– Сегодня я встретил свою дочь-проститутку.
Многообещающее начало, подумал я, но не сказал ни слова. Хотелось побыстрее проехать этот мрачный район. Я с напускным безразличием рассматривал унылую серую улицу за окном, когда таксист не выдержал и продолжил:
– Да, представляете? Еду я, а она на перекрестке стоит. Даже чулки видны, нормально? В такой-то мороз. Хотя мне и раньше говорили, что она приторговывает, да я, дурак, не верил. Хорошо хоть не от законного брака.
Водитель посмотрел в зеркало и недовольно поморщился, будто увидев ее на заднем сиденье:
– Самая настоящая проститутка, я вам клянусь. Вы бы видели, как она она губы вымазала, ****ь она этакая... Вы не против, если я закурю? – не дожидаясь ответа, он подкурил, ловко чиркнув спичкой о приборную панель.
Потом открыл окно и с нетерпением выдохнул огромное облако дыма наружу. Нас обдало холодным воздухом.
– А все ведь началось с ее мамаши Танечки, чтоб ее за компанию. Все ж было в порядке: жена, два ребенка, все хорошо. А я, кобель сраный, на корпоративе эту Танечку заприметил. Мало того, что и так голову снесло, да она еще и приворожила. От нее и дочка...
Я внимательно посмотрел на таксиста. Мужчина лет сорока пяти, седые волосы, напряженный взгляд и печальный лик мученика.
– Не помню даже, в каком году с ней познакомился. С первой встречи в оборот взяла. Сначала деньги от меня таскать стала, а по койкам с другими валялась. И ведь знает, падла, что я догадываюсь, но тащит – и не моргнет! Я решил ее бросить, ушел обратно к жене и детям. А без нее – никак. Вот, блять, не могу без нее, понимаешь, и все! Хоть ты тресни. В итоге вернулся. Потом опять бросил, потом – опять назад.
Таксист многозначительно замолчал, словно давая мне шанс прочувствовать всю глубину безысходности.
– В последний раз этим летом от нее на три месяца ушел. Все, думаю, окончательно. Поклялся, что не вернусь. Думаю, буду мучаться, все дела, но вытерплю. С героина люди ж как-то слазят? В общем от нее ушел, к жене вернулся. Так знаешь, что она сделала? – таксист посмотрел на меня, продолжая левой рукой небрежно придерживать руль. – Знаешь?!
Я в замешательстве посмотрел на него и честно ответил:
– Не знаю.
– Она на мою жену смерть наговорила!
Я не понял и решил уточнить:
– Это что значит?
– А значит это то, что если я Танечку брошу, жене моей пи-здец. Сдохнет ко всем чертям! Понимаешь? Как было. Пришел к этой шалаве своей ненаглядной, Танечке, и говорю: "Все, дорогая, прости-прощай, я сваливаю". Забрал свои манатки. Заберу, думаю, чтобы все эти приговоры-привороты не действовали. Все забрал, а она – ход конем, сука. Говорит: "Уходи-уходи, но жене твоей худо будет". И все, Вася, приехали. Сказала, развернулась и ушла на кухню свои борщи кошмарить. Я-то че. Плюнул и свалил. Так в тот же день на жену закатка с антресолей ебнулась. Трехлитровую банку полезла доставать, вот она на нее и шлепнулась, а сама жена на осколки упала. Чуть в собственной крови коньки не откинула.
Мы на всей скорости въехали в лежачий полицейский, и я, подскочив, хорошенько приложился головой о крышу, отметив про себя странное пересечение рассказа и своей реальности.
– А я в тот же день в аварию попал. Машину к чертям разбил, но сам, видишь, жив остался. Вот и пришлось к Танечке вернуться.
Мы остановились на светофоре. Улица была пустая, только несколько парочек на автобусной остановке жались друг к другу в надежде согреться. Я удивился, как странно и резко менялась интонация таксиста, когда от искусно подобранной матерщины он переходил к ласковому "Танечка".
– Приворот – штука страшная. Я уже думаю, что проще было бы ее кокнуть, да не мучаться. Головой-то понимаю, что ее бросить надо, но как ухожу – все, кирдык. На стену лезу, не могу без нее, черт бы ее побрал. А когда рядом с ней – так тоже никак не могу. Ад. Иногда думаю, что и самому бы сдохнуть проще было. Работаю вот в такси в две смены. Отвлекает. Но сегодня дочку увидел – и снова в голове бардак. Стоит с каким-то хахалем, обнимается, а меня не замечает. А я вижу, что такая же, как мамаша, подросла. Двадцать лет так и мучаюсь.
Он закурил вторую сигарету. В салоне стало дымно, и я приоткрыл пассажирское окно.
– А знаешь! – он, улыбаясь, стукнул меня по колену. – Знаешь, что Танечка эта мне на 23-ее февраля подарила? – он открыл бардачок и достал оттуда какую-то упаковку.
– Влажные салфетки, мать ее так! – нервно засмеялся он, вертя в воздухе упаковкой. – Влажные салфетки для машины! Ты представь, какая высота воображения, какой полет фантазии! Хочу их выкинуть нахер, да не могу...
Он обреченно вздохнул и аккуратно положил салфетки обратно.
Наконец светофор загорелся зеленым, и мы поехали дальше. Таксист включил радио. Передавали прогноз погоды.
– Но знаешь, что самое интересное?
Я вопросительно посмотрел на его угрюмое лицо.
– Что жизнь все равно прекрасна, – он громче сделал музыку и больше не сказал ни слова.
Через пару минут я уже стоял возле бара и смотрел, как красная пятерка со всеми своими противоречиями и дзеном уносится в темноту. Из бара доносились смех и музыка. По липкому снегу я побрел на звук.