Голубоглазое дерево

Инна Ермилова
К третьему классу учительница Татьяна Николаевна стала привлекать ребят посильнее для помощи отстающим. Так отличница Ирочка оказалась в «шефах» у хулиганистого Лёшки Воронова, которого прозвали «Мореманом» за клёши, доставшиеся от старшего брата – точь в точь такие, как у волка из мультика «Ну, погоди!».

«Хорошо хоть я осталась на своём месте у окна», – обрадованно подумала девочка, когда Лёшку посадили за её парту.

Отсюда потихоньку можно было любоваться небольшим парком с полуразрушенной крепостью, за которой – городская площадь, а от площади до дома рукой подать. В общем, здесь она чувствовала себя защищённой. Насчёт Лёшки страхи не оправдались, даже наоборот. Сразу предупредил:

– Ты ко мне не лезь со своим воспитанием, и я до тебя не стану докапываться. А если обидит кто, так сразу скажи – я тому задам, – показал Лёшка для убедительности свой кулачище.

Для верности они Ирочкиной линейкой (у Лёхи её отродясь не бывало) измерили длину парты до сантиметра и провели посередине почти незаметную чужому взгляду линию-границу.

Так и сидели без споров, но однажды на её глазах Лёха испачкал чернилами учебник самого безобидного мальчика из класса, тот даже заплакал безмолвно. Ира, не придумав, как получше наказать обидчика, выцедила чернила из своей авторучки на Лёхин учебник. Синяя клякса зловредно расползлась почти по всей странице и просочилась на другие. Лёха оказался коварным типом и нажаловался Татьяне Николаевне.

– Не ожидала от тебя такого, – не разобравшись, отчитала девчонку учительница. – Я думала, что помощницей мне станешь, а ты наоборот. Поменяйтесь сейчас же учебниками. Ты сама себя наказала.

Ира вскинула голову и молча подала свой учебник Лёхе. Брезгливо взяла двумя пальцами Лёхин, потрёпанный и изрисованный в минуты безделья, и положила себе в портфель. Лёха ухмылялся, не скрывая своей радости.

Вскоре эта история забылась.

В коротком пальтишке цвета молодой зелени, с пятёркой в дневнике Ира возвращалась вприпрыжку из школы. Она любила свой старый, «сталинский», как объясняла мама, дом. Кто такой Сталин, она представляла смутно, они про Сталина пока ещё не проходили. Квартиры в их трёхэтажном доме были коммунальные, с высокими потолками, с длинными тёмными коридорами и большой общей кухней. Дом, как стражник, гордо стоял на въезде в город. Ира мысленно сравнивала его с пожилым человеком, но не дряхлым, а даже наоборот. И только отслоившаяся местами штукатурка выдавала его возраст, как неудачный грим – возраст актёра.

Привычно перепрыгивая через ступеньки, девочка поднялась на третий этаж и замерла на лестничной площадке. На подоконнике сидела синичка. Эту маленькую пичугу легко узнать по нарядной ярко-жёлтой грудке. Наверное, она залетела в подъезд, прячась от холода, и оказалась пленницей его.

И вдруг Ира услышала громкое: «Чего стоишь? Хватай её! Да портфель-то свой драгоценный брось сначала...» – Голос соседа по парте приказывал. Не понимая, как он оказался в подъезде, девочка откинула в сторону аккуратный, всегда как новенький, портфель. Он раскрылся, и на пол выехали учебники. Сверху – тот грязный, Лёхин, который так и остался у неё.

Синичка вздрогнула и, перелетев повыше, смотрела на девочку глазами-бусинами. А Лёха продолжал орать: «Дура, хватай её, видишь ведь, она тебя не боится!».

Ира неловко подпрыгнула и хотела схватить птичку. Та перепорхнула на другое место. И тут словно кто-то другой вселился в девочку. Она сорвала с себя шапку, развязала шарф и стала кошкой прыгать за птицей, размахивая мешком со сменкой. В какой-то момент ей всё-таки удалось схватить пичугу за лапки. С потным лицом, взлохмаченными волосами, она зажала синичку в ладонях так крепко, что чувствовала, как часто стучит птичье сердечко.

«То-то же, – ликующе крикнул Лёха. – Значит, ты не такая тетеря, как я думал. Держи, держи крепче».

Птица вырывалась изо всех оставшихся силёнок, металась в ладонях, щипала маленьким клювом, колотила крылышками. И всё-таки освободилась.

«Раззява, дур-ра набитая, – опять раздался над ухом Лёхин голос. – Так и знал – упустишь».

Опустошённая нелепостью погони, девочка начала приходить в себя. Никакого Лёшки рядом и в помине не было! Первым делом она сложила учебники в портфель, закрыла его замочек, отряхнула от побелки. Потом надела шапку, повязала шарф, подтянула съехавшие гармошкой рейтузы и без сил опустилась на корточки. Синичка наблюдала за ней. «Я думала, вот какая девочка идёт, отличница, сейчас пожалеет меня и выпустит на улицу», – тихо сказала она.

От удивления Иришкины глаза округлились, а рот приоткрылся: «Что за чудеса? То Лёхин голос мерещился, теперь синичка разговаривает».

– Это Лёшка всё, – ответила она в сердцах.

– При чём тут Лёшка... разве он меня мучал? Ты, кажется, животных любишь, о щенке мечтаешь! А сама, что?!

– Нет, это Лёшка всё, его учебник…

– Дальше-то – что собираешься делать?

Девочка задумавшись, глубоко вздохнула, потом поднялась на ноги, решительно подошла к окну и распахнула его. Потоки холодного воздуха хлынули на лестничную площадку. Птичка не шелохнулась, тогда Ира отбежала подальше от окна.

– Лети, не бойся!

Синичка пискнула и выпорхнула на улицу. Ира прикрыла оконные створки и устало поплелась домой.

Бабушка не могла понять, почему обычно весёлая внучка сегодня хмурится. А та и не подумала рассказать о происшествии, хотя обычно у них секретов друг от друга  не водилось. «Попробую порисовать, – подумала Ирочка, – может, и настроение само собой исправится».

И решительно набросала карандашом высокое дерево с крупными вытянутыми листьями, потом набрала на кисточку светло-зелёную, как её любимое пальто, акварель и стала раскрашивать листья. А другие листья – ярко-жёлтой краской, такого цвета была грудка синички. А-а, что это? У неё на глазах жёлтый и зелёный цвет перемешались и превратились – в голубой! «Красиво», – улыбнулась она и побежала к бабушке на кухню.

– Бабушка, смотри, чудо-дерево!..

– Надо же, какое голубоглазое дерево. Выдумщица ты у нас!

Вечером Ира лежала, как в гнёздышке, в тёплой постельке, думала о своём, девичьем, положив рисунок сверху на одеяло, и не заметила, когда на её дерево опустилась знакомая синичка. Девочка вдруг стала ростом не больше ластика-стирашки, легко забралась на спину птице, крепко обняла синичку за бархатистую шейку. И они полетели. Было вовсе не страшно, хотя они летели всё выше и выше, над облаками из сахарной ваты, а внизу стоял неподвижно в розовой дымке волшебный голубой лес.

Говорят, когда человек летает во сне, он растёт…