ОЛЕГ ВИНОГРАДОВ 60 - http://www.proza.ru/avtor/o021060 - ТРЕТЬЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 46» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия – высшая военная награда Российской империи. За всё время им были награждены более 10 000 человек, из них только три женщины: учредительница ордена Екатерина II, королева Обеих Сицилий Мария София Баварская, храбро оборонявшая крепость Гаэту от гарибальдийцев, и сестра милосердия Римма Иванова. (Ещё один орден был вручён «кавалерист-девице» Надежде Дуровой, но её награждали именно как «корнета Александрова»)
Случай с Риммой Ивановой уникален. Не будучи ни дворянкой, ни офицером, да вообще не имея никакого воинского звания, она по именному указу императора Николая II была награждена офицерским(!) орденом, причём, единственная женщина - посмертно.
До революции историю этой девушки знала чуть ли не вся Россия. О Римме сочиняли песни, ей посвятили вальс, про неё даже сняли художественный фильм, правда, весьма неудачный. При Советской власти, увы, многое, связанное с первой мировой войной, старались забыть, как будто этого не было. Но ведь оно – БЫЛО!
«Мои хорошие, милые мамуся и папка! Здесь хорошо мне. Люди здесь очень хорошие. Ко мне все относятся приветливо. И вы не беспокойтесь - наш перевязочный пункт не подвергается обстрелам.»
Фонтанчики земли вздымались то тут, то там, стоило кому-нибудь из солдат приподнять голову. Если замолкал один «Максим», в дело вступал другой. Атака захлебнулась, и в перерывах между очередями пулемётов над полем были слышны мат и стоны раненых. От воронки к воронке, от одного раненого к другому, то ползком, то короткими перебежками по полю передвигалась сестра милосердия. То ли Бог хранил её, то ли германские пулемётчики забавлялись, оставляя «самое сладкое» на десерт, но пули не трогали хрупкую девушку с красным крестом на платье.
- Потерпи, братец, потерпи чуток. – Девушка ловко накладывала повязку, не забывая успокаивать стонущего солдата. – Вот выбьем германцев, отведу тебя в лазарет. А пока полежи, отдохни немного.
- Как же, выбьешь их… тудыть в расстудыть, мать их германскую…
(Позднее генерал Пфуль, председатель германского Красного Креста, выступая перед журналистами, будет вне себя от гнева:
- Россия – это страна варваров! Она готова нарушать все нормы и правила, принятые в цивилизованном обществе! Почитайте русские газеты! Да, да, господа, почитайте! Они все восхищаются подвигом так называемой сестры милосердия… как её? – помощник что-то подскажет, - да, Римма Иванова. Девиз нашей организации – «Inter arma caritas», «Милосердие на поле брани». Милосердие, господа! А не свершение подвигов!
Кто-то из журналистов даже сделает пару шагов назад, дабы не попасть под брызги генеральской слюны. Генерал окинет журналиста презрительным взглядом и продолжит возмущаться:
- Германские солдаты – потомки благородных немецких рыцарей! И они не стреляют в женщин! А русские этим пользуются! Россия – страна варваров! И ей не место среди членов Красного Креста!)
… Господи! Как много раненых… И убитых…
Шинель подпоручика, пробитая в нескольких местах, пропиталась кровью. Сам он дышал с трудом, с хрипами выталкивая слова:
- Всё, Риммочка… Отвоевался я…
- Ваше благородие, Вы только не умирайте! Сейчас перевяжу, кровь остановим… Как же мы без Вас-то, а? А кто в атаку поведёт?
- Прапорщик… Семёнов…
- Убит он. Отмаялся, бедненький, – и Римма принялась расстегивать офицеру шинель, лишь бы умирающий не увидал выступившие слёзы.
- Вот и я…
- Пётр Андреевич, Вы что? Вас дома ждут. Пётр Андреевич! Ваше благоро…
К смерти нельзя привыкнуть. Даже если встречаешься с ней каждый день. Даже если знаешь, что люди, с которыми ты говорила днём, могут не дожить до вечера. Даже когда видишь её отражение в солдатских глазах.
…Сегодня утром подпоручик смущаясь остановил спешившую куда-то медсестру:
- Римма… Поцелуйте меня, - и добавил, - пожалуйста…
Римма хотела было возмутиться, мол, Вы что, Ваше благородие, у Вас же жена, сынишка, но увидела глаза офицера и осеклась. В них было столько боли, столько тоски,.. подпоручик смотрел на сестру милосердия и как будто не видел её.
- Нехорошо это, Пётр Андреевич, - тихо произнесла девушка и, опустив глаза, поспешила прочь. А мужчина так и остался стоять, разглядывая что-то, доступное только ему одному…
Сейчас пустые глаза были обращены на медсестру, но офицер не видел уже ничего. Римма провела пальцами по его лицу, опуская веки, и прикоснулась губами к ещё тёплому лбу. Ну почему, ну почему она не поцеловала его утром?
- Ванюша! Сестричка! Подсоби! – раздалось из овражка рядом.
(В 1916 году в городе Вязьма будет разбит бульвар Второй Отечественной войны. В центре бульвара возвысится обелиск – памятник героям Великой войны. На его гранях, под императорскими вензелями и георгиевскими крестами, рядом с именами императора, цесаревича, генералов выбьют и имя сестры милосердия Риммы Ивановой.)
- Ещё раз назовёшь меня Ванюшей – не буду перевязывать! – Римма бинтовала предплечье молодого солдата, ловко наматывая бинт слой за слоем.
- Так я же шутейно. - Солдат морщился от боли, но не сводил глаз с медсестры.
- Дошутитесь у меня, шутники, - проворчал Захаров, самый старый солдат в роте.
Когда объявили войну, на фронт просились все. Неслучайно в народе её называли Второй Отечественной, вспоминая Отечественную войну 812-го года. Римма тоже хотела воевать. Она прошла курсы сестёр милосердия, но её направили в госпиталь при местной епархии. Тогда Римма остригла волосы «под мужчину» и пошла на призывной пункт: «Военнообязанный Иван Иванов желает послужить вере, царю и Отечеству!» И был Иван Иванов отправлен на передовую. Но это только в книгах да синематографе женщина может годами жить в мужской казарме, и никто ни о чём не догадается. В жизни так не бывает. Римму «раскусили» на следующее же утро. Но она так хотела воевать с германцами, что её оставили в полку, сестрой милосердия, да ещё под своим именем. И только иногда кто-нибудь в шутку нет-нет, да и назовёт её Ванюшей.
А сейчас она лежала в овражке, перемазанная осенней грязью, рядом с двумя десятками рядовых, уставших, растерянных, злых. Неизвестно, сколько их ещё таится в других оврагах и воронках. А сколько так и не смогли спрятаться от германской пули… В десяти саженях сзади успокоился Николаша…он вчера принёс Римме букет из кленовых листьев… Рядом с ним бывший донской казак со смешной фамилией Сковорода…так и не выпустил винтовку из рук…всегда называл Римму «дочкой»… Подпоручик…Пётр Андреевич…ну почему она его не поцеловала?..
К смерти нельзя привыкнуть…
(Через 10 дней начальник Ставропольской губернии получит телеграмму: «Государь Император 17 сентября благоугодно соизволил почтить память покойной сестры милосердия Риммы Михайловны Ивановой орденом Св. великомученика и победоносца Георгия 4-й степени. 9 сентября, когда были убиты оба офицера 10-й роты 105-го Оренбургского полка, сестра Иванова собрала вокруг себя солдат, и, бросившись вперёд вместе с ними, взяла неприятельские окопы, где была смертельно ранена и скончалась.»)
Смерть уже не косой собирает свою жатву – пулемётами. Они ловят любое движение на поле. Вот кто-то неосторожно выглянул… Ещё один вскрик…
- Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое, да приидет царствие твое, - испуганно бормотал молитву какой-то солдат.
Ни вперёд, ни назад. И до германских окопов ближе, чем до своих…
- Перещёлкают нас здесь, как вшей, всех перещёлкают, - донеслось с другого края овражка.
Да сколько же Беззубая будет над ними смеяться? Ведь и взаправду всех перещёлкают!
Смолк пулемёт. « Наверно, перегрелся», - подумала Римма и неожиданно даже для самой себя стала выбираться из оврага.
- Братцы, за мной! – крикнула она и побежала в сторону германских окопов.
- Стой, дура! Ты куда? Ложись! – кричали сзади.
- Братцы! – Римма бежала, путаясь в подоле платья, размахивая пистолетом, взятом возле убитого подпоручика, Она не знала, как обращаться с оружием, но всё равно бежала.
Может, германцы не ожидали увидеть бегущую на них сестру милосердия, а может, и вправду что-то случилось с пулемётом, но никто не стрелял. И тогда из воронок, из оврагов, из любых других укрытий стали появляться бойцы 10-й роты. И солдаты один за другим обгоняли Римму, закрывая её своими спинами. И всё больше голосов вплеталось в крик «А-а-а-а!», летящий над полем. И всё меньше оставалось саженей, метров, шагов до вражьих окопов. И беспорядочная стрельба германцев уже не могла остановить никого. И вот чей-то штык входит в грудь выскочившего на бруствер врага. И Захаров первым спрыгивает в окоп и дерётся там. И падает, сражённый пулей, унтер-офицер Наливайко. И Римма ещё успевает подумать, что надо помочь унтер-офицеру.
Сильный удар в бедро сбивает девушку с ног. И Римма видит, как на платье расплывается красное пятно. И – боль, просто страшная, невыносимая боль…
(Римму похоронят в родном Ставрополе. В процессии пойдут губернатор, дворянство, купечество, духовенство церквей с иконами и хоругвями. Настоятель Андреевского собора, протоиерей Семён Никольский произнесёт краткую речь, которая облетит всю Россию: « Да! Сестра милосердия стала предводителем воинства… Город наш, город Ставрополь! Какой славы сподобился ты! Франция имела Орлеанскую деву – Жанну д’Арк. Россия имеет Ставропольскую деву – Римму Иванову. И имя её отныне будет вечно жить в царствах мира…»)
Всё. Бой закончен. Те германцы, которые успели поднять руки, боязливо жмутся друг к другу возле блиндажа. Остальные либо убежали, либо убиты.
Смерть не спрашивает национальность. Она забирает и тех, и других. И поэтому лежат трупы русских и германских солдат в окопе вперемешку…
- Ванюша! Сестричка! Подсоби! – зовёт кто-то из раненых.
- А она сказала, что ежели кто назовёт её Ванюшей, она того перевязывать не будет, - ответил ему Захаров, пытаясь свернуть самокрутку. Но руки после боя ещё тряслись, и табак сыпался на землю.
- Ванюша! Сестричка! – неслось с разных концов окопа.
- А где она? Её кто видел? – Захаров встал и стал звать сам: - Римма! Сестричка!
Римму нашли быстро. Она лежала шагах в пяти от бруствера. Разрывная пуля, разворотившая ей бедро, с каждой минутой делала жизнь девушки всё короче и короче.
- Да как же так, а? Да что же ты, девонька? – бормотал Захаров, расстилая снятую шинель. – Потерпи, потерпи чуток. Сейчас мы тебя в лазарет отнесём. Всё хорошо будет, ты только потерпи.
Римма где-то уже это слышала. Ах, да! Такими словами она не раз и не два успокаивала раненых. А теперь её саму несут четверо солдат, взявшись за углы шинели, стараясь не споткнуться или – не дай Бог! – упасть. И хоть стараются они двигаться аккуратно, но голова всё равно болтается из стороны в сторону, и каждый шаг отдаётся новой болью.
- Стой, - еле слышно просит Римма, - стой.
Останавливаются. Солдатики бережно опускают шинель.
- Дядя Семён, - с трудом двигаются губы девушки.
- Что, девонька? Что такое? – Захаров, чтобы расслышать хоть что-нибудь, становится на колени, склоняется к её лицу.
Она что-то шепчет… Потом ещё… Потом умолкает…
Старый солдат медленно стаскивает с головы фуражку. Делают это и стоящие вокруг мужчины. Захаров беззвучно шевелит губами, проводит рукой, закрывая усопшей веки, и поднимает мокрое от слёз лицо…
…Советская власть старалась многое забыть о Великой войне, которую она назвала «империалистической». И память о своих героях ей, этой власти, оказалась тоже не нужна. В 20-х годах был снесён памятник в Вязьме. Могилу Риммы Ивановой в церковной ограде сравняли с землёй, а имя её не вспоминали долгие годы.
Сейчас, слава Богу, многое изменилось, и Госпожа Идеология уже не диктует, что нам помнить, а что – забыть. О Римме снят документальный фильм, написана книга, её именем названа улица. В Ставрополе рядом с храмом Андрея Первозванного, на месте предполагаемого захоронения, установили небольшое надгробие, а на Аллее почётных граждан города открыли памятник Римме Ивановой, сестре милосердия.
Вы когда-нибудь видели плачущего солдата?
Не дай Бог вам этого видеть…
Говорят, последними словами Риммы были: «Боже, спаси Россию!».