МОРСКОЙ...
1
И трудно и просто представлять героев повествования. Они же— люди. У них паспорта, трудовые книжки, какие-то удостоверения, дипломы, профессии. Но это для анкеты. А в жизни окружающий героев народ даёт им свои характеристики, прозвища и т. п. В нашем случае речь идёт о судовом механике. Все от капитана до рядового матроса и в глаза и за глаза звали его просто: Степанныч. Это слово вобрало в себя все главные характеристики его как человека: и возраст и профессионализм, и душевность.
Служил ( или работал—кому как угодно ) он на торговом судне механиком по двигательным установкам. Последние шестнадцать лет на одном и том же сухогрузе "Звёздный", который курсировал между портами Чёрного моря. За это время Степаныча не только на своём судне, но и во многих портах узнали и уважали. Да и как иначе? У кого-то забарахлила машина— к Степанычу. Своей умной головой и руками, которые, без преувеличения, не грех назвать золотыми, а умелыми, уж точно, он найдёт и устранит неисправность в машине. В таких случаях обычно зовут в портовый кабак, но Степаныч такие предложения отклонял решительно. А вот непортящееся угощение в виде арбуза, дыни и подобного принимал без лишних церемоний. Ему было приятно удивлять домашних неожиданными гостинцами.
Его коллеги-механики в портах друг у друга спрашивали, не "когда придёт в порт "Звёздный"?, а "когда будет Степаныч?" Про свой порт, порт приписки, и говорить нечего. Пока дойдёт до своего борта, рука, как на зарядке, то поднимается к фуражке для приветствия, то опускается. Нужно сказать, что за шестнадцать лет его службы на "Звёздном" у машин не было в рейсах ни одной поломки. Зато во время плановых ремонтов он загонял своего капитана до пота: помоги достать то, закажи другое. Словом, понятно, что вкладывали люди в обращение " Степаныч".
2
Когда служба Степаныча на "Звёздном" близилась к концу, в море произошёл такой запоминающийся случай. Шли с грузом в Болгарию. Вечерело. Вдруг по курсу, чуть левее, увидели сравнительно небольшое судно под турецким флагом. Оно не двигалось. Запросили: "Помощь нужна?" Ответили: " Судно потеряло ход, поломка двигателя." Есть неписанный морской закон: окажи любую посильную помощь тому, кто попал в беду. Потеря хода— еще не беда, пока море не штормит. А штормит оно по своему графику, который с мореплавателями, как известно, не согласовывается. Капитан спросил Степаныча:
—Попробуем помочь?
—Попробуем— ответил тот. Спустили шлюпку и доставили Степаныча на бедствующий борт. Степаныч довольно быстро освоился с иностранной машиной, нашёл в ней неисправность и помог её устранить. Насколько турки изобретательны в выражении искренней благодарности, знает тот, кто её— эту благодорность— испытал на себе. Испытал её и Степаныч. И руку жмут и всякие сувениры в руки суют, и слова непонятные говорят, и улыбаются так, как будто он какая-нибудь возлюбленная. Но потеря времени в пути вредна, поэтому Степаныч сразу направился к своей шлюпке. Ведь "Звёздный" тоже стоит. Турки продолжили путь по своему курсу, "Звёздный"— по своему. Потерянное время "отыграли", благодаря хорошим метеоусловиям.
Жизнь отодвинула этот морской эпизод на дальние позиции, и команда, да и сам Степаныч стали забывать о происшедшем. Но однажды "Звёздному" выпало идти в турецкий порт с грузом зерна. С зерном "Звёздный" ходил не только в этот турецкий порт, но и в другие черноморские порты. Обычный рейс. Пришли, разгрузились-загрузились, и на следующее утро был намечен выход из порта. Неожиданно власти порта выход судна задерживают. Вскоре к "Звёздному" подходит целая турецкая делегация: какое-то начальство в форме, капитан, в котором опознали того, чей корабль стоял среди моря с неисправным двигателем, и несколько матросов. Начальник вручает нашему капитану конверт с какими-то бумагами и бочёнок вина. Турецкий капитан дарит нашему свёрнутый в трубку ковёр, а матросы требуют Степаныча. Позвали Степаныча. Ему вручили солидную коробку, огромного размера арбуз и не менее огромную дыню, каких Степаныч отродясь не видывал, хотя посещает черноморские порты разных стран уже много лет. Делегация извинилась за задержку выхода судна и, попрощавшись, удалилась, а наш капитан получил разрешение покинуть порт.
Когда"Звёздный" вышел из прибрежной зоны и взял курс к намеченному порту, стали рассматривать подношения. Всем ясно— это за помощь в ремонте ходовой машины в открытом море. Капитан положил запечатанный конверт в сейф. Развернули ковёр и ахнули. Его размер приблизительно два на полтора метра. Весь голубой. Ниже середины— морская волна с гребешком пены, выше середины— белая чайка с распростёртыми крыльями, по углам— по морскому якорю, а в центре— две руки в рукопожатии, одна светлее, другая смуглее. Вот уж настоящий знак дружбы и взаимопомощи! Команда в недоумении, это вроде для Степаныча, но тот развеял недоумение. Ковёр— дар кораблю, значит,место ему в кают-компании. А ему, Степенычу, достаточно дыни и арбуза—сюрприз для домашних— и коробки, которую он принципиально не будет открывать до прибытия домой. Капитан и экипаж одобрили такое предложение, и старпом отправился в кают-компанию повесить ковёр на достойное место.
3
Много ярких и интересных случаев из морской жизни Степаныча можно вспомнить и описать, но сейчас нужно остановиться на последнем времени этой жизни. Поменялась власть в стране, изменилась страна, экономика стремительно продвигалась к упадку. Торговый флот становился всё меньше востребованным, и "Звёздный" иногда целые месяцы качался у причальной стенки родного порта. Нет рейсов, нет и зарплаты у экипажа. Первыми начали уходить классные специалисты—ученики Степаныча. Успех в поиске работы обеспечивала фраза: "Столько-то лет плавал со Степанычем." Сам Степаныч не помышлял покидать своё судно, но и находиться в подвешенном состоянии стало невмоготу. Нет, он не искал новую работу. Ему искать не нужно было, потому что его искали. Но возраст уже напоминал о себе, да и работа в машинном отделении в течение десятков лет, конечно, повлияла на состояние здоровья.
Такое безделье и неопределённость угнетали Степаныча. Он мучительно раздумывал о выборе направления на жизненной дороге. А выбор-то небольшой— всего два направления: переходить на другое судно, участь которого может мало чем отличаться от участи "Звёздного", или отправляться на заслуженный отдых в свою пустующую квартиру.
К этому времени он овдовел, дети выросли. Дочь вышла замуж за офицера-подводника и живёт со своей семьёй на Дальнем Востоке. Сын, он старший, успешно работает на оборонном предприятии. Его старший сын, внук Степаныча, стал офицером-подводником на Северном флоте и домой приезжает только в отпуск. Младший внук учится в старших классах и мечтает о мореходке.
Всё-таки Степаныч не допускал свою службу на каком-нибудь другом судне, а не "Звёздном". Для него это выглядело
как бы предательство по отношению к "Звёздному", капитану и экипажу ( где он? ). Значит, полное увольнение на берег.
С этим решенем и заявлением в руках вошёл Степаныч в каюту капитана. Тот взглянул на него и спрашивает:
—Ты заболел или потерял что-нибудь? На тебе лица нет.
—И то и другое, капитан.
Капитан показал Степанычу на стул, отодвинул в сторону бумаги, которыми занимался, и проговорил:
—Давай, выкладывай, что у тебя там.
Степаныч был постарше капитана, и когда они были наедине, разговаривал с ним, как с равным. И на этот раз тоже. Он рассказал капитану о мучительных раздумьях и о своём решении и положил на стол заявление о своём уходе на пенсию.
—Да от таких мыслей можно потерять не только лицо, но и голову,— проговорил капитан,— вот что я тебе скажу: на судне тебе замены нет, но и предложить я тебе ничего не могу. Сам не знаю, когда, наконец, начнётся нормальная работа судна. Заявление твоё с болью в сердце подпишу. Больше десяти лет от одного камбуза хлебали, ни ссор, ни обид не было. Раз решил, действуй, но знай: на судне и в моей душе твоё место не будет занято. Надумаешь, приходи.
И подписал своё согласие на уход Степаныча на пенсию.
Через несколько дней снова зашёл Степаныч к своему капитану, на этот раз, чтобы подписать обходной лист. Степаныч был материально ответственным, считай, за всё машинное отделение. Разговорились. Капитан даже помыслить не мог, что у Степаныча в машинном отделении может "не оказаться в наличии" что-нибудь, но подписывать обходной сразу не стал, подвинул его к себе и говорит:
—Ты своё имущество забери.
—Какое имущество?
—Турецкий ковёр.
—Это имущество судна.
—Нет, это имущество экипажа, от которого остались ты да я, да ещё два палубных матроса, но они не участвовали в событиях, благодаря которым появился ковёр. Вобще-то турки его тебе принесли, так что забирай. А обходной я подпишу и сам отнесу, куда следует,— проговорил капитан и подумал: надо в пароходстве похлопотать, чтобы такого заслуженного человека проводить достойно. Ушёл Степаныч домой в сопровождении матроса, которому капитан поручил донести ковёр.
Но пенсионная жизнь оказалась слишком уж тягостной для такого трудолюбца, как Степаныч. Он просто не находил себе места в пустой квартире. Уборка и приготовлением пищи у него занимали очень мало времени. От тоски он стал часто звонить старшему сыну, который должен, по мнению Степаныча, понять его. И он понял и скоро приехал навестить батю. Общение с отцом убедило его, что дальше одному отцу оставаться нельзя.
4
Видимо, руководствуясь этим обстоятельством, сын уговорил Степаныча переехать жить к нему. Свободная комната в доме есть, младший внук Стапаныча обожает, невестка уважает. При доме есть сад и огород. По силам за ними можно ухаживать. Опять же развлечение. Степаныч нашёл доводы сына убедительными. Размер пенсии позволяет не чувствовать себя нахлебником, и Степаныч согласился.
Ему выделили комнату с окном на западной стене. На восточной стене, против окна, повесили знаменитый турецкий ковёр. Перед закатом солнечные лучи просто оживляли ковёр, и Стапаныч, если в это время находился в комнате, любовался столь красивым видом и часто погружался в воспоминания о морской службе.
Однажды летом старший внук приехал с молодой женой навестить деда, отца, маму, брата и познакомить их со своей женой. Как-то в выходной во время затяжного обеда внук начал рассказывать о северных морях, их особенностях, о своей службе на этих морях. Степаныч вначале слушал с интересом, потом его лицо стало грустным. Это заметил сын и спросил:
—Ты что, батя?
—Да так, вспомнилось моё Чёрное море. Взглянуть бы на него глазком, особенно перед закатом.
Мужчины оживились:
—Если есть такое желание, можно устроить. До моря всего 400 километров, и машина у нас неплохая.
Степаныч повеселел. Разговоры ушли от этой темы, как оказалось потом, до поры.
Перед следующими выходными сын говорит Степанычу:
—Ну, батя, собирайся, завтра утром отправимся в твой порт. Маму на кладбище навестим, посмотрим море, закат,а если повезёт, то и со "Звёздным" поздороваемся.
— Не шутишь?
—Я знаю, о чём нельзя шутить— ответил сын.
Вечером в пятницу они въехали в портовый город. К закату не успели. Расположились в портовой гостинице. Для Степаныча и его спутников номер нашёлся без всяких затруднений. Утром— на кладбище. Убрали могилу, покрасили оградку, подсадили цветов, постояли молча. Степаныч говорит: "Вы идите, я вас догоню." И ещё простоял у могилы минут пятнадцать. После этого— в порт. Как ни щупал Степаныч биноклем суда у причальных стенок и на рейде, "Звёздного" не нашёл. Где-нибудь в рейсе. Попросил, чтобы его отвезли в гостиницу. Устал, отдохнуть надо. А ближе к вечеру просит: " Отвезите меня на Лысую горку, хочу посмотреть закат." Лысая горка— это господствующая высотка над городом. С неё и город и порт— как на ладони.Ещё она интересна тем, что с неё вид на закат— над морем.
Здесь полезно вернуться на много лет назад, в прошлый двадцатый век, когда Степаныч был ещё подростком, и ему выпало, можно сказать, счастье однажды побывать в пионерском лагере на берегу Чёрного моря. Он жил тогда с родителями в том городе, где сейчас живёт у сына. В лагере из окна его комнаты в спальном корпусе вид на море тоже был на запад, и парнишке казалось, что солнце опускается в море. И чудесные, можно сказать, волшебные переливы света он наблюдал на поверхности моря, когда волнение моря было незначительным. Именно тогда он "влюбился" в море и решил, что станет моряком, когда будет взрослым.
Так и получилось. Поступил в морское училище, выучился на механика судовых машин и после службы в Армии ( на большом крейсере он был помощником механика целых два года) стал работать по специальности на судах торгового флота. И когда был свободен от вахты в предзакатный час выбирал место на судне, откуда солнце виделось заходящим в воду. Эту его привычку знал капитан, знал весь экипаж, и все старались не нарушать беседу один на один Степаныча с морем.
И вот он на Лысой горке. Море спокойно, и он до полного заката общался с морем. Сын и внук уже поджидали его. В гостиницу ехали молча. А незадолго до сна Степаныч сказал сыну:
—Ну всё. Я сделал всё, за чем приезжал. Можно возвращаться домой, когда вам захочется.
Сын в ответ:
—Но завтра можно на катере выйти в море, окунешься в родную стихию. Я договорюсь.
Степаныч:
—С твоего катера я увижу меньше, чем с Лысой горки. Не нужен катер.
Решили возвращаться завтра в первой половине дня.
5
Всю обратную дорогу Степаныч был в хорошем расположении духа, рассказывал всякие интересные случаи из своей морской службы. И дома стал веселее, мурлыкал свои песенки, хлопотал в саду или в огороде. Коротко сказать, сбросил с себя одёжку грусти и уныния.
Близилось время отъезда молодых, и хозяева дома устроили по этому поводу застолье— большой обед, как говорили в этом доме. Хозяйка и молодая невестка употребили всё своё старание, чтобы стол был красивый, а еда вкусная. Много говорили о том, о сём, и сын проговорил: "Теперь у нас в семье два морских волка— дед и внук." Внуку фраза пришлась по душе. И в самом деле, кому из молодых начинающих моряков не хотелось бы слыть морским волком? А Степаныч возразил: "Волк—разбойник, расхититель, пират настоящий, а я работал и трудом кормил себя и свою семью. Значит, никакой я не морской волк, а морской труженик." Все молча удивились очередной мудрости деда.
В конце надо добавить, что с этого года Степаныча каждый год на день Военно-морского флота возили в "порт приписки", как шутил сын, где он посещал три места: кладбище, праздник в порту и вечером Лысую горку. На этих поездках он набирался всего, что было ему дорого, и пребывал в хорошем расположении духа до следующей поездки.
Май 2017