Выскобленная добрым доктором черепная коробка пытается вернуть реальности привычные формы, но вместе этого – фасеточное виденье мира, будто через зрительный аппарат насекомого. Бесконечные двери, открывающиеся от мысли о себе. Поломанный грифель карандаша, успевший оставить на обоях: «корень всех проблем…». Я делю звезды на два, и получается луна, умножаю ее на тьму, и к концу задачи выходит солнце. Гремучим, палящим светом оно встряхивает природу, и та разглаживает складки, смущенно бросая взгляд на удаляющуюся в Город Вздохов ночь.
В своих текстах я дохожу до той степени скопления образов и связанных с ними звуков, что выходит чудовищная какофония смыслов. С другой стороны, это не мешает странникам прошлого регулярно приходить в храм моих букв, высокомерно разглядывая изображенную на потолке мозаику. Зачем вы посещаете глухонемые места мертвой веры, межпланетные пилигримы? Или вы ждете, когда из углов полезут кошмарные псы Тиндалоса? Здесь живут монстры похуже. Но спят они глубже.
Конец февраля похож на бегущий поезд. Последние его вагоны не богаты раскрытыми в окнах занавесками и силуэтами людей. Вечерняя слезливость погоды оборачивается твердой коркой апатии к утру. Только поезд все идет и идет, где-то вверху, скачет по невидимым рельсам, напоминая о чем-то важном, из другой жизни, о каких-то просьбах, обещаниях, надеждах. Февраль – скопление словесной пыли. Холодный лжец, прикрывшийся фетровым одеяльцем. Больное дитя, отданное на откуп ведьме-весне. Она обещала, скрипучим голосом ломающегося льда, что выпив серую кровь февраля, расскажет, в чем корень всех проблем.
Угольная галка рассказала мне о мудреце, живущем на неприступном утесе в одинокой башне. По одну сторону от него был бушующий океан, по другую – опасные джунгли, полные болот и ядовитых тварей. Ему хотелось уйти из своей тюрьмы, но он не знал куда. Во снах прилетали к нему туманные бабочки надежды и осыпали пыльцой волосы мудреца. Зимой он смотрел на океан, летом – окидывал взглядом джунгли. В другие поры года его привлекал потолок, сквозь него проступали, алмазным потоком, иные миры, один из которых – его родной. Мудрец решал задачу о том, как выбраться ему из башни, пока не умер. На завтра он снова проснулся в башне с видом на джунгли и океан. Но истина была открыта, выход был найден.
Мы смотрели задумчиво на горизонт с угольной галкой. «И туманные бабочки перестали прилетать?» - спросил я, любуясь борьбой ветра со стальным веером туч. «Да, как ни бывало» - прощебетала она. «Ну, хоть что-то. А он знает, в чем корень всех проблем, твой мудрец?» - вновь спросил я, и погладил галку по темным крыльям. «Нет, но он знает о том, что корень всех проблем, в проблеме всех корней» - ответила она.
Это многое объясняет.