Семь лет в корпусе – кому угодно надоест.
Третьего мая 1780 года издан приказ. Теперь Дмитрий не гардемарин – мичман. Первое офицерское звание.
И первый действительно далекий поход – до Лиссабона. Первая любовь – англичанка Нэнси Плиус. Недолгая служба на Азовском флоте.
На корабле, где служил Сенявин, появилась чума. Был установлен жесткий карантин. Дмитрий Николаевич был дружен с судовым врачом, и тот ему посоветовал немедленно начать курить. С превеликим трудом заставлял себя молодой офицер сделать хоть одну затяжку. Лишь страх помог ему преодолеть отвращение. Трубка сопровождала Сенявина до конца жизни, хотя он считал эту привычку кучерской и пытался бросить.
А когда в восемьдесят третьем году к России присоединили Крым, Сенявин был назначен адъютантом контр-адмирала Мекензи (2), того самого Томаса Мекензи, который управлял брандером (судно, которое поджигает вражеские корабли) при Чесме.
Теперь знаменитый шотландец строил в Ахтиарской бухте новый город, который потом назовут Севастополем. Его подчиненные вырубали леса, закладывали храм, адмиралтейство, госпиталь, пристань (которую потом назовут Графской – в честь Войновича. О нем будет ещё идти речь).
Впрочем, Мекензи не был замечательным градостроителем. Казармы были расположены так, что матросы заболевали, потому что ветер приносил воздух с местных болот. Впоследствии Ушакову придется всё менять.
Сенявин всегда вспоминал «своего адмирала» с особой теплотой. И было за что. Мекензи отличался веселым характером, любил гостей и умел даже поминки незаметно превратить в настоящий бал. Он легко мог переодеться и изобразить старуху-англичанку. Но всё это – в свободное время.
Адъютант Сенявин постоянно в разъездах. Это как нельзя лучше соответствовало характеру Дмитрия Николаевича.
Исполняя одно из поручений Мекензи, Сенявин встретился с князем Потемкиным. Григорий Александрович стал его расспрашивать. Дмитрий Николаевич понравился ему тем, что умел метко отвечать. Это знакомство еще сыграет роль в жизни юного офицера.
Работы было столько, что Сенявин, человек довольно крепкий, заболел перемежающейся лихорадкой. Для лечения его отправили в Константинополь. Срок отпуска давно кончился, но из-за противных ветров вернуться было невозможно. Впрочем, Дмитрий Николаевич всё ещё болел. Перед отправлением он обедал у русского посланника, где были удивительные «макароны, приготовленные на сливках в паштете». Несмотря на предупреждения врача, который был здесь же за столом, Сенявин «наложил себе полную тарелку и даже с верхом» (3). И чудо! Лихорадка оставила его навсегда.
***
Сенявин подробно описал знаменитое путешествие Екатерины Второй в Крым. Большую часть своих сведений он получил от других людей. Правда, Дмитрий Николаевич видел императрицу, когда она находилась в Севастополе.
Приведу цитату из его «Записок»:
«По прибытии ее величества во дворец, генералитет штаб и обер-офицеры были представлены и все удостоены руки ее величества. Я и капитан морской артиллерии Юхарин были в это время на корабле заняты некоторыми распоряжениями и представлялись спустя часа два особо.
Когда я целовал руку государыни, тогда князь Григорий Александрович сказал несколько слов в пользу мою. Ее величество изволила подать мне другую руку и сказала: «Вот ему в другой раз и другая моя рука за хорошую его службу». Я не могу выразить тогдашний мой восторг, а скажу только, что все последующие в жизни моей награждения никак уже сравниться с сим не могли. В то время целование царской руки делалось с коленопреклонением, может я и ошибаюсь, это мне казалось тогда и теперь весьма и очень хорошо» (4).
***
Русско-турецкая война 1787-1791 гг началась безо всяких предупреждений. Занятый Россией Крым, строительство Черноморского флота, – всё это было достаточным основанием для начала боевых действий.
Марк Иванович, по фамилии Войнович, командовал в то время севастопольской эскадрой. Это был граф из Черногории, который поступил на русскую службу. Он ходил со Спиридовым в Архипелаг. Позже, исследуя Каспийское море, угодил в плен к местным. Характер у него – хитрый. Особенно хорошо, как мы увидим, ему удавалось подбирать себе помощников.
1787 год оказался неудачным для Черноморского флота. Эскадра графа Войновича попала в шторм. Один корабль пропал, другой оказался в турецком плену.
Флагман «Преображение Господне» оказался в опасном положении.
Трюм полон воды. Только что рухнула мачта. Войновича на палубе нет. Матросы уходят, и офицеры их не пробуют остановить, понимая, что это бесполезно.
«Рубить ванты!», - приказал Сенявин. На его крик никто не обернулся. Он повторил свои слова. Сообразив, что слушаться его никто не собирается, Дмитрий Николаевич сам стал орудовать топором. И служители (5), которые только что сами себя обряжали в чистые смертные рубахи, начали ему помогать. Убедившись, что всё идет, как надо, он бросился в трюм.
Сенявин подоспел как раз в тот момент, когда матросы, увидев, что невозможно откачать воду, решили уйти. «Братцы! Что же вы сами себя губите!», – воскликнул он и стал разбираться, что случилось с насосами. Починив их, Дмитрий Николаевич работал в трюме ещё часа три, пока воды не стало заметно меньше.
«Капитан-лейтенант Сенявин вам обо всем донесет обстоятельно; он офицер испытанный и такой, каких я мало видал; его служба во время несчастия была отменная» (6), – писал о нем насмерть перепуганный Марк Войнович. С этой бумагой граф и отправил Дмитрия Николаевича.
Сенявин не знал, что следующий год окажется для него поворотным. После Фидониси всё представится лишь предысторией, присказкой, как говорила мать.