Из Торонто до Тель-Авива путь не близкий. Повезет, если уложишься в 11 часов. Для беспересадочного перелета – это тягомотно и просто физически тяжело.
И хорошо, если соседнее кресло займет спокойный попутчик: можно будет попытаться хоть ненадолго уснуть.
Со спокойным с виду попутчиком нас разделяла дама неопределенного возраста. И судя по ее поведению, на более-менее мирный полет расчитывать было глупо: ее так и распирало то ли от какой-то тайны, которой ей надо было срочно хоть с кем-то поделиться, то ли...
Самолет еще не взлетел и даже команды пристегнуться пока не последовало, а она уже громогласно поведала своему попутчику слева, что ей так и не удалось перекусить перед дорогой, и она с нетерпением ждет, когда начнут разносить еду...
Пассажир лишь непонимающе пожал плечами. Тогда она то же самое, но в более сокращенном варианте, повторила на иврите. Тот лишь виновато улыбнулся и попросил ее говорить по-английски или по-французски.
- Фуд, - до минимума сократила она перевод, адаптировав текст то ли для себя, то ли для пассажира, и чтобы уже не заморачиваться, недовольно добавила: - Нашел, блин, полиглотку... - Эта короткая фраза была адресована уже мне. И я подумал, что теперь-то мне обеспечено общение на весь полёт.
Я было решил замаскироваться, беря пример с ее соседа, но, увы, на англосакса и тем паче на франкофона я явно не тянул.
Не смотря на излишнее возбуждение, она, тем не менее, не забыла представиться:
- Мария... – и после некоторого замешательства участливо поинтересовалась: - Тоже депорт?
- Нет. Сына навещал.
- Надо же! – вздохнула она печально. - Я тоже... в какой-то степени еду от сына. Или от своей мечты... всё дальше и дальше... – и мне показалось, будто на глазах моей спутницы навернулись слезы.
«Этого только не хватало! Мне еще придется и успокаивать ее всю дорогу...»
Как позже выяснится из ее бесконечного монолога, в успокоении она особо не нуждалась, но вот излить кому-то душу...
- А иначе голова треснет от мыслей и переживаний, - вздохнула Мария и начала свой исповедальный рассказ, не поинтересовавшись хотя бы приличия ради: а оно мне надо?!
Впрочем, как я скоро понял, ей было почти безразлично, вникают ли в ее повествование или пропускают мимо ушей. Ей просто-напросто надо было избавиться от пережитого груза, хотя бы и таким вот способом.
Такое я частенько встречал и не только в пути, но и в тель-авивских скверах, когда к тебе вдруг подсаживался кто из бывших соотечественников и... ты уже не мог вот так бесцеремонно оборвать его, добавив рану и на без того израненную душу.
... Иногда ей казалось, будто она с самого детства бредила Канадой... И даже интересовалась у мамы, не затерялся ли случаем кто из их семьи в каком-нибудь Торондо или Монреале.
Так и не найдя даже намека на родственника, который жил бы в Канаде, как у некоторых из ее подруг, она в 18 лет выскочила замуж за местного парня по имени Яша с такой звучной фамилией, которая совершенно не оставляла и тени сомнения в его происхождении. Перед походом в ЗАГС Яков поставил условие, что женится на ней, если она согласится дать ему свою девичью фамилию.
- Потому что я устал, - сказал он. И по его печальным глазам она поняла, что должна ему уступить, хотя и боялась: не станет ли это помехой для переезда на ПМЖ в Израиль.
Нельзя сказать, будто она изменила своей мечте, решив поменять Канаду на Израиль, о котором имела весьма смутное представление. Но где-то то ли прочла, то ли услышала, будто Израиль очень хорош в качестве трамплина для прыжка в ту же Канаду, США, Австралию и даже дальше.
Но вот беда, ее "лошара" Яков даже мысли не допускал, что они уедут на Обетованную землю. Ему хоть и не всегда было уютно со своей звучной фамилией в родном Ивано-Франковске, но после женитьбы и смены фамилии у него начиналась совсем иная жизнь. Как минимум, более спокойная...
Вскоре у них родился сын. Яков настоятельно потребовал, чтобы его назвали Иваном. Шли год за годом, а Яша ни в какую не соглашался на репатриацию на историческую Родину. Но Мария не теряла надежду уломать его.
Сын подрос, пошел в школу и ее уговоры стали более настойчивые. Она бы и без него уехала, будь Мария хоть в третьем поколении причастной к еврейству, но... где евреи и где она?!
- Ты не хочешь счастья для собственного сына, - поджимала губы Мария.
- С чего ты решила, будто там этого счастья вагон и маленькая тележка и оно терпеливо дожидается именно нас?
- Но уж тут его точно не будет... – вздыхала Мария и у него сжималось сердце при виде сынишки...
Замаскировать по полной Ванечку так и не удалось: он был копия Якова, одновременно вобрав в себя черты, казалось, всех его родственников, у которых даже под сильным микроскопом отыскать что-то славянское было невозможно.
И когда Яков смотрел на своего сына, ему отчего-то вспоминались свои школьные годы, наполненные подначками одноклассников и тумаками, несколько безуспешных попыток поступить в престижный по тем временам институт в славном граде Киеве, отчаяние друзей, которые в конце концов покидали Родину, ставшей вдруг в те беспокойные постперестроечные времена злой мачехой и не только для евреев, но и для тех же украинцев и всех жителей Страны.
- Ладно, - сдался однажды Яков - Едем!
* * *
И как Мария не пыталась сейчас избавиться от назойливых мыслей и воспоминаний, щедро делясь ими со мной, они буквально атаковали ее, облачаясь в некие беспорядочные фрагменты. И эти фрагменты наслаивались друг на друга, причудливо смещаясь во времени и пространстве...
- На самом деле годы мелькают гораздо быстрее, чем нам иногда этого хотелось бы... – вздохнула Мария, опорожнив стакан содовой. Из чего я сделал вывод, что все «самое интересное» ждет меня впереди...
По ее собственному признанию, жизнь в Израиле у них наладилась чуть ли не через год после приезда. На заработки в их положении новоиспеченных граждан было грех жаловаться. Скоро взяли ипотеку и купили в пригороде Тель-Авива «трешку». Сыну учеба давалась не труднее, чем остальным детям из семей репатриантов.
Купили машину. Каждый год летали всей семьей в отпуск, раз в год принимали родных из Украины у себя.
Словом, отчего бы не жить и не радоваться, благодаря иногда Всевышнего за свою Судьбу. Но Мария ничего не могла поделать со своей мечтой, которую до поры до времени держала в тайне от мужа. Она решила ничего не говорить ему до той поры, пока сын не закончит школу.
Молчала она и потом, целых три года, пока сын служил в Армии. И чем дольше она хранила и лелеяла мечту в себе, тем более навязчивой она становилась. И однажды, буквально за месяц до увольнения Ванечки, она таки призналась, как на духу, что всё равно уедет в Канаду...
Вопреки ее опасениям, что муж осерчает, обозвав ее глупой фантазеркой, Яков лишь вздохнул:
- Поезжай!
- Ты не понял, - прошептала она. От волнения у нее, казалось, пропал даже голос.
– Я не в тур собралась, а насовсем. Неужели тебя не волнует судьба сына?
- Старая пластинка, - печально усмехнулся он. – И я всё отлично понял. Причем, давно.
- И молчал?
- А что тут скажешь...
После армии сын устроился на вполне приличную работу и даже слышать не хотел об америках-канадах. Ему нравилось в Израиле. Ему нравилось здесь чуть ли не с первых дней приезда. И потом в тихоне и позже в армии понял, что Израиль это то место, где ему вполне комфортно. Но мать не давала ему дышать полной грудью, наставивая на скорейшем отъезде. Она буквально донимала его своими слезами, против которых ему было трудно устоять...
И он, как когда-то его отец, коротко бросил:
- Едем!
Они собрались ехать вдвоем. В отличие от ее широкой славянской души, которая легко расстается с нажитым, ошибочно полагая, что жизнь бесконечна, Яков умел ценить то, что ему даровала Судьба.
- Я поживу тут, - сказал он, как отрезал. – Не хочется всё разом терять. Буду выплачивать ипотеку, чтобы не потерять квартиру. Да и когда вы еще там устроитесь...
- Но когда устроимся, надеюсь, приедешь, продав эту чертову квартиру и всё остальное?
Он неопределенно пожал плечами...
И хотя сын почти сразу же по приезду устроился на работу, получив рабочую визу, он мог сравнить жизнь в Канаде и Израиле. Причем, сравнение, как не покажется кому-то странным, было не в пользу Канады. Там, на земле Обетованной ему если и не всё, то почти всё давалось играючи. Может, всегда теплый тамошний климат так действовал на настроение, то осознание, что и ты гражданин страны, а значит, и право имеешь. И никто не ставит перед тобой заслонов и рамок, всякий раз напоминающих о твоем месте эмигранта, пускай и вполне прилично владеющего английским.
Да и работать приходилось не там, где хотелось, а на какую именно работу была оформлена виза. И жить тоже в том захолустье, где проще было получить вид на ПМЖ, а спустя годы и гражданство, которое отчего-то совсем не радовало парня в отличие от его матери.
- Кстати, скоро сын купил дом в маленьком городке... В него мы вложили все свои сбережения, ну и приличную ссуду, которую он взял в банке.
Но как ни странно, даже в той канадской тюму-таракани Мария была почти счастлива, поселившись в гордом одиночестве в просторном доме, куда изредка наезжал сын. Он работал дальнобойщиком от одной компании, которая располагалась в Торонто, там же вскоре и снял скромную квартирку за большие деньги, потому как Торонто по дороговизне нисколько не уступал ставшему родным Тель-Авиву.
- Вот так и начали жить практически на три дома. – горько усмехнулась Мария. - В короткие приезды сын стал ужасно дерганным, превратившись из довольного жизнью молодого человека в затравленного зверька. И всё твердил, что обстоятельства реально превратили его в раба.
- Жениться бы тебе, сынок...
- И? – чем глубже я вникал в ее исповедь, тем она, казалось, сильнее захватывала меня. И хоть я слышал немало рассказов от неудачников-эмигрантов, пожелавших испытать заокеанское счастье, этот рассказ из первых уст был для меня куда любопытнее, нежели дюжины ранее услышанных...
- Уже женился. И даже ждут ребеночка. А я... осталась у разбитого корыта...
А случилось то, что рано или поздно и должно было случиться. Иммиграционная служба отказала ей в просьбе на ПМЖ на том основании, что доходов сына недостаточно для ее безбедного содержания. Ну или что-то в этом роде... Как водится, дали срок для отъезда из страны...
- Яша словно в воду глядел... – всхлипнула Мария. – Он чувствал, что рано или поздно мою мечту безжалостно растопчут.
- Ну, может, в сыне воплотится ваша мечта? – поспешил я ее успокоить.
- Вряд ли... – пожала она плечами. – Он собрался продавать тот злополучный дом. Зачем он ему пустой?! Какой смысл теперь выплачивать за него приличный кредит.
- Да и семью содержать надо, - согласился я.
- Может, как-то и притрется, - неуверенно прошептала Мария.
- Почему и нет! – сказал я.
- А может, и нет... – возразила Мария. – Он буквально бредит Израилем.
«Как кто-то когда-то бредил Канадой, пока одним махом не поломали мечту...» - чуть было не сорвалось с моего языка, но я во время сдержался. Зачем добивать и без того побитого Судьбой человека, у которой отняли мечту, растоптав ее походя. Ведь подчас даже правдивая констатация факта может привести к непредсказуемому результату...
И, кстати, я совсем не удивлюсь, если однажды Иван вернется в Израиль, хотя у него практически уже в кармане канадское гражданство. Но и об этом я решил
промолчать...
(Торонто-Тель-Авив, 2018)