Продолжение. Начало см.
http://www.proza.ru/2017/11/29/421
Все статьи данного цикла размещены в папке «Ленинское наследие»
Вождь большевистского переворота считал естественным и обычным насильственное проявление «пролетарской» диктатуры. Для него расстрел был простейшим и необходимым средством решения задач классовой борьбы. Его жестокость не знала предела. Это отмечали не только его противники, но и друзья.
Горький написал о Ленине 10 (23) ноября 1917 г.: «...человек талантливый, он обладает всеми свойствами «вождя», а также и необходимым для этой роли отсутствием морали и чисто барским, безжалостным отношением к жизни народных масс» (Горький М. Несвоевременные мысли. М.; СП: Интерконтакт, 1990. С. 84).
Особенно Ленин жесток по отношению к белогвардейцам. В телеграмме в Вологду в губисполком 9 августа 1918 г. Ленин писал:
«Необходимо оставаться в Вологде и напрячь все силы для немедленной беспощадной расправы с белогвардейцами, явно готовящими измену в Вологде, и для подготовки защиты» (50,143).
Жестокость и беспредельное насилие, по Ленину, есть непреложный закон революции. Опубликовано много свидетельств безбрежного террора со стороны большевиков. Вот один из таких примеров, приведенных в «Архиве русской революции».
Бывший офицер В.Ю. Арбатов вспоминал : «Руководитель Чека города Екатеринославля Валявка по ночам выпускал по десять–пятнадцать арестованных в небольшой, огороженный высоким забором двор. Сам Валявка с двумя–тремя товарищами выходил на середину двора и открывал огонь по совершенно беззащитным людям. Крики их разносились в тихие майские ночи по всему городу» (Архив русской революции. Т. XII. Берлин, 1923. С. 89–93).
В ответ на покушение на Ленина в Москве и в других городах развернулся массовый красный террор. Сотни людей были расстреляны. Порой это делалось публично.
«Днем в Петровском парке, – вспоминал бывший работник революционного трибунала С. Кобяков, – в присутствии публики расстреляли бывшего министра юстиции Щегловитого, бывшего министра внутренних дел Хвостова, бывшего директора департамента полиции Белецкого (он побежал, но его догнали и пристрелили), бывшего министра Протопопова, протоиерея Восторгова и еще десятки людей...» (Архив русской революции. Т. VII. Берлин, 1922. С. 273).
Так в крови террора рождалась тоталитарная система большевизма. Конечно, Ленин мог быть непричастным к конкретным расстрелам. Но он несёт за них ответственность как их подстрекатель, как зачинатель и организатор государственного терроризма и основатель всего советского тоталитарного режима. Так мифы классовой борьбы, классовой ненависти и диктатуры «пролетариата» превращались в действительность, в метод функционирования Советского государства.
Уже отмечалось, что «полное» пятое, пятидесятипятитомное собрание сочинений Ленина, с его ленинскими документами о насилии, расстрелах, терроре, заложниках, концентрационных лагерях, принудительных работах и т.д. и т.п. – достаточное свидетельство организаторской роли Ленина в режиме массового террора.
И всё же новые ленинские документы, хранившиеся до 1992 г. в секретном фонде ЦПА ИМЭЛа, поражают своим цинизмом. Некоторые из них, об Эстонии, сожжении Баку и уничтожении Казани, уже приводились.
Но следует обратиться еще к нескольким документам Ленина, прочтение которых не оставляет сомнений в том, кто был в послеоктябрьской России конкретным организатором государственного террора.
Речь идет о строго секретном письме Ленина Молотову для членов Политбюро о событиях в Шуе в марте 1922 г. Но сначала о телеграмме Молотову от 12 марта 1922 г.
«Тов. Молотову.
Немедленно пошлите от имени Цека шифрованную телеграмму всем губкомам о том, чтобы делегаты на партийный съезд привезли с собой возможно более подробные данные и материалы об имеющихся в церквах и монастырях ценностях и о ходе работ по изъятию их.
Ленин» (54, 206).
Речь идет об изъятии церковных ценностей (золота, серебра, драгоценных камней) в целях помощи голодающим. Предложение об изъятии церковных ценностей, накопленных трудом многих поколений рабочих и крестьян и являвшихся фактически народным достоянием, возникло по официальной версии среди трудящихся.
Президиум ВЦИК в феврале 1922 г. постановил: приступить немедленно к изъятию ценностей из храмов всех вероисповеданий и обратить их на покупку продовольствия для голодающих. ВЦИК поручил Наркомюсту срочно разработать инструкцию по проведению в жизнь этого постановления.
Ленин в письме Молотову утверждал: «Если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый кратчайший срок» (РЦХИДНИ, фонд 2, оп. 1, дело 22947, л. 5). Но содержание письма таково, что оно требует максимально полного его воспроизведения.
Вот это письмо:
«Товарищу Молотову. Для членов Политбюро.
О событиях в Шуе. Строго секретно.
Просьба ни в каком случае копий
не снимать, а каждому члену
Политбюро (тов. Калинину тоже)
делать свои заметки на самом
документе.
Ленин
По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим планом борьбы в данном направлении...
Я думаю, что здесь наш противник делает громадную стратегическую ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Так как я сомневаюсь, чтобы мне удалось присутствовать на заседании Политбюро 20 марта (1922 г. – Э.Р.), то потому изложу свои соображения письменно...
Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаться перед подавлением какого угодно сопротивления.
...Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей. Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности немыслимо» (РЦХИДНИ, фонд 2, оп. 1, дело 22947, л. 1–2).
Следовательно, изъятие церковных ценностей имело своей целью не помощь голодающим, а создание специальных фондов для осуществления политики большевистской партии и Советского государства. Меньше всего беспокоили Ленина и его окружение мысли о голодающих.
Ведь в то время, когда «в голодных местностях едят людей», российская коммунистическая партия большевиков и Советское государство финансировали различные коммунистические партии и иные организации, а также движения в целях разжигания пожара мировой революции, тратя на это многие миллионы золотых рублей.
Далее Ленин продолжал в письме Молотову:
«...Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый короткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут» (РЦХИДНИ, фонд 2, оп. 1, дело 22947, л. 2).
Кого имел в виду Ленин, не ясно. Скорее всего Макиавелли, поскольку макиавеллистский характер его суждений очевиден. Ясно одно, что он предлагал применение жестокостей не к кучке «эксплуататоров», а именно к народным массам.
«Поэтому, – продолжал Ленин, – я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий» (РЦХИДНИ, там же, л. 3).
Обычной жестокости Ленину кажется недостаточно, и он предлагает подавить сопротивление духовенства с такой страшной жестокостью, чтобы оно не забыло «этого в течение нескольких десятилетий».
«В Шую, – продолжал свое письмо Молотову Ленин, – послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК или других представителей Центральной власти (лучше одного, чем нескольких), причем дать ему словесную инструкцию через одного из членов Политбюро. Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше, чем несколько десятков, представителей местного духовенства, местного мещанства и местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей (только по подозрению, не более! - от автора).
Тотчас по окончании этой работы он должен приехать в Москву и лично сделать доклад на полном собрании Политбюро или перед двумя уполномоченными на это членами Политбюро. На основании этого доклада Политбюро даст детальную директиву судебным властям (Политбюро дает директиву судебным властям – это возможно только при условии, что большевистская партия полностью подчинила себе всю судебную систему - от автора), тоже устную (чтобы не оставить никаких следов о своей террористической деятельности в связи с событиями в Шуе, чтобы спрятать концы в воду - от автора), чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других церковных центров» (РЦХИД-НИ, фонд 2, оп. 1. дело 22947, л. 3).
Ленин дает недвусмысленное указание ориентировать судебные органы на расстрел очень большого количества самых влиятельных и потому, по его мнению, самых опасных священнослужителей не только г. Шуи, но и других городов, как например, Москвы.
Далее в письме говорится:
«...На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКЮ и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение (опять секретное – от автора) съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с самой беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь, и в самый кратчайший срок.
Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать.
19/Ш-22 Ленин» (РЦХИДНИ, фонд 2, оп. 1, дело 22947, л. 4).
Письмо заканчивалось так: «Прошу тов. Молотова постараться разослать это письмо членам Политбюро вкруговую сегодня же вечером (не снимая копий) и просить их вернуть секретарю тотчас по прочтении с краткой заметкой относительно того, согласен ли с основою каждый член Политбюро, или письмо возбуждает какие-либо разногласия.
Ленин» (там же).
Этот страшный документ не нуждается в комментировании. В нем заложена террористическая деятельность большевиков, организованная секретно, тайно В.И. Лениным. А сколько подобных указаний отдавалось устно, чтобы не оставить никаких следов?!
Трагический смысл октябрьского переворота ясно вырисовывается в этом документе: не только духовенство, но и буржуазия, мещанство, все слои общества не смели бы думать о сопротивлении большевистскому террору.
По чудовищному указанию Ленина было расстреляно «как можно больше» представителей духовенства. А тех, кто избежал этой участи, сгноили в концентрационных лагерях.
«Партии» интеллигентов, по крайней мере вначале, в этом смысле несколько повезло: значительная часть ее выдающихся деятелей осенью 1922 г. была вывезена за рубеж и избежала физического уничтожения.
В докладе о деятельности Совета Народных Комиссаров 11 (24) января 1918 г. на III Всероссийском съезде Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Ленин признавал, что гражданскую войну начали большевики, поставившие задачу уничтожить своего классового врага – буржуазию.
Ленин говорил: «Классовая борьба не случайно пришла к своей последней форме, когда класс эксплуатируемых берет в свои руки все средства власти, чтобы окончательно уничтожить своего классового врага – буржуазию, смести с лица русской земли не только чиновников, но и помещиков, как смели их в некоторых губерниях русские крестьяне» (35,266–267).
Ленин здесь же сетовал на то, что большевики не дошли до настоящего террора, очевидно намекая на его ужесточение в будущем.
«Вот почему, товарищи, – продолжал Ленин, – на все упреки и обвинения нас в терроре, диктатуре, гражданской войне, хотя мы далеко еще не дошли до настоящего террора, потому что мы сильнее их – у нас есть Советы, нам достаточно будет национализации банков и конфискации имущества, чтобы привести их к повиновению, – на все обвинения в гражданской войне мы говорим: да, мы открыто провозгласили то, чего ни одно правительство провозгласить не могло. Первое правительство в мире, которое может о гражданской войне говорить открыто, – есть правительство рабочих, крестьянских и солдатских масс. Да, мы начали и ведем войну против эксплуататоров» (35, 268).
По сути дела Ленин повторил то, о чем уже писал в «Государстве и революции», что задача большевистской партии состоит в уничтожении, истреблении буржуазии. Ленин при этом исходил из того, что без революционного насилия невозможно добиться победы над буржуазией, врагом рабочих и крестьян.
Но, говорил Ленин в речи на IV конференции губернских чрезвычайных комиссий 6 февраля 1920 г., «с другой стороны, революционное насилие не может не проявляться и по отношению к шатким, невыдержанным элементам самой трудящейся массы» (40, 117).
Иными словами, меч «революционного насилия» должен обрушиваться на рабочих и крестьян, составляющих абсолютное большинство трудящихся.
О круговой поруке и заложничестве, как организованных Лениным мерах насилия, уже говорилось. Добавим еще несколько ленинских высказываний по этому вопросу. В телеграмме В.Н. Карлову 29 августа 1918 г. Ленин указывал: «Составьте поволостные списки богатейших крестьян, отвечающих жизнью за правильный ход работы по снабжению голодных столиц» (50, 175).
В другой телеграмме – В.А. Радус-Зенковичу 8 июля 1919 г. – Ленин писал: «Необходимо особыми отрядами объехать и обработать каждую волость, прифронтовые полосы, организуя бедноту, устраняя кулаков, беря из них заложников» (51, 7).
По поводу заложников ныне важно привести ставшее известным в 90-е годы письмо Петра Кропоткина Ленину, хранящееся в секретном ленинском фонде. Кропоткин писал Ленину по поводу террора против эсеров, белогвардейцев и офицеров 21 декабря 1921 г.
В связи с тем, что большевики взяли группу эсеров в качестве заложников, объявив, что «они беспощадно истребят» их, если на вождей Советов будут совершаться покушения, Кропоткин писал:
«...Неужели среди Вас не нашлось никого, чтобы напомнить своим товарищам и убедить их, что такие меры представляют возврат к худшим временам средневековья и религиозных войн и что они недостойны людей, взявшихся созидать будущее общество...»
Прочтя письмо Кропоткина, Ленин начертал резолюцию: «В архив. Ленин» (РЦХИДНИ, фонд 2, оп. 2, дело 478).
Ленин считал не только допустимым, но и необходимым превентивные аресты безмотивного характера против вождей небольшевистских партий. Так, в декрете об аресте вождей гражданской войны против революции, написанном 28 ноября 1917 г., Ленин заявлял:
«Члены руководящих учреждений партии кадетов, как партии врагов народа, подлежат аресту и преданию суду революционных трибуналов» (35, 128).
В новых исторических условиях Ленин возродил идею Древнего Рима о «врагах народа», под которые подпадал любой.
И кто дал право Ленину определять, кто является народу врагом, а кто другом? Неужели себя и партию большевиков Ленин причислял к друзьям народа? Не при их ли власти «в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов»?
В телеграмме Сталину, написанной 7 июля 1918 г., Ленин давал твёрдое указание: «Итак, будьте беспощадны против левых эсеров и извещайте чаще» (50,114).
В тезисах ЦК РКП(б) в связи с положением Восточного фронта, написанных 11 апреля 1919 г., Ленин обличал: «...По отношению к меньшевикам и эсерам линия партии, при теперешнем положении такова: в тюрьму тех, кто помогает Колчаку сознательно или бессознательно. Мы не потерпим в своей республике трудящихся людей, не помогающих нам делом в борьбе с Колчаком» (38, 273–274).
Он предлагает сажать в тюрьму лиц, которые бессознательно помогают Колчаку, а также тех, кто не помогает большевикам делом в борьбе с Колчаком. Мы опять встречаемся с реализацией большевистской партией принципа: «Кто не с нами – тот против нас».
Усиление репрессий по отношению к инакомыслящим, к тем, кто не помогает активно большевикам, стало обычной ленинской нормой. Тем более это касалось тех, кто агитировал против большевиков. Обращаясь к Троцкому в январе 1922 г., Ленин писал: «Т. Троцкий! Я не сомневаюсь, что меньшевики усиливают теперь и будут усиливать свою самую злостную агитацию. Думаю поэтому, что необходимо усиление надзора и репрессий против них» (54,130).
Даже не виновных ни в чём, принадлежавших к классу буржуазии, по Ленину, надлежит судить. В записке в Комиссариат юстиции 15 апреля 1918 г. Ленин писал:
«Прошу членов коллегии юстиции (желательно всех) посетить меня (о дне и часе сговоримся) для беседы о том
1) что именно сделано для издания Собрания Узаконений и Распоряжений...,
3) для получения суда более скорого и более беспощадного к буржуазии и к казнокрадам...» (50,58–59).
Что же касается белогвардейцев, то и их требовал Ленин искоренять. В телеграмме В.В. Кураеву, В.А. Радус-Зеньковичу, К.И. Плаксину 2 июля 1919 г. Ленин писал: «Все внимание чистке гарнизона и укреплению тыла. Беспощадно искорените белогвардейщину в городе и деревне» (51,4–5).
Кажется, Ленин вообще не может обходиться без слова «беспощадно».
Разбуженный двумя русскими революциями народ едва ли успел почувствовать себя после февраля 1917 г. относительно свободным. Но вскоре, в результате организованных Лениным массовых репрессий, он был превращён в безгласную и безликую массу, которой большевики манипулировали, как хотели.
Продолжение см.
http://www.proza.ru/2018/02/21/565
Ссылка:
Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996.