«И сказал Каин Господу Богу: наказание мое больше, нежели снести можно; вот, Ты теперь меня сгоняешь с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле; и всякий, кто встретится со мною, убьет меня. И сказал ему Господь Бог: за то всякого, кто убьет Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Бог Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его» (Быт:4:13-15).
«Если над кощунниками Он посмеивается, то смиренным дает благодать. Мудрые наследуют славу. А глупые – бесславие. Слушайте, дети, наставление отца, и внимайте ,чтобы научиться разуму, потому что я преподал вам доброе учение. Не оставляйте заповеди моей. Ибо и я был сын отца моего, нежно любимый и единственный у матери моей, и он учил меня и говорил мне: да удержит сердце твое слова мои; храни заповеди мои, и живи. Приобретай мудрость, приобретай разум: не забывай этого и не уклоняйся от слов уст моих. Не оставляй ее, и она будет охранять тебя; люби ее. И она будет оберегать тебя; она прославит тебя, если ты прилепишься к ней; возложит на голову твою прекрасный венок, доставит тебе великолепный венец. (Притч., 3:34-42).
«Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец. И бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их. А наемник бежит, потому что наемник, и нерадит об овцах. Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь мою полагаю за овец. Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один пастырь». (Ин,36 зач.,10:9-16).
+++++++++++++++++
Глава16.«С К И Т А Л И Ц А».
…Падшему ангелу нет предела свободе и вседозволенности!
Позируя для этой картины Алексея, нужно принимать несколько поз: скорчившись в три погибели, словно в утробе матери (а может и наоборот: сжавшись в комок в предсмертной муке); затем как бы рождаясь (или восставая из пепла); потом вознося руки в молитве; расправляя руки-крылья и, наконец, – взлетая, растворяясь в небе. Сегодня она, полусидя, привстает на одно колено, но голова все также опущена и сжата в ладонях… поза начала возрождения к жизни – как сказал он. А ей кажется – наоборот, так она чувствует себя человеком-изгоем, кинутым всеми, он в тупике, он сломлен, изгнан из жизни.., он страдает…
В тот прошлый раз, в позе эмбриона (или кающейся грешницы) ей привиделось: речка Искитимка, на ней - паром, мама уплывает в туман… и она – потерявшаяся маленькая девочка в белом платьице…
Детство до школы было – сплошная сказка, грезы наяву, когда под каждым листком тополя, росшим во дворе, жили эльфы, маленькие принцы и принцессы. Они были повсюду, летали вокруг, что-то нашептывали, восхищались: ты – принцесса, самая прекрасная на свете! И где-то рядом – он, твой принц, - живет, ходит, невидимый, рядом, с ним можно разговаривать и играть с ним. Обычно он появлялся, стоило только выйти во двор, открыть калитку, и вот он выходит из зарослей крапивы,что росла за оградой, на спуске к речке. Но гулять там одной было запрещено, поэтому, когда она шла играть туда, старалась улизнуть незаметно, и вот слышится шепот: «Ты – прекрасна! Вырастай скорей, и мы будем вместе. Впереди – такое изумительное, светлое будущее! Я люблю, я жду!»..
А убегала она частенько, едва только бабушка отвлечется по хозяйству, - просто чтобы понаблюдать из-за кустов, как она или мама заполошно бегают и ищут ее! Особенно ей хотелось позлить мать, которая, как ей казалось, уделяет ей внимания гораздо меньше, чем брату.
Она еще помнила то время, когда жили они на Швейке, где снимали квартиру: как гуляли они с мамой по садикам, как катилась она на колясочке туда, куда хотелось ей, потом лазала по лесенкам и горкам, и мама ни на секунду не отходила от нее, рисовала с ней на песке или на снегу разных зверушек, писала буквы, рассказывала обо всем. Потом Маня, как русалочка, плюхалась в ванне со своими игрушками, и изливались на нее то прохладные, то горячие струйки дождичка, создаваемого для нее а мамиными руками.
Затем сажали Маню на стол в зале, обкладывали игрушками, книжками, кубиками – все ей было интересно, все ново, и все надо рассмотреть, узнать, как называется, и попробовать на вкус, и только поднесет ручонка ко рту какой-нибудь предмет, как в него тут же устремляется ложка с противной кашей! Выплюнешь, но вскоре она снова во рту, ненароком и сглотнешь! Баба ругалась: «Ну чем ты пичкаешь ребенка! Не вкусно же!» «Зато полезно!» Котлеты без соли, приготовленные на пару, кашки не сладкие, яблочки тертые - без сахара.
Перед сном – обязательно массаж, чтение книжек. Они читали в два голоса – все стихи Маня запоминала быстро. Но сама читать книжки не хотела – зачем, если мама может это сделать?!
Помнится, папка приходил поздно, пьяный и веселый, но у матери почему-то сразу портилось настроение. Они ругались, иногда даже очень громко, и прекращали только, если заплакать. Но потом отец появлялся все реже, особенно после того, как родился этот Левка! Все из-за него! Баба так и говорила: «Ну зачем еще-то рожать, думаешь, привяжешь его к себе двумя-то?! А внимание будешь все потом только маленькому уделять, Яночка не нужна станет!» И правда, мама крутилась теперь только вокруг Левки, а Маню все чаще стала оставлять у себя бабушка.
Потом они и вовсе переселились на Искитимку, а папка исчез из их жизни. А ведь он любил ее, а не Левку – он так и говорил ей, когда иногда появлялся, - так, чтобы никто не слышал! Мол, вот мамка какая – выгнала меня, сучка такая! «А ты будешь меня помнить?» «Да!» «Я ж тебя больше, чем Леву люблю. Я же ведь хороший, и не хотел уходить, это мамка… Еще и папку нового вам заведет! Не давай ей. Ладно?» «Нет, не заведет!»
Но – через два года и правда «завела»! Но папа Саша оказался хорошим, прямо-таки засыпал сладостями и игрушками, на Рождество подарил огромную куклу, но Яна никогда не любила играть в куклы, у нее был целый зоопарк из зверушек и динозавриков, которых она отбирала у Левки. Ей нравилось доводить его до слез, особенно, если забрать его любимых черепашек-нинзя или трансформеров, и спрятать! Он ревет, а баба всегда на ее стороне: «Ну-ка не ори, ты че, как девчонка-то! Сопли распустил! Вот Яночка – умница моя. Никогда не плачет! Поиграет и отдаст твои игрушки»…
Она пошевелилась. «Устала? Давай передохнем» присели на тахту. «Леш, у тебя семья полная была?» «Нет, так получилось, что школьные годы я почти все провел в детском доме» «Разошлись?» «Хуже. Мама была в тюрьме» «За что?» «За убийство отца» «Ни х.. себе! Ой, извини. Как так-то?!» «Пил, бил, ну и… В общем, не хочу говорить об этом. Все осталось где-то там – за стеной прошлой жизни…» «Хлебнул же ты горя, да? Говорят в детдомах этих черт знает чего творится» «Ну да, в общем. Там я начал рисовать, получалось лучше, чем у других. Мог заниматься этим все свое время» «Обижали?» «Не без этого. Но я рано понял, что против жизни не попрешь: в каждой группе людей обязательно найдется такая кучка, которая выбьется в лидеры и потянет всех за собой. В обществе все взаимосвязаны. Эффект бабочки – слышала о таком? В принципе все люди призваны быть единым целым последователей Христа, Церковь – тело, глава – Христос, а мы все - разные члены, но составляем один организм.
Вот Апостол Павел пишет: «Как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, - так и Христос. Ибо все мы одним духом крестились в одно тело… все напоены одним Духом. Тело же не из одного члена, но из многих. Если нога скажет: я не принадлежу к телу, потому что я не рука, то неужели она потому не принадлежит к телу? И если ухо скажет: я не принадлежу к телу, потому что я не глаз, то неужели потому оно не принадлежит к телу?.. Но Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно… Не может глаз сказать руке: ты мне не надобна, или также голова ногам: вы мне не нужны. Напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее, и которые нам кажутся менее благородными в теле, о тех более полагаем попечения… Но Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены. И вы – тело Христово, а порознь – члены»
Яна зевнула: «Ничего не поняла» «Это закон христианской ответственности: если заражен грехом один член, заражается и все тело, поэтому я стараюсь не грешить, потому что это губит не только меня, но и других людей, и нельзя оставаться равнодушным, видя согрешающего брата»
«А, так вот почему ты меня принял – исправить хочешь, да? Нну-ну»
«Из Христа все тело, - пишет далее Апостол, - составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви» «В любви?» «В идеале так и должно быть. Грех самолюбия, эгоизма всегда влечет за собой разложение и распад, поэтому христианство проповедует самоотречение и самопожертвование…» «Эффект бабочки: вот я взмахнула крылышком, и все переменилось, прилетела сюда с попутным ветром – это ведь тоже не случайно, правда? Зачем-то же нам было суждено встретиться…» Она подсела поближе, положив руку Алексею на плечо.
«Ну что, работаем дальше…»
На панно начинают вырисовываться крылья: ангельские, полупрозрачные, а силуэт девушки уже принимает другие очертания: руки отняты от лица, глянули на свет глаза… Лицо Алексея такое сосредоточенно-вдохновенное, одновременно и отстраненное, и проникающее ее насквозь: всю, с ног до головы. Этот загадочный взгляд художника! Он скользит по коже, по очертаниям тела, заглядывает в глаза, проникает в сердце и душу, даже в мысли…
«Годам к четырнадцати Яна поняла, что стала совсем взрослой, теперь все можно! Появляется так много желаний, зреющее тело заявляет о себе: «Я наполняюсь чем-то… чем-то новым, чем-то волнующе-неизведанным, - к чему уже готова…»
Она любила крутиться перед зеркалом, рассматривая свое новое «Я»: и так, и этак, и с какого боку ни посмотри – все красиво: и стройные бедра, и пухленькая попка, грудь правда еще небольшая, но вот начну теперь есть сметану и масло, и поправлюсь! И пошел он на фиг, этот Антон: там, на Искитимке, в их ауле – самый красивый мальчик, его добивались все девки, и она в том числе. И была уверена: ну уж я-то его достойна, он будет мой! Недаром же с детства ей дома говорили: красавица ты моя! И особенно бабушка ею всегда восхищается, - какая она умница, отличница. Мама, правда, с ней строжится, все только с Левочкой своим сюсюкается, будто он еще маленький, целует в щечку, и жалеет, когда я обижаю его, а он несется с ревом скорее к маме, а та: «Мань, ну ты же уже взрослая, чего ты? Не обижать, а защищать должна братика». Да он и правда маленький. Противный избалованный говнюк! А я – взрослая! Че хочу, то и делаю!» И она напяливает модные цветастые лосины, подаренные мамой на тринадцатилетие, обтягивающие ее стройные ножки – все пацаны на них смотрят!
«Маня! Не уходи никуда – поедем на дачу, картошку окучивать!» Но Яна, сделав вид, что не услышала, убегает: пускай Левочка любимый тебе помогает! Ага, я уеду, а Ленка Антошку отобьет!
И Яна убегает на улицу.
Даже папа Сережа, которого она однажды встретила на соседней улице, восхищенно посмотрел на нее и сказал: «Ух какая ты стала! Стройненькая! Мальчишки небось уже бегают за тобой?»
Он в тот период не пил, закодировался, работал, даже купил за бесценок старенькую «Короллу», на которой приезжал к ней на день рождения, привез подарок – книгу сказок (она-то уже вырослая, зачем они ей?!). И вот – стоит, загораживая сидящую в машине девчонку. Но Яна увидела ее – страшненькая какая-то, на старушонку похожа. «А это – жена моя новая! Ровесница твоя!..» Ничего себе! Жена! Значит, и я уже могу - вот так, по-настоящему быть с кем-то!
Когда дома никого не было, она приводила девчонок и пацанов с улицы, и включала недавно купленный видик. Смотрели спрятанные мамой кассеты с эротикой: там под приятную музыку, где-нибудь на природе, под водопадом танцевали, извиваясь всем телом, девушки, постепенно обнажаясь. Был еще фильм «Карнавал» - настоящая феерия чувственности, со сценами близости между мужчиной и женщиной… Эти кадры так поразили ее, что ночью долго не могла заснуть. Мама, почитав им с Левкой «Приключения Карика и Вали» (в который уже раз! И если раньше ей нравилось воображать, что она тоже превращается вдруг в крошечную, меньше блохи, девочку, и путешествует по «джунглям», отыскивая дорогу домой, то теперь это уже стало не интересно!), ушла спать, а Яна все ворочалась на постели, вспоминая кадры из фильма…
А утром мама рассказывала, смеясь: «Просыпаюсь среди ночи, и вижу: Маня, какая-то странная, то ли спит, то ли нет, - заходит в комнату, присаживается ко мне на кровать; я говорю – Мань, ты чего? А она: «Мам, а мне… тоже можно?..» «Что?» «На карнавал?» – говорит. «Ну, наверное можно». «А, ладно» - говорит, и ушла. Я не поняла – о чем ты спрашивала-то, Мань?» «Да не знаю» «И я не знала, что ты еще и лунатик у нас!»
В заброшенном гараже на берегу Искитимки у них было свое «логово». Тут они и собирались. Пробовали пиво, водку, сигареты, играли в бутылочку. Какое счастье выпадает – поцеловаться с Антошей! Но это редко. А так он больше на Ленку – цыганку смотрит: тощая, черная, волосы ниже талии, коленки горбылем торчат, но она внушает: «Янка, ты че такая толстая-то стала?! Сало на пузе!» И Яна тоже начала худеть: почти перестала есть, и прыгает по часу через скакалку, если не выдержит и наестся. Но Антошка, гад, все равно с этой цыганкой больше общается.
«Лен, может, ты его приворожила? Вы же, цыгане, умеете это делать. И гадать».
Ленка не любила, когда ее называли цыганкой. Мать у нее чисто русской внешности: светлая кожа и коса, и младшая дочка Светка у них белобрысая. А вот сын Женька и Ленка – черномазые, в цыгана отца. Хотя все трое вечно бегают одинаково грязные до черноты.
«Я гадать только умею на картах и по руке немножко. Дай-ка руку… О, линия жизни длинная у тебя, но сначала ровная, а потом – все извилистей. Любовь тоже будет, но потом, позже… А детей нету, не вижу» «Ну и хорошо, на фиг они, дети, нужны! Для себя надо жить! А ты совсем не знаешь, как парня к себе приворожить?» «Неа» «А ты у папки своего спроси – он же цыган, должен знать!»
На другой день они встретились: «Ну что, узнала?» «Ага! Папка меня чуть за волосы не оттаскал, рано, говорит, еще тебе о парнях думать. Вот через годик-другой… Хотя я слышала, как он говорил мамке, что у цыган рано детей женят, и мне уже какого-то парня скоро сосватают из них. Своих. Мамка сказала: ты че, у нас только с восемнадцати лет регистрируют, а он: ниче не рано – титьки, .опа есть – и ладно, а регистрироваться не обязательно! А я не хочу замуж, я Антошу хочу! Слушай, знаю я один способ: надо набрать немного крови… ну этой, - когда месячные, и подлить в вино ему! Ты мне поможешь это сделать?» «Фу, гадость. Но попробовать можно».
И вот как-то сговорились они – устроить праздник, принести вина и Антона околдовать.
А Яна задумала свое… И вот, когда настал ответственный момент, Ленка его отвлекла, и Яна, подменив флаконы, вылила в бокал Антона не Ленкину, а свою кровь, выжатую из тампона, - всего несколько капель.
В ту ночь вся их компания гуляла допоздна, напились порядочно, в «логове» дым стоял столбом. Под конец стали играть в карты на раздевание, до полной наготы все же не дошло, но девчонки старались преподать себя красиво – как в том фильме. Особенно у Яны получалось под музыку выгибать грациозно стан, вертеть бедрами, и Антон глаз с нее не сводил!
Потом – игра в бутылочку. Яне выпало поцеловаться с Антоном наедине. Они вышли на улицу – о, как сладко, как здорово! Ей хотелось еще и еще, но Ленке тоже бутылка дала шанс - поцелуй наедине с Антоном, они вышли и долго не возвращались.
Яна выскочила на улицу – никого! Тишина, только речка бурчит, ветерок проскочит по кустам и сгинет, да Луна – такая красная, какой никогда еще ее Яна не видела, и в кольце бледной лунной радуги плавает… Но тут кто-то хихикнул неподалеку, раздался громкий поцелуй… Она не помнила потом, как ринулась в куст черемухи, вцепилась в черные змеи волос: «Ах ты, сука, все равно он мой будет! Я не твою, а свою кровь ему вылила!» «Девчонки, вы чего?!» Антон пытался их разнять, но они дрались, как дикие кошки…
После этого меж ними словно кошка пробежала. А ведь она почти добилась его! Тварь эта Ленка!
Но тут, в Сухово, приехав однажды на следующее лето, увидела Сашку: высокий белокурый красавец! И влюбилась без памяти. Аленка Коханчихина сказала: ему такие тощие не нравятся! Ни пи..ки, ни сиськи! У самой-то у нее от природы титьки большие, и уже в двенадцать лет она стала женщиной! И Яна начала активно полнеть. Наедалась мяса, сметаны жирной до тошноты, и все лето его добивалась, но Сашка так и остался со своей Настей.
На следующее лето в деревню приехала уже другая Яна: за зиму превратившаяся почти в пампушку. Это было уже через чур! Как сказала Аленка. И снова пришлось худеть. Когда жрать хотелось так, что уже невмоготу, хватала банку снятого молока и выпивала, а потом – в туалет и два пальца в рот. К осени вроде бы стала как надо: средненькая такая, как Настя (и чего он в ней нашел-то?). Но Сашка упорно ее не хотел. К тому же что-то начало происходить с ее глазами: один зрачок становился черным. И парни на нее посматривали хоть и с интересом, но и с опаской.
Тогда она решила найти другого,- может, тогда и Сашка обратит на нее внимание, и пошла с Аленкой к ее другу, Рафику, который работал на автостоянке сторожем: «Пошли в скворечник, там мужиков куча! И тачки крутые!»
В будке-скворечнике они сначала пили водку втроем, потом пришли еще друзья… Очнулась она в темном салоне какой-то машины от боли – кто-то лапал ее и грубо пытался овладеть! Она начала сопротивляться, но все было бесполезно… Тогда взмолилась: «Не надо, ну пожалуйста! Я девушка, я Сашку люблю и поклялась первому только ему отдаться!» «А, ну ладно, раз дэвущка, тогда, так и быть, оставлю твою дэвственность Сашке твоему, но за это ты мне отдашься по-другому…» Урод, чурка, сука коченая, тварь!..Когда Яна вернулась домой, все шортики сзади были в крови… Мамка, увидев их в грязном белье, спросила: «Что это?» «Да месячные...» Вроде поверила. «Не общалась бы ты с этой Аленкой, про нее разное говорят. Пошли-ка лучше, в огороде поможешь».
Но Яне на фиг не нужен огород ее долбаный, и ведь она всегда добивается, чего хочет! И вот однажды, сговорившись с девчонками – Анькой и Танькой, двоюродными сестрами Саши, - собрали они на стол, когда их родителей не было дома (был повод – ее, Яны, день рождения), пригласили Сашку. Хорошенько напоили его… И Яна снова испробовала свое колдовское средство. В общем, мечта сбылась. Но – и только. Сашка остался со своей девушкой.
Яна, со злости, не долго думая пошла с Аленкой к другому ее «другу», Ринату, в его огромный особняк на самом берегу Томи. Он как раз разводился с женой и пустился в очередной загул. И вскоре тут уже тусовались постоянно и они, и еще другие девчонки – малолетки местные. Баня, бассейн, пиво, коктейли, сигареты – всего много. К Ринату приезжали друзья. Весело было! На Яну обратил внимание Слава. Под сорок, лысый, как и Ринат, и еще одноглазый: второй, искусственный глаз, смотрит до жути неподвижно и безжизненно. Но к этому она скоро привыкла и не замечала. Как и он к ее разноцветным очам.
И в городе его «Шиномонтажка и автосервис» были как раз неподалеку от их дома. Каждый раз после их «общения» он давал деньги. А что?! Неплохо. Тешит душу, что взрослому мужчине она небезразлична. А вдруг возьмет да и бросит свою старую жену и женится на ней, и будет она жить в таком же шикарном коттедже, как и Аленка у своего Рината! Мама, когда узнала, пришла в ужас, и всяко-разно ругала, говорила, что он попользуется ею, как куском молодого мяса, да и бросит! Но Яна не слушала, а упорно добивалась своего… Но прошло три года, и она поняла, что мать была права.
Вообще, везет ей на женатиков. Вот и Серега.
Мужчина ее мечты! Она влюбилась сразу, как увидела его – в гараже на Хладике, в кабине огромной двадцатитонной фуры – в его кудри и белозубую улыбку. Она тогда уже заканчивала техникум и проходила практику в цехе мороженого. Мама работала художником, а в гараже подметала, подрабатывала на полставки. Яне надо было чертить курсовую: оборудование цеха мороженого, где Яна проходила практику, и этим занялась мама, у нее лучше получалось. А Яна пошла подметать полы вместо нее. Тут-то и увидела Его. И все: началось! Решила: уж он-то точно будет моим!
Все началось с эсэмэсок: она узнала его номер и начала бомбардировать его, постоянно, день и ночь: в гараже ли, в рейсе на межгороде, даже дома. Он долго не мог догадаться: кто она? Эта таинственная влюбленная в него незнакомка? Но тайное наконец стало явным, они встретились, и – началось!..
Любовь всей ее жизни!
Странствия на фуре: Алтай, Саяны!
Начало всему!..»