6-7

Евгений Ратник
6. Панкрат и Зорька
 
 ...Домой пришел далеко за полночь, мамка, как ни странно, не ругалась, но мне от этого было не легче. Чтобы малЫх не будить, на сеновал спать ушел. Только вот не спалось.

 Мысли были об одном, кто этот человек в черном да человек ли он.  Да ещё, кто этот "выродок", и кто дед и от чего его надо было спасать. Все старики в деревне, кто ей хоть малость в деды годились, жили с бабками, не болели, пили, правда, но кто же не пьет. Но от этого зла завсегда у всех женщин действенное средство было - сковородкой по харе, и пока она снова после такой правки округлую форму не примет, муженек  как шелковый ходит. Потом, конечно, опять пьет, но это уже не пьянство, а традиция.

  Вышло у меня три кандидатуры на роль людмилиного деда, и первый - дед Панкрат - конюх наш; и Людмила Алексеевна к нему на конюшню заходила, вроде как лошадей любит. А что их любить-то? Что лошадь, что корова - одна скотина.
 Стащил я дома картоху из чугунка да на конюшню. Дед Панкрат сразу понял, что я не просто так пришел. Обнял он Зорьку каурую, что учительшу к нам привезла, ухо к ее морде приставил и так хитро мне говорит:
- Зорька тебе за картоху спасибо передает да спрашивает, чего это ты такой щедрый, надо штоль чего?
- Да, дед Панкрат, надоело на мамкиной шее сидеть. Вот работу себе ищу.
 Подивился дед таким словам, прищурился и так улыбается:
- А в седле сидеть можешь, не вывалишься?
Тут меня оторопь взяла, не приходилось верхом-то ездить, больше на телеге, а сам говорю:
- А как же, могу и верхом...
А дед Панкрат смотрит на меня, и глаза у него смеются. Принес седло, оседлал он Зорьку:
- Залазь,  - говорит.

А мне страшно! Знал, что Зорька с характером. Решил время потянуть, подошел, погладил, в глаза заглянул. А взгляд у Зорьки что у Панкрата - хитрый.
 - Вот это ты правильно! Для начала надо познакомиться, как ты к ней с добром, так и она к тебе. Лошадь тебе не раб, а товарищ.

 Подошел я к седлу, а до стремени не достать, подкатил колоду, да только тогда в седло запрыгнул. Только уздцы подобрал, как дед Панкрат  Зорьку по крупу ладошкой...
 Понесла меня кобыла по лугу легко так, рысью. Мне бы поводья натянуть, а я в седло вцепился, выпустить боюсь. Но быстро освоился и уже шагом к загону вернулся.

Думал, посмеялся Панкрат, на том и закончится, а нет:
 - Забирай, -  говорит, - Зорьку. Научишься ездить, будем дальше говорить, а нет - так не взыщи.
 И наставлений надавал, как купать да поить и когда в стойло привести...
 У меня голова кругом от такого поворота дел. Не мог поверить, что мне Зорьку доверили. Не иначе как опять нечистая вмешалась. И подумалось, а не за одно ли с Панкратом сама Людмила Алексеевна...Сейчас, когда пишу эти строки и анализирую те события,  я все больше убеждаюсь, что уже тогда все было предрешено. И к деду Панкрату я пришел не случайно, я был всего лишь одной из шахматных фигур на этой доске времени. Кто мною управлял, я до сих пор не знаю. Могу только с полной уверенностью сказать, что это была не Людмила, потому как от всех моих действий вреда ей было больше, чем пользы.

 Не стал я лошадь никому показывать, ни к пруду ее не водил, ни по улице деревенской. Околицей до леса довел да на лесной дороге только оседлал.
 Но вот радость моя была недолгой, к обеду сидеть в седле я уже не мог. Каждый шаг Зорьки отзывался болью в позвоночнике и во всем, что ниже...  С этого момента, собственно, и началось мое обучение верховой езде. Боль, как хороший учитель, научила правильно держаться в седле и беречься от его ударов.
 К вечеру я привел Зорьку к Лесному озеру, расседлал, напоил, искупал да отпустил возле озера погулять. Трава возле озера на редкость густая и сочная была, коровы ее здесь до самой земли общипывали. 
 Только самому мне было не до купания, не до прогулок - ни коленки вместе не сдвинуть, ни сесть не могу. Так и ходил по берегу в раскорячку. Тут-то и увидел вдалеке на дороге Людмилу Алексеевну, ее яркое платье ни с чем не спутаешь. У всех девок в деревне платья выцветали и за неделю в тряпку превращались, а у нее всегда, как только что из сельпо, яркое и всегда выглаженное.
 Дернулся я, было, бежать, да какое там - Зорька не оседланная, а убежать с отбитой задницей все равно не получится. Подошла она, первым делом Зорьку за гриву потрепала.
- Здравствуйте, Людмила Алексеевна, - а у самого голос дрожит.
- Здравствуй... - увидела мои скрюченные ноги, - ...кавалерист. - Как это Панкрат тебе Зорьку доверил?
- Да уж доверил, - фыркнул я, обида взяла за "кавалериста"...
А она опять к Зорьке обниматься... Действительно к лошадям у ней любовь.
- Может, дашь покататься? - а на меня не смотрит, только Зорьке в глаза заглядывает.
У меня злорадство внутри заиграло, вспомнил, как дед Панкрат надо мной насмехался:
 - Бери, - говорю, - лошадь ведь не моя - колхозная, - и седло тяжеленное ей протягиваю.
А она на меня и не посмотрела, на радостях Зорьку обняла да на колени ее поставила. Обувь сняла да запрыгнула на холку.
 Зорька как будто только этого и ждала, подняла ее и понесла легкой рысью. По поляне круг сделала. Волосы у Людмилы Алексеевны рассыпались по плечам, в глазах огонь какой-то адский, и сидит она на широкой спине Зорьки на коленках, и только удилами ее в галоп поднимает... Ну, ведьма ведьмой... Страшно мне за нее стало, да и за себя тоже: случись что, дед Панкрат по первое мне всыплет. А Зорька с Людмилой только мимо меня на дорогу вылетели и скрылись за поворотом...
Вернулись они скоро, не стала Людмила Алексеевна лошадь до мыла гонять, видать, пожалела, да и назад уже шагом вернулась.
Тут я и решился, что сейчас ей признаюсь. Другого случая судьба не представит.  Только чувствую, что сказать-то ничего не могу, от волнения все во рту пересохло. Зачерпнул из озера воды, сделал глоток…
- Людмила Алексеевна, вы ведьма? - а сам на нее смотрю. Плечи ее дрогнули - не ожидала. Но кроме этого мгновенья она больше себя ничем не выдала:
 - А если и ведьма, то что? - уже с легкой улыбкой и непосредственностью спросила она.
 Тут уже я замялся и надолго. Опять все во рту пересохло, как в пустыне, волю собрать не могу...
- Я тоже хочу ведь... ведьм...  ведьмаком стать.
 Расхохоталась она своим чистым смехом, мне вроде как обидеться надо, но не могу. Смотрит она на меня своими большими глазами и чувствую, что все тело каменеет.
- И что тебе мешает ведьмаком стать? - вроде серьезно так спросила, а у самой улыбка наружу просится.
- Да не знаю я как ведьмаками становятся, думал, вы подскажите.
Теперь она уже не могла в себе улыбку удержать... А меня уже зло взяло, что зря я этот разговор затеял, чувствую, что краснею, до ушей краснею. Стыдно стало, хоть под землю бы провалиться...
- А  сам-то ты, что о ведьмах знаешь, что видел, что о них думаешь? - и спрашивала она уже серьёзно, без смеха.
- Ну, колдуют они, ворожат, людьми управляют помимо их воли...
 Улыбка уже сошла с лица Людмилы, она задумалась, подобрала подол и села на траву:
- Садись, в ногах правды нет.
Не стал я говорить, что сидеть не могу - стыдно. Она-то вон без седла галопом скачет, и ничего... Только отвернул от нее перекошенную болью рожу и сел  рядом.
- Колдовать и ворожить - это не главное, - уже без тени улыбки начала она.
- Ведьма, это ведунья... То есть знающая. Та, которая знает больше всех, потому у нее все и получается: и людей лечить, и с животными общаться;  и знает, от чего какая трава поможет; и дорогу проложит, где другой заблудится...
 А для этого для всего учиться надо, и не абы как, а уверенным быть, что все это тебе обязательно пригодится.
  Я только вздохнул: опять учеба...
- Да, знаю, учиться в школе вы все не любите, только вот другого пути стать ведьмаком у тебя нет.
Тоска тогда на меня нашла, понял, что все мои мысли, что меня мучили, все это бред. Не откроет Людмила Алексеевна  мне никаких тайн, и не будет никогда у меня зверушки, у которой внутренности светятся.
 Вечерело уже. Красная заря освещала  желтеющие кроны, а на небе стали высыпать первые звезды. Посидели мы, помолчали, и тут у меня искоркой последняя надежда замаячила:
- А как же шабаш у ведьм, посвящения устраивают... - от моих слов у Людмилы Алексеевны только рот слегка скривился.
- Так тебе посвящение нужно? Так - не вопрос, сейчас тебя и посвятим.
Она встала, одернула платье:
- Пока разжигай костер, да на дровах не скупись, а я пока атрибутику соберу.
 Дров я быстро набрал, возле озера их всегда в достатке было, а Людмила Алексеевна в лес ушла и вскоре обернулась, с тремя ветками.
- Дрова-то я собрал, только у меня спичек нет.
 Посмотрела ведьма на собранный костер:
- А береста где? Без бересты костра не разжечь...
Пока за берестой ходил, вернулся, а у нее уже костер пылает. Меня опять обида взяла, не нужна была ей береста, а нужно было меня отправить подальше, чтобы я ворожбы ее не видел...
- Ну что, теперь раздевайся. Буду тебя посвящать, но пока только в древляне.
 Кто такие древляне, я не знал, но само слово завораживало. Стал я раздеваться, хоть и не понимал зачем.
- И исподнее снимай, - скомандовала Людмила Алексеевна.
- А это обязательно?
- Что? Стыдно?
 Я только головой в ответ помотал. Ни разу мне не приходилось перед девками раздеваться.
- А за мной подглядывать и одежду воровать, тебе не стыдно было?
- Извините, Людмила Алексеевна, не знаю, что тогда на меня нашло.
- Снимай! В чем родился в том и посвящать буду.
Отвернулся я к озеру, снял кальсоны. Стыдно было, но ведь сам напросился.
Людмила меня сзади за плечи взяла и в озеро ведет. Довела, что вода мне по грудь. Мне страшно, возьмет и утопит вместе со своими тайнами.
 Взяла она дубовую ветку, да по мне водить стала и шепчет что-то про себя. Ветку сломала над головой и сунула мне обломки в каждую руку, а потом в воду окунула с головой. Тоже проделала с осиновой веткой и с липовой. Под конец велела пустить ветки в озеро и на берег меня вывела.
Я тут же оделся, холодно было жутко, вода-то в озере всегда холодная. А Людмила Алексеевна сказала, что теперь я настоящий древлянин, и книжку обещала дать прочитать про них, и слово своё сдержала.  Только вот уже, будучи взрослым, стал я эту книгу искать, дошел до всех самых, что ни на есть  центральных библиотек, только не было такой книги никогда, и никогда она не издавалась.
 Книжку она только мне дала, больше никогда никому не давала. Приглашала всех желающих в школу и при свете керосиновой лампы сама читала. И читала тако-о-ое, что малышня под столы пряталась, а кто постарше - у них волосы дыбом вставали.
Только вот заметил я, что в книге она что-то прятала и, когда читала, лицо её каким-то голубым сиянием освещается, а иногда и вовсе - читает, а страницы забывает переворачивать. А книгу она всегда в газету оборачивала, чтобы не  испачкать и нас к этому приучала. Только вот мне нестерпимо захотелось узнать, как эта книга называется. И когда она в перерыв вышла воды попить  и книгу спрятала, залез я к ней в сумку, открыл книгу, а это букварь был для первоклашек. У меня мозги наперекосяк...  Все, конечно, закричали, что делаешь, мы все учительнице расскажем, только не рассказали - пообещал всем, что скажу, как книга называется. Ну, наплел, конечно..."
Максим заложил страницу и погасил тусклую лампочку...

 Продолжение http://www.proza.ru/2018/02/21/1240