Продолжение. Начало см.
http://www.proza.ru/2017/11/29/421
Все статьи данного цикла размещены в папке «Ленинское наследие»
Труды Ленина, в том числе о государстве, не были теорией в собственном смысле слова и даже не носили частного теоретического характера, хотя бы уже по уровню их идейного содержания. Но не только это. Выставляя их читающей публике, Ленин самой своей грубостью и нетерпимостью исключал даже возможность их развития единственно теоретическим методом – методом научной дискуссии.
Наоборот, по мере укрепления его личной власти, речь шла уже не о полемике, а о слепом следовании ленинским догматам под угрозой кровавой физической расправы с любым вольномыслием. Это к тому, что вне контекста огосударствления ленинской идеологии самим её автором её распространенность просто не может быть понята.
В предоктябрьский период В.И. Ленин заложил основы своей борьбы с инакомыслящими и предпринял попытки представить идеологию большевизма в качестве единственной «истинной» доктрины. Уже тогда он создавал предпосылки для утверждения идеократии, монополии единой идеологии в государственном масштабе.
Удивляет самомнение Ленина. Почему он был убеждён, что только он прав в своём понимании Маркса, а Каутский и Бернштейн неправы? Может быть, это ему боженька сказал, что он один прав, а остальные все неправы, поэтому Ленин так уверен в своей непогрешимости? И это при том, что сам Ленин настолько отошёл от Маркса, что его и марксистом-то называть можно только с натяжкой.
Мысли Ленина о монополии государства в политической, экономической и духовной жизни, о неограниченной монополии большевистской идеологии открывали возможности для создания духовного тоталитаризма, государственной идеологии, находящей свое отражение в государственном терроризме.
Превращение большевистской партии после октябрьского переворота в партию правящую открывало возможность усилить борьбу с инакомыслием, возвести её на государственный уровень. Это и было всемерно использовано Лениным, постепенно превращающим, по мере усиления Советского государства, большевистскую идеологию в государственную религию, за оппозицию к которой налагались всевозможные кары.
В предоктябрьский период, когда большевизм был лишь одним из направлений в социалистической теории и социалистическом движении, Ленин достаточно резко, порой возмутительно грубо, высказывался о Каутском и многих других, с кем он разошёлся по идейным соображениям. Он проявил удивительную нетерпимость ко многим экономистам и философам из противоположного лагеря. При этом Ленин не стеснялся в выражениях.
В какой-то мере можно понять почти патологическую неприязнь Ленина к Каутскому, которого Ленин считал своим личным врагом, и этим объяснить его резкие выпады против одного из ближайших последователей Маркса и Энгельса.
Известно общее отношение Ленина к Л.Н. Толстому, которого он считал зеркалом русской революции. Но Ленин ни в коем случае не приемлет идей ненасилия, которые развивал Толстой. Это была его, так сказать, официальная позиция.
А вот что пишет Ленин в письме Горькому 3 января 1911 г., высказываясь о Толстом и основателе социал-демократии в России Плеханове: «Насчет Толстого вполне разделяю Ваше мнение, что лицемеры и жулики из него святого будут делать. Плеханов тоже взбесился враньем и холопством перед Толстым» (48,11).
И это написано о Плеханове, в известной мере учителе Ленина. И грубые слова о вранье и холопстве перед ушедшим только что из жизни великим русским писателем.
Конечно, превращение вождя большевистской партии в создателя и руководителя государства было благоприятным для трансформации ленинской идеологии в неограниченную монополию государственной идеологии, как одной из важнейших предпосылок, да и характерных черт тоталитаризма. И Ленин немедленно воспользовался открывшимися новыми благоприятными для него возможностями.
Однако прежде чем перейти к вопросу об оценке ленинской нетерпимости к инакомыслящим после октябрьского переворота (и тому, что за этим последовало), следует ещё раз посмотреть аналогичное отношение Ленина к соратникам по партии и к руководящим деятелям других партий социалистического толка в предоктябрьский период.
В другом письме Горькому в феврале 1912 г. Ленин с восторгом пишет о том, что наконец-то удалось, вопреки соратникам по партии, которых он называет «ликвидаторской сволочью», возродить партию и Центральный Комитет. (48, 44)
Ленин просто патологически нетерпим. О своём соратнике и товарище, будущем наркоме в советском правительстве Луначарском Ленин в письме Г. Л. Шкловскому 12 марта 1912 г. писал: «...Ну, не мерзавец ли сей Луначарский?» (48,49).
В письме Л.Б. Каменеву 25 февраля 1913 г. Ленин писал: «Прочел «Темы дня». Ну и сволочь» (48,169).
«Сволочь» – одно из любимых в лексиконе бранных слов Ленина.
Как теперь ясно, недостаточно образованный философски, В.И. Ленин требовал «восстать против поганого эмпириомонизма и прочих мерзостей, позорящих пролетарскую партию». (48, 190).
Уже отмечалась явная неприязнь Ленина к интеллигенции, граничащая с ненавистью. В письме Л.Б. Каменеву 27 февраля 1914 г. Ленин писал: «Как говорят, уход Богданова вызвал недовольство (среди интеллигентской швали)» (48, 262).
И ещё о Плеханове в письме В.А. Карпинскому и С.Н. Равич 21 ноября 1914 г.: «Сейчас получили Ваше письмо. Кто свинья, Сиг или Плеханов? Или оба?» (49, 33).
Пожалуй, похлеще о Каутском и Бернштейне в письме К.Б. Радеку, написанном позднее 19 июня 1915 г.: «Мое мнение, что «поворот» Каутского + Бернштейн + КО (+500+1000+??) есть поворот говна (= Dreck), которое почуяло, что массы дальше не потерпят, что «надо» повернуть налево, дабы продолжать «надувать массы».
Это ясно...
Съедутся говняки, скажут, что они «против политики 4 августа», что они за «мир», «против аннексий» и... тем помогут буржуазии тушить зачатки революционного настроения» (49, 81–82).
Характерна здесь ссылка на то, что Каутский, Бернштейн и КО почувствовали изменение настроения масс и повернули «налево». В дальнейшем такие ссылки на массы, массовые движения станут у Ленина непременными. А пока он ограничиваеся обвинениями в адрес Каутского и Бернштейна в том, что они помогают буржуазии тушить зачатки революционного настроения масс.
В письме к И.Ф. Арманд 7 ноября 1916 г. Ленин о Роберте Гримме – одном из лидеров социал-демократической партии Швейцарии (давшей убежище Ленину), участнике Циммервальдской и Кинтальской конференций и председателе Интернациональной социалистической комиссии, писал: «Гримм нахал и сволочь: он подло нападает не на меня (как ошибочно думает Григорий, плохо осведомленный Зиной), а на Радека» (49, 322).
И в другом письме к той же И.Ф. Арманд 8 января 1917 г. говорится: «Подлец Гримм во главе всех правых провел (против Нобса, Платтена, Мюнценберга и Нэпа) решение отложить на неопределенное время партийный съезд...
...Председатель Циммервальда и пр. – и такой подлец в политике!» (49, 357).
О своем будущем наркоме и председателе Реввоенсовета Республики в письме к И.Ф. Арманд 19 февраля 1917 г Ленин писал: «...Приехал Троцкий, и сей мерзавец сразу же снюхался с правым крылом «Нового Мира» против левых циммервальдовцев!!» (49,390).
Подобные высказывания могут быть приумножены. Но и те, что приведены, свидетельствуют об удивительной нетерпимости Ленина к малейшим отклонениям от его взглядов. О нём можно сказать словами поэта: «Скажите, Вы, смеясь или в печали, ошибкою добро о ком-нибудь сказали?»
Не случайно все сочинения, авторы которых выступают как апологеты Ленина, подчеркивают его «непримиримую борьбу», борьбу возглавляемой им большевистской партии против антипартийных групп и течений.
На собрании партийных работников Москвы 27 ноября 1918 г., в заключительном слове по докладу об отношении пролетариата к мелкобуржуазной демократии, Ленин отметил в очередной раз, что учение Маркса и Энгельса не догма, которую заучивают, и подчеркнул, что об этом он говорил всегда.
Но на самом деле для него не догмой была лично определённая интерпретация им соответствующих положений Маркса и Энгельса, которые он считал вправе толковать, как ему вздумается.
О том, как Ленин всю жизнь занимался ревизией марксизма, красноречиво сказал социал-демократ В. Меньжинский в июле 1916 года в парижской газете «Эхо»:
«Ленин – это политический иезуит, который в течение многих лет лепит из марксизма все, что ему нужно для данного момента. Ныне он уже запутался в своих теориях…»
Однако всё то, что изрекалось Лениным, превращалось в догму, освящаемую его положением как вождя большевистской партии и руководителя Советского государства.
Сразу же после государственного переворота в октябре 1917 г., т.е. вскоре после написания «Государства и революции», Ленин столкнулся с проблемой «что делать?», конкретно осложнившейся вопросом «как делать?».
Не имея ясного плана государственного строительства, большевики и их вождь действовали по наитию, шли ощупью. Одно было ясно: надо было подчинить массы своему идеологическому и политическому влиянию любой ценой. А такой ценой был тотальный идеологический государственный террор.
Конечно же, в идейном арсенале Ленина и большевиков были лозунги, способные увлечь часть населения, особенно охлос. Это – призывы к свободе, равенству, власти «народа», «экспроприации экспроприаторов», «грабь награбленное», о всемирном счастье и т.п.
Если прежде Ленин ограничивался в своей непримиримости руганью в адрес оппонентов, к тому же, как правило, в частной переписке, то после захвата большевиками государственной власти своим взглядам на все процессы жизни, в том числе и государственные, он придал всеобщий, обязательный характер.
Они стали как бы нормами, малейшее отклонение от которых рассматривалось как государственное преступление и каралось по всей строгости революционной «законности».
По сути дела идеи Ленина превратились в государственную идеологию с её тотальной непререкаемостью, в самую нетерпимую из всех, когда-либо существовавших идеологий архиагрессивных религиозных сект.
С приходом Ленина к власти началось проведение в жизнь идей «социализма» и «коммунизма» путем насильственного внедрения большевистской теории в сознание масс. При этом спутником такого внедрения было уничтожение каких бы то ни было проявлений воли и собственной критической мысли. Ленинский тоталитаризм в идеологии вовсе не интересовался мнением масс и не считался с ним.
Идеология была подчинена уже не просто непримиримости, а тотальному террору. Установленный «порядок» был куплен самой дорогой ценой – ценой свободы. Ленинское учение о классовой борьбе, классовой ненависти, диктатуре «пролетариата» и тому подобном стало государственной идеологией Советов.
Ленин как вождь приучал видеть высшую добродетель в покорном следовании идеям большевизма. Это и была высшая ценность большевиков, отвергающих все иные ценности и отменяющих их. При этом Ленин умело оперировал обвинениями своих противников: эсеров, меньшевиков и других, что было важным средством объединить людей в массы в годы его восхождения к власти.
Таким образом, превращение идей вождя в тотальные идеи государства было началом установления тоталитарного режима. Ни Муссолини, ни Гитлер не были основателями тоталитаризма, как это полагают многие западные исследователи. Основателем тоталитаризма был вождь большевистской партии и создатель Советского государства В.И. Ленин.
Своих идейных противников Ленин постоянно упрекает в социал-демократическом уклоне, в оппортунизме и т.п. При этом чётких определений этих понятий не даётся. Они, как правило, носят расплывчатый характер.
Например, на собрании актива Московской организации РКП(б) 6 декабря 1920 г. «О концессиях» оппортунизм был определён следующим образом: «Оппортунизм состоит в том, чтобы жертвовать коренными интересами, выгадывая временные частичные выгоды» (42, 58).
Подобное определение оппортунизма ни о чём не говорит: оно не характеризует его как определённое отклонение от той или иной идеологии.
Исследователи, рассматривающие и анализирующие исторические взгляды Ленина, часто приводят его слова в письме к И.Ф. Арманд 30 ноября 1916 г. о том, что «весь дух марксизма, вся его система требует, чтобы каждое положение рассматривать лишь... исторически;... лишь в связи с другими;... лишь в связи с конкретным опытом истории» (49, 329).
Конечно, эти принципы не выдуманы Лениным, они – плод развития всей исторической мысли. Но в устах автора приведённого письма они звучат как произвольное толкование любого теоретического положения, толкование, которое удобно и выгодно в конкретной ситуации.
Ленин – принципиальный противник свободы мысли, свободы слова, свободомыслия вообще. Отсюда и изданный им декрет о трибуналах для печати, появившийся почти сразу же после октябрьского переворота, точнее, в январе 1918 г. Согласно этому декрету был учреждён особый революционный трибунал по борьбе с преступлениями против народа, совершаемыми посредством печати.
Но покушение на один какой-либо вид свободы означает покушение на свободу вообще. Октябрьский переворот почти сразу привёл к ликвидации в России свободы печати для всех оппозиционных партий.
В письме Г. Мясникову б августа 1921 г. Ленин прямо утверждал, что лозунг «свободы печати» является непартийным, антипролетарским лозунгом.
«Свобода печати, – писал он, – во всем мире, где есть капиталисты, есть свобода покупать газеты, покупать писателей, подкупать и покупать и фабриковать «общественное мнение» в пользу буржуазии...
Буржуазия (во всем мире) еще сильнее нас и во много раз.
Дать ей еще такое оружие, как свобода политической организации (= свободу печати, ибо печать есть центр и основа политической организации), значит облегчить дело врагу, помогать классовому врагу.
Мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем.
Мы ясно видим факт: «свобода печати» означает на деле немедленную покупку международной буржуазией сотни и тысячи кадетских, эсеровских и меньшевистских писателей и организацию их пропаганды, их борьбы против нас» (44, 79).
Полагая, что свобода печати поможет мировой буржуазии, но не очистке коммунистической партии России от целого ряда её слабостей, ошибок, болезней и бед, Ленин считал, что свобода печати станет оружием в руках мировой буржуазии.
Так было положено начало главлитам, официальной цензуре и уничтожению свободы печати, продолжавшемуся более семидесяти лет в бывшем Советском Союзе.
Свобода печати, как один из видов свободы, которую требовали Маркс и Энгельс, оказалась задушенной их учеником. Так было положено начало не просто главлитам и цензуре, но выкорчевыванию свободомыслия, всякой оппозиции большевистским, ленинским взглядам.
Продолжение см.
http://www.proza.ru/2018/02/24/514
Ссылка:
Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996.