МАТЬ

Феодор Мацукатов
       Середина 90-х. Тяжелейшие времена. Работал в детском ортопедическом отделении клиники Илизарова, где проходили лечение самые сложные больные не только со всего Советского Союза, но и из-за рубежа. Новоявленные демократы о медицине тогда забыли напрочь. Не было ничего - ни перевязочного материала, ни спирта, ни медикаментов... Пациентов предупреждали, что если они хотят лечиться, то должны приехать с внушительным списком того, что требовалось... Люди правдами и неправдами доставали необходимое и приезжали. Но на месте их ждали другие проблемы. В течение многих месяцев родители вынуждены были снимать в городе квартиру, чтобы находиться рядом с детьми, кормить их усиленно по специальному рациону, в котором должно было быть обилие мясо-молочных продуктов, орехи, мед и даже икра... Далеко не все выдерживали это бремя. Нередко уезжали раньше времени, не завершив лечение. Некоторые дети с тяжелой патологией были усыновлены из детских домов. Не выдержав тяжелого бремени проблем, приемные родители иногда возвращали их обратно. Одного такого ребенка и вовсе оставили в клинике и уехали.

       Но был у меня в палате мальчик, у которого, казалось, не было никаких проблем. Безупречно ухоженный, чистый, накормленный. И лечение шло как по маслу. Его мать - невзрачная худощавая женщина небольшого роста лет 35. Растила ребенка одна. Тихая такая, нелюдимая, неразговорчивая. Другие родители в палате  недолюбливали ее и, надо полагать, именно за то, что с ее ребенком не было проблем - все-таки элемент нездоровой конкуренции и зависти имели место. Признаться, и мне был непонятен ее секрет. Одевалась во все поношенное, непрезентабельное, но идеально чистое. И наиболее странным было то, что часто появлялась с синяками, царапинами, иногда ожогами, причем по форме они будто были нанесены сигаретами, что не раз созерцал на приеме в поликлинике.

       Однако тяжело было не только больным, но и нам, врачам. Мизерная зарплата, которой не хватало на самое насущное, вакханалия с общественно-политической ситуацией в стране и отсутствие «света в конце тоннеля» тяжким грузом давили на психику, приближая нас к отчаянию. Выживали как могли. Медперсонал подчистую съедал все, что оставалось после больных в столовой, некоторые уносили домой остатки хлеба.
 
       Близился новый год, и надо было как-то доставать продукты. Коллега сообщил, что в районе продают туши поросят по весьма доступной цене. Решили купить одну и поделить на двоих. С этими мыслями отправились в дорогу.
 
       Как всегда, на выезде из города на одном и том же месте стоял автомобиль с дамами легкого поведения, которые предлагали свои услуги по снятию стресса с дальнобойщиков и прочих желающих. Чуть дальше стоял Камаз, из открытых дверей которого торчала фигурка женщины в пальто и лыжной шапке. Затем она спустилась, вернулась к машине, о чем-то переговорила с мужчиной, сидящем на переднем сиденье, и вновь направилась к фуре. И тут я ее узнал: это была она, мать моего пациента! По пальто и шапке. Подчиняясь нездоровому любопытству, я попросил коллегу остановиться. В боковом зеркале все было видно четко: она, никаких сомнений! Поднялась в кабину и захлопнула за собой дверь. Фура проехала вперед метров двадцать и остановилась на самой обочине. Мы уехали.

       На следующий день встретил ее в отделении. Тихую и нелюдимую, с тем же потухшим взглядом. Зайдя в палату, застал ее сына за трапезой. На подносе перед ним лежала тарелка с увесистой котлетой и гречневой кашей. Рядом вторая тарелка с овощным салатом и стакан с густым фруктовым компотом, сверху которого лежал большой бутерброд с маслом и толстым слоем красной икры. В пиале рядом - грецкие орехи с медом.
 
       Мне стало как-то не по себе. Одолевало странное сочетание уважения к этому человеку и нечто противоположное. И во мне вдруг заговорил откуда-то взявшийся внутренний голос: "Никогда не берись оценивать то, чего тебе не понять!".  Да, действительно, передо мной стояла МАТЬ, подняться выше которой духовно нам не дано. И поэтому мы не вправе ее осуждать. На то есть всевышний...