«Вот родословие Адама: когда Бог сотворил человека, по подобию Божию создал его. Мужчину и женщину сотворил их, и благословил их, и нарек им имя: человек в день сотворения их. Адам жил сто тридцать (230) лет, и родил сына поп подобию своему, и нарек ему имя: Сиф. Дней Адама по рождении им Сифа быловосемьсот (700) лет, и родил он сынов и дочерей. Всех же дней жизни Адамовой было девятьсот тридцать лет; и он умер. Сиф жил двести пять (105) лет, и родил Еноса. По рождении Еноса Сиф жил восемь семь (707) лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней сифовых было девятьсот двенадцать лет. И он умер. Енос жил девяносто (190) лет и родил Каинана. По рождении Каинана Енос жил восемьсот пятнадцать (715) лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Еноса было девятьсот пять лет, и он умер. Каинан жил семьдесят (170) лет и родил Малелеила. По рождении Малелеила Каинан жил восемьсот сорок лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Каинана было девятьсот десять лет, и он умер. Малелеил жил шестьдесят пять (165) лет и родил Иареда. По рождении Иареда Малелеил восемьсот тридцать (730) лет, и родил сынов и дочерей. Иаред жил сто шестьдесят два года и родил Еноха. По рождении Еноха Иаред жил восемьсот лет и родил сынов и дочерей. Всех же дней Иареда было девятьсот шестьдесят два года; и он умер. Енох жил шестьдесят пять (165) лет и родил Мафусала. И ходил Енох под Богом; и не стало его, потоу что Бог взял его» (Быт.,5:1-24).
«Сын мой! Наставления моего не забывай, и заповеди мои да хранит сердце твое; ибо долготы дней, лет жизни и мира они положат тебе. Милость и истина да не оставляют тебя; обвяжи ими шею твою, напиши их на скрижалях сердца твоего, и обретешь милость и благоволение в очах Бога и людей. Надейся на Господа всем сердцем твоим, и не полагайся на разум твой. Во всех путях твоих познавай Его, и Он направит стези твои». (Притч3,1-4).
«Итак всякого, кто исповедает Меня перед людьми, того исповедаю и я перед Отцем моим Небесным; а кто отречется от Меня перед людьми, отрекусь от того и Я перед Отцем Моим Небесным. Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч; Ибо Я пришел разделить человека с отцем его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и не следует за Мной, тот не достоин меня. Сберегший душу свою потеряет ее. А потерявший душу свою ради Меня, сбережет ее»(Мф.10, 32-39).
**************
Глава 18. «И З Н Е Б Ы Т И Я. О Т Л У К А В О Г О»
Небо без земли далеко и отвлеченно; земля без неба – долина печали и слез, «комок грязи".
...И теперь существо уже той, новой жизни вспоминается, опять же, как один лишь день, ну, или как два – длинные, расходящиеся круги по воде: день первый, день второй… И пьянящее душу ощущение свободы и вседозволенности.
В первый день после детства у Яны были сплошные метания, шатания в поисках самое себя: она все никак не могла определиться, понять, - какой надо быть, чтобы обрести счастье? То казалась себе просто идеальной: красивой лицом и телом; то – уродиной, и начинала подгонять себя под чьи-то мерки. То была излишне самостоятельной: все слова матери, бабушки пропускала мимо ушей; то полностью подпадала под влияние подружек, а те (как она начинала понимать позже) из зависти подталкивали к тому, чтобы она уродовала себя!
«Сколько было всего – всяких экспериментов над собой, своей внешностью, жизнью, всегда кончавшихся полным крахом, - это просто пипец какой-то! Может, правда стоило послушать мать? И тогда не было бы стольких падений мордой в грязь» Но она просто никогда не смогла бы себе в чем-то отказать, уж если чего захочет – все! Охватывает такое нетерпение, такое бешеное желание во что бы то ни стало взять, достать это, любыми путями и методами, вот хоть убей! Ни за что не откажусь, пока не добьюсь своего! Пусть даже ценой шишек и синяков…
Она пошевелила затекшими плечами и руками. Сегодня Алексей снова пишет Древо. Воздевая руки к небу, Яна принимает наиболее соблазнительную позу, чтобы подчеркнуть красоту линий тела: много раз перед зеркалом отработанные движения, обольстительные загадочные взгляды, пробуждающие в мужчинах любопытство и интерес…
«Ян, так твои мама и брат все же пытались приобщить тебя к вере?» «Да я их и не слушала. Мамка подсовывала книжки всякие, читать их – скука смертная. В последнее время вообще – уйдут, закроются в своих норах, и сидят, бубнят молитвы, даже телик не посмотришь. Лучше бы порядок в доме навели, сидят, как свиньи. И вообще – ведут себя так, как будто меня и нет. Мы даже не разговаривали почти, только ругались - я их еще нарочно достаю, чтобы хоть внимание обратили: я здесь, ау, я живая! А то как предмет неодушевленный»
«Не-о-душе-вленный…» «Ага. Как тут не пойти и не нажраться? И чувствуешь себя снова живым, свободным человеком» «Отравив химией тело, освобождаем душу, низменную ее часть. И – наоборот. Отравленная душа раскрепощает тело и все пороки его, правда ненадолго» «Да уж, восстанавливаться тяжело. Я еще и сегодня не оправилась толком, как будто душу вынули. У меня такое чувство, что мой дух переселяется вон в то, другое тело. С каждым мазком кисточки она оживает, а я умираю. Она – Аня: это Яна наоборот. Как в «Королевстве кривых зеркал». На самом деле меня знаешь, как зовут? Марьяна. Дурацкое имя. Правда? Дома меня звали Маней, или Марусей, вот как кошку прям. В школе – Марьяной, а друзья – Яной». «Очень даже красивое имя – Марианна. Мария и Анна… А крещеная ты Анной. Можно я буду называть тебя Аней?» «Нет, так мою мамку зовут. Лучше так и зови - Яна».
«Ты похожа на маму?» «Нет! И не хочу быть похожей» «Почему?» «Хватит у нас и одной блаженной, как она себя называет: «не от мира сего» «Но ведь и ты у нас – блаженная» «Блаженная – в смысле чудная, ни на кого не похожая. Сидит всю жизнь со своими книжками, и меня с детства приучила, вот и сидим мы две дикарки, каждая в своем углу… Хорошо, я вовремя опомнилась, начала больше общаться, друзей заводить, у нас в Кемерово была своя компашка, и в Сухово – тоже, весело было!» «А что главное – это веселье?» «А чего еще-то?! Пока молодая, чего время терять, жизнь быстро проходит» «Вот именно: жизнь такая короткая, зачем же ее тратить бездарно» «Ну это вы у нас одаренные, а нам-то куда деваться, простым смертным?! Мамка все попрекает: я свой талант в землю ради вас зарыла, всю жизнь молодую загубила!» «Что, прямо так и говорит?» «Ну примерно так. А я просила ее об этом?!» «Ну ты же все равно должна быть матери благодарна за жизнь, и она, наверное, все делала для того, чтобы ты ни в чем не нуждалась» «Да она все только… Левочка у нее, – святой.
Говорит, что мы с ним – как небо и земля разные.
Да, я земля, просто грязь под ногами!» «Ну, это я уже слышал. Не земля, а глина сырая, которую надо еще лепить и лепить… А ты? Не считаешь себя обязанной быть хорошей девочкой, так?» «Конечно! Я такая, какая есть, - вся в отца между прочим, так разве я виновата, что такая уродилась?!» «От природы нам дано многое, но еще больше – возможностей стать такими, к чему стремимся.
Ведь земля – это тоже небо, только в самом его начале…» «Ой, да хватит уже, и ты туда же!» «Неужто в тебе совсем нет стремления быть чище, духовней, добрее…?» «Да сейчас все такие!» «Далеко не все. Я, конечно, многое повидал тоже, когда крутился в богемной среде художников, артистов, писателей, где каждый норовит поразить других своей индивидуальностью, непохожестью на других. А в конце концов получается такой винегрет: умов, талантов… настоящий содом и Гоморра. Только в церкви увидел, какими могут быть люди, по-настоящему стремящиеся к добру и человечности в высшем смысле слова. Но… и там не задержался надолго: так и тянет обратно в этот омут уйти с головой…» «Вернулся к жене?» «Да, но как раньше жить уже не смог. Ну что, работаем дальше?» «А может, на речку? Что-то мне х… хреново. Купи мне хоть ноль-пять пива?» «Писать надо, пока освещение не сменилось. На речку пойдем, только попозже, и без пива. Хотелось бы, чтобы без эксцессов обошлось на этот раз. Топиться не полезешь?» «Нет. Не знаю, что на меня нашло. Иной раз так все за…долбает, так тошно, сил нет, хоть в петлю лезь! Так и тянет чего-нибудь т а к о е сотворить!…»
«Тянет… Слышала о бесновании? В Евангелиях есть места, где Иисус изгоняет бесов. Например, у Матфея: «Его встретили два бесноватые, вышедшие из гробов (то есть из пещер, в которых погребали людей), весьма свирепые, так что никто не смел проходить тем путем. И вот, они закричали: что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий? Пришел Ты сюда прежде времени мучить нас. Вдали же от них паслось большое стадо свиней. И бесы просили Его: если выгонишь нас, то пошли нас в стадо свиней. И Он сказал им: идите. И они, выйдя, пошли в стадо свиное. И вот, все стадо свиней бросилось с крутизны в море и погибло в воде. Пастухи же побежали, и, придя в город, рассказали обо всем, и о том, что было с бесноватыми. И вот, весь город вышел навстречу Иисусу; и, увидев Его, просили, чтобы Он отошел от пределов их».
Бесы, лишь завидев Иисуса, сами, по своей воле, бегут от него в свиней, потому что знают Его власть над ними, и что спасения им не будет. Чем сильнее вера в человеке, тем дальше от него бесы» «А может, это просто сумасшедшие были, почему и жили в гробах»
«У Марка в этом случае не два, а один бесноватый: «Он имел жилище в гробах, и никто не мог связать его даже цепями, потому что многократно был он скован оковами и цепями, и никто не в силах был укротить его; всегда, ночью и днем, в горах и гробах, кричал он и бился о камни». Бесноватые обладают неимоверной силой, будто в них и впрямь сидит целый легион бесов. Они доводят его до полного безумия, даже инстинкт самосохранения исчезает, и человек норовит изувечиться, покончить с собой, его сердце терзают неизъяснимая тоска и мука смертная – как ты говоришь.
Стоит впустить одного беса, как он приводит с собой кучу других, и вот имя им уже – легион. Человек впускает их в себя, даже не сознавая этого. Все мы находимся у сатаны в бессознательном повиновении, и при этом уверены, что все мысли и желания, рождающиеся в душе, принадлежат нашему собственному «Я» и не навеяны извне. А признать обратное мешают самолюбие и гордость. Только начиная жить христианской жизнью, научаешься отделять зерна от плевел…»
Он заметил, что Яна совсем не слушает его.
На нее, Яну, он только и бросает свои взгляды – они обволакивают ее всю, с головы до ног, окутывают, словно паутинкой, она вся уже в коконе этой субстанции, как бабочка, но - нет сил вырваться, выпростать крылышки и полететь. А та – «Аня» – она, совсем как живая, земная девушка, возникающая из небытия, - наслаждается его прикосновениями: вот тоненькая кисточка, обмакнутая в краску, мягко касается ее лица - оно выступает пока что смутным пятном из туманной дымки небытия. Но вот уже появляются глаза, нос, рот, щеки - кисть ласкает их, оживляя, придавая цвет, яркость красок. Затем она длинными мазками гладит шею, плечи, грудь, живот и бедра, стройные ноги… Девушка-дерево оживает на глазах, она смотрит на своего создателя глазами, светящимися любовью, она всецело принадлежит ему, она – его творение!..
Какое блаженство отдаться любимому мужчине, тому, который так влечет к себе, о котором думаешь все дни и ночи, каждую минуту! Которого долго добиваешься, и вот, наконец – он твой! Первый поцелуй, первые касания рук… Она обвивает руками его шею, виснет на нем, как на дереве: большом, надежном, стройном тополе! Как крепки его ветви, качающие и ласкающие, как нежны касания листвы! И солнце светит ярче, и небо зовет в полет, и все пути и дороги передо мною – рядом с любимым… в кабине его огромной фуры! А если бы она послушала мамку, не познала бы и этой любви! Было такое чувство, что не было ничего и никого до него, и все только начинается – настоящая жизнь и любовь. Наконец-то! И никогда: ни до, ни после того, не чувствовала она больше ни с кем такого!
Ездили и в Саяногорск, где была мама когда-то, но по горам конечно не лазили, и гора Лысая не впечатлила издалека, тем более это было зимой. Побывали и в Белогорске – там тоже оказалось вовсе не так уж и красиво, как она описывала, и в какие-то буреломы лезть не хотелось: зачем? Им и так хорошо, уютно в кабине, похожей на дом на колесах.
Больше всего понравилось на Шире: очень красивое озеро! Серега жарил шашлык на берегу, а она купалась в обжигающе-холодной воде, потом бежала к нему – греться, и долго еще они сидели и смотрели на улетающие в черное небо искры костра, а потом шли спать в свой «шалаш» на колесах.
А уже в сентябре пошли они как-то с мужиками из гаража на шашлыки к озеру напротив Хладика: у кого-то были именины. Ну, напились, конечно. И тут вдруг откуда-то взялась Серегина жена…
Она плохо помнила потом, что там происходило, но все кончилось больницей: упала прямо на мангал, он перевернулся… В общем, пришлось даже делать пересадку кожи с бедра на предплечье, месяц в больнице провалялась. Хорошо хоть, что лицо не пострадало! И с Серегой после этого отношения почти сразу закончились.
А ведь они встречались долго, почти пять лет! И она все ждала: вот подрастет его младший сын, и тогда Сергей станет моим, и только моим. Но дети подрастали, и все время было что-то, что мешало ему уйти из семьи. И мамка, зараза, вмешивалась, все каркала, что ничего не получится! Вот и накаркала! Лучше бы уж со своим Левочкой нянчилась, и не лезла в мои дела!Ссука! Хорошо хоть, теперь ее здесь нет, не помешает!
А девушка-дерево тем временем все оживает прямо на глазах, томно потягиваясь, тянет руки-ветви к своему создателю: возьми меня, я твоя!
Ревность обжигает Яну: от нее он только отталкивается, как от натуры, «по образу и подобию» создавая свой истинный шедевр! На Яну едва смотрит уже! Возникает даже дикое желание – взять черную краску, и – вылить на нее, эту самозванку, явившуюся из ниоткуда! Тем более что она наполовину еще и Марина! Ведь начинал писать он еще с нее, с Маринки! И ее черты все еще проступают сквозь краску и сливаются с чертами Яны!
«Ян, ты что, устала? Ну, перекури немного» «Ладно. Только курить я не буду, все, бросаю» «Да ладно! А сможешь?» «Я все могу, если захочу, ты меня еще не знаешь…» «Да, надо только очень сильно захотеть, и все получится». «А если я хочу тебя?» «Послушай, я дал зарок: не смешивать работу с личной жизнью» «Это из-за Маринки?» Он, не отвечая, накладывает все новые аккуратные штрихи и мазки, окончательно уничтожая первоначальный набросок лица Марины. И вот на картине – Яна, но вроде как и она, и не она… Девушка смотрится в зеркало у камина: еще мешки под глазами, взгляд тусклый, коровий какой-то, унылое выражение лица…
А у ее двойника – чистый, одухотворенный лик, глаза цвета синего неба, сияющие и мудрые: вот она, я, из меня произошло все живое, я чиста и целомудренна, но плодовита и полна жизни. Я – сама любовь, начало начал! А Яна опять чувствует себя не полуобнаженной натурой, а просто голой бабой, некрасивой и грубой. «Я уродина!» Вот и Маруська презрительно косится желтым глазом, сидя на подоконнике. Яна согнала ее и машинально достала сигарету. Кошка, негодующе встряхнувшись, гордо подняла хвост и пошла по своим делам. А Яна, спохватившись, смяла всю пачку и выбросила ее в окно. «Я все равно тебя добьюсь, моим будешь, как миленький!» Даже остатки похмелья испарились окончательно, голова стала ясной. У нее появилась цель…
«Яна, сегодня воскресенье. Я обычно хожу на вечернюю службу. Не желаешь пойти со мной?» «Ну вот еще!»- хотела было сказать Янка, и вслух: «Конечно! С тобой пойду с радостью!»
И вот они идут через лес к деревне.
«Встану я, раба Яна, не благословясь, выйду, не перекрестясь, в чистое поле, погляжу на все четыре стороны, на божий храм. Как на него смотрят и зарятся, так бы и на меня, рабу Яну, смотрели и зарились старые старушки, старые старики, молодые ребята, красные девицы, молодые молодицы, смотрели бы и зарились, а больше всех зарился бы на меня, рабу Яну, раб божий Алексей, смотрел – не насмотрелся, любил – и не налюбился. Будьте мои слова крепки и цепки, как ключи подземельные. Аминь...»
«Леш, научишь меня молитвам? О Боже, что я делаю – вместо того, чтобы искать, чем бы «поправиться», иду в церковь!» «Что, все страдаешь? Потерпи еще немного, и почувствуешь себя человеком» «А ты меня не выгонишь? Сколько еще будешь меня рисовать – неделю, месяц?» «Там видно будет. Выдержишь?» «Постараюсь. Я для тебя на все готова. Ты же поможешь мне?» «Да, я ведь знаю, что это такое, сам был запойный. Хотя почему – был? Говорят: алкоголизм – болезнь почти не, ну или - трудно излечимая. Здесь главное – не сорваться…» «Я не алкоголик!» «А это как раз первый признак - отрицание. Все, конечно, от лукавого.
Умеет же он завлечь – сладкими речами, причудливыми образами, экзотическими наслаждениями заманивает в свои сети! И не заметишь, как окажешься в его власти. Организм наш - это животное существо, назначенное природой к услугам человеческой сущности, его бессмертного духа. Но он смертен, срок его жизни короток, вот он и стремится жить: здесь и сейчас! Наслаждаться, радоваться, быть счастливым - к этому же стремится и душа тела человеческого. Отравив химией тело, освобождаем душу, и наоборот. Но свобода эта обманчива. И вот человек уже не владеет собой, он зависает между небом и землей, он раб своего тела и природы, своих разнузданных желаний, - лошадь понесла. Животное побеждает сознательное, нарушено равновесие во всех формах, человек – раб своего тела. Рефлексы, инстинкты становятся всемогущи, доминируют надо всем. И ведут к погибели.
Дух отделяется от тела – оно становится ему неподвластным.
Излечение до конца почти невозможно, часто бывают рецидивы. Это может быть похоже на изгнание дьявола.
Наверное, лучший, если не единственный, способ - это каким-то образом развернув человека на 360 градусов, перетряхнуть все его существо и вернуть из-за той грани реальности к этой. Но как остановить взбесившуюся лошадь?!. Святые пророки могли творить чудеса – оживлять даже умерших, возвращая в тело их дух. Нам это не подвластно пока.
Да и как вернуть дух на путь истинный, если он уже почти за гранью этой реальности, в царстве зла? Если только перешагнув через смерть – когда стоишь на самом краю, переосознаешь все»
«А если через любовь?»
«Любовь возрождает. Но может и убивать…
И с нее все и начинается…»