Верите ли вы в иные миры? Ведь даже считая себя человеком практическим, любой из нас обращал внимание на некие непонятные вещи, находящиеся вне пределов его разумения и жизненного опыта. Совпадения, предвестия коим нет рационально объяснения, иногда случаются в нашей жизни. Мы отмахиваемся от них, отказываясь признать, что пока не способны постичь причин их порождающих. Пожалуй, мудрая вселенная бережёт неразумных детей, имеющих незрелый разум от опрометчивых шагов, даруя им беспечность. Но в иные моменты, по её оплошности, сценарий нашей обыденности даёт трещину и сквозь неё в устоявшуюся рутину проникает нечто, меняющее традиционный взгляды. Меняющее всё...
Зима в тот год выдалась суровая и урожайная на тяжёлые болезни... «Бесовская жатва...» - шептались старики.
-Крупозное воспаление лёгких, острое течение, плюс исключительно, фантастически быстрое развитие... - Пожилой врач снял очки, обречённо виновато развёл руками и, принялся старательно протирать стёкла полой халата. Жена и падчерица Данилова заболели с разницей в день – температура сорок, озноб и бред. Мужчина метался между ними, понимая, что не в силах помочь двум самым близким ему людям... Пожилая усталая тёща старалась его подержать, а чаще, плакала и что-то шептала, сидя в углу комнаты на стуле. Прежде настороженная к зятю, буквально уговорившего её Леночку выйти замуж, однажды, она вдруг поменяла мнение, услышав, что внучка ласково называет его «папочка». И сейчас, наблюдая, искренне смятение Данилова, она всецело утвердилась в своём к нему отношении. Ах, если бы одной трепетной заботы хватало для спасения наших любимых ... Но, увы... Поминки прошли тихо, в узком кругу, знакомые избегали смотреть Семёну Андреевичу в глаза, а сам он откровенно мучился необходимостью принимать соболезнования.
Без малого неделю Данилов толком не спал, размышляя, о причинах фатальных событий, прикидывая различные «а если». Сутки примерно на шестые, вымотавшись до предела, Семён Андреевич провалился в небытие, сидя в кресле в гостиной. Сон, явившийся ему, отличался от заурядных ночных грёз, он скорее походил на присутствие в некой странной чёрно-белой немой реальности, повторяющей знакомый мир с небольшими искажениями. В комнате царил полумрак - плотно задёрнутые шторы не пропускали уличный свет. Углы застила жутковатая темнота, скрывавшая нечто злое и опасное. У стены напротив, стояли Елена и Валюша – бледные, исхудавшие с огромными напуганными глазами. Они умоляюще смотрели на него и беззвучно кричали... Данилову удалось прочесть по губам многократно повторяемое «помоги». Мужчина бросился к жене и падчерице, но те, отдалившись, растворились в плотном сером тумане... Туман же, сгущаясь, загородил дорогу, и угрожающе надвинулся на Семёна Андреевича, по счастливой случайности пробудившегося от громкого шума под окном.
На пару ночей сновидения пропали вообще, Данилов словно плавал в полной черноте, но затем кошмар вернулся, чтоб повторяться со зловещей регулярностью... Всякий раз Семён Андреевич, успевая ускользнуть от нападавшего морока, вскакивал среди ночи в холодном поту, и подолгу сидел на кровати, приходя в себя. Он не сомневался, что малейшая задержка в том пугающем мире, даст туману шанс втянуть его навечно в мутное живое нутро.
После девятин, тёща, заметившая состояние Данилова, решилась побеседовать с Даниловым:
-Послушай, Семён, что с тобой происходит... Ты аж почернел. Горе оно горе и есть, но ты себя так изведёшь ещё до сорокового дня... Глянь в зеркало – иных в гроб кладут краше.
-Честно говоря, мне бы самому кто пояснил, в чём дело, похоже, я схожу с ума... – И он рассказал о загадочных кошмарах.
-Тебе – атеисту, такое принять сложно, но ты хотя бы выслушай... Думаю, Елену, не отпускает неоконченное дело или тайная вина, а Валюша застряла здесь из-за связи с матерью... И если до сороковин, вопрос не разрешится, они уйдут во тьму, станут нежитью, их приберёт мгла – Сирый Хозяин... - Данилов слушал, с недоверием, но происходившее в последнее время вынуждало, как минимум не сбрасывать сказанное со счетов безоговорочно, - «Ищи, причину... Ты любил Лену... Спаси их с внучкой от непрестанных страданий...»
Удивительно, но диалог с тёщей дал некое внутренне равновесие Семёну Андреевичу... Надо полагать, Данилову принесла облегчение возможность высказать тайные страхи человеку, не то что не посмеявшемуся над ним, а ещё и разделившему его положение, и предложившему, пусть и эфемерный, но выход из ситуации. Следующая ночь прошла спокойно, жаль, затишье оказалось кратким, новый день принёс ужас наяву... Кошмар вторгся в жизнь, ломая представления о нормальном существовании...
Примерно в обед в гостиной внезапно зазвонил телефон. Он дребезжал непрерывно, захлёбываясь визгливыми нотами, и Данилов невольно заспешил снять трубку:
-Папочка!!! – Валюша звала его, надрывно перекрикивая срежет и шипение на линии.
-Валечка, Валюша...
-Папочка, спаси маму, спаси меня, он заберёт нас... - Голос девочки оборвался, сменившись стальным мужским голосом, напоминавшим лязганье портняжных ножниц, способных в мгновение ока перерезать нить жизни:
-Не лезь в мои планы пожалееш-ш-шь... – Трубка смолкла, омертвев, ни гудков, ни звукового фона – оглушительная бездонная тишина. Семён Андреевич положил трубку на рычаг, и аппарат откликнулся, жалобно всхлипнул, точно ребёнок, уставший от бурной истерики.
Ситуация переполнила чащу, заставила принять творящийся вокруг абсурд и начать действовать. Безотчётный страх перед неизведанным, растерянность уступили место страху за близких, способному вселять в человека отвагу отчаяния. Собственная безопасность отошла на второй план...
Опустевшая спальня, куда Семён не заходил с похорон, казалась декораций из фильма. Прежде любая мелочь здесь вызывала прилив нежности и желания жить, теперь же милые пустяки в одночасье обернулись сотней поводов для тяжёлых воспоминаний. Преодолев себя, он таки переступил порог и принялся искать что-то, способное дать подсказку, для разгадывания, подкинутого судьбой ребуса. Приблизительно с полчаса мужчина бессистемно перебирал безделушки на туалетном столике и тумбочках, но постепенно мысли его пришли в совершенный порядок и поиски обрели методичность. Проверив шкатулочки с мелочами, Данилов приступил к разбору личных бумаг жены. Письма, заметки, листки отрывного календаря с рецептами, вырезки из журналов лежали в секретере, ключ же низменно хранился на виду, на специальном крючке в изголовье кровати. Семён Андреевич откинул дверцу, выгреб содержимое полок на кровать, сел рядом и начал сортировку – письма налево, остальное направо. Неприметный белый конверт привлёк его внимание тем, что вместо адреса, на нём почерком Елены было выведено: «Семёну» с тремя подчёркиваниями... Адресат достал письмо и погрузился в чтение...
«Дорогой Семён! Пять лет прожитых с тобой, стали волшебной сказкой... Никто не относился ко мне с такой теплотой и вниманием, тем страшнее моё предательство, но я должна сделать трудное признание, ведь тайна раскроется в ближайшие дни... При знакомстве с тобой я соврала, что мой муж – Валюшин отец, погиб в автокатастрофе. В действительности же он бросил нас и сбежал. Сожалею, что солгала тебе, но я надеялась вычеркнуть из памяти прошлое. Но обман не прочная основа для отношений. И вот, полгода назад он снова нашёл меня, не взирая на смену адреса и фамилии... Немыслимо, но увидев его, я осознала, что до сих пор люблю это чудовище... И мы начали скрытно встречаться. Припомни мои отлучки и невнятные оправдания, и ты поймёшь, что написанное - правда. Беспримерная подлость - обмануть твоё доверие, но я не владела собой... И теперь прекрасно отдавая себе отчёт, насколько ты честнее и умнее, я продолжаю любить недостойного... Прощай, не ищи, мы уедем из города и, чтобы не случилось, я не вернусь назад...
Лена».
Дата внизу страницы мистическим образом совпадала с днём, наступления роковой болезни. Секунды замедлили ход... Данилов ощутил, что приступив к чтению, он задержал дыхание, будто перед прыжком в холодную воду и сейчас, вынырнув из потока слов, всё ещё не может выдохнуть.
Непредсказуемая штука человеческая любовь, люди склонны усугублять боль от расставания или измены, старательно вникая в подробности, пропуская через себя мучительное ощущение беды и унижения, вместо того, что отбросить их прочь. Совестливый ищет свою вину, самолюбивый – чужую, но и тот, и другой оправдывает терзания необходимостью разобраться в случившемся до донышка. Немудрое, но стопроцентно человеческое желание выстрадать будущий покой, порой вероломно уводящее людей в совсем другие пределы, побуждающее - то к мести, то к самоуничтожению. Мы, не взирая на предупреждения, открываем ящики Пандоры, чтоб потом каяться в слезах, жалея о содеянном, или ловить выпущенные на волю химеры.
Дата прощальной записки смущала, Данилова, вселяя смутное беспокойство. Протаскав послание в кармане пиджака остаток дня, к вечеру он утвердился в намерении поделиться с тёщей, но сперва - найти первого мужа Елены.
Зная имя, фамилию и примерный возраст, Семён Андреевич без особых затруднений отыскал адрес в бюро и отправился в гости. Честно говоря, он не слишком представлял цель визита, но крайне остро чувствовал его необходимость. Возможно, Алексей (так звали прежнего мужа Елены) воспринимался им, как связь с умершей женой или он надеялся на некое взаимопонимание на почве общего горя, к тому же хотел прояснить для себя серьёзность отношений... Или... или... или им руководило банальное любопытство.
Вынув из кармана письмо, Семён постучал в дверь, никто не ответил. Тогда он постучал к соседям. Ему отворила женщина лет сорока:
-Добрый день, не подскажите, где мне найти Алексея? – спросил Данилов.
-Вы его приятель? – Вопросом на вопрос ответила соседка.
-Вроде того...
-Соболезную... Умер он, третьего дня умер, нежданно, инфаркт. Никогда ничем не болел и ушёл в одночасье... Похороны завтра, проститься придёте? - Семён Андреевич, не произнося ни слова, отрицательно покачал головой, а затем, судорожно смяв в руке листок, повернулся и побрёл прочь: «Что это – решение проблемы или новое препятствие?» - размышлял он.
Хорошее и плохое, доброта и беспощадность, надежда и отчаяние – зачастую две стороны одного бытия, разграниченного линией события. Бескрайнее же мироздание, значительно многомернее, чем мы смеем предположить в самых смелых фантазиях. Черта поступка проходя через бессчетные плоскости параллельных вселенных, образует столь же бессчетное количество парных областей... На какой из них окажешься ты, вмешавшись в процесс деления космоса на счастливые и обречённые половинки – дилемма дилемм... Единственная существующая уверенность – вряд ли кому-то удастся удержаться на тончайшей прямой перемен и наблюдать. Мы обречены участвовать и пожинать результаты, в том, или ином смысле.
Записку Данилов потерял, где-то по дороге, хранить её не имело смысла, ладонь разжалась непроизвольно, выронив обидный секрет. Следовало лишь ждать развития сценария. Время и местонахождение потеряли значение, он сам превратился – во время и место, притягивающее результат.
Семён Андреевич вернулся домой за полночь, тёща, отворив дверь, удручённо сдвинула брови и отправилась спать, не приставая с расспросами. Вскоре из её комнаты раздались негромкие звуки возни и скрип кровати. До сорокового дня оставалась неделя.
Рано утром, промаявшись до рассвета бессонницей и нетерпением, Данилов поспешил на кухню, едва заслышав традиционное тёщино покашливание.
-Вчера, последовав Вашему совету, я обнаружил прощальное письмо от Лены, адресованное мне. Она собиралась вернуться к первому мужу, но слегла сразу после написания письма. А теперь угадайте, куда я вчера наведался? – Женщина выжидательно наклонила голову набок. «К Алексею...» - сделав паузу и не услышав ничего в ответ, Семён Андреевич продолжил: «Он скоропостижно скончался, сердце, сегодня похороны...»
-М-да... Пожалуй, ты заслужил откровенность... – Тёща удобнее устроилась на стуле. «Умер, значит... Сердце? У него отродясь сердца не водилось. Редкий мерзавец, я свечку поставила, за его побег от Леночки, да чуть не силком заставила её трижды переехать, чтоб не нашёл. Пять лет кружил стервятник, таки обнаружил... Учуял хищник проклятый... Приехал он в наш город невесть откуда - компанейский, при деньгах, видный... А взгляд – поймаешь, перекрестишься. Жил - в веселье купался, бабы с ума от него сходили, ровно курицы. Только вот не везло ему, не судьбовый парень оказался на семью и любовь. Трёх подруг схоронил. Две заболели, а третья под машину угодила. Попервости жалели его, а потом слушок пошёл, мол, бесов рекрут... А женщины от того и мрут, что близко к себе его подпускают. Но слух что? К делу не пришьёшь. Вот тут он Леночку и подцепил. Она в мистику не верила, а на нём буквально помешалась, замуж без мысли пошла, через месяц. А ему и хорошо – слухи стихли. Думаю, её он не тронул, чтоб народ успокоить. Женился и погуливал, тишком с опаской, чтоб лихо не будить... Но однажды совался, обнаружил себя новой жертвой и после сбежал. Сдаётся мне, что ты Леночку любовью искренней укрыл от беды. Согласись, ты ведь даже прочитав письмо, её не винил... Прошлое вызнал, не побоялся... А Сирый Хозяин Алексея за промашку, похоже, уволил... Навечно. Спасибо за дочь, Семён, однако, сам ты отныне личный враг чёртового отродья.»
-Не поверите, - Семён Андреевич впервые за многие недели улыбнулся: «До сих пор в голове до конца не укладывается, но неизвестность хуже... Самое страшное, надеюсь, уже позади...» - на том и разошлись...
День прошёл суматошно. Данилов кружил по дому, наводя маломальский порядок, увлечённый единственной идеей – убедиться в безопасности жены. Не получив знаков и вестей, он по обыкновению устроился в большом кресле в гостиной, питая надежду на очередное сновидение. И оно пришло...
Посреди комнаты стояла его жена, обнимавшая за плечи дочь. Лица у обеих излучали отрешённый покой, их окружал тёплый неяркий свет, разоблачение тайны принесло желанное спасение. Постепенно сияние превратило женщину и девочку в прозрачные силуэты и исчезло вместе с ними, собравшись в крохотную яркую звёздочку. Обрадованный Данилов встал и шагнул к ней... Но, едва счастливое видение исчезло, из-под пола, спиралью начал подниматься зловещий сумрак. Он вращался быстрей и быстрей, пока не сформировался в высокую сутулую фигуру. Существо, вытянув вперёд шею, не мигая, уставилось на Семёна Андреевича пустыми громадными глазницами, в глубине которых плескался багряный огонь ярости. Невидимая рука сжала сердце Данилова... Он, неловко цепляясь за ручки комода, сполз на пол и затих в нелепой позе сломанной куклы с широко раскрытыми глазами... За стеной во сне последний раз вздохнула тёща.
Мягкова Лариса 18 02 18