«И устроил Ной жертвенник Господу; и взял из всякого скота чистого и из всех птиц чистых и принес во всесожжение на жертвеннике. И обонял Господь приятное благоухание, и сказал Господь Бог в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что промышление сердца человеческого – зло от юности его; и не буду больше поражать всего живущего, как Я сделал: впредь во все дни земли сеяние и жатва, холод и зной, лето и зима, день и ночь не прекратятся» (Быт.8:20-22).
«Путь же беззаконных – как тьма. Они не знают, обо что споткнутся. Сын мой! Словам моим внимай, и к речам моим приклони ухо твое; да не отходят они от глаз твоих; храни их внутри сердца твоего: потому что они жизнь для того, кто нашел их, и здравие для всего тела его» (Притч.5:1-4).
«Отче Святой! Соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты дал Мне, чтобы они были едино, как и Мы. Когда Я был с ними в мире, Я соблюдал их во Имя Твое; тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме сына погибели, да сбудется Писание. Ныне же к Тебе иду, и сие говорю в мире, чтобы они имели в себе радость Мою совершенную» (Ин.17:11-13).
Глава 26. «Т В О Р Е Ц и Т В А Р Ь».
«Демоны – это личностные, наделенные разумом, бесплотные существа, отпавшие от Бога, обретшие особый, враждебный всему доброму мир. Лишившись духовного неба, они находятся в сфере поднебесной или воздушной и обращают свое злобное внимание на мир людей»(см.:Еф.2:2)
«Как мамка говорит: время может работать как на нас, так и против нас..»
Яна, позируя снова в позе дерева, ждет-не дождется, когда кончится сеанс, и она сможет приступить к осуществлению задуманного. Сегодня ей гораздо легче: муть начала уходить из головы, мысли проясняются, а главное – у нее появилась цель и наметились пути к ней! И она старается изогнуть свой стан так, чтобы все линии стали наиболее пленительными, а взгляд – обольстительней.
Когда Алексей писал, взгляд его был полон всеобьемлющей проницательностью, казалось, что он видит ее всю: до мозга костей; всю плоть, и всю кровь, струящуюся вверх и вниз, питая нервные окончания и волокна. И его взгляд скользит по ним, по всем очертаниям и формам ее тела. И он полон света, и чувственный свет этот, пронизая, проникает сквозь все преграды, оглаживая кожу, которая начинает светиться и излучать в ответ сияние.
Каждая составляющая тела и всего существа оживает, наполняясь смыслом, и душа, заключенная в этом теле, ликует, наполняясь этим светом, этим сиянием, новым смыслом, радостью бытия, познавая себя в новой ипостаси…
Еще никто никогда так не смотрел на нее, пытаясь проникнуть в самую суть ее сущности, куда даже она сама не готова была заглянуть. А она смотрела на него, как на Бога, чувствуя, что не в силах противиться могущественному, всепобеждающему чувству влечения к этому человеку, к мужчине, и желанию стать с ним единым целым. Единым существом, - единосущно. И тогда весь мир будет принадлежать им одним. И даже его будет мало, чтобы вместить всю полноту счастья бытия.
Ей казалось теперь, что никого не было в ее жизни до него, никто не касался ее тела, не волновал душу – только неясные, нелепые тени мельтешили где-то позади, в темных углах, и уходили в туманную слякотную даль прошлого, и вместе с ними уходила ее прошлая оболочка, её прошлое я (или одно из них).
Она смотрела прямо ему в глаза, пытаясь проникнуть в самую душу, в сердце, во все тело его, передать то, что она чувствует. Притянуть, покорить, обладать им, отдавая себя саму, всю без остатка, и вбирая его в себя, выпивая и его до дна. Она даже не представляла себе раньше, что способна на такое чувство. Он – ее в с е.
Но… его глаза, пронизающие ее насквозь, были непроницаемы для нее самой, они не пускали ее дальше, чем зеленая радужка. Видя, понимая ее всю, он не желал впустить ее в себя. Почему?! Потому, что он – всего лишь художник, пытающийся познать сущность сущего, и передать это, материализуя, облекая в формы, одевая в цвета, реализуя свой замысел на полотне?
Вот так и Бог, творя человека, наверное, возлюбил его всего лишь, как произведение искусства. Но где же Его любовь к своему чаду: вылепил, и пустил на волю, и смотрит: что из этого получится?! Бог жесток, наверное. И надо все время просить Его милости, его милосердия. Против этого бунтует ее душа.
Проще обратиться к тому… другому… который не так притязателен. А что? Ведь и он – создание божье, его часть, пусть и отделившаяся… Темная тень за левым плечом кивает: да, да,это так!
А светлое сияние справа говорит: но ведь это Он дал тебе все! И эти страдания, и это счастье, - любовь! Да, любовь, я его люблю. Какое дурацкое слово, разве может оно вместить всю полноту того, что пришло к ней наконец! И она говорит: «Я тебя люблю». Тихо, тихо. Он, наверное, подумал, что послышалось, и вопросительно взглянул. Но она только улыбнулась загадочно. И в его глазах блеснули ответно лучики улыбки.
«Ты сейчас похожа на Марию Магдалину. Кающуюся» Да! Как бы она хотела омыть своими волосами Его ноги, и, упав на колени, омыть и свою душу, смыть все мерзкое и нечистое, что было в ее жизни… но она и так чувствует: нет, и не было ничего! Она чиста, как… ну не Ангел, конечно. Ведь она так хотела любви! Она не виновата, что искала ее не там, и не так, и «не тем местом», как говорит ее мать.
В душе опять шевельнулось и кольнуло что-то нечистое, но сейчас она вся так была полна любовью, что готова была все простить, всем и вся, кто обидел ее когда-либо: своим непониманием, своим равнодушием, нелюбовью. Даже покаяться и попросить прощения…
«Леш, а почему Бог, хоть я и обращаюсь сейчас к Нему, не дает того, о чем прошу?» «Не о всяком можно просить. Он дает только то, что полезно для тебя в данное время. Проси от чистого сердца, говоря: «Господи, даруй мне, рабе Твоей грешной Анне, вся благопотребная для жизни сия, и вся к спасению души полезная».
Духовная жизнь движется постепенно: или вверх, или вниз, к добру или злу. Это похоже на плавание в лодке вверх по реке. Движешься вперед, пока гребешь, живя по заповедям, пытаясь исправить свои недостатки. Если сложишь весла – начнет сносить назад. Как растет семя Слова Божия, по каким законам – человек не знает, и часто даже не замечает, пока не определится результат роста, и семя не превратится в полновесный колос. Но когда вырастает семя, оно заполняет всю душу, вытесняя все лишнее, не нужно.
Так «зерно горчичное, которое, когда сеется в землю, есть меньше всех семян на земле; а когда посеяно, всходит, и становится больше всех злаков»…
Царствие Божие – благодать в душе, подобно этому зернышку, посади его в благодатную почву покаяния, поливай слезами раскаяния, удобряй молитвой, и оно будет расти в душе и даровать спасение…»
Дальше Яна уже не слушала.
«Прости, - думала она позже, занося руку с приворотным зельем над кружкой с питьем для Алексея, - но я больше не могу ждать, не хочу, когда горчичное семечко прорастет»
Ангел Света, качая головой, смотрел, как рука все ближе подвигается... – вот зависла на мгновение... – но темный ангел подтолкнул ее под локоток - и Яна налила зелье в кружку, подала ее Алексею. И пристально наблюдала, как он пьет. И растекается по жилам магическая отрава. Он посмотрел: странный взгляд девушки пронизал черным светом, стремясь проникнуть в самое его нутро. «Что?» «Ничего. Пей квас, это на девясиле, девять сил придает. Бабушка научила делать его. А когда день рождения твоего Алешки?» «Седьмого июля» «На Иван-купала как раз?» «Именины Иоанна Крестителя вообще-то. Это неверующие извратили этот праздник, не понимая сути» «Ага…»
После обеда продолжают работу. У Алексея начался пик работоспособности. Такое уже бывало, когда картина на той стадии, когда близится к завершению. Остается только привести всю композицию к единому целому, чтобы была полная гармония линии и цвета, и выписать детали.
Разного цвета глаза Яны придвавали в анфас ассиметричность: если смотреть с разных сторон, предстают как бы две личности. Одна, с нежно-голубым взглядом, - лесная нимфа, в чьем взоре отражаются небеса и бегущая вода. И – другая сторона: графитово-черный зрачок без радужки блестит из-за завесы ресниц, - темный омут в глубокой тени, отражающий свет месяца. Даже волосы меняют цвет в зависимости от освещения: вот лучики солнца пробегают по волнистым прядям, превращая их в сияющие медью спиральки; а с теневой стороны длинные каштановые пряди местами окрашиваются в цвет ночи, умбры и сиены.
Несмотря на нездоровый образ жизни, ее кожа свежа и имеет свойство окрашиваться в пастельные тона, вылепляя формы: солнечный свет, концентрируясь на выпуклостях, сгущает цвет. Вот он выписывает лоб, нос, подбородок, накладывая мазок за мазком, смешав белила со светлой охрой и венецианской желтой, и, добавив немного кадмия красного, окрашивает скулы. Тени в глазницах, на крыльях носа, на скулах остаются лишь намеченными легкой розовато-голубоватой лессировкой.
Более тонкой кистью подчеркнуть рисунок бровей, глаз, ноздри, выписать рот – его он выписывает с особой выразительностью, чувственностью, покрывая алым цветом губы. На этой картине Женщина – символ жизни, ее чувственной красоты, плодородия. А на той, где Ангел – полупризрачный образ-мечта, идеал, поэтический образ.
Все женщины проходят мимо одной многоликой массой, но каждая, взятая в отдельности, под «натуру», воплощает определенный замысел. Придав ей нужную позу, в наиболее выгодном свете и ракурсе, слегка видоизменив облик (пропорции, выразительность линий, взгляда, цветовую гамму…), можно добиться почти совершенства форм. Хотя каждый человек по-своему видит это совершенство. И каждый художник – в душе художник – находит его: выхватывая взглядом из толпы тот и или иной облик, взгляд, походку. Стремиться к совершенству – это так естественно, и такая большая и трудная работа…
И вот постепенно, линия за линией, мазок за мазком – все ярче, все живее и одухотвореннее взгляд, поза, движение рук, изгиб бедра; и из легкого наброска, из полутеней вылепляется, обретает плоть замысел художника. Все уверенней движение его кисти. То, что витало в эфире его воображения, обретает форму.
Алексей то отходит на несколько шагов, то снова бросается к полотну, нанося все новые штрихи, новые краски.
…Вся палитра залита разноцветьем миллиона радуг, слившихся воедино. И каждый из оттенков, подхваченный кистью Творца, находит свое место под солнцем, на грешной земле тела, сияя небесной лазурью глаз в небе, сверкая золотом волос, струящихся по платиновой коже, мерцая и переливаясь кипящей рудой где-то внутри, во чреве…
Они одни на земле, во всей вселенной: Творение и Творец. И искра Божия меж ними…
Все прочнее нити, из кокона прорезываются и растут крепнущие крылья… растут центростремительные силы, сближая и облекая в плоть вещество желания обрести себя во всей полноте бытия. А вокруг: другие планеты, гиганты и карлики, пульсары, и их обломки, и Черные Дыры, засасывающие все и вся…
Как написать космос? Великое и непостижимое нечто может уместиться в одно движение кисти, в одно Слово?!.
«Я не могу, устала уже» Это Яна возвращает его в реальность, стремясь обратить на себя внимание – на себя, грешную, земную. «Ладно, отдыхай, а я еще попишу» «Ужин пойду приготовлю. Леш, что ты хочешь покушать?» Но он уже не слышит – весь ушел в свое творчество.
Так прошло несколько дней. Яна была молчалива и задумчива. Она, казалось, полностью вошла в роль: исправно молилась вместе с Алексеем, позировала ему в балахоне. Древо жизни почти готово, Алексей дописывает его часто уже без Яны: на ветвях поселились птицы, у подножия дерева прилег лев, из кустов выглядывают разные зверушки, выползают змеи. Со- творение рая идёт полным ходом.
Со смиренным видом, в платочке и юбочке, Яна готовила еду, прибиралась, полола и поливала грядки. Как-то в конце обширного полузаброшенного участка, выдирая высоченную крапиву, набрела в бурьяне на постройку: сруб из бруса, без окон и дверей и почти без крыши. Сзади подошел Алексей: «Это я для себя начал строить. Хозяин выделил три сотки земли, дал материалы, строй, говорит себе времянку пока. Сына я родил, дерево нарисовал,а вот дом еще не построил… Штукатурить умеешь?» «Научусь» «На завтра дождь обещают, если что, можно начать»
Назавтра и правда был дождь. Алексей натаскал ведрами глину, песок и цемент в большую ванну, стоящую в центре постройки. Налил воды, начал месить лопатой. Бугры мышц так и перекатывались под кожей рук обнаженного торса. «А теперь смотри: берешь на мастерок немного раствора и шлеп на стенку» У него ловко получается. А у Яны все валится на пол или летит не туда, куда надо. Но потом ничего – пошло! Шлепок, и мажешь, шлепок – и мажешь. Она залезла на стремянку, потянулась под самый потолок, и краем глаза заметила: Алесей наблюдает, кажется, даже любуется ею. Совсем не так смотрит, как даже когда она полуобнаженная позировала. Делая вид, что ничего не замечает, она стала двигаться еще гибче и грациознее. Это же ведь надо умудриться: принимать красивые позы, стоя на стремянке и с головы до ног в серой жиже! «Яна!» «Да?!» «Осторожнее, не сорвись»,- и он едва успевает подхватить покачнувшуюся лесенку, а Яна падает прямо ему в обьятия…
Каждое утро, когда он уходит в дом Хозяина работать, - пишет пейзаж вокруг Дерева, Яна разворачивает бурную деятельность. Надо торопиться: а вдруг – вот построит он дом, и надумает опять с женой сойтись?!
Встав у окна с западной стороны, шептала и н у ю молитву: «Встану я, раба Яна, не благословясь и не перекрестясь, выйду в чистое поле, погляжу на все стороны, на Божий храм»… Ей в окно как раз видно далекий купол со сверкающим крестом. «Как на него смотрят и зарятся, так бы и на меня, рабу Божию Марианну, смотрели и зарились старые старушки, старые старики, красные девицы, молодые молодицы и молодые ребята, и больше всех смотрел бы на меня зарился раб Божий Алексей. Будьте мои слова крепки и цепки, как ключи подземельные. Аминь».
Затем, расчесав волосы, брала с расчески три волоса, смешивала с пятью волосами своего возлюбленного и сжигала их над пламенем свечи, принесенной из церкви…
Еще она оторвала от красной косынки тесемку, сделала на ней узелок и сказала над ним Отче наш до слова «искушение», заменив последующие слова на: «людеа, людеи, людео», и спрятала тесьму, ежедневно прибавляя по узелку с этой антимолитвой. Через девять дней она наденет этот амулет ему на левую руку и теперь искала момента дотронуться до своего суженого и сказать определенные слова.
Также еще девять дней назад Яна решилась попробовать самое действенное средство в деле приворота. Решилась после того, как прочла в мобильнике смс-ки: «Лешик, прости, а? Можно, я вернусь?» «Леший, я люблю тебя, выгони эту кошку драную»! Тогда она набрала номер, с которого ее так опустили. «Слышь, коза драная! Не вздумай липнуть к Алешке, поняла?!» «А, это ты что ли, кошка приблудная! Любит же он вас собирать, он же у нас жалостливый. А вообще-то он мой – я его на речке спасла, когда он почти утонул, и уговорила Своего взять Лешку к нам» «А он меня целых два раза спасал, жизнью рисковал! Ему, выходит, даже двух жизней своих для меня не жалко! Так что отвали, подруга, и не мешай нам, а то…» «А то что?!» «А узнаешь потом. Знаешь, у кого такие глаза, как у меня, бывают?» И отрубилась. И поняла, что надо форсировать события. Всеми путями и способами. "Все равно он будет мой!"
И вот, благо, что как раз подвернулся случай: сосед гонял голубей, вдруг коршун накинулся на голубку и схватил ее. Сосед выстрелил из пневматики, коршун выпустил добычу и улетел, но голубка была мертва, и упала как раз в крапиву у их забора. Яна, обжигаясь и тихо матерясь, достала еще теплое тельце. Теперь надо было добыть ее печень и немного своей крови.
Она взяла не очень острый нож, тщательно примерилась и слегка порезала себе запястье.
Вытекло немного крови – в чашку, где уже была голубиная печень… И тут появляется Алексей:«Яна! Ты что наделала?! Вены порезала?!» Пришлось разыграть целый спектакль: «Не хочу больше жить! Никому я не нужна!» Она так растрогалась, видя, как он перепугался, суетился, перевязывая ее руку, что слезы сами потекли ручьем. «Яна, а это что за шрамы, ты уже делала это?» «Да… а они, су.. даже ноль внимания, прикинь?! Надоели, говорят, твои концерты и истерики! Мама родная и брат, называется! Алеш, можно я надену тебе это?» «А что это?» «Оберег. Сама делала» И повязала ему на левую руку красную заговоренную тесемку... так с тех пор он и носит ее. А у Яны – в медальоне на шее ввиде сердечка (тоже наследство от бабушки) – печень голубки с кровью. И сегодня девятый день, и нужно дать э т о Алексею…
Этому научила ее бабушка. И еще многому научила она свою способную внучку: чтобы возбудить любовь, или чтобы вылечить хвори. Но Яна запомнила только то, что интересовало ее: как подчинить другого человека себе, своим желаниям. Раньше у нее неплохо получалось, но кандидаты попадались какие-то не особо подходящие, или не поддающиеся ее чарам, и она быстро теряла к ним интерес.
И вот протопила она баньку, а когда дым пошел из трубы, она приоткрыла дверцу печи и начала бормотать заклинание, но тут прибежал Алексей, весь вымокший до нитки – дождь хлестал как из ведра. Она схватила полотенце и стала растирать ему спину.
Яна чувствовала: лед тронулся. Но… еще не время. Надо выдержать роль до конца, чтобы осталось только потянуть за нужную ниточку, и тогда… Ловушка захлопнется.
Она налила горячего чая с травками Алексею, а сама пошла в баню, подбросить дров. Здесь она вынула из веника прут, положила прямо под порог, под коврик, со словами: «Как он сохнет, так пусть и раб Алексей сохнет по рабе Яне».
Когда она поднялась наверх сменить простыни, услышала: он вошел в баню. Тихонько сбежала вниз по лесенке, подошла, прислушалась, и рывком открыла дверь: «Ой, извини, я не знала, что ты здесь!» И, выскочив обратно, прижала руки к груди: «О боже, какой мужчина!» И вспомнив популярную песенку, начала мурлыкать: «Я хочу от него сына. И я хочу от него дочку, и точка, и точка…»
И решила сделать ему "любовный напиток" покрепче: и вот, когда рука ее подняла бутылек с зельем над кружкой, распахнулось вдруг порывом ветра окно, и занавеска ли, похожая на светлое крыло, или на самом деле кто-то невидимый ударил ее по глазам, но она на миг растерялась, рука дрогнула... "может, не надо"... а из-за левого плеча глянул кто-то темный, и, усмехаясь, подтолкнул за локоток, и вот вылилась отрава, смешавшись со сладким кваском: готово!
А когда он уселся после бани ужинать, распаренный и умиротворенный, поднесла ему кружку кваса. Маруська, которая сидела у хозяина на коленях, подозрительно принюхалась, сморщилась и чихнула, а потом протянула лапу и попыталась опрокинуть кружку. «Эй, Марусь, ты чего это? М-м. Вкус необычный» «На девясиле же» И пристально наблюдала, как он пьет, шепча про себя заветные слова: «Ты мой лев, я твоя львица. Ты тигр мой, я - твоя тигрица… Люби меня, как я тебя, и никогда не забывай...» А еще в том кваске была изрядная доля коньячку, она купила его, когда ходила за продуктами. Продавщица достала его из-под прилавка - паленый, небось. Не отравить бы… Сама она пила из другой банки, без крови и печени. И чаек с коньячком. В голове с непривычки зашумело: надо же, отвыкла уже!.. "Яна, ты какая-то странная сегодня, что так смотришь на меня?" "Ну я же странница. А они все странные..."
… Дождь все хлестал по крыше, и их мансарда была, как ковчег, и они вдвоем во всем мире. И, о чудо, он протянул к ней руку, и ласкал ее пальцы, и молнии сверкали вокруг, пробегали по телам протоны, электроны и разные ионы и будоражили кровь… Но – не пришло время! Оно как будто вовсе остановилось, заблудилось где-то во всеобщем потопе!
Но скоро оно придет - и х в р е м я! Яна засыпала, успокоенная, еще слыша, как уходит гроза – все дальше, дальше...и последняя мысль: «Интересно, как все же там мамка и брат… Уж теперь-то мамке точно времени хватает смотреть только за ним, любимым сыночком своим, поймала наконец
убегающее время свое за хвост…»