Часы

Татьяна Патрушева
В доме стояла глубокая тишина. Только часы в большом стеклянном ящике, окантованном изящной деревянной резьбой, шли спокойно, размеренно, словно отсчитывая каждый свой шаг. Стрелка почти незаметно придвигалась всё ближе и ближе к чёрной цифре. По столу неторопливо, в такт часам, ползала муха. Рассвет бледной струйкой просачивался сквозь задёрнутые шторы.
За окном, словно проснувшись, лёгкий ветерок прошуршал листьями деревьев, чуть коснулся ярких головок осенних цветов и заигрался в кустах чёрной смородины. Берёза качнула ветками, будто вздохнула, и сразу же снова о чём-то загрустила. Облетевшая листва ровным жёлто-красным ковром укрывала дорожку перед домом. С наступлением утра тишина понемногу теряла свою уверенность.
Скрипнули ступеньки, во дворе послышались шаги хозяйки. Снова скрип, но уже калитки, и опять воцарилась тишина, прерываемая еле слышным разговором ветра и листьев.
Маленькая стрелка вздрогнула и замерла внизу циферблата. Неожиданно громко забили часы. Звук волной прокатился по пустому дому, ища и не находя никого, кто бы мог его услышать. Он втекал то в одну комнатку, то в другую, натыкаясь на ветхую мебель, увязая в старых вещах и, как мячик, отскакивая от стен. И вновь, со следующим ударом маятника, приближался к шкафам, комодам и уходил прочь, понимая, что их уже не разбудить. Лишь кошка от громкого боя часов несколько раз лениво потянулась на коврике у тёплой печки и опять сонно свернулась калачиком.
Стрелки устало перескочили положенный час и затихли. Часы продолжали мерно постукивать маятником. На столе нехотя зашипело включённое радио. Издав спросонья несколько хриплых звуков, оно негромко заговорило. Вторя приёмнику, остывающая печь стала гулко потрескивать и постанывать. От умиления, слушая неторопливый разговор печки и радиоприёмника, замурлыкала кошка.
Сумрак в маленькой комнате понемногу рассеивался. Опять скрипнуло крыльцо под ногами хозяйки, хлопнула входная дверь, и свежий осенний воздух пронёсся по комнатам, всколыхнул занавеску, раздвинув её пошире, на ходу погладил вздрогнувшую кошку и растворился в тёплом воздухе дома. Шаги тяжело приближались. Снова хлопнула дверь, но уже в комнату. Кошка радостно поднялась с половичка и, мурлыча, стала тереться о ноги хозяйки, выпрашивая еду. Печка с удовольствием проглотила порцию берёзовых дров и загудела, вторя кошке. Огонь радостно заплясал на поленьях, труба, словно живая, завздыхала и заухала, поглощая горячее тепло. Радио заговорило громко и внятно.
Только часы продолжали свой неторопливый ход. Они устало и грустно смотрели через стекло на старую мебель, на хозяйку, неторопливо наливающую себе горячий чай. С тихим стуком часы размеренно сокращали время между прошлым и будущим.
Обжигая замершие губы, струился пар из треснутой чашки. Женщина старательно дула на кипяток. На коленях сытно урчала кошка, довольно вздыхала печка, пело о чём-то радио. А старые часы не торопясь отсчитывали каждому свой срок. В стеклянной коробке маятник задумчиво ходил из стороны в сторону, не находя себе ни отдыха, ни покоя. Туда-сюда, туда-сюда. Его пружина раскручивалась всё больше и больше, тиканье с каждым разом становился всё тише и тише. Внезапно, внутри что-то щёлкнуло. Стрелки остановились. Маятник ещё раз качнулся и недоумённо замер.
Ещё весело продолжало петь радио, о чём-то разговаривали кошка и печь, хозяйка неторопливо пила чай. А на стене в стеклянном ящике, обрамлённом тонкой резьбой, молча умирало время. Ритм его пружинного механизма постепенно затихал в старых шкафах, среди поношенных вещей и черно-белых фотографий. Память звука медленно исчезала из небольших комнат, собираясь ненадолго у печки, словно навсегда прощаясь со всеми, ради которых столько лет билось это железное сердце. И, как бы изнутри, воронкой стала возникать пустота. Она постепенно поглощала все обитавшие в доме звуки, делая их безжизненными и никому не нужными.
За окном по дорожке лихо промчался ветер, подхватил листву и понёс её прочь. Берёза, будто в отчаянии, замахала ветками, сбрасывая свой последний наряд. Хлопнула входная дверь, впустив в дом холод. На столе остывал недопитый чай.