Матросы пили всегда. И гражданские и военные. По этому поводу во флотском фольклоре полно баек и анекдотов. Начальство смотрело на эту матросскую слабость довольно индифферентно. Правда, про одного адмирала ходил сюжет, что он наказывал напившегося моряка, но только в том случае, если тот рухнул на землю и лежал без чувств головой от корабля. При этом заслуженный флотоводец заявлял: «Сбежать хотел мерзавец!»
Правда, это раньше, при царе Косаре, начальство снисходительно относилось к пьяным подчинённым. Может быть и сейчас в разных там натах тоже за пьянство не снимают с матроса стружку. Но только не в ВМФ СССР.
Почему-то политики так обустроили обстановку, что пьянство на флоте стало считаться самым смертным грехом. За случаи распития матросами спиртных напитков корабль лишался звания «лучший», получал минусы в социалистическом соревнование, командир корабля терял в репутации.
Наверное потому, политики заостряли внимание на выпивке, что советского матроса больше наказывать было не за что. Он был подтянут, дисциплинирован. Чётко знал и исполнял свои обязанности. Заведение содержал в идеальном состоянии. Но вот выпить любил. И ещё любил женщин.
Действительно, на суровом железе, при четком распорядке дня, при виде одних и тех же физиономий у моряка возникало естественное желание сблизится с женщиной или в крайнем случае прилично врезать.
Хотя корабельный уклад и офицеры не давали матросам бездельничать и предаваться нехорошим мечтаниям, эти мечтания имели место быть.
На флоте существовал подлый по понятиям Барсукова порядок: раз в месяц проводить проверку матросских рундуков. При этом обязательно изымались игральные карты, инструменты для наколок, спиртное, порнография и т.п.
Вот и в этот раз при проведении такой проверки Барсуков обнарухил кое-какую крамолу. И хотя он относился к шмону очень отрицательно и проводил его очень либерально, всё-таки изъял из рундука старшего матроса Чихачёва, лучшего специалиста в команде турбинистов, очень уж откровенную открытку с репродукцией картины Джорджоне «Спящая Венера».
Рассматривая в каюте конфискованную открытку, Барсуков обнаружил на её обратной стороне написанные от руки стихи:
« Девушка обвила тело моряка.
Завладела пенисом нежная рука.
Девичья ладошка парню ни к чему.
Больше междуножье нравится ему…»
Дальше шли натуралистические подробности и детали. Заканчивалось стихотворение мажорно:
«…И обоим стало сразу хорошо!»
«Так, -- подумал Барсуков, -- с интеллектом на флоте полный порядок».
Была суббота, а поэтому -- и сход личного состава на берег. Увольняемые матросы построились на юте, и старпом давал им последние наставления, больше всего налегая на антиалкогольную тему.
Как уже отмечалось, главное стремление моряка, вырвавшегося на сушу, -- заполучить женщину, а если не повезёт, то напиться. Чихачёву не повезло. И потопал он к тетё Капе в «Соки – Воды». Это всем отпускала тётя Капа соки и воды, а морякам ещё и водку из под прилавка, с наценкой, конечно.
Чихачёв перебрал, попался на глаза патрулю и оказался в комендатуре .
Комсомольские собрания уже давно превратились в занудную формальность, но это, на котором рассматривался проступок Чихачёва протекало очень активно. И понятно почему. В те времена существовал такой неуставной приём, как лишение увольнения на месяц всего подразделения, член которого попался на распитии спиртного. Вот турбинисты и песочили Чихачёва, но не зато, что напился, а за то, что попался, за то, что пить не умеет. Годок Гатауллин так и сказал: «Не можешь пить водку – пей кефир!»
Годки-то умели пить. Они в увольнении закупали водку, приносили её на корабль и в какой-нибудь шхере в комфортабельных условиях предавались наслаждению.
Чихачёв заверил собрание, что такого с ним больше не повториться. Тем не менее, с подачи бычка, вынесли ему комсомольцы выговор с занесением. Выговор-то ерунда, а вот то, что братцы-турбинисты, оставшись без берега, будут косится на него целый месяц – это очень неприятно.
Барсуков сочувствовал моряку. И специалист отличный, и человек порядочный, и матрос исполнительный. Чтобы подбодрить Чихачёва он вернул ему открытку с Венерой, сказав:
-- Я показал открытку замполиту. Он в ней ничего непристойного не нашёл.
-- Так я знал, что в ней нет ничего непристойного, поэтому очень удивился, что вы её забрали.
-- А стишок-то довольно фривольный, но это не порок. Наши классики и не такое писали.
Страсти улеглись и потекла в БЧ-5 обычная, уставная жизнь с тренировками, занятиями, учениями по борьбе за живучесть, политзанятиями и прочими мероприятиями, направленными на повышение личным составом боевой и политической подготовки.