Вторая жизнь 2

Борис Рябухин
Вторая жизнь 2


МАМА
ШКОЛА
СЛАВКА
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
ПРЕДЧУВСТВИЕ СЕКСА
ЧЕРКАСОВ
ДРУЗЬЯ
БЕРЕМЕННАЯ ДЕСЯТИКЛАССНИЦА
УСАТАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА
ШАМИЛЬ

МАМА

Сексуальная революция – страшное дело, думал я, но в то же время не мог не признать, что не просвещенным жил свою, как у многих, скрытую,  половую жизнь, пока  не грянул этот  взрыв секс-бомбы. Родители никогда не говорили со мной о проблемах сексуальности. Никакого сексуального просвещения не давала  и школа.
Против чего же восстали родители, учителя, ученые?.. Против своего сексуального и эротического убожества? Калечившего вторую жизнь человека… Это подтверждает хроника моей жизни.

Когда я был маленьким, брат Леня все подзуживал меня задавать матери бесстыдные  вопросы. Хотя я еще не понимал, что они означают, но видел по его лицу, что такой вопрос задавать стыдно. И все же однажды, набравшись духу, спросил:
– Мама, а почему у тебя под мышкой растут волосы?
Не помню, что она ответила. Только знаю, что я покраснел, как рак. И в очередную субботу, когда мама пошла со мной в баню, я стал отказываться входить в женское отделение бани, решив про себя, что я уже большой, и мне стыдно. Мама так не считала,  и тянула меня за свитер, а я упирался, и застрял в раздевалке.
– Ты что? – спросила она.
– Мне стыдно, – вцепился я в косяк двери в зал, где было полно голых женщин, и у них под мышками у всех чернели волосы.
– Ты еще маленький! – удивилась мама, втолкнув меня  в толпу распаренных мокрых женщин с шайками воды на скользких  лавках.
Я заплакал, отворачиваясь от этих голых тел. И слышал, как кто-то ругал мою маму:
– Он-то маленький, но сама-то ты соображаешь, аль нет?
– Еще учительша, – кто-то узнал мою маму, проходя от крана мимо нас с полной шайкой горячей воды.
– Мойся быстрей, – прикрикнула на меня расстроенная мама.
Но  больше она меня  не брала в общую женскую баню. Мыла дома в тазу.
Только после сексуальной революции я узнал, что освоенный процесс преодоления мальчиками женственных черт характера и поведения называется дефеминизацией. И я бессознательно опроверг  мнение  неизвестного тогда мне Зигфрида  Фрейда о том, что психологические различия между мальчиками и девочками появляются лишь в 5-6 лет.

А тогда откуда мне было знать, что лаская детей, взрослые порой даже не сознают, что сами испытывают при этом сексуальные чувства и пробуждают такие же чувства у детей. Особенно тогда, когда они стимулируют его  эрогенные зоны. И про зоны эти ни от кого я не слышал.   

Напротив нашего дома в Астрахани жила семья алкоголиков, у которых был хулиганистый сын. Они его лупили за шалости ремнем. А потом он стал гомиком. Этим словом  дразнили соседского хулигана мальчишки. Только взрослым я узнал, что порка ремнем по голой заднице вызывает эрекцию даже у подростка. Но только после сексуальной революции я узнал о садомазохизме. Что садизм назван по имени французского аристократа и писателя маркиза Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад. Он получал сексуальное удовольствие, подвергая проститутку, или ребенка  наказаниям и пыткам. За  это и  провел часть жизни в Бастилии и в сумасшедшем доме. А свои  извращения изложил в книгах: "Жюстина", "Жюльетта" и "120 дней Содома"…
А что  мазохист испытывает сам страстную потребность подвергаться боли, и наказанию, и  назван по  имени австрийского юриста и писателя Леопольда фон Захер-Мазоха, написавшего роман "Венера в мехах".
 
Но когда мама  собралась как-то наказать меня ремнем, я от страха ей сказал, вспомнив соседского гомика:
– Не бей! Хуже будет.
И мать послушалась меня. 

Я еще не знал маленьким, что такое эрогенные зоны. А мама знала. Она  иногда, поглаживая меня ласково, начинала тайно прощупывать мои соски, даже до боли в титьках. Я стеснялся, но терпел. Ничего не говоря,  осторожно высвобождался из ее рук. Но просить ее не трогать, я стеснялся. Видимо, мой член вставал.
А потом сам решил пощупать, что она там проверяет: под сосками были твердые выступы, как пуговки.

ШКОЛА

Получив секретно первый опыт применения своего  члена, я  в школе уже осмелился проверить свои возможности, доказать самому себе и другим, что могу привлекать девочек, нравиться им.
Мы учились в пятом классе с девочками в объединенной школе. Женскую и мужскую школы объединили по плану «соединения полов». Я своей подружке по парте на уроке стал, покраснев,  предлагать то, чему научился с Ниной, назвав эту приятную игру условным словом «чик-чирик», по уличной песне: «Нажал на кнопку: чик-чирик – и человек готов». Она сначала не понимала,  тогда я показал на пальцах:  указательный палец – моя пиписька –  входит в кольцо из двух пальцев  –  большой и указательный – в ее пипиську.  Она покраснела и среди урока дала мне пощечину с возгласом: «Дурак!». Чуть не сорвала урок по русской литературе. Одноклассница в этот же день попросилась пересесть с первой парты, но классный руководитель отсадила меня на последнюю парту, на Камчатку, к моему другу  Славке. Мне это даже лучше. Мы с ним дружили с первого класса, и ходили в обнимку на переменках, дергая девчонок за косички, чтобы они обращали на нас внимание. Вредная недотрога, видимо, что-то рассказала подружкам, и они стали надо мной подсмеиваться. Не мужской, не женский классы никак еще не могли объединиться, и на переменах мальчики и девочки по отдельности группами шушукались о своих тайнах в разных углах школьного коридора. И это  было неприятно, хотелось с ними дружить. А получилось наоборот.
Мне казалось, что я нравился девочкам, испытывая, как эгоист, удовлетворение, и не подозревая, что и они проходят этот тайный предмет полового сближения. С некоторыми из влюбленных в меня  девочек я пытался дружить. Была такая куколка Неля, с разными по цвету глазами. Это меня удивляло. Ей тоже нравилось дружить со мной. Она  была умная, воспитанная, отличница. У нее были богатые папа и мама.
Но однажды в школьном походе за город я невольно подслушал, как красиво одетый  парень-задавака, из богатой семьи, спросил тихо ее, кивнув головой в мою сторону:
– Что ты в нем нашла?
– Он же хорошо поет на школьных праздниках на сцене, – с гордостью сказала она 
– Он поет не своим голосом, – спокойно ответил парень.  Может, и соврал, но моя дружба с Нелей распалась.

– Другую бабу найдем, – утешил меня Славка. – Стряхни пыль с ушей. Это мы так общались  друг с другом.

СЛАВКА

Когда мы на школьной перемене проходили в обнимку со Славкой мимо смеющихся девчонок, одна из них сказала:
– Лучше с девочкой обниматься, чем с мальчиком!
И все девчонки прыснули, отвернувшись от нас. Я еще не понимал, на что они намекали,  и съязвил неудачно:
– Мы с девочками не дружим. Потому что вы – зассыхи!
Об этом было доложено классному руководителю, и она назначила собрание по  обсуждению моего грубого поведения в школе. 
Я испугался, думал, что недотрога  рассказала  про «чик-чирик». Но на собрании в классе обсуждали то, что я зазнался и отрываю своим поведением  мальчиков от девочек, а надо крепить дружбу в смешанном коллективе. Обидно было выслушивать обвинение ребят, которые недавно избрали меня председателем совета отряда. Потому что я в начальной школе был председателем совета дружины пионеров школы. Некоторые девочки поглядывали на меня тайно, и злились, что я на них не обращаю внимания.
– Я его ненавижу, – закончила выступление  гордая девочка  Тоня.
Меня это задело больше всего. Я тогда не знал пословицы, что от любви до ненависти один шаг.
 
Классный руководитель предложила вынести мне выговор  за мое недостойное поведение. Я стоял у парты, красный, как рак, и думал: «Что,  я мешаю дружить, что ли,  влюбляться мальчикам и девочкам?»
– Как ты оцениваешь, Слава, поведение своего друга? – спросила  классный руководитель.
– Я считаю, что он очень хороший парень, – сказал Славка, поднялся,  обнял меня, и поцеловал.
Учительница  даже ойкнула от неожиданности, в наступившей тишине.
– Я доложу об этом на педсовете, – пригрозила она, закрыв собрание.
Но мне больше ничего не было.
С тех пор я старался свои любовные похождения совершать скрытно от других, даже от друзей, кроме, конечно, верного  Славки.

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

В седьмом классе мне так захотелось кого-то полюбить, но я не знал, кого мне выбрать из моего класса. Сначала я полюбил девушку  на рисунке в учебнике. Но ожидаемые влюбленность, ухаживание, обмен записочками, стихами, первое свидание, первый поцелуй будоражили собственную внутреннюю потребность,  жажду, когда же, наконец, я  по-настоящему полюблю.

Ну, как можно было  жить у воды да не напиться? Когда вся литература и разговоры только о ней  – только об одном – о Любви.
Потом я, прочитал у Артура Шопенггауэра  о великом масштабе этого великого соблазна.
«Мы привыкли видеть, – писал он, – что поэты занимаются преимущественно изображением половой любви. Она же обыкновенно служит главной темой всех драматических произведений, как трагических, так и комических, как романтических,  так и классических… не в меньшей степени  является она сюжетом гораздо большей половины лирической поэзии, а равно и эпической, в особенности, если причислить к последней те великие груды романов, которые вот уже целые столетия ежегодно появляются во всех цивилизованных странах Европы с такой же регулярностью, как полевые злаки. Все эти произведения в своем главном содержании не что иное, как многосторонние, краткие или пространные описания половой страсти. И самые удачные из этих изображений, как, например, «Ромео и Джульетта», «Новая Элоиза»,  «Вертер» достигли бессмертной славы…».

 Это потом я узнал, что дуализм «любви» и «секса» проявляется особенно резко у мальчиков. Юношеская мечта о любви и образ идеальной возлюбленной часто десексуализированы. А пока,  уже в детстве,  я нервничал, старался внушить себе подлинное увлечение.  И придумал. Славке  я доверил тайну о моей любви к Лиле. Она была  красивая, с толстой длинной косой темных волос. Немного похожа на меня своим круглым лицом и карими глазами. Из страха получить отказ, я  решил  пока  любить скрытно, под чужой фамилией Михаил Кулагин. Потому что боялся насмешек одноклассников, и вообще всех окружающих.  Я стал сочинять ей стихи про любовь. Первое стихотворение я попросил Славку передать Лиле от парня из другой школы  Михаила Кулагина. Славка сначала согласился. Но когда передавал стихотворение, Лиля стала спрашивать его, кто этот друг. И Славка занервничал.  Я слышал за дверью класса, как она допытывалась. А он что-то мямлил, наконец, сказал, что Михаил был у нас на школьном вечере, и, увидев ее, Лилю,  влюбился. После этого Лиля взяла письмо, сказав:
–  Следующий раз пусть сам… – она не договорила, потому что зазвенел звонок на следующий урок, и в класс влетели ребята, чуть-чуть не сбили меня с ног, подслушивающего  у двери.
После этого напряжения Славка сказал мне, чтобы я передавал свои стихи сам. Я так влюбился, что весь замирал, когда Лиля проходила мимо меня. И боялся, что она откажется дружить со мной. Потому что я был не красивый, ушастый, маленький.
Я придумал, как вручить ей очередное мое стихотворение. Во время урока я поднял руку:
– Что случилось? – подозрительно спросила учительница.
– Можно выйти… в туалет, – морщился я, красный, как рак.
– Выйди, только не долго, – слышал я вслед.
Выскочил из класса, сбежал вниз по лестнице в раздевалку, как будто искать носовой платок в кармане моего пальто. А сам быстро разыскал розовое пальто Лили, и вложил  в ее карман листок с моим стихотворением. От напряжения и страха у меня спустил мой член, наверное, была поллюция. Но я не знал, что это такое, свалил на то, что не выдержал добежать до унитаза, забежав в туалет.
Однажды я положил в розовое пальто Лили красивую открытку. На ней сидели мальчик и девочка на раскрашенной фотографии, а на веточке над ними пела птица.  И на уголке надпись: «Нет вовсе не шутка то,  что поет красногрудка». Девочка от чувств сложила руки перед собой под подбородком. А мальчик, чуть прижался к ней сбоку.
На обороте этой самодельной фотографии-открытки я написал Лиле: «Эти черты мальчика вам напомнят обо мне.
На долгую память Лилии от М.К.».

И стихотворение:

Если бы у нас пошло так дело,
Ничего б я в жизни не хотел!
Если б красногрудка нам так пела,
И вот так на вас бы я глядел,
Жизнь у нас тогда была счастливой!
Но зависит это всё от вас!..


Так я отпрашивался выйти в туалет у разных учителей. А Славке сказал, что стал болеть живот.
Приближался Женский день – Восьмое Марта. Мне захотелось послать Лиле поздравительную телеграмму. Но я не знал ее адреса. Пришлось тайно следовать за ней до ее дома. Хорошо, что она жила на Кривуше в своем деревянном доме. И я определил издалека, в калитку какого дома она вошла. Потом прошелся  мимо этого дома, чтобы увидеть его номер. И телеграмма с новыми  стихами пошла по этому адресу.
Но родители Лили возмутились. Ее мама пришла в школу и рассказала, что  ее дочку донимает  своими стихами какой-то Михаил Кулагин. И даже обнаглел – прислал поздравительную телеграмму с Восьмым Марта.
Классный руководитель  вызвала Славку в учительскую. От него стали добиваться открыть этого Михаила Кулагина. Славка хоть и боялся разоблачения, но меня не выдал. Твердил одно:
– Парень  приходил  на наш школьный вечер. Ему понравилась Лиля. И он попросил передать ей письмо. Больше я этого парня не видел, –  оправдывался Славка. – На другие школьные вечера он не приходил.
Учительница  поняла, что Славка врет, но поймать его было невозможно. И она придумала, как помочь Лиле и ее маме.
– Если Михаил Кулагин еще раз пришлет письмо, а тем более телеграмму, нашей ученице, – сказала она,   уставившись  зоркими глазами в бесстыжие глаза Славки, – мы исключим тебя из школы.
После этого трамтарарама Славка взмолился, чтобы я кончал дурить:
– Баб мы  без твоей Лили найдем на танцах.

Славка был настоящий друг.  Мы с ним  на запрещенной для купания Семнадцатой пристани на Волге ловили на удочку-поплавнушку бершей, которых я однажды тихо навал «зековскими», потому что у них черные полосы на шкуре, как тельняшки надеты. А, когда поплыли на лодке на середину Волги, сдуру  после  выпивки, нас чуть не сбил пассажирский теплоход. Все на нем от страха охнули, что мы погибли. Но мы отделались только штрафом пополам. Конечно, испугались, когда почти рядом с нашим бортом ялика  прополз на волнах  рычащий своей грозной машиной теплоход.  Славка все трусы спермой обтрухал. А может, брызгами от налетевших от теплохода волн.

В десятом классе на школьном вечере я выступал в водевиле, и танцевал  на  сцене «гусем», вприсядку. Все кричали «Бис, Бис!» После водевиля, когда объявили «белый танец», Лиля вдруг  пригласила меня на вальс. Сердце екнула: «Неужели догадалась о моей тайне?». Пока мы с ней танцевали вальс, я ей все ноги оттоптал, а сам даже спустил. Она все равно радовалась.
– Что же ты, так хорошо сплясал, а вальс  сбиваешься? – тепло посмеялась она надо мной. – Повторяй за мной! Раз–два, три…Раз–два, три…
Три года я голову кружил Лиле своей тайной любовью. Всё было так пугливо, безгрешно –  и безуспешно. Но нужно было спасать друга Славку. И кончилась моя любовь.
Но, с другой стороны, без Лили  я бы так и не смог испытать счастье любви.
Но что я мог понимать в этом слове – любовь, когда великие умы  в своих столетних  рассуждениях оставались дилетантами. Вот как с ними разделался Артур Шопенгауэр:
«…предмет, который играет столь значительную роль во всей человеческой жизни, до сих пор почти совсем не подвергался обсуждению со стороны философов и представляет для них неразработанный материал. Больше всего занимался этим вопросом Платон, особенно в «Пире» и в «Федре»; но то, что он говорит по этому поводу, не выходит из области мифов,  легенд и шуток, да и касается главным образом греческой педерастии. То немногое, что есть на нашу тему у Руссо, в его «Рассуждении о неравенстве», неверно и неудовлетворительно. Кантовское обсуждение этого вопроса в третьем  отделе рассуждения «О чувстве прекрасного и возвышенного…  очень поверхностно и слабо в фактическом отношении, а потом отчасти и неверно. Наконец, толкование этого сюжета у Платнера в его «Антропологии»…  всякий найдет плоским и мелким. Определение же Спинозы стоит здесь привести ради его чрезвычайной наивности и забавности: «Любовь, это – щекотание, сопровождаемое идеей внешней причины»…

Но вернемся к моей приватной жизни.

Как-то позже мы ехали в поезде с одноклассницей. Она поступила в институт. Я перевел разговор на ее подругу Лилю. Она намекнула осторожно на Михаила Кулагина, видимо, знала мой секрет. А потом рассказала страшную весть:
– Лиля после школы  пошла работать крановщицей. И ее большую  черную косу затянуло в стреловую лебедку, и Лиля погибла.
Бедная, моя первая любовь!  – перехватило грудь.
И я зарыдал  на глазах всех  пассажиров поезда.
 

ПРЕДЧУВСТВИЕ СЕКСА

Свято место в душе  долго пусто не бывает.
Моя тетка вышла замуж за молодого морячка. А он привел к нам для знакомства свою младшую сестру Лиду. Ее большие глаза, пухлые губы, алые веселые щеки покорили мое сердце сразу и навсегда. Да еще кто-то из родных мне шепнул: «Смотри – хорошая невеста». Вот я сразу и рассмотрел, когда мы сидели за самоваром, тонкие голубые жилки на голых бедрах  Лиды.  Она заметила мой взгляд, но ноги не прикрыла. А я эти жилки запомнил на всю жизнь.
Я из-за этой любви, стал выделывать на ее улице, на велосипеде всякие трюки – ехать задом наперед, крутить педали руками, лежа на руле…  Главное – увидеть Лиду в её окне. «Разобьешься!», – боялся мой друг, который меня сопровождал на этих представлениях.  Но Лида вышли замуж, так и не ответив на мои чувства.
Но надо сказать, что с Лилей  моя любовь была чисто платонической. Мне даже в голову не приходило, что я лишу её невинности. Я не мог  её  испачкать, как чистое, нежное полотенце. Чем грязнее я был  в душе, тем чище было мое чувство к ней. О сексе я даже не думал. Да и слова такого еще не было в моем сознании.

От мнения умного одноклассника о моем голосе – я перестал петь на школьных вечерах. А другим я объяснял отказ от пения тем, что на уроке сольфеджио в музыкальной школе, где я учился второй год по классу баяна у слепого преподавателя, я,  с ангиной,  сорвал голос, исполнив песнь «Почему ты мне не встретилась». И так серьезно, что долго не мог говорить, и меня освободили от устных экзаменов в школе по медицинской справке.
Удивительно, хватаясь часто за свой напрягаемый самовольно член, я, тем не менее, не терпел ухаживаний за мной нескольких девчонок в школе. Особенно раздражала меня  отличница Тамара, которая  все время оказывалась рядом и приставала ко мне  с разными вопросами по урокам.
Но я не мог представить себя в кровати с этой сгорбленной девочкой.
Хотя с вожделением смотрел на красивых девушек, которых встречал на улицах, на танцах в клубе, и представлял наслаждение  обнимать их и ласкать. И предчувствие секса уже началось.

Первый намек на секс грянул неожиданно на уроке биологии. Дочь этой преподавательницы училась в нашем классе. Учительница думала нас с ней сдружить. И вдруг она отказалась отвечать  урок, потому что пестики и тычинки вызвали у нее эротические ассоциации. И ей было стыдно!
А я тайно увлекался  и этой девчонкой, и зоологией. Собирал всяких кузнечиков, даже больших, которых называют саранча, бабочек, стрекоз, в том числе больших стрекоз, которых называли «коромыслики» (от слова коромысло), гусениц (был в восторге, когда гусеница из моего  спичечного коробка вылетела бабочкой). Это увлечение было подогрето вниманием ко мне учительницы по ботанике и её дочкой, которая    хотела дружить со мной. Эта учительница по ботанике в старшем классе и стала первым сексологом, рассказывая о соитии пестиков и тычинок, курицы и петуха и  прочей живности. А я перед глазами видел только спаренных собак, когда при случке их камнями пугали мальчишки, и от испуга они не могли быстро разъединиться, и бегали соединенными, мордами в противоположные стороны. На эти темы матери и  отказалась категорически отвечать урок ее смущенная соитием дочь. Хотя мать специально вызывала ее, чтобы дочь не подвела ее объяснять одноклассникам о щекотливой теме. В школе поднялся шум. И я с этой недотрогой перестал дружить.
И вспомнил про свой «чик-чирик».

Вскоре я зазвал двух девчонок из своего девятого класса  к себе домой в гости, когда мама   уехала в санаторий, и я остался один. Мы пили вино, курили. Подружка ушла, когда на улице стало смеркаться. А Лида осталась. Это была пора Лид в моей жизни. Мы с ней разделись, легли на  кровать. Я решил ее поцеловать (первый раз в жизни), сунулся губами, а она выставила зубы, и я стукнулся о них своими зубами.
– Ты что делаешь? – вскрикнул я, растерявшись, и схватился  за губы.
– Дурак! – рассердилась она, оделась и ушла домой.
А мама, после санатория, нашла у меня под кроватью бюстгальтер Лиды, и сказала, что меня одного оставлять дома нельзя. Долго еще я не умел целоваться с женщинами. Да и сейчас не могу правильно целоваться. Был бы у меня отец, он бы объяснил.
Продолжая замирать при встрече с любимой Лилей, я на танцах в  клубе подцепил девочку, в синеньком берете, зимой. Провожал ее до дома в центре города, она жила на главной улице Советской. Мы долго гуляли по этой улице, полной народа, и я не посмел прижаться к ней, как мне ни хотелось. Она была из богатой интеллигентной семьи. А потом  девочка, в синем берете, вообще куда-то  исчезла. 
А жаль, потому что мое тело в четырнадцать лет будто взбесилось.


ЧЕРКАСОВ

Может быть, моя любовь исчезла потому, что мама вышла замуж, и мы с ней переехали на другую квартиру, на Селенские Исады.
Мама вышла замуж за преподавателя института. У него было две дочери. Старшая, хромоножка, была моего возраста. Не пойму, почему я не стал предлагать этой девушке свои  ласки, наверное, боялся навредить матери жить с новым мужем.
Но мама ушла от него, потому что он ревновал ее к мужчинам, которых у нее не было. Зато сам имел двух любовниц, одна из которых была директором школы, в которой работала мама. Такое совпадение.
Я слышал, как мама целовала этого лицемера, а позже ночью плакала от его оскорблений. В конце концов, когда он потребовал продать мамино зимнее пальто, чтобы рассчитаться с долгами за  свадьбу, а маме предлагал  зимой ходить в осеннем пальто, мы вернулись жить к бабушке. Дочки плакали, узнав о нашем расставании.

Особенно мне жалко было расставаться со старшей девочкой. Мы с ней хорошо дружили. Делали вместе маски для карнавала, делились своими секретами.   Она мне призналась, что ее полюбила женщина, которая жить без нее не может, и преследует ее. Эта женщина носит брюки и фуражку. И предлагает ей свои ласки.  Но дочь преподавателя избегала  лесбиянку, а жаловаться боялась, чтобы не испортить репутацию отцу. От нее я впервые узнал про больных женщин – лесбиянок. После сексреволюции я узнал, что это явление называется транссексуализмом. У таких людей проявляется убежденность в «неправильности» своего биологического пола, желание принадлежать к противоположному полу. Сопровождается оно стремлением к перемене пола (хирургическим путем) и имитацией поведения лиц противоположного (желаемого) пола.



ДРУЗЬЯ

Мне было завидно, что  у моего  друга и голос мужской, и усы уже пробиваются, потому что он  по природе темный и крупный парень. Мы с ним в драмкружке выступали в водевиле вместе. Он неслучайно пел: «Ну а ты-то – половинка», а я огрызался: «Ну, а ты-то – полтора». И весь зал смеялся удачной этой шутке. А потом, держась за его руку,  я тогда прошелся «гусем» по сцене, и заработал «Браво!» – из зала.
Я часто ходил к Пашке домой, помогать ему делать домашние задания. И дорожил нашей дружбой. И его родители всегда меня сажали с ним за стол поужинать. Они жили богато.

А потом  я хорошо подружил в девятом классе еще с одни парнем – Владиком.  У него – известные в городе родители. Отец ректор института, а мать – главный  врач  поликлиники в центре города, где стала работать врачом-терапевтом моя тетя. Они и сдружили меня и Владика. Пашка ревновал, как барышня, и попросил принять его к  нам в друзья. Его коварный план сработал, потому что со временем  Владик стал меня сторониться и  чаще встречаться с Пашкой, и  помог ему  поступить в мединститут. А я не стал поступать с ними в этот вуз, потому что боялся вида крови и мертвецов. Кончилось тем, что с Пашкой я перестал дружить.

Мне казалось странным, что Владик,  при таких богатых родителях, вел себя очень скромно, все время ходил в школу в, шитой из разны кусков ткани,  серенькой курточке. Меня после школы послали с астраханской делегацией в турпоездку в Международный молодежный лагерь в Малые Татры. Там  был и мой друг Владик. Там я узнал от руководителя нашей делегации, что  Владик приемный сын новых родителей. И мне стало его жалко.

А из одноклассников, я мечтал прижать   в укромном месте другую девушку,  потому что эта одноклассница не боялась гулять с морячками  под ручку по улице Розы Люксембург, где находилось Речное училище. За это про себя я называл ее Розочкой. «Красную розочку, красную розочку я тебе дарю», – пел я про себя при встрече с ней. Я вообще не переставал петь дома и на улице про себя, так мне хотелось стать артистом.

БЕРЕМЕННАЯ ДЕСЯТИКЛАССНИЦА

Пока я помышлял сойтись с какой-нибудь девочкой и ходить с ней под ручку, в школе разразился скандал – одна десятиклассница, как принцесса Анна из стихотворения поэта Агнивцева, «нечаянно и странно родила», и в связи с этим была оставлена  в десятом классе на второй год. Стало известно, что  новорожденные дети  появились и в других школах, где нужны серьезные меры по воспитанию подрастающего поколения.  А строгая  проверка дисциплины в школе выявила дело об «усатой учительнице».

УСАТАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА

Про любовь  женщины к женщине – лесбиянках – я долго толком не знал даже после рассказов своей сверстницы, хромоножки. Поэтому был потрясен разразившимся в школе скандалом с  учительницей, которую увольняли за аморальное поведение с некоторыми любимыми ученикам. Ведь она все время, сидя на школьных концертах на первом ряду в актовом зале,  показывала мне убрать морщины со лба, когда я выступал с песней, и улыбалась, как родному, моей улыбке. Неужели она такая, как та женщина, пристающая со своей любовью к хромоножке. Да, у нее и брюки вместо платья, и мужская кепка… Правда, у меня высокий голос, тенор.  Над ним посмеивался мой друг Пашка. Эта учительница подозрительно ухаживала за своей ученицей.


ШАМИЛЬ

Для юношей собственные переживания, воспринимаемые в свете стереотипной половой роли, порой важнее, чем объект привязанности.
Такими мнимыми «достижениями» хвалился в нашем классе Шамиль. Он  издевался над девчонками. Во дворе школы в  кругу одноклассниц вынимал из ширинки свой черный  член, на глазах у всех подцеплял пальцем  смегму на шейке полового члена и, подбегая к девчонкам, мазал этим пальцем им губы. Они разбегались от него с криком и омерзением.
Это явление не единичное. Как я узнал позже, это – поллюционизм – стремление пачкаться выделениями полового партнера с целью полового возбуждения. А Шамиль силой мазал своими выделениями, поэтому вместо полового возбуждения девочки кричали от омерзения.
А Шамиль продолжал хулиганить. Пускал при девочках струю мочи вверх, стараясь ловить фонтан ртом, и поливал  одноклассников,  даже  попал в мой карман брюк. Я готов был его убить за это, но справиться не мог, и пожаловался маме. Она возмутилась и обратилась к директору школы. Жаловались и другие родители, в том числе и отец Розочки.
Оказывается, это любят делать маленькие дети. Некоторые испытывают потребность демонстрировать свои половые органы девочкам, получая от этого сексуальное удовольствие, объяснили маме, стараясь избежать вредного шума для передовой школы. Но мама водила меня  к полковнику органов безопасности, знакомому дяде   Саше, мужу ее подруги. Выслушав нас, он сказал, что такое поведение выглядит хулиганским и подходит под статью уголовного кодекса о совершении развратных действий. И кончилось тем, что  Шамиля выгнали из школы. Оказалось, что он еще воровал тарелки из столовой и пальто из школьной раздевалки.
А что касается развратных действий, то я вспомнил, как видел в универмаге, у какого-то парня хулигана висел до колен огромный напряженный половой  член. А парень бравировал этим, не прикрывая до конца его полою пальто. Заметив мой взгляд, нагло улыбнулся – и меня как ветром сдуло.
А  с дядей Сашей я старался больше не  встречаться,  но по другой причине. У него была дочь, которая училась в нашей школе. Эту потенциальную невесту я  нечаянно «подбил» учебной гранатой, когда она стояла   у ворот учебного полигона, где мы сдавали военную подготовку. Может,  на меня зарилась. Но граната у меня сорвалась  из руки и полетела прямо в бок дочке дяди Саши. Мы боялись, что нас «затаскают» органы безопасности. Но меня простили: дядя Саша  понял, что я нечаянно попал гранатой в его дочку. «Хорошо,  что не убил!» – проворчала ее мать,  тетя Клава, мамина подруга с детства.