Эх, внучка, внучка, не о том ты тужишь, не о том. Что не пришел сегодня на свидание - еще не беда. Может, так оно и лучше. Ну, молчу, молчу. Мы с тобой как бы с разных планет. Я – с Мудрости (есть такая сестра у старости). А ты – с черемуховой планеты любви. Раньше б я твои слезы утерла, сказку с хорошим концом рассказала. И спали бы обе ангельским сном. А нынче… Ну, хочешь, я тебе расскажу непростую историю про эту самую любовь? А, вернее. Это была костер, который зажгли двое. А сколько сгорело, сколько пропало в том адском пекле, задохнулось от любви! Одно слово – страсть, которую разве только молитвою отвести можно. Да кто ж молится Господу, когда рядом – мужина-идол.
Интересно? Ну, слушай.
До войны мы жили на самом конце города - в микрорайоне Газопровода. До прихода немцев я мало что помню. Но кое-что крепко засело в голове. Для нас. Малышей-голышей бегавших босиком с самой весны и без всякого присмотра, раннее лето наступало так. Проснувшись поутру, мы выбегали на улицу и ждали, когда же запахнет костром. Это был не поджог, как сейчас. Когда многие балуются спичками. Палят вместе с сухой травой что ни попадя. Грех это - использовать огонь без надобности.
Но пряный запах костра был признаком цыганской заутрени. Эти загадочные люди всегда появлялись в наших местах неожиданно для ребятни. И тогда начинался праздник, веселая кутерьма. Вовсю цвели одуванчики, бушевала поздняя сирень. Теперь там чадит газопровод. Ну ладно. А тогда на лугу стояли шатры и текла узкая, как змея, река. Теперь там разбиты огороды. У дикой природы отняли право на жизнь. Эх, картошка да сопровождаемый ее повсюду колорадский жук, всем вы уже в печенках. И нет места в сердце для веселья. Ишь, как согнулись все, копая наделы. А какие тут раньше водились соловьи! А теперь не слышно пенья , исчезли и заросли черемухи. Все сгинуло.
Мы, дети, боялись близко подходить к шатрам. Но все лето издали наблюдали за малым народом. А вечером, когда они жгли последний костер- не для приготовлении пищи, а скорее, для посиделок, мы старались пробраться поближе к цыганскому табору.
И с ровесниками, бывало, дружили.
Но вот началась война. Цыгане больше не топтали луговую траву, пахнущую пряным запахом свободы. Война – это особый разговор. У меня и моей подруги Оксаны отцы сгинули на поле брани бесследно. Мой-то потом вернулся домой. А мы за эти 5 лет выросли чуть ли не в невесты. Такие испытания быстро на ноги ставит.
Едва город зализал раны, а трава затянула оспины от снарядов, как на лугу опять появились цыгане. Оказалось, их барон сам воевал. Его жена и двое ребятишек от взрыва снаряда погибли. С ним осталась только красавица Аза – своенравная, гордая, будто королевской крови. Было ей, как нам с Оксаной, по 15 лет. И однажды ее черные, как омуты, глаза встретились с другими такими же смоляными. Яшке в ту пору минуло 16 лет. Знаешь, цыганки не опускают глаз при встрече с парнем, как мы. Они долго смотрятся друг в друга, как бы сродняясь. Считается, после такого взгляда пара становится женихом и невестой. Никаких тебе обещаний, стихов и поцелуев – все нежности откладываются до свадьбы. Но обычно проникновение в души друг друга обручают мужчину и женщину до смерти. Добровольно связывают: на, мол, мою душу и жизнь, а я забираю взамен твою. Мы с Оксаной тогда не знали, какое это безумное пламя - цыганская любовь.
После войны острогожцы дружно жили с цыганами. Мужики шли в колхозы кузнецами, пасли лошадей. Женщины возились с детьми и стариками, но не чурались и работы. Чтоб украсть что – не было тогда такого. Война сблизила, округлила углы.
Яшка, тоже оставшийся сиротой, пошел на заработки в кузню - в соседний колхоз. И надо же было такому случиться – мать послала Оксану туда же на прополку огорода к тетке, тоже вдовствующей. Однажды у нее сломалась тяпка, и девчонка пошла в кузницу. Зашла туда и обмерла. Перед ней играл мускулами цыган, которого она знала еще до войны – пацаненком. Сейчас он был одет в кумачовую рубаху, а волосы - перехвачены платком. Глаза парня горели от старания и жары. Оксана опустила глаза и уже хотела уходить, но почувствовала на себе обжигающий душу взгляд. Остановилась в нерешительности. Яшка рассмеялся:
- Ты чего испугалась?
Он взял из ее ослабевших рук тяпку и начал ее править. Оксана стояла рядом, словно посередине костра, и не могла уйти. Наконец Яшка подновил орудие труда и с улыбкой протянул тяпку Оксане. Девушка ушла домой с мыслями о старом-новом знакомом.
За несколько дней Оксана подружилась с сельскими девчатами и приглянулась чубатому ясноглазому гармонисту Ваську. Тот подмигнул ей пару раз на гулянье. На ночь Яшка обычно уходил к своим, в табор, как бы долго не продолжалась работа. Аза встречала его взглядом, уверенная в своем очаровании. Но на пятую ночь цыгане не дождались своего блудного сына. Правда, в таборе не было принято подниматься на поиски. Цыган- вольная птица, может и в поле переночевать, или там, где его застанет сон. Правда. В лесах шалили недобитые немецкие наймиты и лютовала всякая шваль. Но цыган чутко спит, как кошка. В случае чего уйдет или спрячется.
Не было Яшки и на другую ночь, и на третью. Когда парень явился в табор через неделю, аза чутким взглядом уловила в нем недобрые для себя перемены. Но никто ничего ( по цыганскому обычаю) у него не спросил. Аза вертелась возле него, насколько позволяло ее «королевское» происхождение, но не могла вызвать Яшку на откровенность. Он не отводил своих глаз. Но смотрел куда-то сквозь нее. И взгляд его был таким равнодушным, что сердце у девки зашлось от ревности. Дети природы мало говоря, но много понимают. Инстинкты у них, как у зверей.
Когда парень ушел в селе и снова не возвратился, Аза решила испытать судьбу. Была бы жива ее мать, она бы отговорила от такого опрометчивого шага. Цыгане вопрошают судьбу для любимого ребенка при его рождении. Чаще делать это не велит цыганское провидение. Но матери не было. Когда все улеглись спать, аза отошла от табора и зажгла жертвенный костер. Положив в него щепку священного дерева, она широко раскрыла глаза. Увлекшись рискованным делом, не заметила, что за ней следила старая цыганка. Она укоризненно качала головой. Когда аза обессилено упала в траву, старуха молча тронула ее за плечо. Та была в холодном поту.
- не говори отцу, что я тут делала, - прошептала Аза и упала на руки цыганки.– А мне теперь все равно. Он больше не мой, - заплакала девушка.- Но ведь он же смотрел мне в глаза…Я не могла придумать любовь.
В эту ночь Яшка стоял возле дома тетки Оксаны и грубыми от работы руками гладил золотистые волосы. Свет луны падал на девушку и делал ее похожей на русалку. Яшка не хотел ничего предвидеть и вообще думать о завтрашнем дне. Он просто был счастлив.
Наступила осень. Запахло антоновкой, поздними левкоями и полынью. Цыгане, как всегда, собрались и уехали неожиданно .Выйдя на край города, Оксана сама не своя вдыхала аромат последнего костра и плакала.
Зима выдалась трудной. Мать девушки стала побаливать. Меня родители отдала в педучилище, которое в те годы было в Острогожске. А вот подруге пришлось устраиваться на работу. Город был полуразрушен, место искала по знакомству. После долгих хождений по мукам Оксанку устроили на консервный завод. Тот быстрее всех восстанавливался – по одному цеху. Первым «поставили на ноги» сладкое производство: начали производить повидло. Все делали вручную. А после смены и в выходные люди шли на разборку руин, сажали деревья, разбивали клумбы. Словом. Острогожск всеми силами спешил ликвидировать грязные и пахнущие пеплом следы войны.
Оксанка приходила домой и падала замертво – так уставала. Я видела, как она страдала. «Как он мог уйти, не попрощавшись»,- вертелось в голове подружки. От Яшки не было никаких вестей. Когда вербочки покрылись первым пушком, Оксанка стала ждать лета, но уже не так нетерпеливо. Как в детстве ждут праздника. Так зрелая женщина – встречи с первенцем,- спокойно, терпеливо, пряча улыбку радости в себе.
Цыгане в этот раз запоздали. Уж и черемуха сняла фату и сирень отневестилась. Кто хотел, сварил из первых одуванчиков золотистый мед. Внучка, тебе не понять, какое это было желанное лакомство для нас, послевоенных.
-А что за причина такого поведения детей природы?, - спросишь ты. Аза просила отца не спешить на вторую родину. Она ждала, когда отцветет приворот-трава Иван да Марья, не считавшаяся первоцветом. По цыганским поверьям, эта травка не столько привораживает. Сколько мирит влюбленных. Упрямая девчонка успела обманом напоить Яшку таинственным снадобьем. Чтоб совсем окрутить парня, много науки не надо. Мать ее, еще маленькую обучила всяким премудростям. Но у ее отца- барона были другие виды на дочь. К тому же, по цыганским меркам девка считалась перезрелкой. Вот он и хотел е отдать в жены соседнего вдового барона. Та – в истерику, барон - за плетку. Наконец аза смирилась. Встреча с чужим табором намечалась пройти на окраине нашего года в июне.
И вот в таборе ждали гостей. Аза и тут решила соблюсти свою пользу- попугать Яшку замужеством. Но тот, тайно встретившись с Оксаной, уже не реагировал на такие женские уловки. Ему нравилось, что русская девушка не врала, не манерничала и не крутила им, как хотела.
На смотринах, которые грозились стать и помолвкой Азы и барона, Яшки не было. Аза сидела в кругу, как на углях, что творилось в ее душе, один Бог ведал. Да, видимо, не ангел, а демон давал советы.
Свадьбу цыгане решили сыграть по осени – в соседней области. Там у барона был дом, машина и все, что надо для счастливой жизни. Он боялся дурной славы о невесте. Про нее ведь говорили: огонь-девка, что выкинет в очередной раз и отцу не ведомо. А в чужом краю, глядишь, она и присмиреет.
Аза и вправду жила чувством, а не разумом. Она поклялась если не вернуть Яшку, то отмстить обоим за свои страдания. Девка незаметно вырвала с головы любимого три волоска. А когда Яшка ушел из табора по своим делам, вновь зажгла ритуальный костер. После ее заклинаний на месте кострища осталось такое, что не дай Бог увидеть крещеному человеку.
А Яшка, простившись с Азой навсегда, пошел прямиком в дом Оксаны. Цыгане - как дети: наивны, но не боязливы. Мать девушки, увидев жениха, всплеснула руками:
- Не пущу замуж. Какие вы муж и жена. Небось, и в Загс не пойдете?
Но молодые все решили по-своему. Яшка договорился о работе в соседнем селе, где его уже знали. За прошедший год парень выучился на комбайнера, чем по-хорошему удивил молодую жену. А Оксанка решила пока пожить у тетки. В общем, парочка сбежала от « несостоявшейся тещи». Тетка Дарья, не застав утром дочери, обревелась. Успокоилась только вечером. А тут опять неприятный сюрприз: Аза всей красой пожаловала. Знала ведь, что русская мать будет на ее стороне. Но толкового разговора у этих двоих не получилось. Аза хотела выведать, куда подевалась сладкая парочка. А ее мать и сама толком не знала этого.
Можно ли было назвать счастьем такое житье-бытье? А что такое счастье и с чем его путают - кто знает. Оксана пошла работать на колхозный ток. Она не хотела сидеть на шее у мужа. Слово это- такое неподходящее для Яшки. Он и сам понимал и смеялся, когда Оксана так называла. Оба не знали, как и где будут жить осенью, после уборки хлебов. Но время все расставило по местам. Однажды Яшка возвращался домой. Водитель делал последний рейс на колхозный ток. Парень попросил его остановиться возле оврага. Там Яшка как-то видел очень необычные цветы, вот и решил порадовать Оксану. Он спрыгнул с подножки грузовика и побежал по склону оврага. Вдруг раздался взрыв. Шофер не сразу понял, что это было. А когда все стихло, он вышел из кабины, осторожно подошел к месту происшествия…Яшку буквально разорвало в клочья. Целыми остались только кисти рук, сжимавшие фиолетовые цветы. Эх, не знал ты. Что этот цвет в народе вдовьим зовут.
В селе Терновом, где это произошло, люди разводили руками: догнала хорошего парня проклятущая война. Год назад в здешних местах уже было. Тракторист заехал за край поля, развернуться хотел. А тут и настигла немецкая похоронка. Рвануло так, что в селе было слышно. А старая цыганка, узнав о трагедии, покачала головой:
- Это ты, Аза, виновата…
В глаза никто этого не говорил, но все цыгане знали: сгубила парня баронская спесивица. Сама девка с тех пор как помешалась. На похороны Яшки ее не пустили, так она на его могилу стала наведываться. Силком оттуда уводили.
Оксана тоже не смогла попрощаться с любимым. Она вернулась к матери сама не своя. Жить у тетки, где все напоминало о трагедии. Не захотела. Да и тетка каялась, что пустила к себе в дом самокрутку. Так звали в селе девчат, живших с парнями без родительского благословения. Мать пожалела Оксану, старалась не напоминать ей о прошлом. Выходит, обе они теперь вдовы.
Когда убрали огороды, тетка Дарья пошла шить на фабрику «Работница».
- А как же ты, дочка?- спросила у Оксаны уже в начале зимы. Та встала из-за стола, где они ужинали, и сказала просто:
-Тяжелая я, мама.
Что пережили в эту зиму мои знакомые. Словами не передать. Конечно. После войны многие рожали без мужей. Где ж их было взять, если парни не подросли, а мужики полегли на поле брани. Но в основном обзаводились сыновьями да дочками вдовы да старые девы. А Оксане и замуж рано выходить. Тогда семью создавали не раньше 20 лет. А до тех пор старались своей семье помочь встать на ноги. Но люди смиряются со многим. Весной подруга родила – дома, чтоб меньше люди видели. Очень мучилась Оксана. Пришлось матери повитуху из соседней деревни приводить. А та, когда увидела младенца, испугалась:
-Да что ж это такое на свет белый появилось!
Вот так цыганское проклятье Оксане аукнулось. Сын родился с волчьей губой.
На следующее лето цыгане появились на Газопроводе без Азы. Многие острогожцы, слышавшие эту историю, запрещали и близко подходить к табору. А тот жил тихо, а осенью исчез.
Вечером к тетке Дарье кто-то постучал. Выглянув в окно, женщина испуганно перекрестилась: свят-свят. У калитки стояла старая цыганка- гордая, безбоязненная. Как Яшка. Она смело вошла в дом:
-Знаю твою беду, дочка,- сказала Оксане.- А пришла я не со злом. Помочь тебе хочу.
О чем они там говорили. Но после этого цыганка Марьяна осталась жить в этом доме. Позже она рассказала о последних днях жизни Азы. А произошло вот что. Наступал день ее свадьбы. А тут пришли гонцы от будущего жениха и заявили:
-Не быть вашей девке женой!
Отец-барон рассвирепел, кинулся на них. Да что толку, позор упал на его седую голову. Дело в том, что по-настоящему ворожить полагалось старухам, а не молодым невестам. И что это будет за мать, на которую будут посылать проклятья. Цыгане ведь поняли, кто виновен в смерти Яшки.
После несостоявшегося замужества Аза совсем помутилась разумом. Вечером она ушла к реке. Марьяна, следившая за своей любимицей. Не уследила за ней. Когда бабка вспомнила. Какое нынче число месяца, да еще и полнолуние, пришла в ужас. Наверное, аза и сама не ведала, куда шла. Ноги принесли ее к болоту, что по левую сторону Газопровода. Там и сейчас гиблые места. Чуяла, что наступил час расплаты за колдовство.
Утром Марьяна нашла на болоте только ярко-вишневую ленту из волос Азы. Испугалась, как дать ответ барону. Заклинала болото отдать ей тело - да куда там. Сгинула молодая цыганка со своей жгучей примесью любви и мести. Марьяну хотели послать к Оксанке, чтоб забрать сына. Но барон раздумал принять младенца, который напоминал бы ему о трагической истории. Цыгане не боятся смерти, а вот посмертное проклятье их еще как страшит. Вот и пошла Марьяна спасать грешную душу Азы.
Глянув на младенца, цыганка и глазом не повела, что здесь нечисто. Она день и ночь проводила с новым любимцем Ваней, шепча что-то у его колыбели. Со временем ребенок начал терять звериное обличье. Но стала превращаться в зверя уже Оксана. Она старалась меньше появляться там, где надо раздеваться. Если бы кто увидел ее в таком виде, умер бы со страху. Из-под мышек вылезало сучье вымя, а живот обрастал звериной шерстью.
Прошло несколько лет. Я уже побывала замужем и вернулась в родной дом. Заходила в гости к подруге и ее матери. Ванюшу уже выпускали гулять на улицу. А Оксана безвыходно сидела дома, надев мешковатую одежду.
Цыганка умерла неожиданно. Можно сказать так: сгорела от сердечной болезни. Последними ее словами были:
- Не могу больше. Аза меня зовет…
Через год- день в день вслед за ней ушла и Оксана. Умирала она так страшно, что мать никого не впускала в дом, пока дочь не испустила последний вздох. Сама и одевала дочку. Когда Ване исполнилось 18 лет, ему пришлось хоронить и бабушку. После поминок парень. Заперев хату, исчез, никому не сказав ни слова. Где он бедный, мается. Может быть, в таборе, а то и на ином свете. Цыганка Марьяна предсказывала, что ждет его трудная судьба. А если появятся дети, проклятие на них не падет. И Аза будет прощена.
Женщина и ее внучка сидели на лавочке под цветущими вишнями. Было уже поздно, и они собирались пойти в дом. Вдруг в темноте раздался звук шагов. Девушка включила фонарик. В его свете появилась фигура статного, модно одетого парня. Он улыбнулся:
- А вот и я…
Бабка обомлела: перед ней стояла копия цыгана Яшки - бесшабашного, озорного дитяти природы. На такого хоть что одень, а по повадкам – цыган.
- Видно, не в добрый час я покойников вспомнила,- подумала старуха.- Вот она, кара небесная.
Женщина встала и долго не могла что решить: выгнать такого жениха или принять ее Величество судьбу…