Зима свободная 15
Шестнадцатого февраля около трех часов пополудни, ко мне на станек пришел Давид, белый, как мел, и выпалил:
- 2.850 и 50 сантиметров!
- Кто? - не поверила я, - Наташка вчера была на последнем контроле, и акушеры отпустили ее еще на неделю, нет?
- Нет. Она позвонила мне около двенадцати на работу, и сказала, что чувствует себя плохо, схватки идут, а ребенка не чувствует. В час дня мы уже были в клинике, но, оказалось, что в спешке забыли родовую карту. Пока я за ней возвращался, Давидек родился. Правда, цезарем.
- Кесарево? - переспросила я, и слезы сами брызнули из глаз.
- Ребенок в порядке, мама в реанимации, так всегда после Цезаря, минимально 24 часа, позвонить можно будет только завтра к вечеру, если ее переведут в обычную палату. Видеть ее не дали, а ребенка разрешили посмотреть, но я не пошел. Я думал, что все нервы позади, а они только начались. Я пойду на баре рюмку выпью.
- Я с тобой, - сказала я, продолжая плакать.
Мы выпили за "их" здоровье, и Давид сказал, что ему вернули Наташин телефон, там есть мой номер, и как только что-то прояснится, он мне по нему позвонит. Я не знаю, как день доработала. Тем более, у Франтика был турнир по компьютерным играм, и мне пришлось самой собирать станек, и я возилась целый час, а слезы все не иссякали. Пока Аида (в этот раз соседка по станку всю неделю, разумеется, она слышала рассказ Давида), не прикрикнула на меня, мол, в Чехии самые продвинутые акушеры, каждой второй делают кесарево, считается, что это гуманнее по отношению к матери, а особенно по отношению к ребенку, его не тянут щипцами, а берут двумя ладошками и вынимают за две минуты. Ну, подумаешь, шовчик у мамы остается. Не больше, чем от аппендицита. Главное, оба в порядке.
Дома тоже не помню, что делала до сна. И спала ли, не скажу. Перед глазами вставали картины одна краше другой, и мне казалось, что я не сплю, а в теле Наташи смотрю на экран монитора в реаниматорской, и он гаснет.
Утром, открыв глаза, я, даже не встав с постели, снова начала плакать, и плакала до тех пор, пока не поняла, что ночь прошла. А значит, ничего не случилось. Иначе бы Давид позвонил мне. Встала, собралась и тупо поехала на работу. И первым делом налетела на пани Магду, продавца пана фотографа, у которого Владик до сих пор по субботам и воскресеньям, вывозит товар на станек по утрам, и по вечерам отвозит:
- Ирино! - сказала она плачущим голосом, - Владик опять опаздывает на работу!
- Какой Владик?! - заорала я, - Кто такой Владик?! У меня дочь в реанимации восемнадцать часов находится, может быть, при смерти, а Вы тут лезете ко мне с каким-то Владиком! Во сколько он должен приходить на работу? В девять?! До девяти осталось пять минут! Ждите!!!
И уже опять была вся в слезах.
Ко мне выскочила Светушка, схватила меня за руку, погладила и стала бубнить, что она сама рожала второго сына кесарем, и ничего, вон какой красавец, а шов заживет, побелеет и станет еле заметной, красивой стрелочкой, бубнила до тех пор, пока я не взяла себя в руки, и не сказала Магде "Извините".
Этот день мне лучше было не работать. А я и не работала, я молилась "только бы моя Наташа, только бы моя единственная, ягодка моя красная, ветка моя золотая, только бы моя девочка", грешна, о ребенке я не думала, я не хотела даже думать о нем, как о существе, которое могло убить мою дочь, я даже думала, что, если выбирать...сердце мое обволакивала тьма, Бог уже не стоял возле меня.
- Сама позвони Давиду, - под вечер сказала Люся, припорхнув ко мне на бордюрчик (я почти целый день ходила по нему взад-вперед, привязанная к станку, как собака к будке), - Зачем себя так терзать?!
- У меня нет телефона Давида. Наташа сказала, что она сама мне спокойно позвонит. Она же не знала, что у ней телефон отберут, - простонала я.
- Как это у тебя нет телефона Давида? - возмутилась подруга, - Они уже четыре года живут вместе, у них уже родился общий ребенок, а у тебя до сих пор нет телефона Давида?
- Да кто такой Давид?! - заорала я, - Он мне даже не зять! Он мне никто! И Наташе он никто! Не заключили они брака до рождения ребенка, хотя я и настаивала. По чешским законам сын будет записан на мать до тех пор, пока Давид не признает своего отцовства. А он не сможет его признать до тех пор, пока Наташа не получит справку из Российского посольства, что она - незамужняя!
- Бред какой-то, - сказала Люся, - ну ладно, разбирайтесь сами. Чужая семья - потемки.
И улизнула. Неожиданно меня утешил Владик ( который до сих пор по субботам и воскресеньям собирает мой станек по вечерам, перед тем, как собирать станек пана фотографа):
- С мамой все в порядке, - сказал он весело, - Вот увидишь, она сама тебе сегодня перезвонит. Попозже.
Я теперь по субботам кормлю Франтика ужином.
Вот он только поднес ложку ко рту, раздался звонок:
- Давид? - закричала я, - Давид?!
- Мама, это я, - сказала дочь, - Со мной все в порядке. Меня уже перевели в общую палату.
- А Давид у тебя был?
- А откуда бы у меня появился мой телефон? - тихо рассмеялась дочь, - Был, и даже маленького Давида видел. И я видела, мама! Такой хорошенькии-ий!!! Завтра мне уже позволят кормить его.
- Я завтра приеду к тебе после работы! Привести тебе орешков?
- Ты же знаешь, у меня зубов нет.
- Да я про твои, вафельные орешки, со сгущенным молоком.
- Ну, привези, - засмеялась дочь громче, - Мне нельзя смеяться. Животу больно.
- Тогда лучше поплачь.
- А я и так плачу. От счастья.