Ветки ивушки тонкие и гибкие, словно обессиленные, всегда свисают вниз… Символ грусти и красоты. Стоит лишь на секунду подуть порывистому ветру, крона ивушки из зелёной превращается в серебристо-белую – умеет деревце ладить и с ветром злобным, одаривая его серебром. В сказках и легендах Ива и разговаривает, и плачет, а если рубят ивушку под корень, то из нее сочится кровь…
Анна всю свою жизнь и была вот такой Ивушкой, небольшого росточка, с русыми, вьющимися волосами, заплетенными в тугую косу, с огромными, взирающими на мир своей чистой синевой, глазами. Только Аннушка не плакала, она всегда пела. Голос у нее был нежный, глубокий. А песни… Песни всегда были грустными.
Двенадцатилетнюю Анютку определили в детский дом сразу же после суда над ее матерью. Мать, будкчи врачом районной больницы, сделала соседке запрещенный в то время аборт, на дому сделала, сжалилась, а соседка возьми и умри.
Помнила Анютка, как в последний раз прижалась к своей маменьке, как та пообещала совсем скоро-скоро забрать дочушку из детдома… Но сгинула маменька где-то далеко на Северах…
А после окончания техникума, Аннушка приехала в Легостаевский колхоз на должность бухгалтера-счетовода. А там и замуж вскоре выскочила.
- А что? – рассказывала Анна своей невестке, - Иван то был молодым, высоченным, красивым… А какая у него была шевелюра! И нос с горбинкой, прямо как у Гришки Мелехова… А еще и сын председателя колхоза! Ну, думала, заживу!
- Чашечки не мыты, блюдечки побиты, малы дети есть хотят, а большие спят, - ворчал дед Семён, суровый нравом свекор, просыпаясь еще до зари. И Анна вскакивала, хотя и чашечки были помыты с вечера, и тесто заведено. Но и корову нужно подоить, и кур накормить, и хлеб успеть испечь до начала рабочего дня, свекровь то совсем плоха, уже почти и не встает, а в доме, кроме отца и мужа еще трое братьев неженатых, и обстирать нужно, и щей чугун сварить, чтобы всем хватило…
А потом мужа перевели в районную котельную начальником, а Анна устроилась, как молодой специалист, в сберкассу, где и проработала всю свою ивушковую жизнь.
Братовья завели свои семьи, но жены их наотрез отказались, чтобы дед Семен жил с ними, а Семен Матвеевич и сам не хотел: «Я тудыть, где Аннушка моя! Кто же ребятёнкам то защитником будет, коли Иван то, что ни день, то пьяным приходит со своей новой работы, начальник итишь его мать! Хорошо, что мать его не дожила до этого позорища.
Ивана и впраду должность новая испортила, и пил, и семью гонял, да так, что Анне порой приходилось хватать в охапку своих деточек, Сережку и Светланку, и бежать до соседей, прятаться.
А потом Иван заболел. Пролежал во хмелю где-то в подворотне, а пневмония то и перешла в астму, да так, что порой и скорая помощь еле-еле откачивала.
Сын Сережка поступил в педагогический, на иняз, дочь Светланка – в медицинский. А Анна по-прежнему тянула дом, надворное хозяйство, чтобы детки в городе в сытости жили, а после окончания трудового дня в сберкассе шла еще и в Отделение Внутренних Дел, где подрабатывала, моя полы (детей то и одевать, и обувать кто будет?).
- Чашечки не мыты, блюдечки побиты, - все так же по утрам ворчал совсем уже старый дед Семен. И так же раным рано вставала Анна. И все еще пела. Песни грустные, пела уже потихонечку…Доит свою коровушку и поет. Кидает сено огромными вилами на сеновал, чтобы коровушку зимой прокормить и поет…
Муж, посвятив себя полностью своей болезни, дергал ее и когда плохо, и когда просто хотел поиздеваться… Уже не бил, но по столу кулаком стучал, требовал вечного внимания к своей персоне и затихал лишь тогда, когда сын с дочкой на каникулы приезжали.
А однажды сын приехал не один. Прячась за него, стояла худенькая девушка Аленка, его сокурсница.
- Ты, доченька, не подумай, что я против, - шептала, сидя на крыльце, Анна своей, вроде бы будущей, невестке, - ты приглядись. Присмотрись. Ты вон из какой семьи! А сын мой, хоть и люблю я его, но в отца он характером пошел, жизнь с ним медом не покажется, уже сейчас вижу, ему такую нужно, чтобы смогла его в бараний рог скрутить, а иначе – беда…
Не послушалась Аленка, любовь разум затмила.
Нет, Аленка не убегала от побоев, хотя руку муж пытался поднимать…Она изо всех сил шла вверх по карьерной лестнице. Не муж, а она материально достойно содержала свою семью. Воспитанная бабушкой педагогом и дедушкой врачом, выросшая в городе, все-таки как то и к сельской жизни приспособилась, и внутреннюю интеллигентность не растеряла…
Со свекровью жили душа в душу. Анна полюбила Аленку, как собственную дочь. Аленка даже с матерью родной не делилась так сокровенным, как открывала свою душу своей маме Ане. А вечерами, сидя на крылечке за душистым мятным чаем, они пели.
Анна прибежала в больницу сразу же после звонка:
Забирай детей и уезжай! Вот ведь отцова кровь, гены лихие… Ишь ирод, руку сломал!!! Уезжай! Ты-умница, и сама устроешься, и детей на ноги поставишь. Ревность- болезнь не излечимая! Не хочу я, чтобы и ты жизнь свою в слезах провела. А устроешься, я к тебе приеду, с тобой буду.
Как то так оказалось, что Анна действительно была ближе к своей невестке, чем к родной дочери, которая, закончив медицинский университет, вышла замуж и осталась в городе, а к матери и месяцами не появлялась.
И Аленка, ее светлая Аленушка, послушавшись совета свекрови, забрала своих сыновей и уехала, насовсем уехала, навсегда. Вот только не успела она Анну к себе забрать…
Телефонный звонок раздался посреди ночи:
- Алёна! Это тетя Лена. Аннушка умерла…
- Как? Как это могло произойти?
- В больницу с сердечным приступом попала, пролежала там три дня, оклемалась вроде, попросилась до дому одежонку сменить, а сама пошла по поселку, попрощалась со всеми, у кого и прощения попросила. А в больницу то веселая вернулась, песню пела… А потом уснула, навсегда уснула… Так, а я о чем? Шестьдесят пять лет то всего. Деда похоронила, мужа похоронила, живи себе спокойно… Ушла наша Аннушка… Ушла наша Ивушка…
Бабий век короток, а несчастья и безрадостные будни и боле его укорачивают. Не чувствует ласки мужниной – век укорачивается. Нет опоры от деточек, не видно надёжи- и снова век укорачивается…
Аленка пробиралась к могилке Аннушки через заросли травы. Привела все в порядок, подкрасила оградку, посадила многолетние цветы.
- Вот здесь и лежит Ваша бабушка, - склонив голову обратилась она к двум свои уже взрослым сыновьям. Лучик солнца пробежал по ее щеке: мальчишки выросли добрыми, ласковыми, слава Богу, не в отца своего характером…
Снова склонившись над могилкой, прошептала: «Храни Господь твою душу, Ивушка моя!
Тоненькая ветла, посаженная около могилки, вдруг нежно-нежно зашелестела своей серебряной листвой.
А если Ивушку рубят,
то кровь с деревца течет,
совсем как с людины…