Я не помню его имени. Наверное, он не представился. Бородатый, лысый мужик стоит на каменном берегу. Ветер немного стих. Волны меньше шумят. Он приводил к костру какого-то музыканта, а потом даже прогнал недовольных панков. Изрядно пьяный, он неплохо держится на ногах, хоть и немного шатается. Луна светит ему в затылок, я совершенно не вижу его лица, только силуэт. У него в руках небольшой, острый топор. Сталь сверкает в лунном свете. Желание замахнуться на меня дошло до крайности.
— Я тебя прям здесь положу! — говорит он с надрывом. Градус бешенства резко перешел черту.
Вдали, возле костра, я слышу пьяный смех, кто-то играет «Вахтерам» Бумбокс. Никогда не любил эту песню, хотя часто подпевал. Почему обои белые, а посуда черная? Почему не наоборот? Никогда об этом не думал. «И почему я на ней так сдвинут?» тоже хороший вопрос. Из-за нее я попал в эту ситуацию.
1
Массивный катер рассекает волны. Он набит вещами путешественников, плывущих на лагуны. Так называются пляжи возле одного заповедника на Черном море. Брызги летают всюду. Далеко с моря, сильный ветер несет мрачную бурю с мерцающими молниями. Но у нас пока все нормально, мы едем отдыхать.
Среди путешественников я, мой приятель и подруга. Мы точно не знаем куда плывем, только подруга имеет какие-то туманные представления из рассказов друзей. Поэтому сейчас все кажется началом киношного приключения. Полуголый, темнокожий водитель катера везет белых туристов в неизвестное место. Странно, что они сами не против. Еще деньги за это отдали.
Лодка сбавила скорость и завернула на первую лагуну. Всего их было четыре. На каменном пляже этого места таяли голые тела людей лет за тридцать. В основном здесь были семейные дикари. Вместе с детьми, они на время сбежали из душных и узких городских квартир. Наверное, с таких далеких и тихих мест нужно показывать детям море. Пляж с тысячей орущих, пьяных персонажей может отбить у ребенка всякую любовь к тоннам воды, простирающимся до горизонта.
— А на какой лагуне лучше остановиться? — спросил мой приятель у водителя катера.
— На первой, тут самая мелкая галька и алкашей нет, — сурово ответил водитель, — но сейчас не ищите здесь свободную стоянку. Хороших мест не найдете. Люди с майских праздников стоят.
— Мы на четвертую хотим. А что на других лагунах? Чем там хуже? — продолжил с расспросами приятель.
— На других галька больше, алкашей и свободных мест тоже. Только смотрите, я еду до третьей. Там потом пешком дойдете.
Друг кивнул и поджал губы. Это означало, ответами лодочника он остался недоволен.
Из-за больших волн пассажиры катера с явным усилием выбрасывали свои пожитки на берег. В этом деле туристам помогали какие-то местные жители. Работали парни в одной команде вместе с лодочником. Они ловко удерживали качающийся катер, а также давали белым людям сойти с корабля и почувствовать себя конкистадором. Глядя на них создавалось впечатление туземцев, почему-то помогающих первым американцам. Потом выяснилось почему. Туземцы прогнулись. Им тоже захотелось прелестей цивилизации. Ради этого всем приходится чем-то жертвовать.
Высадив первых белых дикарей, мы отправились дальше в море. Каждую лагуну разделяли каменные пригорки. Нашему катеру нужно было обогнуть их, он выплывал далеко от берега. Здесь мы полностью наслаждались красотой всего побережья и массивными горами заповедника.
Когда лодка подплыла к третьей лагуне, сразу же стали заметны молодые нудисты. На первый взгляд, это были наши ровесники, может быть ребята моложе. Потерянное в пространстве хайпа, но все еще что-то ищущее поколение двадцатилетних. Вот за этим «что-то» они приехали сюда. За этим же приехал и я. Не зная, что искать, нужно было что-то найти. Это могла быть гениальная идея, которая принесла бы кучу денег, прямо как в индийской поездке Стива Джобса, или же найденный где-то здесь смысл дальнейшего существования. У молодых людей экзистенциальные переживания проходят с особыми мучениями, по крайней мере, они это так чувствуют. Сбежать от всего, и вернуться в прежнюю жизнь уже совершенно иным — вот главная цель подобных поездок. Усилия для поисков тоже были необычными, ни о каком труде и стараниях речи не шло, скорее наоборот — безудержное, неуправляемое веселье. Именно оно должно было направить на какую-то истину, раскрыть секрет, показать урок, в конце концов. Секс, наркотики, рок-н-ролл — вечные и до дыр забитые под черепную коробку атрибуты молодости.
Выбрасывать вещи на берег нам помогали все такие же туземцы как на прошлых лагунах. Среди них был колоритный худой азиат в растаманской шапке, широких зеленых штанах и с куском поролона, висящим на бедрах. Было непонятно, говорит ли он вообще по-русски. Он молча, со спокойной ухмылкой перекидывал сумки из лодки на гальку. Я же раздраженный от всей этой затеи стоял по колено в воде и передавал ему наши пожитки.
Багаж, ровно, как и обнаженные юный дикари, раскинулся по каменному берегу. Таять пока еще не начал. Зато медленно начали мы, понимая, что все это придется тащить неизвестно куда.
Мы стояли на берегу с насквозь мокрыми кроссовками и наблюдали, как стремительно уплывает наш катер. Комичность ситуации добавлял внешний вид моего приятеля. Упитанный и коротко стриженный, он был в очках авиаторах, гавайской рубашке и таких же гавайских шортах, а вещи его были аккуратно сложены в чемодан на колесиках, который досматривают в аэропортах, а не таскают по дикому пляжу. Загоревшие обладатели дредов, глядя на него, наверняка подумали, что такой персонаж на местном берегу — очередная галлюцинация.
Наше появление не прошло незаметно. Сходу к нам подошли белые дикари. У одного из них на майке ярко улыбался Боб Марли, майку другого украшал гордый Че Гевара.
— С приездом, ребят! Угостите табаком? — сказал поклонник Боба Марли. — Вы в первый раз здесь?
— Да, в первый раз приехали, — у моего друга пока было что-то на подобии любезности, поэтому отказать таким жизнерадостным ребятам он не мог, — вот, держите.
— Огромное спасибо, чувак. Сразу говорю, потом вернетесь еще раз, это просто дикое место.
Мы собрались с мыслями и отправились на поиски стоянки. Уже с пляжа ты чувствовал местную атмосферу. Откуда-то с горы, вместе с жарким ветром долетали звуки барабанов и гитар. Вокруг стоял приятный запах можжевельника, часто он пересекался с запахом марихуаны. Разноцветные палатки, такие же разные, как их обитатели заполонили весь лес на побережье. Возле многих палаток висели ловцы снов и ветряные колокольчики. Рядом с протоптанными дорожками нетронуто лежали разрисованные акварелью камни. На них были красные бабочки, белые жуки, синие еноты, солнце, садящееся в бескрайнее море, и еще многие вещи, которые приходят на ум расширенному сознанию. Поднимаясь выше, мы встречали больше поклонников Марли и Че Гевары. Попадались фанаты Моррисона и Дилана. Их лица на футболках выцвели, но шарм остался. Было чувство, что ребята с Вудстока дружно выбрались к Черному морю. Приятель все еще любезно раздавал сигареты. Любезность покидала его настолько стремительно, насколько сигареты покидали пачку.
Рядом с одной большой стоянкой, на которой было около десяти палаток, мы едва не попали под пьяные разборки каких-то типичных панков с зелеными волосами и ирокезами. Оказалось, здесь были представители не только миролюбивых субкультур.
Нас с приятелем куда-то вела подруга, она же моя бывшая девушка. Медленно тащась за ней в гору, я подумал, почему вообще за ней таскаюсь. Точного ответа не нашел, хотя предполагал. Приводить его в форму желания никогда не было. Подруга вела к своим знакомым. Они приехали сюда на неделю раньше. Планировалось, что они освоятся на четвертой лагуне, а мы придем на готовую стоянку, но найти их не получалось, дозвониться тоже, полоски связи то появлялись, то исчезали. Мы неуверенно поднимались в гору. Жизнерадостные жители лагерей, не скрывая раскатистого смеха, поглядывали на крупного парня в гавайском костюме. Он с явным усилием тянул чемодан на колесиках и замыкал наш отряд.
У нас было четыре больших пакета с продуктами, две пятилитровые бутылки воды, три рюкзака, две палатки, большая черная сумка, наполненная всякими вещами для быта, целое море разноцветных бутылок с алкоголем, и надоевший всем референс к Хантеру Томпсону.
Мы не знали сколько еще будем это нести. Спрашивая у дикарей, где же находится четвертая лагуна — ответ получали неутешительный. Она была видимо вообще не в этом заповеднике. В итоге, мы разделились. Подруга ушла далеко вперед, я же потерял ее из виду и тянулся вторым, а где-то внизу умирая пыхтел приятель. Пакеты с провизией рвались, и я взял паузу. Заодно решил дождаться отстающего гавайского туриста. Я присел на сумку и закурил.
Передо мной была панорама бескрайнего моря. Темные тучи с молниями подходили все ближе, но пока они были где-то вдали, любоваться этим зрелищем хотелось часами. Что-то ужасное порой может вызывать эстетическое наслаждение, когда сами вы не являетесь частью этого ужаса.
Надо мной пекло солнце, а ярко пахнущие ветки можжевельника создавали небольшую тень. Рядом проходили разноцветные местные жители. Откуда-то из кустов резко выпрыгнул бородатый мужик в набедренной повязке.
— О! Может быть вы наше спасение?! — обратился он ко мне. — У вас иголки не будет?
— К сожалению, нет, — устало ответил я.
— Эх… Очень жаль. Шоу маст гоу он, — так же устало и обреченно сказал он.
Казалось, он ищет иголку уже целый день, что она для него — Святой Грааль или что там еще неустанно упорно и заветно ищут? Возможно, так и было. Кто знает, что у него в голове?!
Глядя на состояние этого просвещенного гуру, желание поставить палатку усиливалось.
По массивной одышке, тяжелой походке и ломающимся веткам я понял, что приятель на подходе.
— Дай сигарету, — запыхавшись, попросил он.
— Уже все свои раздал что-ли?
— Нет, вообще нет сил сейчас их доставать, — он сказал эту фразу и рухнул прямо на землю, под один из можжевельников.
Есть что-то чертовски приятное в полнейшей усталости и бессилии. Наверное, восстановление утраченных сил и приносит столь приятные чувства. Возвращение к нормальному состоянию иногда радует больше, чем какое-нибудь мимолетное удовольствие.
Я прикурил ему сигарету. Руки горели от увесистых пакетов. Мы молча курили, а вокруг играли барабаны, шумели волны и отовсюду кричали сверчки. Просидели так минут десять. С горы спустилась подруга, видно, она поняла, что мы не выдержали сверх интенсивного подъема.
— В общем, я никого не нашла, — обрадовала она нас, — так что давайте спустимся, и где-нибудь внизу найдем место для палаток.
— Слушай, хорошая идея. Только почему мы сразу не остановились, а ты бы вернулась, когда нашла стоянку своих друзей?! — поздно сказал я. — Жаль, что пакеты порвались, и мы уже почти на горе.
— Мы поднимались минут двадцать, — сообщила она, будто засекая время.
Эта информация ни на что не повлияла, мы с приятелем также валялись под можжевельниками.
— Ладно, давайте еще немного посидим и потом спустимся. Я совсем выдохся.
— Я понимаю, что вы несете вещи, но давайте сделаем последний рывок, поставим палатки и пойдем на пляж пиво пить.
Слова «пиво» и «пляж» в одном предложении, открыли в приятеле второе дыхание. Он резко подорвался и поддержал идею подруги.
— Чувак, серьезно, хватит ныть, тут осталось то, — уговаривал он быстрее подняться.
Выбора у меня не было. Остаться здесь и любоваться видом хотелось меньше, чем потом искать их лагерь где-то в лесу.
С местом для стоянки нам хотя бы повезло. Стоило спуститься и немного уйти вглубь леса, как мы сразу же нашли готовую площадку.
На другой стороне тропинки от нас стояли три палатки. В них жили симпатичные девушки. Я заметил, что приятель любуется нашими соседками. В этом взгляде проглядывалось предвкушение какой-нибудь любовной истории, как во взглядах многих людей, которые приходят на тусовки, только ради девиц (хотя, зачем туда еще ходят?!). Слишком оживленные, такие люди мгновенно выделяются среди остальных. В них есть какое-то уверенное ожидание секса, который чаще всего не наступает.
Поставив свою палатку, он сразу же пошел к ним. Мне было искренне интересно, найдет он какой-то повод или просто познакомиться без всяких формальностей. Он постоял с ними пару минут и вернулся.
— Ну и как успехи? — спросил я.
— Вот за солью сходил.
— Мог у меня спросить, я взяла вообще-то, — подруга показывала свою предусмотрительность.
— Да тут гавайский парень уже ищет бунгало на ночь, — усмехнулся я.
— Ну правильно делает. Я бы тебе тоже советовала.
— Я свое бунгало уже давно нашел.
— Тебя из него давно выселили. С таким настроем на улице будешь ночевать.
— Слушай, все-таки иногда собственники пускают на одну ночь.
— Можешь считать, что договор аренды прекращен. Придется искать новое жилье.
— Жаль. Там было уютно.
Пока мы разбирали вещи и ставили палатки, начался слабый дождь.
— Это летний дождь встал над миром стеной! — кричал с гор теперь какой-то фанат Леонида Агутина. Интересно, была ли у него майка с его лицом. Я уже представляю ее. Длинноволосый, кучерявый Агутин стоит с гитарой, улыбается, на заднем плане раскачиваются пальмы, солнце печет над головой, а внизу подпись «Босоногий мальчик».
Перед тем как пойти на пляж пить пиво, мы решили немного перекусить. Подруга с женским мастерством сделала бутерброды. У нас на стоянке получился импровизированный стол на том самом свертке, который тащил приятель. Проходившие мимо дикари заметили это и стали, как им казалось культурно, выпрашивать еду.
— Во имя Джа, угостите вашими природными дарами, — пробубнил парень с британским флагом вместо глаз.
Друг дал ему пару сосисок с куском колбасы и пачку печенья. Хотя, в этой еде от природы мало что осталось, и Джа вряд ли оценит.
— Я по глазам вижу, у тебя тоже есть природные дары, — поинтересовался у почитателя Джа мой приятель, — может обмен?
— Друг, на самом деле сейчас с этим сильный напряг. Сезон не урожайный, говорят, — он уклонялся как мог.
— Ну понятно. Хоть за информацию спасибо.
Типаж у моего приятеля был как у типичного сотрудника полиции. И его «спасибо за информацию» прозвучало так, будто он осознал, что следующего звания ему ждать, как второго пришествия. Не прокатило.
Настала пора выпить. Мы пошли на пляж. Через рваные дождевые тучи проскальзывали солнечные лучи. В горах просвечивалась радуга, местные обитатели были необычайно этому рады. Даже как-то энергичнее играли на барабанах. Их пронзительный звук не утихал никогда и задавал ритм всей жизни на лагуне. Дождь закончился.
С каменного пляжа, открылся вид на ветреное море. Мы открыли бутылку пива и разлили его по пластиковым стаканчикам.
— Начало положено! — сказал я с интонацией, с которой обычно говорят первый тост, приезжая на море. — Пусть каждый получит то, за чем сюда ехал.
2
Открыть пиво на пляже было не лучшей идеей. Дикари выпрашивали на этот раз алкоголь. Почти каждый все еще интересовался нет ли у нас табака. Это уже вошло в традицию.
— Сигареты остались в лагере, — скрывая злость говорил приятель.
Я понял, что его любезность кончилась, как первая из четырех пачек кнопочного Винстона.
На пляже были не только дикари. Таких же, как и мы, белых любителей поверхностно окунуться в подобную жизнь хватало.
Они вальяжно и немного пошатываясь гуляли по пляжу, сильно выделяясь своими обнаженными белыми телами. Контраст между ними и черными одухотворенными отшельниками был велик. Порой от таких вот неуверенных городских хипстеров слышалась немецкая речь.
— Кто-то привез иностранных друзей, — заметил приятель, — ну или с войны они еще остались.
О том, что здесь проходили боевые действия, мы поняли по ржавой танковой гусенице, которая валялась возле моей палатки. Так сказал приятель, с видом человека, явно разбирающегося в военных вещах.
Пока алкоголя в нашем организме было мало, мы обсуждали те же бытовые вещи, что и вне этого места. Новый учебный год, чьи-то неудачные отношения, перетирали новости о кино, отложенный выход нового айфона и грядущий баттл Оксимирона с Гнойным.
После до нас дошло, что на этом диком, природном фоне, разговоры о таких вещах выглядят как-то неловко. Поняли мы это, уже опьянев. Четыре литра пива исчезли в увлеченной беседе о меняющихся трендах.
— Давайте просто наслаждаться моментом, — говорила подруга.
Я обратил внимание на молодую пару. Они сидели недалеко от нас. По их усталым лицам и обгоревшей коже я понял, что здесь они давно и вся эта атмосфера уже вгоняет их в тоску. Такая тоска посещает зажиточных заложников городских тусовок в тихих чужеземных уголках. Уже перестают срабатывать радости этого отдаленного места. Чудесные запахи, звуки, ощущения не доходят до них. Они не слышат собственных мыслей, и как-то вяло разговаривают с другими, только жизнерадостными дикарями. Они тоскуют по далекой и стремительной городской жизни. Здешняя жизнь для них остановилась, им кажется, она просто умерла.
Нас пока эта участь не коснулась. Но мысль, что уезжать мы будем с такими же чувствами меня пугала. Нужно принимать меры.
Кроме выпитого пива, из лагеря мы забрали бутылку вина. Все-таки представляли, что первый алко-заход одним пивом не закончится. Мы исследовали пляж с бутылкой какого-то полусладкого красного, но приятного на вкус. Медленно перебирая по крупной гальке, все делились своими первыми впечатлениями. Свежими и подогретыми спиртным.
— Как же здесь хорошо…! — растягивая фразу сказал приятель.
— Да, здесь просто прекрасно. Я бы осталась тут где-то на месяц. Потом нашла какую-нибудь крутую компанию, и они заставили бы остаться навсегда, — мечтательно говорила подруга, — может быть погрузилась в буддизм. Мне кажется, это место то, что нужно. Чистила бы карму после пьянок.
— Ага. Отпустила бы дреды, родила пару детей неизвестно от кого, каждый день напивалась и курила всякое, а потом вдруг осознала, что твоя мечтательная молодость уже прошла. И все. Чтобы полностью искупить карму придется перерождаться в трезвенника, — есть моментами во мне что-то такое кайфоломское, а может просто ревнивое.
Мои замечания задели подругу.
— Зато как бы она прошла. Слушай, хватит постоянно надумывать, учить меня чему-то. Понимаешь же, я не серьезно, а ты сказал будто считаешь, что я правда так сделаю. Знаешь, сделаю. Тебе назло!
— Не начинай, — конфликт был близко, я закрывал тему, — я несерьезно, должна понимать.
— Да ты всегда так. Лишь бы испортить настроение, поспорить, поучить чему-то.
— Хватит, никто не спорит. Вот лучшей выпей вина, — я протянул ей бутылку.
Самый лучший способ успокоить девушку — дать ей вина. Не зря же подобные цитаты постоянно светятся во всяких пабликах. Есть в этом что-то. Если же ваша девушка вообще не пьет — сочувствую. Я передал ей бутылку. Она сделала глоток и с обиженным видом пошла впереди.
— Семейные разборки! — прокомментировал ситуацию приятель.
— Да это еще не разборки, так, глупость и недопонимание.
Несколько минут мы шли молча. Каждый думал о чем-то своем. Подруга всем своим видом показывала, что думает какой я муд*к. Я же думал о море, солнце, иногда пробивающемся сквозь тучи, о том, как приятно прыгать с камня на камень, когда где-то наверху звучат приятные мелодии, в голове спиртное, и это еще так далеко от всего. От бытовых проблем, несмотря на сцены подруги, от серьезных планов на будущее, от скомканных чеков в карманах и кредитных карт. Далеко от цивилизации и всех ее негативных атрибутов.
Подруга остановилась. Она сказала что-то отстраненное, на подобии тех очевидных фраз, которые показывают, что конфликт исчерпан. Видно поняла, сейчас устраивать сцены еще рано. Калибр проблемы маловат.
— Мы уже далеко зашли, здесь людей почти нет. Может поднимемся на гору? — вот что-то такое она и сказала.
Никто не спорил, и мы начали подъем практически по отвесной стене высотой метров в десять. На ней висел кучерявый синий канат и небольшие, протоптанные ступеньки. Так что забрались быстро, но учитывая наше состояние непросто. Выпей еще несколько бутылок вина, тогда бы вместо удачного восхождения появились сломанные конечности.
Тучи становились светлее, пропуская больше солнечных лучей. Но далеко на горизонте все еще заходило что-то зловещее. Казалось, ночью будет буря. Наши тонкие, хлипкие палатки ее бы не выдержали. Но сейчас мы все еще думали о красоте этого далекого шторма.
Где-то час мы исследовали горные тропинки и сталкивались со странными персонажами. Какие-то люди, сидя на огромном дереве медитировали — пока нормально. Кто-то в кругу передавал бутылку с неизвестным содержимым коричневого цвета и приговаривал «Миша, аккуратнее, много не бери, это сильная штука» — уже интереснее. Некоторые обнаженные персонажи ставили какой-то сюрреалистичный спектакль или же у них был просто веселый трип, мы так и не поняли. В близкий контакт с местными мы не входили. Лишь наш гавайский полицейский всюду пробивал чего-нибудь. Но всегда получал отрицательный ответ, на который говорил свое коронное «Спасибо за информацию». Из-за этого я подумал, что может быть все и правда видели в нем какого-нибудь следователя из Анапы. Он, например, приехал сюда, чтобы закрыть план по преступности.
— В такой рубашке ты не добьешься своих коварных целей, — обратился я к нему, — причем как любовных, так и прочих. Выглядишь как типичный агент под прикрытием из восьмидесятых. Типо как тот толстый чувак из «Мачо и ботан».
— Да крутая рубашка, че ты пристал. Кому я здесь нужен?! Главное мне удобно, — так говорят все горе-любовники. Дело то не только в рубашке, но ее значимость недооценивать не стоит.
Мы приехали на несколько дней, и как-то негласно хотели увидеть и почувствовать как можно больше в ускоренном режиме. Такой режим не сочетался с внутренним состоянием, но цель была поставлена, соответственно приходилось много ходить, быстрее напиваться, а агент под прикрытием усерднее искал. Несмотря на заветы Джа о помощи ближнему (у этого миролюбивого божества должно же быть что-то подобное), ортодоксальных хиппи здесь пока не наблюдалось. Просто переводить добро или намекать на продажу никто не стал.
После всех неудачных поисков и горных экскурсий было решено пойти к стоянке и немного поспать перед ночной пьянкой. Мы спустились к морю и пошли к палаткам. Гуляя в этих краях задумываешься о хиппи и битниках, Берроузе и Керуаке. Хотя это так далеко от западного мира, причем как в территориальном смысле, так и в идеологическом, духовном. Лет тридцать назад, еще в советском союзе, сюда наверняка приезжали молодые люди, такие же как и мы. Хотя нет, скорее всего, совершенно другие. Они никогда не напивались до беспамятства, ничего такого. Просто гуляли, свежие и наивные, как дети. Взбираясь по старому можжевельнику сочиняли стихи. И мы, тоже дети, но другие, хотим попробовать все, постоянно ищем новые эмоции, но не наслаждаемся тем, что прямо сейчас перед глазами.
— Камни наверху, над обрывом, — сказал я, — почему они не срываются вниз?
— Наверное, еще не пришло их время, — ответила подруга, — с другой стороны и хорошо, что не срываются, иначе бы нас накрыло.
Мы вернулись к главному пляжу лагуны, а оттуда уже нашли тропинку к нашей стоянке. Коктейль — пиво, вино и лесная духота произвели должный эффект. Всех мгновенно отрубило, стоило только залезть в палатку. Сочетание спиртного подействовало отлично, правда не настолько, чтобы игнорировать сумасшедшие полчища мух. Сквозь сон нужно было стряхивать их с разных частей тела. Со стороны это напоминало припадок. Так я проспал несколько часов. Когда меня будил приятель, в лесу уже стемнело.
— Нужно пойти за дровами, — сказал он.
— Какими еще дровами? — пробубнил я сквозь сон.
— Для бани, мужик. Подумай, за какими дровами ходят в лес?! Костер делать будем.
— Это обязательно? Ночь уже, мы же ничего не найдем.
— А фонарь отцовский я зачем взял? Давай вот выпей вина и пойдем.
Вино немного привело меня в чувство.
Из темноты подключилась подруга:
— Давай вставай. Сосиски с хлебом на костре пожарим. Всегда тебя нужно уговаривать?!
Уговаривать меня не нужно. Я осознавал, как сильно вино с пивом повлияло на мое и так не идеальное состояние. Пришел к выводу, что неплохо. Поход за дровами становился тяжелым.
— Окей, встаю, встаю. Давай фонарик, пойдем уже.
— Фонарик один, и он будет у меня. Я свечу на ветки, ты их поднимаешь.
— Отлично. Все сделал прямо по законам жанра.
На споры сил у меня не было. Я просто топал за приятелем, который медленно перебирал в темноте. Свет его фонарика качался из стороны в сторону, но никаких дров не находил.
Мы поднимались вглубь леса. Под белый луч попадали только мелкие палки. Ломать ветки запрещалось, за такое, как сказали дикари можно и получить. Оказалось, природу хиппи любят больше, чем человека, хотя возможно это были хипстеры. В мрачнеющей ночи мы проходили через чьи-то лагеря, в которых виднелись темные силуэты людей. Они обсуждали Стивена Кинга, свои дневные похождения и эффекты от разных веществ.
Отдалившись от стоянок, перемешанные голоса стихали. Здесь абсолютный верх над пространством брал животный мир. Все что летало, ползало и прыгало, издавало свой особенный звук, иногда производивший пугающее впечатление. Несколько раз мы нарушили заветы самопровозглашенных егерей. Скрепя зубами и поломанными деревьями, мы оторвали пару сухих веток. Защитники природы — бросайте в нас камни. Может мы и правда муд*ки, которые зря сломали деревья?! Уверен, мнения разделятся.
Собрав внушительную кучу дров, мы вернулись на стоянку. Место для костра здесь уже было. Я поломал ветки и сложил их в огороженную камнями яму. Делал это с видом человека знающего, но сам, прямо скажем, развел бы костер, предварительно спалив все вокруг. Я все-таки больше был полностью приспособлен к веку информации, то есть не приспособлен ни к чему. Под кучу дров я подложил салфетки, затем поджег их. Костер медленно разгорался. Судя по всему, получилось неплохо.
На костре мы пожарили сосиски с хлебом и овощи. Ужин был довольно вкусный. Во многом из-за походной атмосферы, ну и еще хотелось нормальной еды и аппетитным показалось бы любое мало-мальски приятное блюдо. Но отмечу, в подобных случаях хвалите девушку, которая участвовала в готовке. Даже ярая феминистка оценит кулинарный комплимент.
К ночной пьянке мы готовились основательней. Из алкогольных запасов мы взяли еще три бутылки вина и сделали коктейль, до боли знакомый всем любителям палаточных путешествий. Коктейль назывался «Бодрая корова». Эта «корова» пришла на смену Ерофеевской «слезе комсомолки». Но я не уверен, что ее следует пить немедленно. Как говорил тот же Ерофеев «Жизнь одна, и прожить ее нужно так, чтобы не ошибиться в рецептах». Для того чтобы приготовить эту самую «корову» следовало:
В пустую пятилитровую бутылку вылить 0,5 или 0,7 водки. По настроению.
Добавить полтора литра минеральной газированной воды.
Ко всему прочему вылить туда банку сгущенки.
Все содержимое основательно засыпать тремя пакетиками растворимого кофе.
Интенсивно взболтать.
Получалась такая самопальная версия ликера «Бэллис». Вкусная и что было важнее, сильно опьяняющая. Почва для хорошего настроения создана. Мы отправлялись в громкую и бескрайнюю темную ночь, какая бывает лишь в таких далеких местах.
3
Теперь перед нами раскинулся ночной пляж. Тучи ушли, стали видны огромные звезды, но далекая морская буря все еще медленно приближалась. В нескольких километрах от берега, где-то на горизонте, молнии, прямо как капли сильного дождя падали в воду. Выглядело все зловеще.
Какой-то напившийся дикарь кричал:
— ГОТОВЬТЕСЬ! ИДЕТ П*ЗДЕЦ!
Я еще раз вспомнил, что к п*здецу наши палатки не готовы. Как всегда, надеялись, что он пройдет мимо нас.
Людей ночью стало заметно больше. Все разбились по небольшим компаниям, кто-то сидел у костра. Больше всего было парочек у берега. Своими ногами они рисовали круги в воде, светящейся от планктона. Зрелище было прекрасное. Пляж сверкал. Под водой переливался планктон, в небе ярко горели белые звезды, а вдали, сверкающие молнии учащенно падали в море. Больше краски в этот праздник природного света добавлял красный пепел от костра, летающий по пляжу.
На камнях мы расстелили клетчатый шарф подруги, и сели пить.
По берегу почти ровным строем шла группа парней. Они просили всех помочь. Нужно было перенести какое-то бревно для костра. Набрав внушительную команду человек из десяти куда-то исчезли.
Рядом с нами прошла молодая семья. Дредастая девушка несла в руках ребенка, а дредастый отец семейства подошел к нам.
— Доброе утро! Ребята, а угостите алкоголем? — сказал он.
Спиртное в нас отказать молодому отцу просто не могло.
— Конечно держи, чувак, — сказал ему приятель, протягивая бутылку вина.
Тот сделал несколько глотков.
— Спасибо огромное! — он пожал нам руку и пошел догонять свою семью. Приятель так и не успел задать традиционный вопрос.
Фразу «Доброе утро» здесь говорили с поводом и без. Днем и ночью, независимо от обстоятельств. Это был такой условный код свой/чужой, хотя здесь все становились своими через несколько секунд знакомства. На то настраивала атмосфера тотальной свободы. Была она такая на самом деле или это просто обманчивое впечатление, которое не хотелось нарушать, мы пока не знали. Но совсем терять бдительность не стоило. Так подумал я, и на всякий случай держал все ценные вещи в черной кассирке «Travel», висящей на груди. Там у меня были ключи от квартиры, паспорт, телефон, кошелек, презервативы и стремительно исчезающие сигареты. Презервативы стремительно исчезать пока не собирались.
— Давайте к кому-нибудь подсядем? — уговаривала подруга.
— Еще рано, мы пока трезвые, тем более алкоголя у нас не так много, чтобы сразу садиться к большой компании, — стадия новых знакомств для меня была в половине бутылки вина, и нескольких стаканах «Бодрой коровы».
— Согласен, давайте допьем вино, начнем «корову», и с половиной пятишки потом подсядем, — поддержал приятель.
Подруга сдалась, но я знал, ненадолго. Нужно было быстрее напиваться. Трезвый я категорически не иду на сближение с незнакомцами, все это выглядит крайне неловко и неестественно.
— Раз, два, тянем. Раз, два, тянем. Раз, два, тянем, — разносился по пляжу командный счет парней. Они тащили огромное бревно.
В темноте их было не разглядеть, но по громкому счету и крикам, мы поняли, что коряга оказалась тяжелой. Вспомнив, какая толпа ушла за ней, размеры представлялись сложно.
Когда их силуэты уже подползали к костру, мы увидели это увесистое бревно. Казалось, они срубили целое дерево и запасались дровами на неделю. Но все было не так прагматично. Толпа мужиков просто кинула семиметровое, широченное дерево прямо в небольшой костер. Судя по неудовлетворенным возгласам, их ожидания не оправдались. Костер почти потух, и стал медленно опаливать дерево.
— Спасибо, мужики. Как разгорится подходите обязательно, — сказал командир разочарованной бригады.
Костер не разгорелся. Мужики не подошли. Первая бутылка вина закончилась. Остальными двумя мы хотели добивать. Пока перешли на самопальный «Бэллис».
«Секс и рок-н-ролл, старый Ибанез, мой друг вчера умер, а сегодня воскрес!» — доносилась от костра песня из разряда «Сто лучших композиций под гитару».
— А может и не воскрес твой друг?! — подумал я. — Может тебя просто не отпустило?! Тело твоего друга валяется где-нибудь в лесу, а ты тут песни поешь, думая, он воскрес.
Сердитый и недостаточно пьяный, я почему-то размышлял о странных вещах, хотя следовало как всегда наслаждаться моментом.
Причину этого пассивно-агрессивного состояния мне еще предстояло найти.
Мы закурили и пошли к компании, сидящей около тлеющего костра. Огромное бревно накрыло его, не давая дышать, а костер все еще боролся за право на существование. Он мечтал ярко гореть, радовать окружающих. Народ этот думал помочь ему, всячески передвигая бревно, но получалось только хуже. Костер гас. Изначально затея была в его пользу, толпа хотела, чтобы он стал еще больше, принесла ему пищу. В итоге мы увидели очередное подтверждение мысли «хотел, как лучше, а получилось …». Иногда вообще не стоит лезть со своей помощью.
Какой-то парень в черной толстовке и с гитарой наперевес явно был центром внимания. Он ничего не пел, гитара просто висела на нем, а люди сидели полукругом напротив. Возле тлеющего костра было человек десять. Почти все пьяные, и жаждущие смены настроения.
— А давай ты поиграешь что-нибудь? — спросила у меня подруга, явно привлекая внимание сидящих.
— Пока не хочу, я еще трезвый.
— Да давай, ты же хорошо играешь, — она настаивала.
На самом деле играл я хреново, и правда был недостаточно пьян.
Каким-то неуверенным кивком я донес до нее, что желания брать гитару сейчас категорически нет. Томно вздохнув, запел парень с гитарой. Песню мало кто знал.
— А давай Alai Oli! — запросила подруга, едва парень допел.
— Будет и Alai Oli! Только дайте выпить, — сказал парень.
Он выпил, затем спел какую-то песню Alai Oli, а дальше «Я солдат» группы 5'nizza. Здесь народ уже во всю подпевал, ибо парень пошел по классике. Это беспроигрышная история. Песни, которые знают все, зайдут практически в любом настроении. Все больше людей подтягивалось к костру, все-таки исполнялись классические народные песни поколения миллениалов, как сейчас говорят. Парень вошел в кураж «Ямайка», «Сон», «Ты кидал». Здесь уже многие пустили свои туловища в безудержный пляс.
«Особые лекарства меня не прут... Вот!» — кричал, по-моему, уже весь пляж. Казалось, даже костер разгорелся, а мрачная гроза исчезла с горизонта. Я сидел на камне, допивал «корову» и двигался в такт, иногда засматриваясь на огромные звезды. Кульминацией этого кавер-концерта стала «Весна». Парень пел отлично, и здесь уже было что-то общее между всеми, все были в одном настроении, и чувствовали одно и тоже. Этот совершенно незнакомый никому парень смог объединить совершенно незнакомых людей в одно целое. Я всегда с приятной завистью наблюдал за такими людьми, и жалел, что такой магической способности у меня нет.
Он допел «Весну», попрощался, и ушел спать. Никто не хотел его отпускать, вокруг костра уже сидело вдове больше людей. Из темноты кричали:
— Иди сюда, покури, только не уходи!
— Чувак, я тебе выпить дам, ты куда?!
— Не, ну так вообще делается?!
— Да ладно, пусть идет, устал парень, — крикнул лысый мужик с бородой, — у нас тут под боком еще звезда есть.
Парень с гитарой ушел, нарушив атмосферу единства.
— Сейчас приведем вам главного творца третьей лагуны, а может даже всего побережья, — заявлял лысый мужик. — Где Артур, кто-нибудь знает?
— Артур в палатке спит, еще со вчерашней ночи не отошел, — сказал кто-то из толпы.
— Сейчас приведем...
Лысый взял какого-то парня, и они отправились за Артуром.
— Давай ты сыграешь, если гитару найдем? — уговаривала меня подруга.
— Посмотрим. Я ж плохо играю. Если напьюсь, но буду в состоянии, может что-нибудь побрынчу.
Отсутствие лидера разбило толпу на небольшие группы. Все сидели, болтая о чем-то своем. Наша троица молча наблюдала за всеми. Вдруг я заметил, что лысый с каким-то парнем тащат, скорее всего, того самого Артура. При чем идут они не к костру, а обходя его. Они отошли от нас метров на двадцать и усадили его на большой камень. Совершив нехитрые процедуры по приведению Артура в чувство, напевая что-то невнятное, апостолы привели мессию к нашему костру.
— Ребята, знакомьтесь, это Артур, — раскатисто сказал лысый. — Это самый талантливый человек в этом месте. Счастье для вас, что мы его сюда вытащили!
Артур и правда выглядел творцом. Он был похож на стереотипного француза с длинным носом, хотя наверняка был каким-нибудь армянином из Анапы. На нем был темный берет, футболка «Hard Rock Cafe Bangkok», клетчатые шорты и разумеется гитара на шее.
Артур буквально упал перед всеми. Он едва стоял на ногах.
— Ну давай, Артур что-нибудь такое... Заведи народ, как ты можешь! — подбадривал его лысый.
— Щас все будет. Ты ж меня знаешь, — это были первые слова, произнесенные главным творцом побережья.
Наступила длинная пауза. Артур томно, словно рок-звезда, поправил гитару, сделал какой-то перебор для вида, и начал:
— Вороны москвички... — отмечу голос был просто в хлам пьяный, но тембр творца пронзительный, — ... меня разбудили. Промокшие спички... надежду убили.
Он делал долгую паузу после каждой фразы, судя по всему, никакие процедуры не привели его в чувство.
— КОРАБЛИ В МОЕЙ ГАВАНИ ЖЕЧЬ! НЕ ВЗЛЕТИМ ТАК ПОПЛАВАЕМ! — едва он допел припев, его голова рухнула на гитару.
— Красавчик, Артур! Ладно, давай тебя отведем обратно, — хлопая сказал лысый мужик. Наверное, он был самым преданным фанатом.
Главная звезда побережья сегодня оказалась не в духе. Сказался избыток локальной славы.
— Как же все-таки это прекрасно, — радость подруги росла.
— Прекрасно, что чувак напился и не в состоянии допеть, хотя он главный творец побережья?! Вот такие теперь творцы. Хотя, может он просто под Лепса косит, — это все я сказал как-то резко и непроизвольно.
— Да при чем тут он?! Прекрасно, что мы здесь. Вот скажи, почему нельзя просто наслаждаться и не критиковать все вокруг?! Зачем ты сюда ехал, если постоянно свои замечания вставляешь?
Сидящие рядом невольно вслушивались.
— Я никого не критиковал. Почему ты на это так внимание обращаешь?! Ехал я сюда потому что не мог дальше заниматься одним и тем же, нужно было переключиться, найти вдохновение какое-то, стимул... Я тебе говорил, — я сказал правду, но прозвучало все как неуверенное оправдание, хотя может так и было на самом деле.
— Пойми, просто всегда, как ты говоришь какое-нибудь едкое замечание, для тебя только оно правильное, и ты навязываешь это, учишь всех, что только так и нужно думать. Ты не слышишь других людей. Я же тебя знаю. Ладно, хватит. Я не хочу сейчас говорить об этом. Все. Пожалуйста, не порти вечер, — она взяла свою белую хлопковую сумку и ушла от костра.
Я испытал очень неловкое чувство, хотя и был уже немного пьян. Все делали вид, будто не обратили внимание, но понятно, что незамеченным это не осталось. Я не знал, что делать. Догнать ее и извиниться, хотя за что?! Или дать время, чтобы она успокоилась?!
— Вот только не беги сейчас за ней, — приятель уже сделал выбор за меня, — хреново, что в сумке у нее еще две бутылки вина, но зато у нас осталась «корова».
И то верно. Нужно переключиться. Рядом сидели две девушки. Они явно слышали тот разговор и, наверное, подумали, что случилась какая-нибудь бытовая ссора. Переключаться именно на них было не лучшей идеей, но это я и сделал.
— А вам как выступление творца? — я спросил у обеих, но смотрел на более симпатичную.
— Ох. На самом деле вы бы видел, какой вечер он сделал вчера. Это было так лампово. Он правда талантливый парень, но сегодня перебрал, — она сказала это нам с приятелем, но смотрела на меня.
Приятель оживился. Разговор с девицами пошел сразу легко и в нужное русло. Девушки занимали две приятные крайности, они были милые и сильно пьяные. Мы же с приятелем находились где-то посередине. Оказалось, что их зовут Аня и Маша, они из Москвы, на прошлой неделе записались волонтерами в штаб Навального. Здесь впервые и обязательно приедут в следующем году, живут на второй лагуне, потому что, по рассказам друзей на третьей слишком много пьют, по факту также. Под местными раскатистыми можжевельниками живут уже третий день, а послезавтра уезжают обратно.
— А кто-нибудь из вас играет на гитаре? — спросила Аня.
— Немного умею. Но все творцы ушли, гитары я здесь что-то не вижу, — ответил я.
— Это вообще не проблема, через пару минут обязательно найдется. Тогда ты сыграешь для нас что-нибудь веселое.
— С радостью сыграю для вас, только что-нибудь грустное. Radiohead, Placebo там, Foals, что-нибудь такое. Веселое у меня плохо получается.
— Ну нет. Веселое нужно. Значит, как можешь сыграешь. Уверена, мы не заметим.
Гитара и правда нашлась довольно быстро. Зато пропала «корова». Кто-то стащил ее у нас или сама закончилась, мы так и не поняли. Может улетела на синее небо.
К костру подошла компания тех панков, которых мы застали днем за разборками. Наше первое впечатление оказалось обманчивым, панки были добродушные. Они сразу же предложили всем водку.
— Ребят, предложение. У нас есть водка, но нечем запить. Кто-нибудь может исправить положение? — весело зачитал парень с зелеными волосами.
— У нас есть сок, но он в палатке, — приятель решил помочь неформалам с соком, а заодно себе с водкой.
— Отлично, чувак. Тогда тащите. Слушай, крутая у тебя рубашка.
— Ну хоть кто-то оценил, спасибо. А водки у вас много? Просто нам нужно знать сколько сока тащить.
— Тащите весь, водка вообще не проблема.
И вот мы с приятелем, спотыкаясь об огромные камни пытаемся найти нашу палатку в совершенно непроглядной тьме. В этот раз даже отцовский фонарик не спас.
— Ты вообще помнишь откуда мы выходили на пляж? — зачем-то спрашивал я, зная, что ответ будет отрицательный.
— Ну откуда-то ж мы вышли, — ответ приятеля оказался интересным.
Мы бродили так минут двадцать, а потом пришли к мысли, которая ускорила поиски.
— Тебе Аня понравилась? — спросил приятель.
— Ну да, милая такая, сейчас еще на гитарке пару песен сыграю, потом уже ближе пообщаемся.
— Я тебя понял. Оно и хорошо, потому что пока ты пассивно клеишься к Ане, я уже во всю нашел подход к Маше. Так что мне даже гитарка не понадобится, —гордость во всю звучала в этой фразе.
— Знаешь, сейчас будет обидно, если мы вернемся, а там уже эти панки во всю песни на гитарках играют и подход нашли, пока мы тут за соком ходим.
— Обиднее будет, если водки у них не было, а девиц и других найдем, это не проблема, — приятель выдавал все более интересные ответы, — но все же палатку лучше побыстрее найти.
4
В поисках палаток мы заходили в какие-то лагеря и покушались на чужое имущество. Кромешная темнота и опьянение усложняли задачу, мысль, что отобьют девиц, если мы промедлим, не спасла. Мы бродили где-то полчаса в напряженных поисках. Забавно, что некоторые места казались до боли знакомыми. Было обманчивое чувство, что вот-вот и мы найдем нашу спасительную стоянку. Так бывает в лесах, они похожи друг на друга, и кажется, ты уже где-то видел это место, просто не можешь вспомнить где, прямо как лицо какого-нибудь встречного, которое безуспешно пытаешься узнать. Яркие звезды над головой только подтверждали это чувство вездесущей знакомости.
Потеряв всякую надежду найти сок, мы возвращались на пляж.
— Чувак, по-моему, это тот самый поворот к нашей стоянке, — сказал приятель, когда мы уже почти подошли к пляжу.
— Ты уверен? Мы сто раз тут проходили еще полчаса назад.
— Да, я уже все вижу.
И правда, его фонарик светил на мою светло-зеленую палатку. Наша стоянка находилась в нескольких шагах от пляжа, а мы не заметили поворот к ней и ушли вглубь леса. Наглядное подтверждение банальной, но достоверной истины.
Мы взяли два литра апельсинового сока и ускоренно двинулись к костру. Наша мысль подтвердилась. Панки уже во всю обжимались с девицами.
— Ну ребят, вас только за смертью посылать, — зеленоволосый оригинальничал.
— Да мы вспомнили, что у нас сок закончился, ходили у других искали, — непонятно оправдался приятель, — у вас хоть водка осталась?
— Не парься, еще две бутылки.
У костра сидела та же толпа. Один из панков играл что-то для себя. Его мало кто замечал. Мы начали активно пить и общаться с девицами, наплевав на близость панков.
— Не скучали? — спросил я.
— Да так, ты кстати, обещал сыграть нам что-то веселое, — напомнила Аня.
— Сыграю, если дадут гитару.
— Дадим, сейчас только Вадик «Старый дом» доиграет, — сказал зеленоволосый.
Оказывается, Вадик играл КиШ’а. Понять сходу было сложно.
— Че там, кому гитару дать?! — доиграв, спросил Вадик.
Я взял расстроенную гитару. Настраивать ее без тюнера я не умел, на телефоне приложения не было. Для вида я подтянул некоторые струны. Звучало еще хуже. Напомню, играл я плохо. Чтобы хорошо играть нужен хороший слух, а если у тебя хороший слух, то твоя же плохая игра будет тебя доводить, пока учишься. Слух у меня средний, и играл я средне.
Из веселых песен, первой в голову пришла «Наше лето». Ее все знали, но играть Стрыкало рядом с панками, тем более после КиШ’а было не самой лучшей идеей. Все же девиц нужно было отбивать.
И вот я играю «Наше лето». Девицы улыбаются и подпевают. Зеленоволосый хмуро закуривает. Я поглядываю на двух других панков и понимаю, что им вроде как заходит. Кроме того, заходит и народу вокруг костра. Все садятся ближе. Играю я ужасно, но народу наплевать. Как это часто бывает, публика не замечает всяких дефектов. Все поют.
— Яхта, парус, в этом мире только мы одни, — подпевает бородач, приводивший творца побережья, — Ялта, август, и мы с тобою влюблены!
Но как бы все дружно не пели, ситуацию это не меняло, панки все еще обжимались с девицами. «Наше лето» закончилось.
— Очень круто, — сказала Аня, — давай еще Стрыкало.
— Да какой Стрыкало?! Давай что-нибудь нормальное, — протестовал зеленоволосый.
Я уже был достаточно пьян, и хотел назло идти против него, ну и отбить Аню, само собой. Ни о каком прямом конфликте речи не шло, планировалось сыграть еще несколько песен Стрыкало.
— Кап-кап слезки на платье из ситца, и пусть сегодня он мне не снится, — начал я.
— И пусть не ходит рядом, не ищет взглядом, — подхватили вокруг.
— Это опять Стрыкало что-ли?! — спросил зеленоволосый у другого панка.
— Ну вроде, братан, я ж в этом не разбираюсь — подпевая ответил тот.
— Бл*, ну я же попросил что-нибудь нормальное, — зеленоволосый уже обратился ко мне.
— Да нормальная песня, че ты возникаешь, — бородач встал на защиту Стрыкало.
— Х*йня какая-то. Давай гитару или сыграй нормальную музыку.
— А что для тебя нормальная музыка? — спросил я.
— Сектор Газа давай, Тараканов там, ну ты же понимаешь, народные такие вещи.
— Ну значит у нас разные музыкальные вкусы.
— Значит х*евые у тебя музыкальные вкусы, дружище.
— Сказал человек, слушающий «Сектор Газа».
Наступила пауза, которая пролетает мгновенно, но внутри ощущается как долгое и неизвестное ожидание. Затем начались типичные терки. Их я совсем не хотел здесь видеть. Тем более не хотел в них участвовать. Выглядело все по законам жанра, началось с классической фразы «Ты выйти может хочешь?».
— А стоит? — алкоголь во мне говорил это с максимально грозной интонацией. По факту же выглядело, будто я вообще не понимаю, что происходит.
— Ну конечно. Это же проверенный веками способ. Все сразу на свои места ставит.
Именно с этой фразой поспорить было сложно.
— Хватит до*бываться до парня. Нормально сидим, че ты начинаешь?! — лысый уже становился на мою защиту.
— Чувак, если что у меня шокер есть, не парься, — тихо и уверенно сказал мне приятель.
Особо я и не парился, парень с зелеными волосами страха не внушал. Сейчас он перекинулся на лысого бородача, и возвращаться ко мне не собирался. Бородач сразу задал свой вектор разборок.
— Музыка не нравится только тебе, поэтому сиди молча, либо п*здуй отсюда. Нех*й вечер портить! — сказал бородач.
Лысый в белой майке алкоголичке казался теперь эдаким Джоном МакКлейном из «Крепкого Орешка», только спасал он вечера на третьей лагуне. У него на поясе висел небольшой топор, который вместе с опьянением нашего защитника насторожил не только зеленоволосого, но и всю панк-тусовку. Ребята явно не захотели молча сидеть и выбрали второй вариант.
— Вы с нами пойдете или как? — уходя спросили они у девиц.
— Да мы, наверное, еще здесь посидим, — девицы неуверенно сливали разочарованных любителей Сектора Газа.
— Молодцы, девчонки, правильно, — выпивая сказал лысый защитник.
Панки ушли вместе с гитарой. Песен больше не было. Все снова разбились в небольшие компании и болтали о чем-то своем. Неприятный конфликт испарил атмосферу единства, безответственности и наслаждения. Все машинально выпивали, смотрели на звезды и словно по сценарию говорили что-то, во что у меня не было желания вслушиваться.
Лысый теперь подсел к нам. Приятель перекинулся с ним фразами из разряда «Мы из Ростова, в первый раз здесь, а ты откуда?». Мужик все принял к сведению, а затем рассказал истории из жизни. Он говорил, что развелся с женой, что две недели назад на Донбасе у него умер брат, и какой-то друг вытащил его сюда, чтобы тот совсем не загнулся. Он производил впечатление такого типичного русского мужика под сорок, у которого жизнь пошла в абсолютный разрез со всеми мыслями и планами.
— Понимаешь, я получаю простые удовольствия от жизни, — говорил он приятелю, — я обойдусь без тачки крутой или вискаря какого-нибудь. Я не гонюсь за этим. Просто хочу жить нормально. Вот на море ездить каждый год, ребенка воспитывать. Сын сейчас с женой, а она не дает мне с ним видеться. Не хочет, чтобы таким же вырос.
Пока он рассказывал эти истории я погружался в алкогольные рефлексии. Они бывают, когда состояние безграничного счастья уже прошло и вряд ли повторится. На горизонте был только глубокий сон, который заканчивался похмельем. Девицы не шли на контакт, видимо протрезвели или передумали. Одно не отменяет другого.
— Слушай, а ты не мент случайно? — спросил лысый у приятеля.
— Ну вообще да, младший лейтенант, — в пьяном состоянии приятель особенно любил выдавать свои мечты за реальность.
— Вот по тебе почему-то сразу видно. Не в обиду.
— Да нормально все. Часто говорят.
— А че сюда приехал? Обычные курорты за*бали?
— Вот да, захотелось чего-то нового. На обычных курортах все равно отдых какой-то не такой. Друг сюда позвал, а я думаю че нет?! Дешевле даже будет, — он отвечал максимально серьезно, лысый даже поверил, но я еле сдерживал смех.
В какой-то момент я заметил огромную компанию, человек двадцать. С песнями и барабанами они приближались к нашему костру. В их перемешанных криках я услышал пьяный смех подруги. Я чаще замечал, когда она безудержно веселилась, я уже хотел прыгать со скалы. Сейчас состояние было похожее. Причины этого губительного контраста я все еще не нашел. Контраст был не только в нас с подругой, а в двух компаниях. Они— пьяные и счастливые, выкрикивали непонятные звуки, пели, танцевали, целовались и наслаждались моментом. И мы — тихо сидели возле костра, без какого-то единства, с удрученными лицами и тяжелыми паузами. Больше контраста добавлял бородач с рассказами о тяжелой судьбе русского мужика. Но наш костер был для них маяком, в котором нужно было разжечь больше света и привлечь больше эмоций.
5
— Народ, а че это мы грустим? — спросил кто-то из их компании.
— А кто грустит?! — лысый возмутился. — У нас небольшая передышка. Я здесь слежу за настроением. Все под контролем!
— Вот это правильно. Давайте пить!
И все выпили. Они принесли противное красное вино в бутылках в форме виноградной лозы. Кто-то из толпы сказал, купить такое можно прямо здесь, на лагуне, за 150 рублей. Стоит культурно разбудить Валеру, который спит в каком-то большом зеленом тенте, и он все организует.
— Мы все про*бали, ребят. Вавилон уже и сюда добрался. Магазин на третьей лагуне. Мрак… — сказал какой-то дредастый парень и сделал глоток того противного вина.
Для коренных обитателей Вавилон был цивилизацией, от которой они сбежали. От условностей в виде денег, места в обществе, классовых привилегий. И когда длинная рука капитализма дотянулась сюда, многие возмущались, но меры принимать не стали.
— Я в следующем году уже не приеду. Потеряло это место ту ох*енную атмосферу, — говорили многие «старики», — вы бы оказались здесь лет десять назад. Вот это были лагуны. Сказка просто!
Они говорили, проблема не только в магазине. Вавилон наступал со всех сторон. Толпы ничего не знающих туристов ломились в заповедник, привозя тонны неубранного мусора, пьяные разборки и ту самую длинную руку капитализма. Говорили, власти тоже активно пользуются местной свободой.
— Пару недель назад приехали два мужика. Такие коренастые, здоровые, не сказать что прям мажоры, но палатки у них были приличные, — рассказывал кто-то из толпы. — Тусовались дня два, бухали со всеми. Потом прибились к компании молодых каких-то, накурили их, и сразу же увезли. Вот и думайте. Зэков еще постоянно ищут, а те на самом деле прячутся тут. А че им не прятаться, если народу полно, все херню творят, а если кипиш какой, так сразу в лес съ*бутся.
Первые впечатления оказались наивными, радужными. Реальность, как всегда, была печальнее. Но у этого места должна открыться обратная сторона. Оно не могло оказаться таким идеальным, киношным. Впрочем, на данный момент плюсы перевешивали, я был достаточно пьян, атмосфера все еще чувствовалась. Ощущение той самой свободы неуловимо витало в воздухе.
Разговоры о настигающем Вавилоне быстро забылись. Большая компания принесла настроение. Вокруг пели, плясали в красной тьме костра, пили противное вино и были счастливы.
Подруга наконец заметила, что мы с приятелем сидим в этой же компании. Она подсела к нам.
— Вы оказывается еще здесь. Я, кстати, нашла друзей, до которых мы не дошли. Они были возле синего каната. Мы по нему днем поднимались, помните? Четвертая лагуна там начинается.
— Будем знать. Ну мы то все равно стоянку шикарную нашли, какая уже разница, — приятель был изрядно пьян, его язык заплетался.
— Как вы тут вообще? Весело?
— Пока тебя не было панки пытались рамсы устроить, — рассказывал приятель, — но вон тот лысый мужик все разрулил.
— О боже, из-за чего?!
— Им не понравились песни Стрыкало, — он посмотрел на меня.
— Ничего себе, ты на гитаре играл что-ли?!
— Две песни сыграл. Девицы уговорили, — я забыл, что эти самые девицы сидели рядом со мной.
— Я тебя поняла, давай тогда еще что-нибудь сыграешь, у ребят здесь где-то была гитара.
— Давай потом. Пока и без гитары весело.
— «Девицы» какое прикольное слово, — неожиданно для меня сказала Аня, — ты всех девушек так называешь?
— Вот многие обращают внимание. Это привычка у меня такая, я на самом деле так и не разобрался почему постоянно его говорю. Но слово мне нравится. Да и не обидное вроде же.
— Ага, классное такое, мне тоже нравится. Слушайте, а вы вдвоем не встречаетесь случайно?!
— Мы специально не встречаемся, — улыбнувшись сказала подруга. — Раньше встречались, потом поняли, что лучше быть просто друзьями, вот уже года полтора дружим.
— Кайф, это очень мило, что вы вместе даже после отношений. Мы с бывшим тоже пробовали, но не сложилось. Он постоянно ревновал, а я решила не мучить его. Перестали общаться где-то через месяц после этого.
— У нас бывают иногда ссоры. Но пока все вроде нормально, — подруга посмотрела на меня. Я натянуто улыбнулся.
Вся проблема была в том, что эти года полтора с ней я чувствовал себя на американских горках, хотя следовало сходить в тир и найти новую мишень. Мое настроение постоянно менялось из-за нее. То я ощущал окутывающую влюбленность, которую не хотел терять, и вряд ли бы нашел снова, то крайнюю ненависть и отвращение. Были моменты, когда я неосознанно считал, что могу на нее влиять, что она должна вести себя, как мне кажется правильным. Я ненавидел себя в такие моменты. Нельзя управлять человеком, навязывать свое мнение, даже если кажется, что любишь его. Но я не исправлялся, я признавал за собой ошибки, чтобы совершать их снова.
Пока мы сидели, подруга быстро сдружилась с Аней. Они пили, смеялись и постоянно находили какие-то общие интересы. Аня рассказывала, что любит Animal ДжаZ, работает в Рокетбанке, а волонтером в штаб Навального пошла по-большей части из-за мерча.
— Нет, конечно, я поддерживаю его позицию, на митинги даже ходила. — говорила она немного оправдываясь.
Затем лысый бородач предложил пойти будить того самого Валеру из магазина:
— Народ, кто в магаз пойдет? Мы хотим вина взять, идемте с нами.
Подруга с Аней радостно поддержали идею. Они вскочили, обнимаясь, и также в обнимку чуть было не рухнули. В этот момент я заметил, что гавайский лейтенант бесследно пропал, судя по всему со второй девицей, приятельницей Ани.
Мы выдвинулись небольшой компанией. По дороге все орали «Мое сердце» Сплина.
— Доброе утро! — крикнули девицы, когда мы подошли к большому зеленому тенту.
— Так, девочки, давайте-ка потише. А то сейчас еще Валерчик всех нах*й пошлет, — успокаивал лысый.
Девочки совет приняли, но пели Alai Oli.
— Доброе утро, — хмуро произнес Валерчик, вылезая из тента.
— Братиш, вытащи, пожалуйста две бутылки водки, и три вина, — сказал лысый.
— А давайте еще две бутылки вина и… А кола у вас есть? — спросила Аня.
— Есть. 100 рублей литр.
— Давайте тогда и колу еще. Я сама заплачу.
— Держи сотку, я тоже вино хочу, давай вместе пить? — протягивая Ане мятую купюру предложила подруга.
— Давай, конечно. Только не надо денег, ты не парься.
Подруга пошатнулась, и засунула сотку в белую хлопковую сумку Ани.
— Ничего себе, у нас с тобой одинаковые сумки, — восторженно крикнула подруга.
— У тебя тоже с Бродским?!
— У меня с лого «Циферблата», но вообще точно такая же.
Девицы громко поразились совпадению. Каждая рассказывала, как ей эта сумка досталась. В это время вышел Валера с пакетом заказов. Он прервал увлекательные истории девиц.
Толпа взяла необходимое топливо и двинулась обратно к костру. Новоиспеченные подружки продолжили орать песни Alai Oli.
— Зачем ты под черного легла?! — кричали они, уходя с тропинки и падая в кусты.
— Весело уже девченкам, — подметил лысый.
— Надо и нам не отставать, — сказал какой-то дредастый парень и сделал долгий глоток вина.
Когда мы вернулись, народ играл на барабанах и на той странной штуке, в форме летающей тарелки, название которой мало кто знает. Иногда кто-то в такт выкрикивал непонятные звуки, отдающие древними, животными инстинктами.
Неожиданно подруга легла мне на плечо. Пролежала так пару секунд, а затем резко отдернулась, видно осознав, что это я. Стеклянным взглядом она посмотрела на меня и перелегла на плечо того дредастого парня, который ходил с нами. Он сидел по другую руку от нее. Должно быть со стороны это выглядело забавно, но меня взбесило. Я схватил бутылку вина, валявшуюся у нее под ногами и пошел к морю.
До чего женщины любвеобильны. Они стараются в любой удобный момент установить сердечные отношения, им тяжело в мире, лишенном эмоций, иначе им становится скучно, они чахнут. В какой-то момент, одни эмоции перестают быть столь яркими, затухают, нужно искать новые, красочные, с новой цветовой палитрой, новыми гранями. Она думает, синий ей надоел, теперь ей вдруг понравился другой цвет, ведь это же целый мир новых оттенков. И никакая «Ласка» с эффектом восстановления не поможет, даже если синий станет снова сияющим и ярким, ее все равно будет привлекать желтый или вообще черный, потому что это же что-то новое, неизвестное. Наверняка, эта же ситуация работает и в обратном случае. Но мужчина редко выбирает новый любимый цвет, он вообще о цветах не думает. Да, он может примерить зеленую или бордовую футболку, потому что она вдруг понравилась ему на вешалке в H&M. Возможно, в отрыве от вешалки в H&M эта футболка будет смотреться глупо и нелепо и его любимым цветом все равно останется синий. Женщина постоянно будет искать романтику там, где ее нет. В этом их слабость и причина большинства неприятностей.
В голове укрепился вопрос почему я все еще ревную «подругу» ?! Вот так сидя на камнях возле моря, с противным вином, я искал ответ. Он нашелся быстро, наверное, я и так его знал, просто не проговаривал — не хотел отпускать это чувство постоянного влечения к ней, не хотел отпускать ее. Даже когда мы окончательно расстались, и я был с другими девицами, это все выглядело как-то искусственно, подстроено. А потом я снова был с ней, когда она несла глупости, я их не замечал, для меня ее слова часто казались вдумчивыми, правильными, а сама она милой и невинной. Вот так, полгода я стоял на месте. С сомнениями и разочарованиями я не делал ни одного шага.
Сейчас все менялось. Раньше я никогда не замечал ее с другими. Я хотел помешать этому, но что будет потом? Станет только хуже. Она устроит истерику, и в итоге все равно добьется чего хотела. Странно вот так ощущать, что жизнь меняется: сидишь возле моря, пьешь, ничего особенного не делаешь, а внутри все переворачивается. Ты понимаешь, что именно сейчас все нужно менять. Дальше будет хуже.
Я допивал вино, как заметил, что от костра летящей пьяной походкой приближается гавайский лейтенант.
— Ну и че ты тут один пьешь?
— Не поверишь, появилось резкое желание выпить вот так, наедине со вселенной.
— Как все запущенно… Я так понял из-за подруги?! Она там с каким-то типом обжимается. Хочешь пойдем ему пропишем пару раз?
— А смысл? Да забей. Херня это все. Лучше скажи, как там у тебя успехи.
— Ну как тебе сказать, уже минус два из шести, — второй раз за вечер я слышал от него какую-то искреннюю гордость.
— Чего?! Ты про резину что-ли?
— Ну а про что еще?!
— Че ж тогда сразу не шесть из шести? Если в таких категориях меришь.
— Да я бухать захотел. Ты за меня не переживай, ночь длинная. Сам то че Аню одну оставил?
— Одну?! Видел какая там толпа?
— Тебя в этой толпе я не вижу. Давай мне это вино хреновое и пойдем.
Когда мы подходили обратно, музыка стихла. Возле костра началась непонятная суета. Все смотрели на гальку вокруг, будто искали пропажу.
— Че случилось? — спросил приятель у лысого.
— Девочка сумку потеряла. С паспортом, деньгами и обратными билетами.
— Там еще фотоаппарат зеркальный был. Сумка такая с Бродским. Вы не видели случайно? — нервно сказала Аня.
— Да вроде не видели.
— Так, пацаны, тут серьезное дело. Нормально скажите, видели или нет? —лысый уже напился.
— Мы поняли, говорим же не видели.
— Ладно, народ, давайте так, сейчас разделимся и поищем. Ты где была с ней? Помнишь?
— Ну в магазин же мы ходили, потом вернулись, по-моему, она еще со мной была, но это не точно. Здесь по пляжу гуляла. Дальше никуда.
— Смотрите, мы с тобой к магазину давай вернемся, на всякий случай, остальные здесь по берегу поищите. Ищите белую такую сумку с этим…
— С Бродским.
— … с Бродским.
— Так вот она! — крикнул приятель, поднимая сумку возле подруги.
— Это моя, у нас с ней одинаковые были.
— Вот точно такую же ищите, — уточнил лысый.
6
Народ разошелся по пляжу, освещая все вокруг фонариками. Казалось, звездное небо теперь вплотную приблизилось к земле. Выглядело красиво, хоть повод был не радостный. Сумка не нашлась ни на пляже, ни возле магазина, ни в ближайших окрестностях. После часа поисков все снова устроились возле костра.
Лысый бородач выглядел мрачно, будто сам потерял все, что у него было.
— Жалко девочку. По-любому мразь какая-то сп*здила, — то и дело возмущался он, еще больше напиваясь.
Все убеждали Аню, завтра сумка обязательно найдется, ночью искать ее бесполезно, а пока нужно расслабиться и забить. Она и старалась забить, хотя тоскливое напряжение с лица не слезало.
Я поднимал ей настроение какими-то глупыми историями из жизни. Рассказывал о «забавных» случаях на вписках и моих неудавшихся пробах пера. Это не особо помогало, но ей было приятно. Мы сидели в обнимку, болтая о чем-то. Слушали регги-мотивы каких-то ребят. Возле костра получилось органичное трио из гитары, барабана и той самой летающей тарелки. Аня сказала, что это ханг. Я даже забыл о подруге, она исчезла с тем самым дредастым парнем. Видно, порыв страсти был особенно сильный, поскольку свою сумку она оставила возле бревна.
Гавайский лейтенант подошел к нам вместе с Машей, подругой Ани.
— Ну что вы тут, не скучаете? — он проверил обстановку.
— Не скучаем, спасибо, что интересуешься, лейтенант.
— Ань, мне нужно, чтобы ты со мной к нашим палаткам сходила, — попросила Маша.
— А что такое? У тебя вон есть спутник.
— Ну пойдем, пожалуйста, я тебе все по дороге расскажу.
— Что-то серьезное?!
— Ань, все расскажу по дороге.
— Может мы вам компанию составим? — спросил я.
— Да успокойтесь, мы скоро вернемся.
Теперь и девицы ушли. Приятель сел рядом и протянул мне стакан.
— Это что там?
— Я не помню уже, вроде водка с чем-то.
Я сделал глоток.
— Так, а что случилось то?! Зачем ей к палаткам нужно?
— Да я сам не понял, сказала, хочет к вам подойти. Я думал просто поболтать, а они вон вместе ушли.
— Они же на второй лагуне живут, по идее. Надолго ушли, как бы теперь не уснуть.
— Не парься, пей просто и время быстро пролетит.
Время далеко не летело, оно тянулось, долго и зыбко. Люди медленно расходились. Возле костра осталось человек десять. Никто уже не импровизировал с рэгги, играли простые песни для костра, Зверей, Жуков и «Зоопарк» Гражданской обороны.
Пьяный лысый бородач подошел к нам.
— Пацаны, пойдемте со мной, нужно найти и вернуть девочке сумку!
— Да все же обыскали. Не нашли ничего, утром еще будем искать, расслабься пока, — сказал приятель.
— Ты же понимаешь, все на отъ*бись это делали. Пацаны, давайте чисто по пляжу пройдемся, поищем нормально?
Мы с приятелем переглянулись и нехотя поддержали идею лысого.
— Ладно, давай пройдемся.
Как только мы отошли, я вспомнил про сумку подруги. Во мне проснулось непонятное чувство ненужной заботы. Я подумал, подруга точно так же, как Аня потеряет все свое добро, и поступил, как мне казалось благородно.
— Подождите секунду, я сейчас вернусь, — сказал я и побежал обратно.
Я передал всем возле костра, что если подруга вернется, то сумку забрал я, пусть не переживает. Все равнодушно кивнули.
Догоняя лысого с приятелем, я думал вообще стоило ли забирать эту сумку?! Сама оставила, если бы потеряла — сама бы делала выводы. Но внутри было непонятное и глупое чувство заботы о ней, к которому я прислушался.
— Ну че, ничего не нашли? — спросил я.
— Них*я нет. По-любому кто-то сп*здил, — лысый все еще возмущался.
— Ладно, давай до утра отложим, на трезвую голову найдем, по-любому? —приятель заканчивал ночной променад.
— Давайте до холма дойдем, и обратно. Ну нельзя же так.
Мы дошли до холма. Пропажи и там не было. На обратном пути лысый предложил окунуться в соленое, ночное море.
— Нужно протрезветь, пацаны! — это был главный аргумент.
Приятель поддержал его. Я плавать не хотел и остался на берегу. Пока они заходили в море, лысый несколько раз поскользнулся на больших булыжниках. Он сразу уплыл далеко от берега. Приятель же плавал ближе и постоянно кричал какая шикарная вода.
— Мое сердце остановилось, мое сердце замерло! — кричал лысый на фоне молний, падающих вдали.
Минут через десять лысый вышел из воды. Какой-то напряженный, он молча вытерся белой майкой алкоголичкой.
— Так это ты значит сумку сп*здил? — спокойно сказал он, надевая майку.
— Чего?! Это сумка моей подруги.
— Я же сразу сказал там, возле костра, верните по-хорошему все вещи девочке.
— Слушай, успокойся, эту сумку я взял у подруги, чтобы она по-пьяни не потеряла.
— Вот смысл п*здеть, если тебя уже спалили?! — он взял топор. Все приняло другой оборот. Я понял, что у лысого поехала крыша. Теперь он будет закрывать гештальт любыми путями.
— Мужик, успокойся, у них с той девочкой одинаковые сумки были, моя подруга еще возле костра сказала.
Я посмотрел на море. Ждал помощи оттуда. Приятель плавал на спине, глядя на Луну. Бессмысленно.
— Вот же мразей развелось. У девочки то ты нах*й п*здил?! — он шатался и фокусировался на мне.
— Мужик, не гони, я тебе еще раз правду говорю, это не та сумка, это сумка моей подруги.
— Че сумка твоей подруги тогда делает у тебя?
А ведь правда, что сумка подруги делает у меня?! Зачем я ее взял?! Я же не хотел ничего такого. Думал, так она не потеряет ее, не забудет возле костра. А может она специально ее там оставила?!
— Чтобы она не потеряла, говорю же.
— Ты значит заботливый такой?
— Мужик, успокойся, давай я друга позову, он скажет, это не та сумка.
— Какого, бл*ть, друга?! Может вы вдвоем сп*здили, я откуда знаю?!
— Мы с тобой возле костра сидели все время, не уходили никуда.
— Давай не съезжай. Я тебя прям здесь положу!
Он быстро, нервозно поднимает и опускает топор, будто передумывая в последний момент. Наконец, из моря выходит приятель. Он медленно качается по гальке. Еще не видит, что лысый бородач стоит напротив меня с топором.
— Второй подошел. Я ж вас обоих положу.
— Че ты говоришь? — подходя, спрашивает приятель. — Вода шикарная вообще.
Его вальяжная походка меняется. Тут он понимает, что вопроса «Как тебе вода?» не было и резко становится рядом со мной.
— Че происходит то? Мужик, ты че?!
— Нахер вы сумку у девочки сп*здили?
— Мы как бы с тобой ее искали сейчас. Ты перепил что-ли?!
— Ага, искали, пока я не увидел, что ее твой друг ныкает.
— Это не та, я же говорю, у той девочки с моей подругой одинаковые сумки были, — я сказал это, казалось, в сотый раз.
— Мужик, ты подумай, вот я лейтенант полиции, нах*й мне что-то п*здить?!
— Слушай, все мы тут генералы. Вот я генерал, че ты мне скажешь?
— Скажу: «Здравие желаю, товарищ генерал», если правда. Мужик, вот покури, успокойся, — приятель протянул ему сигарету. — Давай так. К костру сходим, спросим, та это сумка или нет. Ты поймешь, что был не прав, ну или если прав, тогда уже по-другому все решим.
Лысый, шатаясь курил и обдумывал предложение. Затем сунул топор за пояс.
— Ну пойдем, — согласился он.
Пока мы шли обратно, я задумался, какая же это нелепая ситуация. Зачем я взял эту сумку?! Лысый вполне мог рубануть меня пару раз. Глупое недоразумение. Когда подошли, возле костра уже сидела пьяная и счастливая подруга с тем же дредастым парнем.
— Смотри, это твоя сумка? — спросил я у нее.
— Ну конечно, ты не знаешь что-ли?! Что она у тебя делает?
— Взял, чтобы ты не потеряла по-пьяни. Возвращаю.
— Пацаны, бл*ть, извините. Попутал я, понимаете. Девочку жалко стало. Мне сразу это в голову дало. Извините, — он протянул мне руку. Мужик был заложником синьки и расшатанных нервов. Губительное сочетание. Нечего взять. Я примирительно пожал ему руку.
— Да успокойся, понимаем. Не парься так, говорю же, завтра еще поищем, — сказал приятель.
Потом лысый купил нам водки. Мы долго сидели возле тлеющего костра. Он рассказывал приятелю какие-то истории. Я их не слушал. Я думал, эта бездумная привязанность когда-нибудь точно плачевно обернется. Ревность ушла. Теперь равнодушно я смотрел, как подруга наслаждается моментом. Она смеялась, и совершенно не видела меня. И правильно, в общем-то, делала. У нее была молодость. Она делала бессмысленные вещи, которые не приводят ни к чему, кроме как к фразе «А помнишь, я такую дичь творил», за этой фразой ничего не стоит, как и за дичью, которая творилась в тот момент. Все появляется после. Ироничная интонация, с который произносишь эту фразу, осознание глупости момента и самого себя в том моменте. Эмоции? Да, эмоции есть. Молодость — это эмоции. Яркие и неповторимые, бездумные и неосознанные. В этом вся их прелесть. Отчет отдаешь уже после, а сейчас ты ищешь. Молодость — это поиск. У воспоминаний тоже бывает своя молодость. Но со временем они скисают, превращаются в миражи, наполненные эгоизмом, тщеславием и ложью. Казалось, вот сейчас они были красивые и спелые, а потом сгнили, как яблоки. По-моему, это было у Селина.
Вернулась Маша. Одна, без Ани.
— Ей плохо стало, спит в палатке, — сказала она. — Завтра еще увидитесь.
Почти до утра я сидел возле костра. Иногда засыпал. Пил и почти не общался со всеми. Люди приходили и уходили. Компании менялись. Мне не было плохо. Внутри появилось новое чувство. Оно давало понять, что ты отпустил нечто важное и дорогое, но так надо. Все продолжается. Иногда ты влияешь на события, но потом понимаешь, что лучше бы ничего не делал. Все идет своим чередом.
Под утро я пошел к палатке. Долго не мог уснуть. Через сетку смотрел, как вокруг светает. Птицы проснулись. Я вспомнил, что взял с собой «Женщин» Буковски. Последний раз я читал ее лет в шестнадцать. Тогда в голове отложилось лишь обилие секса и ненормативной лексики. Я открыл первую страницу. Там была цитата.
«Сколько хороших мужиков оказалось под мостом из-за бабы» — Генри Чинаски.
Я улыбнулся.