Предыдущая глава http://proza.ru/2018/02/19/125
Фото из семейного альбома
На снимке верхний ряд: 1 =Шурик во время службы (тогда три года) в войсках ВДВ в г. Армавир. 2 - Свадебная фотография. Шурик из Тульской области РФ, Марина - из Украины. Познакомились в Таганроге. Родился сын Игорь (в настоящее время - капитан дальнего плавания).
Второй ряд: 1 - редкая фотография, когда все три брата собрались вместе. Снято на моей даче под Дубной. С нами собачка Шерри.
2 - мы с Шуриком у него в гостях село Фёдоровка под Таганрогом. Жили в палатке на берегу озера две недели. Я был там с сыном Андреем.
Из нас троих выживших детей, Шурик был средним братом и появился на свет Божий в 1945 году - году Победы в Великой Отечественной войне. С Шуриком связано много экстремальных случаев, преследующих его чуть ли не с рождения. Так, когда ему было 4 или 5 лет, во время поездки вместе с мамой на поезде, он ловко пристроился на верхнюю полку и всю дорогу выглядывал в открытое окошко. Выглядывал-выглядывал, да и вывалился на полном ходу поезда из окна. Просто случайно мама успела ухватить его за помочи штанов уже снаружи вагона.
Вообще Шурик был мальчик бойкий и спешил всё узнать и отведать как можно раньше. Это ни в коем случае не относилось к учебному процессу. И удивляться тут нечему. Ведь директором школы и одновременно единственной учительницей в начальных классах как раз и была наша тётка Александра – родная сестра отца. Уж она отыгрывалась на нём по полной программе. Чуть что не так – за волосы и головой о парту. Что поделаешь - школа деревенская, нравы простые! Естественно, что при таком отношении трудно сохранить тягу к посещению школы. Для пропуска занятий подходил любой самый малый предлог – хорошая или плохая погода, работа по дому и всё что угодно. Мама-то ведь с утра до вечера работала, и контролировать его было некому.
Работу по дому Шурик стремился выполнить как можно быстрее, чтобы больше свободного времени оставалось для мальчишеских забав. Так одной из важнейших его обязанностей по дому было доставка воды для скотины и прочих хозяйственных нужд. Деревенский колодец находился от нашего дома достаточно далеко – надо было пройти примерно треть деревни, а потом спуститься в глубокий овраг, где колодец и находился. Основную часть времени по доставке воды занимала сама дорога до колодца и обратно. И Шурик приспособился для ускорения этого процесса носить за один заход сразу по шесть вёдер воды. Он брал два коромысла и соответственно шесть вёдер. Заполнял их водой и нёс обратно одно коромысло на одном плече, другое на другом и по ведру в каждой руке. А одно ведро весит килограммов 10-12, то есть всего более 60 килограммов. Да и носить ведра на коромыслах дело не простое и требует известного навыка и сноровки. Я как-то пробовал носить ведра одним коромыслом. Поначалу приходил домой с полупустыми вёдрами. А тут шесть вёдер сразу и все полные. Молодец! Но таким способом он освобождал для себя свободное время.
А это благодать-то какая! Свобода! Можно было с такими же вольнолюбивыми друзьями-товарищами в укромном месте (как правило, в овраге за деревней, который назывался почему-то «верхом») разжечь костёр и испечь картошки; можно пойти купаться, порыбачить или поиграть в футбол. Да ведь всё можно, черт подери, только бы не идти в школу!
А потом с теми же друзьями-товарищами он стал потихоньку и покуривать. Чтобы старший брат Николай не видел - сигареты стал прятать у дома под плетнём (это плетёная изгородь на огороде, для тех, кто не знает). Прятал-прятал, а потом сообразил, что очень ловко получится, если, идя домой, присесть для облегчения молодого растущего организма у этого плетня, да ещё и с сигареткой в зубах. Так дело и пошло и поехало. Но всему хорошему рано или поздно приходит конец. Николай разнюхал про Санькины похоронки и проследил за действиями, которые тот совершал перед возвращением домой. Однажды Коля, вооружившись совковой лопатой, спрятался с другой стороны плетня в ожидании Шурика. Тот ждать себя долго не заставил - тут как тут. Уверенным привычным движением он скинул свои портчёнки и присел, закуривая со смаком сигаретку. Мысли его потекли в привычном и в самом философском направлении, как это и бывает в подобной ситуации – о земной бренности бытия, о том, что надо всем прощать грехи и прочие самые возвышенные мысли роем полезли в его голову. Сделав свои дела и, с грустью докурив сигаретку, Санька встал и поддёрнул порточки на положенное им место. Как водится, после этой процедуры надо взглядом оценить результаты бренных дел своих. И тут произошла заминка – травка под ним была девственно чиста. Шурик не поверил глазам своим и пригнулся пониже. Результат тот же – каждая травинка улыбалась ему всей своей не испоганенной изумрудной свежестью. Что такое? Он слегка попрыгал на месте и убедился, что тяготившее его ещё совсем недавно желание внизу живота напрочь исчезло, и он был снова весь лёгок, как свежий ветерок. Значит - дело было сделано и сделано в правильном направлении с предсказуемым результатом. Но где же материальное подтверждение этого результата? Его мысль затрепетала в самых невероятных направлениях. Он ведь слышал, что есть такие отмеченные свыше люди, которым по силам совершать чудеса. А разве это не чудо? Может быть, его свыше сподобили демонстрировать и другие чудеса, результатом которых могут быть более конкретные блага? А он пока об этом просто не догадывается. Как бы проверить? А то это «чудо» как-то и демонстрировать неудобно. Но эту лихорадочно-радостную работу его мозга грубо прервала появившаяся из-за плетня перекошенная от еле сдерживаемого хохота физиономия Николая (увы – до боли знакомая и далеко не Угодника). Да ещё и с лопатой в руках, содержимое которой явно указывало на земное и грешное происхождение автора. Вот так! Как говаривал любимый в России Вильям наш Шекспир: «Так гибнут замыслы с размахом, вначале обещавшие успех». А ведь сколько было задумано – и на тебе!
Как-то лютым зимним вечером Шурик пришёл из школы весь насквозь промёрзший. А мама с утра на печке сготовила обед для семьи и сварила что положено для скотины. Печка была ещё совсем тёплая и даже горячая. Печки в то время в деревнях были огромными, чтобы внутрь можно было ставить сразу по несколько больших чугунов. Даже спать на ней можно было практически всей семьёй. У печки была заслонка, аналогично той, что показана в мультфильме «Вовка в тридевятом царстве». Вот Шурик открыл эту заслонку и залез внутрь ещё достаточно горячей печи. А там как раз стоит и чугунок с едой. Как говорится – и тепло и сытно пристроился. Для большего уюта он изнутри задвинул заслонку печи на прежнее место. Сидит себе в тепле и настёбывает похлёбку. Благодать! И вдруг дверь в сенцах (прихожей) стукнула. Раздались шаги, и кто-то вошёл в хату. Шурик притаился – кто его знает – кто и зачем пришёл в дом без хозяев. Сидит как мышь в норе. Потихоньку подполз к заслонке и смотрит в щёлочку – кто же там пришёл? А это наша бабушка Цаболиха в отсутствии хозяев зашла посмотреть - как те живут. Пошаркала по столу, слазила в сундук и, наконец, захотелось ей для полной картины ревизорской проверки заглянуть и в печку (чем, мол, питаются родственнички). Она открыла заслонку и увидела прямо перед собой глаза в глаза то, что сразу приняла если не за чёрта, то, как минимум, за домового. На неё из печки пахнуло жаром и в упор, не моргая, смотрела багровая, вся перепачканная сажей физиономия. Сердце у бабули было, видимо, всё же крепенькое. Она не грохнулась тут же у печки на пол, а подхватив подол юбки-шестиклинки, стремглав метнулась на улицу. До своего дома (а он совсем не близко) она летела как пришпоренная кобыла-рекордистка, попутно оповещая сельчан о наличии в Дашкином доме то ли Чёрта, то ли Домового. А это был всего лишь её «любимый» внучок Шурик!
Дома Шурику доставалось достаточно регулярно, за все подряд и за каждое в отдельности. Он был как громоотвод для снятия раздражения и усталости. Как-то, когда я ещё посещал детский сад, мы с мамой Марусей приехали погостить в Курьяново. Привезли подарки. Про эти подарки я не могу вспоминать без чувства грусти, жалости и какого-то даже стыда. Мама, работая в детском садике, собирала недоеденные детьми куски хлеба (целые, конечно, а не объедки). Эти кусочки она сушила в духовке и складывала в большие мешки – отдельно белый хлеб и отдельно чёрный. Вот в деревню в качестве желанных подарков мы и везли два таких мешка, которые мама пристраивала на плечо «наперевес». И в деревне этим подаркам были очень рады – просто праздник. Особенно ценились белые сухари, поскольку белого хлеба в деревне в то время практически не видели. Как только мы приезжали, то к Дарье в гости, как бы невзначай, заходили соседки. Пристраивались тихонько на лавочку в хате и начинали неспешный разговор. Разговор продолжался до тех пор, пока Дарья не угощала их этими сухариками, да ещё с собой давала для детей. Тут они быстренько вспоминали, что у них скотина не кормлена и поспешно возвращались домой. Грустно всё это.
А вот для меня экзотикой было деревенские угощения. Тогда в каждой деревенской семье хлеб пекла сама хозяйка. На трудодни выдавали немолотую рожь, которую надо было своими силами отвезти на мельницу и перемолоть в муку, заплатив при этом за обмолот оговоренную часть той же мукой. Вот из этой муки мама и выпекала хлеб. Не знаю уж там про рецепт его закваски (заквашивали его в больших деревянных бадьях), но дальнейшую технологию я наблюдал воочию. Из этой бадьи мама доставала тесто большими комьями, выкладывала их на широкую деревянную лопату, формировала из теста шарообразную фигуру и на этой же лопате препровождала в хорошо прогретую печь. Одновременно готовилось сразу несколько ковриг (наверное, сразу на неделю). Когда хлеб в печи начинал поспевать, по избе распространялся незабываемо приятный хлебный дух. Затем мама лопатой вытаскивала уже готовый хлеб. Он был круглый и большого размера (в процессе приготовления он сильно «расширялся» в объёме). Запах его ещё более усиливался. И вот мама наливала мне большущую кружку парного молока и широким ножом отрезала краюху хлеба. Ничего вкуснее я, кажется, в жизни не ел. Парное, ещё тёплое молоко имеет свой особенный специфический запах. Оно пахнет травой, полем, солнцем, коровой и ещё Бог знает чем. И этот запах органично смешивался с запахом горячего свежеиспечённого хлеба. Вкуснота!
В тот приезд мы с Саней и его приятелем Юркой Цыганковым (братом вышеупомянутого Шурика Цыганкова) по прозвищу «А Я-то, Я-то», пошли тайком от взрослых рыбачить на речку Вырка, что течёт под деревней. Прозвище «А Я-то, Я-то» Юрка получил за то, что любил рассказывать всякие истории, по большей части им самим и выдуманные, в которых дело доходило до каких-то чрезвычайных, безвыходных ситуаций. Тут все участники происходящих событий до крайней степени теряются и просто не знают – что и делать. Но вот появляется Юра. Далее его рассказ включал неизменное: «А Я-то, Я-то». Ситуация, как вы догадываетесь, тут же разрешалась ко всеобщему облегчению. Так вот, «А Я-то, Я-то» для ловли рыбы прихватил с собой корзину-плетушку, в которую собирают и переносят картошку во время уборки урожая. С этой плетушкой ребята лазили по речке и пытались поймать ею рыбу. В итоге штуки три пескаря действительно поймали. Мне в то время было лет шесть. Поэтому я непосредственного участия в рыбной ловле не принимал. Но вымок, тем не менее, весьма основательно. А про ребят и говорить не приходится – они были мокрее воды. Домой мы явились счастливые и весёлые. И все бы ничего, если бы не моё участие в этой рыбалке. Мама Мария, как увидела меня промокшего, заголосила в полный голос. Дарья сразу оценила ситуацию и, долго не раздумывая, взялась за рогач, которым вытаскивают чугуны из печи. По совместительству рогач являлся очень удобным инструментом для воспитания деревенской молодёжи и аккуратно ложился на спину воспитуемого как вдоль, так и поперёк. Санька, привыкший к скорострельным разборкам, держал ушки топориком и быстренько выскочил на улицу. Поскольку Саньки в доме уже не было, а рогач по-прежнему был в руках у мамы Даши, то я быстренько смекнул, что теперь настал мой черёд. Не долго думая, я залез под ближайшую кровать и задёрнул подзор. Сидел я под кроватью, наверное, более часа, пока страсти не улеглись. Но вот пришёл Коля. И надо же было такому случиться, что Коле что-то понадобилось именно под моей кроватью. Он присел на корточки и отдёрнул подзор. Я понял его действия так, что вот, наконец, дошла очередь и до меня. Я на всякий случай заранее заревел на всю Ивановскую. Коля настолько оторопел, что тут же у кровати, открыв рот, шлёпнулся на задницу. Потом долго смеялись. А вообще-то, хоть Саньке и доставалось от матери больше других, но и любила, по-моему, она его тоже как-то особенно. Ведь я был в Москве и Шурик был для неё младшим в семье.
Когда я учился ещё в младших классах, Шурик приноровился на зимние каникулы приезжать к нам в гости в Москву. Приезжал один, без сопровождения взрослых. Это было очень весёлое время для нас. Санька всё время чего-то выдумывал и с ним было интересно. Мы ходили на каток, катались на лыжах, ездили в гости к бабушке с дедушкой (меня одного-то мама не отпускала). Я познакомил его со всеми своими друзьями. Ходили ко мне в школу и я, как бы невзначай, давал всем знакомым парням понять, что у меня есть старший брат, который если что, стоит мне только ему сообщить, немедленно приедет и отлупцует кого угодно. Конечно, до этого никогда не доходило, но авторитет в глазах пацанов мне придавало.
В итоге Шурик закончил школу-семилетку (с 1 по 4 класс в Курьяново, а с 5 по 7 - в селе Песковатское, что километрах в 6 от Курьянова). Во время обучения в школе Шурик несколько лет подряд устраивался на лето работать помощником пастуха. Пасли они колхозных овечек. Несколько раз я из интереса выходил с Шуриком на эту работу. Для меня это было любопытно. Вставать надо было рано-рано утром и выгонять овечек на окрестные луга. Следили, чтобы регулярно менялось пастбище, а не гонять скотинку по одному и тому же объеденному месту. Овечки паслись, потом ложились отдыхать, потом опять паслись и так далее вплоть до самого вечера, когда их надо было гнать домой в овчарню. Да, ещё их надо было один, а то и два раза в день гонять на водопой. Бывало, что во время пастьбы на свет появляется новый барашек. Тут уж пастухам надо было применять соответствующие действия и навыки для оказания помощи в такой важной процедуре. Вместе с мамами в отаре были и маленькие, совсем недавно родившиеся ягнята. Поэтому надо было следить, чтобы они не потерялись и не отстали от стада. Иногда слабеньких ягнят приходилось носить за стадом на руках. Я ходил с Шуриком на пастьбу в разгар лета, когда было тепло и светло. Работа мне казалась развлечением – пригнал стадо на место и лежи-полёживай пока скотинка отдыхает. Но ведь эта работа начиналась ранней весной и продолжалась до глубокой осени, пока было чем овечкам питаться на полях. А там и темень, и дождь и холод. Но работа есть работа. Деньги за неё Санька в основном отдавал маме на хозяйство. В благодарность за помощь мама разрешила купить Шурику велосипед. В то время это было шикарно. Саня купил велосипед «Прогресс» (то есть «взрослый»), и с тех пор практически даже в соседний дом к друзьям-товарищам ездил только на нем. Это придавало немало форсу его персоне.
После окончания семилетки Саша поступил в ремесленное училище на механизатора в городе Тула. Окончив училище, он проработал какое-то время в нашем колхозе трактористом, побывал на целине (об этом позже) и в итоге оказался в Таганроге, откуда и ушёл в армию. Когда Шурик учился в ремесленном училище, то он на каникулы и в праздники приезжал домой. Деревенские пацаны почему-то приняли его ремесленную фуражку за шахтёрскую, и к нему напрочь приросло прозвище «Шахтёр». А кто такой шахтёр? Это сильный мужик, который по двенадцать часов без устали рубит уголь, отчего силища шахтёра становится просто не мерянной. Шурик это предположение естественно не отрицал, а даже и поддерживал. Как-то в один из его приездов в деревню, Курьяновские ребята пожаловались, что в селе Песковатском их постоянно задирают Жеременские парни. А в Песковатском, помимо школы-семилетки, имелся клуб, где показывали кино и были танцы. Естественно, что нашим ребятам тоже туда хотелось. Так вот, Шурик немедленно собрал ребят и они все вместе ввалились в клуб как раз во время демонстрации фильма. Шурик закрыл экран шапкой-«шахтёркой» и гаркнул на весь клуб : «Жеременские – выходи!». И хотя численный перевес сил был на стороне у Жеременских, но напор, с которым была проведена начальная стадия операции возмездия, возымел такое действие, что Жеременские кубарем повалили из клуба и, даже не пытаясь оказать сопротивление, стремглав рванули в родную деревню. Саньке с компанией не оставалось никакого другого выхода, как гнаться за ними следом, попутно раздавая тумаки подвернувшемуся под руку противнику. С тех пор Жеременские потухли, а слава Саньки-шахтёра неимоверно разрослась. Помню, как уже со мной, ребята нашей деревни во главе с Шуриком ходили на танцы и в кино в соседние деревни – Косолапово и Песковатское. При нашем появлении раздавалось перешёптывание у местной братвы: «Шахтёр пришёл! Шахтёр пришёл!». Вследствие этого, с нами старались не связываться. И это хорошо, потому что подростковые драки в деревнях отличались от городских большим травматизмом. Здесь кругом валялась всякая поломанная сельскохозяйственная техника. В руках дерущихся запросто мог оказаться подшипник, звёздочка а то и цепь от комбайна. А это уже достаточно серьёзно. Мне, как родному брату «Шахтёра», было лестно купаться в лучах его авторитета. Но положение, как говорится, обязывало. В конкретных стычках я участия ни разу не принимал, но щеки приходилось надувать так, что того гляди и взлетишь. На душе было очень горделиво.
Вернёмся к хронологии событий. Обосновавшись в Таганроге, Коля со временем перетащил туда же и Шурика. Саня поначалу тоже жил в общежитии и работал до армии электриком. Из Таганрога его призвали в ряды Советской Армии. Служил он все три года в городе Армавире в воздушно-десантных войсках. Совершил несколько прыжков с парашютом. Одно время Саня был даже комсоргом роты, но за дерзкий характер на этой должности шибко не задержался. В этот период мы с ним регулярно обменивались письмами. В самом конце службы в середине марта 1969 года воинская часть, в которой служил Саня, была в спешном порядке поднята по тревоге и походным маршем отправлена на аэродром. Там весь личный состав погрузили в самолёты. Сначала они думали, что это обычная учебная тревога. Все были спокойны и строили планы на вечер. Но самолёт летел что-то слишком долго. Когда он, наконец, приземлился, то командир объявил личному составу, что они находятся на Государственной границе Советского Союза с Китаем. В то время там была большая «заваруха», организованная китайцами по захвату острова Доманский на реке Уссури. С китайской стороны без всякого предупреждения были развёрнуты реальные боевые действия с участием регулярных войск и местного населения. Впереди войск на остров высаживались китайцы в штатской одежде, а за ними десантировались военные. Наше политическое и армейское руководство срочно бросило туда подкрепление. Погибло немало людей как с одной, так и с другой стороны. В результате остров отстояли. Часть, в которой служил Шурик, вернули по месту постоянной дислокации и личный состав вскорости демобилизовали. Каково же было моё удивление, когда в 1991 году этот остров, «выравнивая границу» двух государств, тихой сапой передали Китаю. Сейчас это китайский остров Чженбао-дао. За что боролись? А на то и напоролись!
После армии Саша снова вернулся в Таганрог. Устроился работать в строительно-монтажный трест практически по своей специальности -бульдозеристом. Вскоре после армии Саша женился. Марина – его жена, родилась и выросла на Украине. В Таганроге она работала вместе с Сашей в строительно-монтажном тресте. До свадьбы они оба жили в служебном общежитии. Свадьбу отмечали в Таганроге. На свадьбу я, к сожалению , попасть не сумел, так как был в студенческом строительном отряде. Увидел Марину впервые при очередном приезде в Таганрог. Мне она очень понравилась. Весёлая, жизнерадостная, красивая. Марина достаточно серьёзно занималась велосипедным спортом и достигла на этом поприще хороших результатов – выполнила норму то ли мастера спорта, то ли кандидата в мастера спорта. Неоднократно побеждала на различных соревнованиях. После свадьбы они снимали комнату в частном доме, где у них и родился сын Игорёк.
В заключении этого раздела замечу, что Саня участвовал в ликвидации аварии на Чернобольской АС. Буквально на третий день после аварии многих бульдозеристов из строительного треста через военкомат призвали на "военные сборы". Призвали вместе с их бульдозерами. Шурик попал на место аварии практически с самого начала процесса её ликвидации. В суматохе и неразберихе первых дней аварии все дороги, ведущие к АС, были заполнены брошенным автотранспортом. Поэтому одной из первых задач было освобождение подъездов к зданию атомной станции. Это делалось так. Команда бульдозеристов была расположена недалеко от дороги в относительном убежище. На дороге находился постоянно работающий бульдозер. Тот бульдозерист, к которому подходила очередь, стремглав бежал к бульдозеру и просто расталкивал плугом стоящий автотранспорт на обочины дороги. Процесс для каждого бульдозериста занимал примерно три минуты. Затем он бегом возвращался в убежище, а ему на смену за рычаги бульдозера садился следующий "призывник". Команде, в которой был Шурик, пришлось отработать в зоне аварии два установленных срока. Говорили, что замены им нет.
Более половины ребят, принимавших участие в одной бригаде с Санькой, ушли из жизни где-то в ближайшие два года.
Продолжение http://proza.ru/2018/02/21/252