Старый художник осторожно приоткрыл дверь. Вахтёра в подъезде нет. Не то, чтоб его часто не было, но везение — штука хорошая. И чрезвычайно ненадёжная...
Дверь скрипнула за спиной, теперь надо аккуратно стряхнуть снег с ботинок. В коридоре — никого. Может, в туалете или в душе есть кто. Старый линолеум хрустит под ногами, прижимая цементную крошку к полу. Вот и дверь, с номером «11». Пару оборотов ключа, можно исчезнуть в старой комнатке. И подумать о том, что надо бы переселиться в другую общагу, у моста… Там на каждую комнату есть свой душ и туалет. Даже плитка. Но стоит дороже. А платить надо за всё. Так и контингент там получше. Здесь же базируются грузчики, чернорабочие, и сомнительный люд с сомнительными делами. Соответственно, частенько наведывается участковый, а иногда и усиленный наряд. Если так дело пойдёт — то в один прекрасный день возьмут эту общагу штурмом, а если и повезёт не попасть в заложники, то всё равно придётся новое пристанище искать. А все вещи, весь нехитрый художницкий скарб будет истреблён.
В дверь постучали.
— Войдите! -
Вахтёр с порога сделал кислую мину.
— Вот вам сосед по комнате. Пока — без вариантов. -
Новоиспечённый сосед с небольшим мешком ввалился в дверь. Дверь тотчас захлопнулась.
— Каким ветром принесло? — осведомился художник. — Орест Гурьевич… -
— Каким-каким… Попутным! Встречным не заносит. Так-то, Семён Родионович. -
— Освободился? -
— В который уже раз! В четвёртый. -
— Крепко ты на той тропке осел… -
— А что делать? Доброму дяде пятки лизать? Изображая высшую политкорректность… Получать свои копейки, пока разбойники жируют? Вот и вопрос, кто ж из нас разбойник. -
— Ну, мог бы картины писать. Те же копейки, но никому ничего не лижешь. -
— Велика важность! Я вот хоть пару миллионов в руках, а держал! -
— А насчёт лизательства… В вашем, так сказать, сообществе, что — никакой иерархии нет? -
— Эт-ты насчёт чего?! — гость взъярился, подскочив с табурета. — Ну, есть иерархия. Так у нас и отношения другие. -
— Пожалуй, что хуже, чем на дядю пахать. Беда в том, что мы, художники, крайние индивидуалисты. И никто нам не указ. Даже старый товарищ, Орест Гурьевич, с которым некогда не могли примириться с несправедливостью мира. -
— Ничего-то ты не понимаешь… -
— Кое-что я всё-таки понимаю. Это ведь способ получить государственную еду и койку. А в обмен — бесплатно работать… -
— Ну тебя! Ты ведь не пробовал. -
— Есть вещи, которые я не собираюсь пробовать в принципе. -
Художник потрогал батарею. Почти холодная. Воды дают только с тем, чтобы трубы не порвало. А ну как порвёт? Пора.
— Надолго в нашем пристанище? -
— До утра. А там — пойду на учёт. Может, что у друзей заночую. -
Значит, утром пора. В ночь ничего не отыщешь. А утром — к новому месту. Что там будет? Что будет. Везение — штука хорошая. И чрезвычайно ненадёжная...