Все мы жаждем свободы – идти туда, куда хочется,
и ненавидим, когда нас пленят.
Спрыгнув с крыши и чуть не подвернув ногу, Моа изо всех сил устремился вперёд, к прилавкам со всевозможными товарами: помидорами, огурцами, морковью, яблоками, травами, специями, камнями соли, мяса и прочим. Он юрко перемахнул через все столы один за другим, не забыв, конечно, перевернуть некоторые из них и раскидать часть товара, в следствие чего заставил всех торговцев покраснеть от ярости и запустить в него несметной тучей проклятий и парой тяжёлых и острых предметов. Впрочем, воришке Моа было не привыкать к такому отношению. Он ловко уклонился от всех летящих в него предметов и вырвался из рук, что пытались схватить проныру-беспризорника и жестоко наказать за погром на рынке. Стража, что преследовала его, была вынуждена обогнуть прилавки, изрядно потеряв на этом и увеличив расстояние до наглого преступника, но и она не лыком шита: как бы ни был ловок и расчётлив беглец, сбежать из города, который он плохо знает, будет для него довольно проблематично. Воришка же был неопытен. Свернув на совершенно неизвестную улицу, мальчик в лохмотьях продолжил бежать так, как позволяли ему силы, повернув ещё несколько раз на другие проулки-закоулки, он встретил одного из мундиров, что сразу же бросился за нарушителем в погоню и, непременно, поймал бы его, если бы не взявшийся из ниоткуда камень, который влетел ему прямо в голову. Через мгновение воришке Моа закрыли грязной ладонью рот и, с лёгкостью его подняв, понесли в толпу. Подоспевшая к этому времени стража увидела вырубленного коллегу, выругалась, оставила одного из своих сослуживцев с ним и продолжила погоню. Однако безуспешно. Скрывшись в очередном переулке, похититель или спаситель Моа ушёл от хранителей порядка.
- Чёртов поганец, не зная города, не кради! - сильно его пнув, грязный и вонючий бездомный произнёс это с такой ненавистью и рычанием, с таким огнём ярости в своих глазах, что заставил беднягу-воришку вжаться в себя: ему казалось, что вот-вот с этого сущего дьявола посыпятся яркие и горячие искры и прожгут в бедном двенадцатилетнем мальчике мириады дырок!.. Но всё обошлось. Он просто снова его пнул и, шатаясь, потому что был пьян, поплёлся восвояси, куда глаза глядят, выронив из руки потрёпанный пергамент.
С глубочайшим облегчением вздохнув и смеясь от того, что избежал подряд две напасти, Моа чуть было не свалился на землю, благо вовремя опомнился: его всё ещё ищут. Не теряя времени, он переоделся. Стерев с лица грязь, голову мальчик покрыл банданой, сделанной из потускневшей когда-то белой тряпки, свои лохмотья он заменил рубахой из плотной ткани тусклого зелёного цвета, надел чёрные штаны и сменил свои шлёпки на верёвочках на кожаные сандалии. Теперь воришка стал более походить на обычного городского ребёнка из малообеспеченной семьи, нежели чем просто на оборванца, который, чтобы выжить, вынужден красть еду с прилавков. Снятые тряпки и шлёпки паренёк спрятал в ту же сумку, откуда достал более-менее нормальную одежду. Теперь он в безопасности.
На всякий случай подобрав выроненный бездомным пергамент, Моа с чувством триумфа спокойным шагом, дабы не привлекать внимания стражи, отправился прогуляться, чтобы обдумать дальнейшие действия.
С чего бы бездомному ему помогать? Моа тоже задался этим вопросом. Однако в силу своих двенадцати лет и нежеланием копаться в тонкой и глубокой человеческой натуре он решил не задерживаться на этом необычном происшествии. Куда более его волновал вопрос, куда сбыть добычу - уж больно велика её цена - подвеска, выполненная из десятков изумрудов, топазов, сапфиров и алмазов, обрамлённых искусно переплетённым золотом. Не повезло той даме, с шеи которой он её сорвал, ибо немалые средства она вложила в этот роскошный знак её состоятельности, но и воришке тоже: за ним теперь ведёт охоту чуть ли не каждый стражник города. Придя к выводу, что сам он её продать по хорошей цене не сможет, не дорос ещё до того возраста, когда его будут воспринимать всерьёз, мальчик решил, что её стоит либо продать сейчас по дешёвке, либо спрятать в укромном месте, чтобы сбыть её, когда подрастёт, благо он очень терпеливый парень. Но в новом городе деньги ему нужны сейчас, так что первый вариант был выбран без сомнений, тем более есть у него тут друг, старик-ювелир, который не раз помогал ему советом, едой, но только не деньгами - жаба давит. К нему он и направился.
По мастерской прокатился кряхтящий и булькающий смех жадного мошенника.
- Поверить не могу, ты украл подвеску, которую я же и сделал?! Ха-ха-ха! - Он внимательно осмотрел своё изделие на предмет царапин, потёртостей и других повреждений золотой окантовки. В силу своего преклонного возраста ювелир был очень слаб зрением, поэтому использовал очки со специальными толстыми линзами в оправе, им же изготовленной из какого-то нержавеющего сплава.
Воришка Моа заволновался. Сердце забилось чаще, уши загорелись, словно их в печь кинули, голова закружилась так, будто бы огрели её чем-то тупым и тяжёлым. Старик хоть и был его другом, но люто ненавидел, когда его обкрадывают - пару месяцев назад он сдал своего подмастерье страже за то, что он подворовывал мелочь у него. Через день ученик был казнён на площади.
- Хорошо, что я получил уже за него деньги, иначе несдобровать тебе бы было...
Если бы не стул, на который гостеприимно предложил ему сесть его друг, мальчик бы упал от облегчения и подкосившихся внезапно ног.
- Я дам тебе за него тридцать титов - этого хватит, чтобы нормально прожить два или три месяца, - расчётливый старик произнёс это медленно и отчётливо. Подвеска стоила раз в десять дороже этой хоть и не малой, но обидной суммы.
- Не думал, что его у меня купишь ты. Правда, я рассчитывал получить вдвое больше...
- Я дам тебе ещё вчетверо больше этой суммы, но не сейчас. Сейчас, мой малый друг, тебе опасно носить с собой такие большие деньжищи. Подрастёшь, поймёшь, - поднявшись, ювелир отправился к рабочему столу, чтобы аккуратно вытащить камни из изделия.
Да, Моа талантлив, смышлён, но одними знаниями и ловкостью сыт не будешь: ему не хватает опыта. Он не понимал, почему его друг так ответил, но доверял ему и знал, что ничего плохого от него ждать не стоит. Поэтому он не стал спорить и обошёлся простой фразой:
- Будь по-твоему.
Мастер продолжил переходить от стола к столу, орудуя разными инструментами: надо было всё выполнить побыстрее и поаккуратнее. Отделённое от камней золото он бросил в плавильню, а сами самоцветы сложил в мешочек и спрятал его до поры до времени, чтобы использовать в новом украшении, затем достал из-под одного из столов закрытый ящик с дырками по бокам. Наконец, сев перед гостем, он отсчитал ровно тридцать серебряных титов и вручил их юному продавцу.
- У меня для тебя подарок, Моа, - он взял в руки лом и снял с деревянного контейнера крышку. - Поймал его, когда он пытался еду мою стащить. Думал продать живодёрам, шкурка у него мягкая, хвост пушистый, да только жалко животинку стало и выручишь за него немного, а тут ты подошёл... Вот, смотри...
В ящике без всякой подстилки оказался небольшой чёрный зверёк, в один шаг примерно длиной, хвост его пушистый был такого же размера, как и тельце, ушки маленькие, стрелочками. Он скалился и зажимался в угол. Маленькие клыки его пугали своей угрожающе яркой белизной и, казалось, острота их ощущалась сквозь пространство. Выгнув спину, как кошка, он пытался казаться больше и враждебно смотрел на двух больших существ, что также внимательно следили за ним, ожидая возможного нападения.
И оно состоялось, этот свирепый убийца бросился на Моа! Если бы не крышка, которую он держал в руках, хищник вцепился бы ему в горло. Мальчик закрылся ею и попытался оттолкнуть разъярённого зверя обратно в ящик, но он отпрыгнул, ударился о борт деревянного контейнера и был тут же зажат своим ненавистным пленителем. Паренёк держал животное как мог, но здесь силы и ловкости его оказалось недостаточно: яростно брыкаясь, этот маленький чёрный демон выскочил из деревянных тисков и понёсся по мастерской старого ювелира. Быстро осматривая каждую щелку, каждое окошко, он пытался найти выход и сбежать из этого враждебного места. Разозлённый Моа не стал ждать, пока прыткая тварь найдёт выход. Незамедлительно взяв в руки увесистую палку, стоявшую возле одного из столов, он бросил крышку от ящика в зверёныша и попал в лапу, после чего в помещении раздался жалобно рычащий визг. Зверь был ранен. Несмотря на это он ещё пытался сбежать, но тщетно: ударив дубинкой, разъярённый юнец оглушил его.
- Свяжи его, - сказал ему старик и кинул верёвку.
Мальчик послушал своего престарелого друга и последовал его совету с должной тщательностью, дабы эта демоническая тварь не вырвалась на свободу.
Звери опасны. Конечно, Моа доводилось видеть диких животных в Подкаменном лесу, когда он направлялся в Орекхар – город, в котором он сейчас находится. Все они были спокойны и не обращали внимания на путников. Видимо, были сыты и не напуганы. Этот же лаун спасал свою жизнь как мог, во всяком случае, ему казалось, что два больших существа, старик и мальчик, представляют для него угрозу, что и породило его агрессию по отношению к ним. Правдива мудрость древних предков: «Зверь, загнанный в угол, - опаснее всего».
В то время, когда Моа прощался со своим другом, вечером, держа за плечами мешок со связанным лауном, подаренным ему стариком, в поселении, что находится в семидесяти километрах от Орекхара к востоку, мальчик постарше, лет четырнадцати, боролся с надоедливыми крысами. Они любили наведаться в погреб, дабы полакомиться и без того скудными запасами пшеничного зерна. Эти серые создания с голым кнутоподобным хвостом – хитрые твари, простым ядом их не отравишь, нужен самый незаметный, чтоб их обоняние не распознало подвоха в кусках аппетитного сала, в которые и заворачивается яд. Тао – того самого мальчика – весьма раздражали эти мелкие грызуны. Всячески с ними борясь, он поставил множество ловушек рядом с их любимыми пещерками и ходиками, вот только почти никто не попадался, что очень его злило. В такие минуты злости он имел обыкновение сменить занятие: поработать в грибном саду, сходить на рынок за покупками, приготовить ужин… Это его расслабляло. Вот и в этот вечер он сел отведать грибной суп без мяса, сварганенный его уже достаточно опытной хозяйской рукой – ещё бы, за четыре года самостоятельной жизни многому научишься!
Мать его, к сожалению, страдала неизвестной болезнью. Поэтому и взвалилось на мальчика тяжкое бремя ведения домашних дел. В десять лет он видел, как слегла она и не могла пошевелиться, выговорить хотя бы словечко. Лишь её прерывистые стоны и моргания позволяли Тао хоть как-то с ней общаться: один стон – да, два – нет, один раз моргнула – да, два – нет, и чтобы получить такой ответ он перебирал все буквы в алфавите, пока не доберётся до нужной.
Лекари не знали, как помочь его матери, по-всякому пробовали: заставляли глотать различные пилюли с непонятными лечебными порошками, поили всякими горькими настоям из целебных трав и грибов, и листьев, делали массажи. Да вот только всё безтолку. Хуже ей не стало, но и улучшений не было видно.
И Тао, как мог, тоже о ней заботился. Кормил её с ложечки кашицей из измельчённых мяса, овощей, специй и грибов, поил водой, настоями трав и мхов, соком деревьев и их плодов, мыл, стирал за ней постель, убирал то, что остаётся после всех нас и не прекращал разговаривать с ней.
- Сегодня опять крысы подъели запасы. Как же они надоели! Уже устал с ними бороться. Вот бы сжечь их всех дотла, чтоб не повадно было обжирать нас… Ничего, вот, вылечим тебя – и мы вместе от них избавимся!
Каждый день, заботясь о матери, уже не мальчик, но ещё и не взрослый сын повторял одни и те же действия, чтобы не поселились паразиты в доме, чтобы не погиб урожай в грибном саду, чтобы сам он и мать его были чистыми и ухоженными. Он любил маму – и это заставляло его делать для неё всё, что в его силах.
Однажды она, моргая своими уставшими веками, которых совсем немного коснулись морщинки, сказала ему, чтобы он оставил её и ушёл туда, куда хочет, но он ответил:
- Не для того я столько времени потратил на то, чтобы ты жила, чтобы бросить тебя тут одну умирать.
Затем, злой, он вышел из комнаты.
Ему и вправду хотелось уйти. Иногда его посещали мысли, что всё это не нужно ему, что все усилия его тщетны. Он уже почти начал верить, что она не выздоровеет. От этого сердце его разрывалось на кусочки, а стыд от подобных мыслей, казалось, бил лицом в грязь, крича, что он – худший сын из всех, какие только могут быть в мире.
Так проходил каждый его день. Утром и днём – хозяйство, вечером – забота о матери и ужин наедине со своими давящими мыслями.
Закончив ужинать, заботливый сын, как всегда, отправился спать.
Этот вечер бы ничем не отличался от остальных, если бы одно необычное обстоятельство не внесло разнообразия в его монотонную череду дней и не заставило бы остановиться уставшего подростка, обернуться на странный предмет, тихонько лежавший на обеденном столе – свиток пергамента. Потрёпанный, грязный, казалось, что его смяли и потоптались по нему (где-то уже отваливались кусочки), он призывно ждал, пока его кто-нибудь возьмёт и прочтёт послание, что несёт он в себе.
Тао не стал заставлять ждать этот, как казалось ему, тоже уставший свиток. Он сел за стол и начал читать.
В Орекхаре, спрятавшись в укромном месте под одним из домов, при свете свечи Моа тоже читал свой пергамент. Вот, что в нём было написано:
«Аррагост
Книги. Носители знаний. Хранители истории и опыта предков. Книги составляют немало важную часть нашего с вами общения. В них мы храним то, что хотим передать нашим потомкам или нам самим в будущем, книги — это наше сокровище.
Однако никакое сокровище не способно устоять под терпеливым натиском времени. Мы стремимся его сохранить, заточая в различного рода здания, крепости, гробницы… Книги мы помещаем в библиотеки, дабы продлить их и без того долгую жизнь до практически вечности, чтобы не затерялись в загадочном потоке времени наши деяния. Мы хотим рассказать нашим детям, кто мы такие, как мы жили, мы хотим передать им наш бесценный опыт, желая уберечь наших чад от ошибок, которые они совершат, к которым так стремятся наши сердца, полные алчности, честолюбия и гнева. Откроем же одну из наших сокровищниц, дабы хоть кто-то узнал о наших правильных и неправильных деяниях, чтобы так горячо любимые нами дети не повторили наши ошибки.
Аррагост. Величественное здание, огромная подземная крепость, что прячется от глаз властолюбцев, безупречный хранитель знаний со всего света. В его чертогах хранятся тысячи тысяч книг, свитков, записей и других всевозможных гонцов времени, его колоссальные залы полны высоких стеллажей, заполненных сокровищами. Его грандиозные своды гордо держат на своих атлантоподобных плечах колонны, искусно вырезанные мастерами обработки камня, между ними, от одной к другой, переброшены мосты, которые также подпирают младшие творения каменотёсов, что, строго расположившись один над другим, составляют ещё три этажа в дополнение к основному залу. В потолке, в самом центре огромных сводов, выглядывает стеклянный шар, украшенный причудливым орнаментом по окружности, когда-то бывший обиталищем колонии ламиаров, что холодно и ровно освещала величайшую библиотеку. Вход в неё открыт лишь чистому в своих намерениях, но тропку к ней найдёт любой желающий. »
- Вот оно! – воскликнул Моа, ослеплённый столь сладким уху вора словом «сокровище». Он загорелся желанием найти этот самый Аррагост, эту библиотеку, которая обеспечит его безбедное существование на всю оставшуюся жизнь.
- Знания! – ошарашило Тао. В библиотеке непременно должно быть хоть что-то, что позволит ему найти лекарство и исцелить больную мать, увидеть, как вновь она встанет на ноги, сможет говорить и, наконец, засияет своей счастливой улыбкой.
Вот так и поселились мысли в двух юнцах об Аррагосте. В их глазах загорелись огоньки: алчности и надежды. Так они встали на путь, который сделает из них лучших друзей.