Мир вам! г. 15. По второму кругу

Наталья Лукина88
     «И сказал Каин Авелю, брату своему: пойдем в поле. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. И сказал Господь Бог Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату своему? И сказал Господь: что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей; когда будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле» (Быт.4:8-12).
               
     «Господь премудростью основал землю, небеса утвердил разумом. Его премудростью разверзлись бездны. И облака кропят росою. Сын мой! Не упускай их из глаз твоих, храни здравомыслие и рассудительность и они будут жизнью для души твоей и украшением для шеи твоей.  Тогда безопасно пойдешь по пути твоему, и нога твоя не споткнется.  Когда ляжешь спать – не будешь бояться; и когда уснешь – сон твой приятен будет. Не убоишься внезапного страха и пагубы от нечестивых, когда она придет; потому что Господь будет упованием твоим и сохранит ногу твою от уловления. (Притч., 3:19-26).

     «Вы слышали, что сказано древним: «не убивай; кто же убьет, подлежит суду». А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «рака» (пустой человек), подлежит синедриону (верховное судилище): а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной». (Мф.5:21-22).




                Глава 15.  «П О  В Т О Р О М У  К Р У Г У»

      «Злопомнение – как заноза, воткнутая в душу». Иоанн Лествичник.


               Все же дом родной, не смотря ни на что  –  самое надежное и тихое пристанище, начало всему…
 
     Этот домик на острове – хотя и небольшой, но светлый, беленый изнутри простой известкой, без всяких удобств и прибамбасов, - кажется надежным пристанищем, где можно укрыться от всех зол мира.
 
     Но как-то непривычно еще все тут. Хотя и тихо необыкновенно, и спокойно – так, как бывает только в монастырях, в намоленных местах; везде царит дух умиротворения: и на лицах людей, и на домах- огородах, и даже ветерок, разогнавший гнус, дышит миром и ладом.
 
     Никто не придет, не вторгнется в этот благодатный покой, не нарушит разговор с Отцом во время молитвы…

    Сухие трава и листья быстро разгорелись. Гоша подносил мешки, которые наполнила мама, и высыпал их в костер.

     В доме на Искитимке тоже был небольшой огород, который они, вскопав вручную, засаживали картошкой. Да еще в Сухово огородище, да в Новобарачатах – целая плантация! Так что он с детства привычный вкалывать. Как и мама, и бабушка – та вообще чуть ли не до последнего дня своего работала, все стремилась чем-то помочь. Наверное, это у них в крови… Только у Янки этого нет. Помнится: как надо картошку сажать, или обрабатывать, или копать – так ее нету. Гуляет где-нибудь. Уйдет, например, экзамен в техникуме сдавать, и вернется только поздно вечером. И приходится ему отдуваться, а ведь он младше ее намного, и ему тоже хочется погулять и побегать с пацанами, поиграть. А Янке всегда пофигу было на всех, лишь бы ей хорошо было…

     Ну вот, снова она влезла в мысли, даже здесь! Мне душу надо спасать, а я буду продолжать грызть себя за то, что может быть несправедлив к сестре был когда, или обидел ее, и ее обиды все должен забыть и простить. А как прощать, если она оскорбляет самое святое, -  Бога. И веру пытается убить. И даже мать родную ни во что не ставит?! Хотя мама делала все, что могла, для нее, и еще себя же и винит, что плохо дочь воспитала! Воспитаешь ее – она же просто непробиваемая! Он сам, например, хоть  и  пытался иногда обратить ее в веру, как советовал отец Владимир, но чувствовал, что стена не пробиваема.

        Даже духовники могут по-разному истолковать и Евангелие, и в твоих сомнениях разобраться, и помочь,  облегчить душу. Вот отец Матфей вчера сказал опять ему: «Сестру спасать надо. За нее молиться ты должен особенно. Господь избрал тебя для этого, да, пусть такой ценой: отняв зрение очей твоих, дал способность к прозрению духа, и  не роптать надо, а благодарить Господа за этот дар. И чтобы ты молился не за себя даже, - не проси исцелить свой недуг, а уповай на волю Отца Небесного, говоря: Господи, если будет на то воля Твоя, даруй мне исцеление  -  а за всех молись, ближних своих, и да благословен будешь. Все люди – одно целое в обществе нашем, недаром же говорят: как аукнется – так и откликнется… И читай Апостола, Псалтирь».

       Молиться за всех! Наверное, это возможно только для монахов. Как они только выдерживают: подьем в четыре утра, молитвенное правило, утреня, литургия; легкий завтрак, работы на послушании; в четыре – снова служба до самой ночи. А ночью читают поочереди неусыпаемую Псалтирь. Да еще  вокруг монастырских стен ходят монахини со свечами, читая Богородичное правило с молитвами сто пятьдесят раз: «Богородице, Дево, радуйся, благодатная Мария, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших». А еще – требы,бесконечные  исповеди, елеопомазания, соборования, панихиды, крестины, отпевания, венчания…

       Сколько нужно иметь в себе силы Духа Святого, чтобы все это выдерживать, и ходить такой легкой походкой,  с такими радостными, просветленными лицами!

        Вот я хоть и испытываю некий подьем душевный после молитв или службы, но не настолько все же, наверное, надо  находиться все время, постоянно в молитвенном состоянии, чтобы достичь такого уровня?!

         Закончив с листвой, они присели отдохнуть на крылечке. Ангелы на небе улетели уже на запад – дальше от нас, но ближе к Солнцу. Они, как и все живое, тоже тянутся к свету.

      На острове стоит плотная такая  тишина, какой никогда не бывало в Сухово: там все время где-нибудь визжали пилы, дрели, буры разные – строятся дачи. А над городом стоящий гул почти не смолкал даже ночью. Тут эту тишайшую тишь распиливали только комары да кузнечики.

        «Хорошо как! Чувствуешь себя яичком пасхальным, или яблочком на блюде, накрытом чашей неба. Так спокойно-празднично не было уже давно» «Да… но все равно еще так и кажется, что вот сейчас раздадутся шаги и голос: а, вот вы где, думали – скроетесь от меня, а вот фиг вам!» «Тьфу-тьфу, не каркай» «Мам, опять эти предрассудки. Мне отец Матфей посоветовал читать Апостола, я же тебе говорил?» «А, да. А помнишь, когда мы ходили весной с «Синергией» с брошюрками «проповедывать в народ»? Я тогда еще написала что-то наподобие статьи на эту тему, кажется, она у меня тут с собой есть, давай почитаем»

        Анна пошла в дом и вскоре вернулась с тетрадкой, и начала читать:
   
                «КАПЛЯ В МОРЕ»
               
        Каждый день, вращаясь в орбите будней, их забот и хлопот, ходим в толпе других, - таких же озабоченных и занятых людей,  -  по магазинам, по улицам, ездим в транспорте, почти не замечая, не обращая внимания: кто только что прошел мимо, мелькнул и исчез из твоей жизни навсегда. Но ведь мы – как круги на воде во время дождя. Упала капля, рядом – другая, волна пошла и наложилась на другую, и пошло: дальше – больше… Один недобрый взгляд, одно брошенное на ходу грубое слово может ранить, надолго запасть в душу. А если их много?!.

     В воскресное утро во время Великого поста причащаемся на Божественной Литургии. Вот, смиренно сложив руки крестом на груди, благоговейно подходишь к Чаше, вкушаешь с трепетом душевным частицу Крови Святой и Тела Господня, под ангельское пение: «В тело Христово приидите, источника бессмертного вкусите…» Душу, очистившуюся постом и покаянием, переполняет чувство единения с Духом Святым, Бессмертным, Благим и Животворящим, с Господом Иисусом Христом, Спасителем нашим. В толпе других таких же: кающихся, молящихся, причащающихся, - братьев и сестер. И когда поем хором Символ Веры и Отче наш, - разве не сливаются души наши, как и голоса, в одно целое, в молитву, многократно усиленную общим порывом  и возносящуюся под купол церкви, а потом – дальше, под купол неба, к Отцу нашему Небесному?! И разве не блестят в глазах слезы умиления, не греет душу и сердце любовь и милосердие, разливающиеся на нас и среди нас, - дарящие с-мир-ение, у-миро-творение, - нам, творениям Божьим, о-творяя двери в мир добра, добро-детели, добро-делания?!

    Но вот – закончилась служба. Выходим из дверей Храма, идем по улице – снова среди людей, - братьев и сестер во Христе. Такие разные… Но уже по-другому смотришь на них, смотришь в лицо: кто ты, человек? С чем пришел в Мир? И с чем – уйдешь… И у каждого – свой крест, и кресты у всех разные по тяжести и длине (ровно столько, чтобы перейти пропасть жития земного и не пропасть); как и дорога, по которой идем: у кого –какая (прямая и ровная или извилистая и тернистая). Как и груз греха за спиной, что ложатся на плечи твои, оседают пеплом на крыльях Ангела твоего…

    Так и хочется сказать: Люди! Эй, прохожий, оглянись! Посмотри кругом, протри глаза: вот сияет над белоснежными стенами купол, сверкает  крест в лучах солнца, а ты видишь только серый асфальт, супермаркет, пивбар…  Вот стоит Сам Господь, и все святые силы Его, и взирают с любовью, и ждут: приди! А ты все бежишь мимо, ты занят: корыто, корм и пойло – все заботы твои!

      Кто остановит тебя, кто тронет за плечо, кто задаст вопрос: о сути, о Сущем, о смысле всего? Даже Сам Господь пришел, и спросил, и призвал – и не поняли, не услышали, отвергли, распяли!..

      Но ведь и вода камень точит.

      Вот, после Литургии, отец Евгений призвал нас – посещающих православный клуб «Синергия»: «Братия и сестры, через два дня, 14 марта, будет празднование издания первой православной книги «Апостол», она вышла в 16 веке…  Нужно выйти на улицу и раздать прохожим вот эти брошюры – памятки об этом дне» Мы, конечно, в недоумении: а как вообще: вот так вот взять, подойти  к совершенно незнакомому человеку, остановить, и спросить... И что сказать? Ведь обычно, кроме как с вопросом: который час, или там – как пройти в библиотеку, - мы и не обращаемся друг к другу! Но – пошли.

     И вот – кто остался у ворот Храма, кто отошел чуть дальше по тротуару, и стали поджидать прохожих. Реакция, конечно, была неоднозначной: кто отмахивается, кто молча проходит мимо. Вот подходим к подъехавшему автомобилю, за рулем – девушка в юбке и платочке, направляется в церковь значит. «Здравствуйте, а вы знаете, что через два дня отмечается праздник издания первой печатной православной книги, нет? Тогда возьмите, пожалуйста, памятку. Здесь все написано» Охотно берет и уходит.

     В остановившемся «Лексусе» Неохотно приоткрыли окно (наверное, приняли нас за побирушек). «Простите пожалуйста, а вы не интересуетесь духовной литературой?! «Не интересуемся» «Но вот, пожалуйста, возьмите брошюрку – просто прочтите, это же наша история!» Мужчина берет книжицу и закрывает окошко.

       Но в это время возле Храма уже мало кто ездит и ходит, поэтому мы решаем пройти дальше вдоль ограды к тому месту, где из пригородного леса выходят лыжники. Возвращаются с прогулки, снимают лыжи, а тут мы – подозрительные личности, пристающие ни с того, ни с сего.

     Подхожу к молодому мужчине, и не успеваю поздороваться, как слышу угрожающее, вполголоса:  «Отойди от меня!» «Извините, но мы хотели бы только…» В ответ уже идет откровенно злобное оскорбление. В общем, со спортсменами говорить не о чем и не за чем. «Но ведь надо заботиться не только о здоровье тела, но и души!» И снова – недоуменный взгляд из-подлобья.

     Нина, сфотографировавшая  наш диалог, тоже подверглась уничижению: женщина, которая шла мимо, возмутилась тем, что ее кто-то неизвестно зачем запечатлевает, и в отместку ли, или еще для чего-то, - тоже нас всех демонстративно зафотала на свой мобильник. Неужели мы настолько подозрительно выглядим?! Или просто не умеем правильно подойти и обратиться к людям?!

    На остановке двое – мужчина и женщина. «Здравствуйте, простите пожалуйста, можно вас спросить? Вы – верующие?» Молчание, недоверие на лицах, нежелание общаться. И тогда меня осенило: да ведь нас, наверное,  принимают за  сектантов-баптистов. Ведь это они ходили, приставали к людям, раздавали книжки. Вот люди и думают: «Ага, вот затянут в свои сети, одурманят, отнимут имущество. Квартиру…» И шарахаются, как черт от ладана. И тогда пытаемся по-другому приступить к делу: «Не бойтесь нас, мы никакие не свидетели Иеговы, не баптисты, они же креста боятся, а мы – вот, смотрите, крестимся на крест, на Храм!» Смотрят уже с неким интересом. «Просто хотели бы вам предложить брошюры, почитайте, пожалуйста – об издании первой православной книги. Только не выбрасывайте. Спасибо и Божьей помощи!»

     Потом, уже у ворот Храма, видим: люди эти, проследив за нами, встали лицом к церкви, перекрестились и поклонились! Значит, не зря все же ходим и "проповедуем"!

     Мы, конечно, далеко не апостолы, да и апостольство – это дело только для избранных: ведь из великого множества Христос избрал только двенадцать (и потом еще семьдесят). «Он вошел на гору и призвал к Себе, кого Сам хотел; и пришли к Нему. И поставил из них двенадцать, чтобы с Ним были и чтобы посылать их на проповедь, и чтобы они имели власть исцелять от болезней и изгонять бесов».

     Проповедывать Слово Божие, исцелять и изгонять бесов, как пишет священномученик В.Кинешемский -  «в этом заключалось основное  средство  влияния на слушателей, еще не подготовленных к тому, чтобы оценить внутреннюю  красоту будущего царства и избрать его ради него самого и ради чистой любви к добру и к Богу -  вот те цели, для которых были избраны апостолы. Для апостольского служения нужны особые качества сердца, потому Господь избирает простых галилейских рыбаков, или, как говорит апостол Павел: «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, - для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом» (1 Кор.1, 27-29).

      С великим терпением и настойчивостью, с великим мужеством и самопожертвованием, с великой любовью к людям  строили они Царствие Божие, царства добра и правды. Их усилиями переродился мир, отбросив язычество, полное жестокости и эгоизма,  и приняв учение Христа о любви и самоотречении.

      Это царство строится и теперь. Апостолов давно уже нет в живых, но их преемники – пастыри и учители церкви по-прежнему по мере сил и усердия трудятся над созиданием Царствия Божия на том евангельском фундаменте, который заложил Господь. Когда закончится эта постройка, мы не знаем, но мы верим, что рано или поздно настанет это царство – яркое, светлое, прекрасное царство добра, правды, святости и чистоты, когда будет Бог всяческая во всех».

    Вот и мы – немудрые и немощные, тоже еще только начинающие по-настоящему познавать Бога, приобщаться к вере, и по мере своих сил и возможностей пытающиеся нести Слово Божие тем, кто все еще ходит во тьме, «прогоняя бесов» не-доверия, не-верия. Это, конечно, нужно делать осторожно и умело.

     Ведь сказано в Евангелии: «Не давайте святыни псам, и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими, и, обратившись, не растерзали вас»(Мф. 7-6).

    Нас, конечно, не замучают, не убьют, как первых подвижников-христиан, проповедывавших учение Христа, могут просто отвергнуть. Оскорбить в лучших чувствах. Но разве не учит нас вера, что нужно прощать и смиряться и «не осуждать брата своего», ибо мы – такие же грешники, как и они, просто еще не пришло их время повернуть стопы свои ко Храму, войти в дом Господа и помолиться. И мы пока что тоже должны молиться о них…

    А может быть, все же и нам удалось в души их заронить «горчичное семя» Слова Божия, «которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его»(Мф.13-32).

      Ведь одно только Слово способно создать целый мир!

      «Обращаясь ко всем верующим, апостол Петр пишет: «Приступая к Нему (Господу Иисусу Христу), камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному, и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом»(1 Пет.2,4-5).

      Все мы – живые камни, из которых строится великолепное здание Царства Божия (пишет далее В.Кинешемский), все призваны к участию в этом Царстве и все, следовательно, ответственны за эту постройку, все должны работать. Никто не смеет отказываться, но участие наше в этой работе различно.

       «Как в одном теле, - говорит апостол Павел, - у нас много членов, но не у всех членов одно и то же дело, так мы, многие, составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены. И как, по данной нам благодати, имеем различные дарования, то имеешь ли пророчество, пророчествуй по мере веры; имеешь ли служение, пребывай в служении; учитель ли – в учении; вещатель ли, увещевай; раздаватель ли, раздавай в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, благотвори с радушием. Любовь да будет непритворна…»(Рим.12,4-).

      Другими словами, каждый из нас обязан работать для создания Царства Божия на том месте и в том служении, где он поставлен Богом. Участие в этой общей работе обязательно для каждого, но не обязательно, чтобы это участие проявлялось   непременно в форме апостольского служения. Делай, что можешь и как можешь. Лишь бы это было с любовью.

     «Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены. И вы – тело Христово, а порознь – члены» (Кор.12.12-27).

      Эти слова апостола Павла следовало бы огненными буквами запечатлеть в сердце каждого христианина. Становится понятным, до какой степени тесно мы связаны друг с другом. Это закон христианской ответственности. Если заражен один член, то зараза неизбежно передается другим и всему телу. Если согрешил один человек, то зараза греха в большей или меньшей дозе неизбежно переходит на весь организм – общество. Иногда нам кажется, что наши грехи проходят бесследно и никому не приносят вреда. Это – иллюзия, самообман. Где-нибудь  когда-нибудь так или иначе последствия греха скажутся.

       «Жизнь, как океан, - говорит один из наших писателей, - всюду незримая связь: в одном конце тронул, в другом отдается». Поэтому я не смею грешить не только потому, что это губит меня лично, но еще более потому, что это заражает и губит других… Это процесс гниения, распада, смерти. Гниение в том и состоит, что отдельные частицы гниющего тела теряют силу взаимного притяжения или сцепления и распадаются. Так в физическом мире,так и в человеческом обществе.

     …На нас лежит также задача всеми зависящими от нас средствами укреплять взаимные связи между людьми. Содействуя по мере сил развитию религиозной веры, любви, дружбы, доверия и борясь с явлениями противоположными. Таким образом, если я проповедую неверие, вражду, насилие, натравливаю людей друг на друга, клевещу, осуждаю, распуская лживые слухи о людях, сею раздоры, подозрительность – всем этим я вношу разложение в общество  и тем если не останавливаю роста Царствия Божия (ибо по неизъяснимым Законам Божиим оно растет при всяких условиях), то, во всяком случае, отвлекаю многих от участия в нем. Если же я распространяю истинную веру, проповедуя любовь и братство, всепрощение и самоотречение, говорю о людях хорошо, благотворю и помогаю нуждающимся, борюсь с клеветой и ложью, примиряю враждующих, то этим я укрепляю  общество и взаимные связи его членов и содействую развитию и расширению Царства Божия.

     К сожалению, эта обязанность громадным большинством современных христиан не сознается. Даже лучшие из нас обыкновенно довольствуются тем, что кое-как следят за собою, за своими настроениями и поступками, но о нравственном состоянии ближних, об улучшении их взаимных отношений вряд ли кто думает. Какое мне дело до другого? Этот жесткий ответ Богу Каина:"Разве сторож я брату своему?" - если и не произносится открыто, устами, то слышится в каждом эгоистическом сердце. Равнодушие к ближнему, ужасающее, тупое равнодушие – это наш общий грех.

     Итак, наше участие в апостольском деле  постройки Царства Божия должно заключаться прежде всего в том, чтобы каждое дело делать во имя Господа Иисуса Христа, в духе евангельской любви и самопожертвования».


      Мама дочитала и пошла приготовить ужин, а он остался еще посидеть в тишине: так хорошо думалось под стрекот кузнечиков.

       «Ближнему своему мы должны помогать прозревать духовно, даже если он поначалу не хочет, не может, не способен сам ничего понять. А если ты устраняешься – уподобляешься Каину, который сказал: «Разве я сторож брату своему?» Убил брата Авеля своего физически из зависти, и духовно по-настоящему братом ему не был. Так и мы с сестрой – абсолютно разные люди.

     Она – как отец, овца блудная, только пить да гулять. Да, погулять она всегда любила.

     Особенно когда работать начала. В ту весну мама купила ему дешевый подержанный мотоцикл, так Янка заявила: «А вот пускай Левка теперь и отрабатывает эти денежки, которые вы потратили на него!» А все свои деньги тратила только на себя, любимую, и до сих пор так…

    Когда был маленьким, любимая игра была: вечером, уже перед сном, когда мама уже ложилась в кровать, попросить ее: сделай мотоцикл. Она кладет ногу на ногу под прямым углом, он усаживается на нее, и начинает «рулить» и рычать, изображая мотор. Так и «едет», пока маме не надоест. Лет до десяти так «катался», если не больше.

     В седьмом классе маму вызвали в школу: «Ваш сын совсем съехал на двойки». Она поняла, что нужны радикальные меры. «Чего бы ты хотел, чтобы был стимул?» И он выпалил: «Мотоцикл!» Не сразу, но она согласилась:«Ладно. Если заканчиваешь год без троек, куплю тебе мотоцикл, только подержанный и не дорогой. Время пошло».

     И вот случилось чудо. Он мобилизовал всю свою волю, и постепенно двойки начали превращаться в тройки, потом – в четверки. Ему еще повезло, что пришла новая учительница по русскому, которая, видя, как он старается, помогала, занималась после уроков. Даже шоколадки дарила за хороший диктант! И постепенно ошибки в каждом слове начали исправляться и исчезать. Математику он понимал, физика – вообще любимый предмет. В общем, седьмой класс он закончил с одной тройкой – по истории. Но и у мамы этот предмет всегда портил табель.

     Что ж, пришла пора исполнить обещанное. И они, по обьявлению в газете, нашли недорогой «Иж – Юпитер». Мечта исполнилась! И началась совсем другая жизнь!

    Все дороги открыты – лети, куда душа пожелает! Ну не все, конечно, а только те, где гаишники не застукают (прав-то нету!): по полям, по кругу между деревней и городом,  и по дороге вдоль Томи до Красного озера. Все пацаны сплотились теперь вокруг него и «мотика», всем хотелось прокатиться или даже самому порулить. И девчонкам – тоже! Он, не очень высокий и ладно скроенный, вдруг начал пользоваться популярностью. Даже Дашка – местная красавица (к которой Лева был уже давно не равнодушен) – садясь сзади, обхватывала его торс  тонкими руками, и ветер ревел, свистел, трепал ее длинные белокурые волосы, то и дело бросая их пряди ему в лицо…

       Ее он увозил далеко, - по второму кругу,  даже дальше Красного озера. Там у них было любимое местечко: по едва заметной тропинке крутого обрыва спуститься вниз, катя мотоцикл, на небольшой пятачок берега реки среди деревьев и кустов. Здесь  вымоина, словно полукруглая лагуна, окруженная густой осокой и тополями. И дно, словно чаша, плавно и глубоко уходит вниз, на глубину  – когда-то здесь наверное добывали гравий.

     Тут они купались, подолгу плавая и ныряя. Загорали.

     Он смотрел на воду и думал: если поплыть вниз по течению, можно попасть к месту впадения в Томь речки Искитимки, на берегу которой он рос. Хотя речкой ее уже и назвать было стыдно: тина, грязь, медленно пробивающаяся через мусор, покрышки, бутылки… Но он все равно любил сидеть там  на бережку и смотреть на воду. Но приходили соседи, раскладывали на газетке бутылки, закусь, и он уходил домой. «Ненавижу пьяных! Почему взрослые пьют? Разве не видят, не понимают, какие противные глупые лица становятся у них, какую чушь начинают нести. Шатаются, валяются в грязи! Фу! Никогда не буду таким! Мама говорит, что отец пьющий, поэтому она рассталась с ним. Наверное, он такой же! Променял нас на бутылку. Ненавижу его, не отец он мне! А я буду не такой! Буду сильный, буду маму защищать! И если папка будет снова окна бить, выйду и дам в морду!»

    Отец появлялся изредка. В окне вдруг вырисовывалось лицо: безумный взгляд, расплющенный о стекло нос, взъерошенные волосы. Стучал, но мама не хотела впускать: «Придешь трезвым – открою, а сейчас уходи!» Тогда слышался треск: на веранде уже несколько стекол забито фанерой. Поэтому надо было следить, чтобы дверь всегда была заперта на крючок. Да и мало ли вокруг ходит всяких бродяг!

     Еще с осени Он попросил маму купить гантели потяжелей, начал тренировать руки. И гирю в шестнадцать кило уже поднимает запросто.  А еще ходил немного на бокс. Теперь, даже если мать и «забуривается» иной раз на Барже своей, он выходит ее встречать. Ростом он уже почти, как она, и если за ней кто-то увяжется, то моментально отстанет, тем более, если достать из кармана ножик-бабочку и небрежно так поигрывать им…  И Янкиных ухажеров отвадил всех. Хотя она почти все время живет теперь у бабушки, с тех пор, как стала учиться в техникуме.

     Только в последнее время, защитив диплом и устроившись на работу на Хладик, снова начала приходить ночевать домой – вместе с мамой. В основном по пятницам. Сначала они идут в бассейн, а потом – застревают допоздна в ресторане этом долбанном! Приходят пьяные, а утром – пьют пиво с утра. Потом едут в деревню, где бабушка уже заждалась со своими коровами, и всем жалуется на дочь: мол, пьет, запивается, не помогает! И все уже косятся на них, и считают алкашами кончеными! Особенно «верхние» - с тех улиц выше по течению, где живут те, кто побогаче, в коттеджах недавно отстроенных.

     Вот недавно он подрался с одним из их отпрысков – тот смеялся: «Вон, смотрите – Левкины идут, пьяные в ж..у опять, алкашки!» И схлопотал в глаз. Но и ему прилетело – в нос, теперь искривление носовой перегородки…

      Даша была как русалка: тоненькая, гибкая, а глаза так и сияют загадочными блестками, отраженными от воды. Он так и называл ее: Русалочка, когда были одни. А она его: Лев. Потому что к концу лета волосы отросли и выгорели, превратившись в рыжие лохмы. Мотоцикл таскать, выкатывать-закатывать было тяжело, поэтому торс  и бицепсы окрепли, и вообще он сильно подрос за это лето.

     Накатавшись, ставили мотик у «логова»: эту сараюшку заброшенную они с пацанами нашли у берега и оборудовали: притащили ящики - столы, скамейки поставили. И собирались здесь, где никто не видит и не знает, чем они занимаются, и где чувствовали себя свободно в своем мирке, где можно попробовать на вкус свою зреющую  взрослость.

     Хотя пить пиво ему не особо нравилось, гораздо лучше промчаться вихрем через поле, разбивая грудью все пространство жизни: вперед, в те ее пределы, что стали теперь дозволенными! Взлететь на пригорок под высоковольтной опорой,и, оставив железного коня внизу, полезть наверх: с одной перекладины на другую, все выше, балансируя и ежеминутно рискуя сорваться… По железным прутьям лесенки, кажущимся хлипкими и ненадежными, карабкаемся на самый верх. И вот – аж  дух захватывает и уносит: над полем далеко внизу, где пасутся букашки-коровы; над широченной полосой реки, охватывающей берег широкой дугой и уходящей дальше вниз, к мосту; за крутые сопки на той стороне.

      Башня опоры подрагивает на ветру, который тут сильнее: хватает за волосы, тянет за одежду, вот схватит и – понесет! Голова кружится, руки судорожно цепляются за вибрирующую перекладину, ноги норовят оскользнуться и уйти вниз, в падение, и пространство до земли, которое еще надо преодолеть, спускаясь  на ощупь уже в темноте, кажется настоящей пропастью!

      А пацаны, хлебнув для храбрости пива, хорохорятся друг перед дружкой и перед девчонками: мол, во какие мы крутые, нам все ни по чем! Мы взрослые, нам уже все можно, все попробовать, все испытать! Дух вседозволенности кружит голову и зовет: лети, лети!.. Хоть на запад, хоть на восток – на все четыре стороны!..
      
                И нет предела свободе и вседозволенности!..