Году в 90-ом, на открытии весенней охоты, погодка дурковала. Днём яркое солнце топило так, что по ляжкам текло, как с кипящего чайника. А ночером лёд успевал сковывать лужи и закрайки болотины так, что приходилось прикладом разбивать место под "номер". Мы с товарищем по работе, прикупив путёвочки, отправились в Тюкалинские болота, пострелять уток, как "настоящие" охотники, присовокупив к выходным по паре отгулов.
Стоянку выбрали средь берёз, возле болотины, которая в окружности составляла немного-нимало полновесных восемь км и упиралась в рям. За рямом находилась деревенька, в которой проживал егерь и где можно было поправить здоровье местным сэмом, а так же пополнить запасы продовольствия. Короче, все блага - в обозримой близости.
Впустую отморозив свои задницы в соседних камышах, решили на зорьке мигрировать на другую сторону болотины (рассуждая, что там и утки жирнее, и чистой воды больше, и лёд по тоньше). Дурное дело не хитрое, потому, одевшись потеплее, спозаранку, с дичайшего бодуна, поскакали по болотным кочкам, напрямки, на другой край, к одиноко стоявшим хилым берёзкам. Старший мой товарищ, более закалённый походами, наступая на пятки, всячески подбадривал меня и подгонял. Между кочек водную гладь сковывал тонкий ледок, в который я и ухнул всем телом, метрах в двухстах от нашего лагеря. Вдоволь набарахтавшись и изрядно промокнув, я вылез на твёрдую землю, после чего, получив по заднице ускорение, в виде смачного пенделя, был отправлен в марш-бросок вокруг болотины (дабы согреться и прикупить по пути, в деревне, горючее, так как все запасы за два дня были вылаканы под чистую). Где-то, глубоко в голове, бледной тенью шарахалась мысль, что не правильно всё это. Что было бы лучше вернуться назад тем же коротким путём, к тёплой и сухой одежде, но... авторитет старшего товарища был на высоте. Часа через два, успев ещё пару раз нырнуть в какие-то рвы с водой, перемёрзнув, как собака и шатаясь от усталости, я вернулся в лагерь. От меня шёл пар, как от загнанной кобылы, ноги были стёрты до ссадин, носки... вместо носков, при снятии обувки, я обнаружил две простреленные тряпочки, от запаха которых вдалеке завыли собаки. Но я притащил два литра местной самогонки, со слов аборигенов, для пущей крепости, настоянной на курином помёте! Охота продолжалась!
По приезду домой, я представил пред очи дражайшей супруги всего одну лысуху и страшную зубную боль... в многострадальной заднице. Видимо весенние подлёдные заплывы бесследно не прошли... Больше на весеннюю я не ездил (читай: больше меня не отпускали). Да и чего там делать? Ни уток, ни комаров, ни клещей... Один геморрой!