вечерам с девчонками.
Частично она в этом была и права: девочки колоссально осложняли мою учёбу в институте, часто встречая меня поздним вечером, возвращающегося с лекций из института, где-то в 22-30, а утром-то мне надо было ещё и на работу идти. Жил-то я в Невском районе, а учился в Московском, на улице Гастелло.
Но баян я продолжал осваивать самоучкой и уже наигрывал самые популярные на тот период мелодии. Перед поступлением в институт, я окончил 10-месячное техническое училище N3 и сокурсники, узнавшие, что я играю на баяне, привлекли меня к самодеятельности.
Наша мужская группа слесарей в ТУ-3 решила устроить женским группам токарей и фрезеровщиц к 8-му марту концерт, ну и призвали и меня с баяном. Это было единственное моё серьёзное ответственное выступление на сцене, когда я аккомпанировал одному парню из нашей группы слесарей, певшему... Скажите девушки подружке вашей, что я ночей не сплю, о ней мечтая...
А я мечтал, чтобы как можно скорей сойти со сцены и больше на неё никогда не возвращаться, хотя отыгрался я тогда без сбоев, под аплодисменты зала. В основном, я играл среди своих знакомых на танцах в нашем Красном уголке, а позднее, уже повзрослевшим, на всех семейных праздниках родственников.
На работе в п.я. 433 профком мне выделил по моей просьбе баян, на котором я продолжал оттачивать свою технику в обеденный перерыв и в коллективные выездки на дни здоровья. Вот там-то, в компании, после рюмочки-другой, у меня на баяне всё получалось, я играл а сослуживцы пели и танцевали.
Посылали нас тогда с предприятия в помощь селянам, в колхозы. Как-то группу заводских рабочих и ИТР, в которой оказался и я, отправили за Тихвин в деревню Биричёво, что на берегу Пашозера. Заводской баян, выданный мне под расписку, естественно я взял с собой.
С удовольствием вспоминаю я те три месяца, проведённые у Пашозера. Наши вечерние посиделки после сельхозработ заводских шефов колхоза, девушек и парней, на берегу Пашозера, под водочку и под баян... Наши вечерние купания под хмельком, когда море по колено, в озере. Наши вечерние поездки с баяном на пароме на другой берег озера в клуб тамошнего колхоза на танцы.
Там деревенские танцевали под мой баян кадриль в 12 колен, да так притоптывая ногами в сапогах в такт, что пол в клубе трещал. Мгновенно и мы, ленинградские, освоили эту пляску... Хорошее было время, приятно это вспоминать, ... кроме одного случая: украли у меня там этот заводской баян, полученный мною под расписку...
После моего возвращения из этой командировки на завод, был суд, меня судили за невозвращение баяна, а как я его мог вернуть, если его у меня украли. Свой же баян отдавать в виде компенсации я уж ну никак не собирался. К счастью всё обошлось, списали на заводе баян по ветхости...
Сейчас мой баян в футляре задвинут на верхнюю полку в шкафу в прихожей. С женитьбой прекратилась и моя игра на баяне, мои домашние не переносят мои пиликанья. Только однажды, будучи на рыбалке у фигвама за Приморском, ко мне в фигвам пришла одна пара из ближайшего дома деревни, чей кот ночевал и дневал у меня, объедаясь рыбой. Пришли с бутылём.
Выпили, посидели, поболтали, гости, дойдя до кондиции, стали петь и тут я случайно сказал, что жаль что нет баяна... Мужик, гость, тут же вскочил, убежал и вернулся уже с баяном. Ну и напелись же мы тогда...
Никакой предварительной спевки и тренировки не было, поэтому, я играл одно, они пели совсем другое, что знали, и неслась песня под баян над водой Финского залива..., пока лямка у баяна не порвалась...
...Ну где ещё можно предаться воспоминаниям, как не в тиши, на рыбалке, и неважно что рыба на этом Охтинском разливе у меня опять не клевала.